Преданная. Невеста (СИ)

Глава 13

Юля

«У меня получилось его уговорить» — лицемерное сообщение летит в отравленный злыми намерениями диалог.

«Мы едем в Хайятт»

Смолин читает одно за другим. После короткой паузы отвечает:

«Я в тебе не сомневался, Юля»

Похвала «теневого работодателя», которого я давно вывела из тени, оседает горечью на вкусовых рецепторах. Я сглатываю и с выдохом откладываю телефон на кожаное сиденье незнакомой мне машины.

Это хорошо. Потому что я в себе сомневаюсь очень сильно.

Нас с Вячеславом Тарнавским везет к Хайятту один из водителей его многоуважаемой семьи. Скоро мы попадем на большой-большой праздник неизвестного мне человека.

— Написала?

Просто киваю в ответ на вопрос Славы и слежу, как он поглаживает мое колено через тонкую скользкую ткань.

Это похвала или успокоение?

Мы в большей степени пара или напарники?

Под длинными ухоженными пальцами красивыми складками сминается ткань глубокого винного цвета. Это красиво, но для меня непривычно.

Да и я не могу это платье даже своим назвать. Оно очень элегантное, но стоит баснословных денег, которые за него платила не я.

Не студентка шестого курса, отличница Юля Березина. Преданная помощница судьи хозяйственного суда. А ее любовник и по совместительству выгодополучатель умелой лжи — судья Тарнавский.

Платье вместе с туфлями и украшениями привезли в квартиру Славы сегодня утром.

От вида цены на бирке меня затошнило.

Каприз Смолина влетел Славе в крупненькую сумму. Кроме наряда — прическа и визажист. Все это я не выбирала сама. Мне привезли и ко мне приехали.

Автор моего образа: одна из сестер Тарнавского. Спасибо ей, но… Я даже передать его не могу, потому что на мероприятии остальных Тарнавских не будет. Может именно поэтому Слава так просто согласился на меня.

— Волнуешься? — пожимаю плечами, осознавая, что выгляжу для него малоэмоциональной и инертной.

Раньше разулыбалась бы, накрыла его руку своей и призналась на ухо, что очень. Засыпала бы вопросами. Он успокоил бы.

А сейчас я почти не нервничаю, но фоновая тревога и плохое предчувствие все настойчивее занимают ведущие позиции среди прочих эмоций, смиряя меня с неизбежностью чего-то плохого.

Пальцы судьи перемещаются выше. Подушечки ненавязчиво скользят по моей кисти, голому предплечью, а потом и плечу.

Мы вдвоем следим, как его пальцы едут по коже, а на ней выступают мурашки.

Я поворачиваю голову и смотрю Славе в глаза.

Они темные, в них плещется спокойствие.

Все под контролем, ваша честь. Правильно?

Меня понемногу затягивает в черные омуты. Оторваться сложно.

Я вспоминаю, как утром занимались сексом.

Раньше это всегда происходило как будто на автомате, органично. А теперь мне каждый раз нужно решаться. Позволять — сначала себе, а потом ему. Правда сегодня не пришлось.

Слава зашел в ванную, когда я, уже приняв душ и умывшись, вяло возилась возле зеркала.

Все произошло быстро, без слов и немного по-животному. Как компенсация за прошлый вечер, когда я сделала вид, что сплю.

Он подошел вплотную, поймал взгляд в отражении и потянул вверх ночнушку.

Поцеловал в плечо, в шею, сжал ягодицу.

Прошелся пальцами по промежности, раскрывая половые губы, подушечкой — на клитор, заставил шире расставить ноги, стимулировал снаружи и жадно брал, толкаясь сзади.

Нам было очень влажно. Я изнывала, подаваясь навстречу. Закрыла глаза, стонала сквозь стиснутые зубы. Хотела и отдаться с потрохами, и держаться подольше. До боли в пальцах сжимала фарфор.

В итоге кончила до стыдного ярко и красочно, упав локтями на пьедестал раковины.

В ушах гудело из-за удовольствия, бедренные косточки раз за разом врезались в холодный мрамор, а потом жаром обожгло ягодицы.

Дальше мы успокаивали дыхания и эмоции, а я бонусом получила немного нежности. Ползущие по позвоночнику поцелуи. Заботливо протянутая рука, смывающие следы нашего секса пальцы под душем. Уже долгий, расслабленный поцелуй после «завтрака». И мои мысли: он делает это, потому что чувства или долг?

Возвращаюсь из наполненной паром и моими стонами ванной в прохладный салон автомобиля. Смаргиваю. Ловлю взгляд Славы у себя на шее и груди.

— Холодно? — Перевожу голову из стороны в сторону. Мурашки выступили не потому. Я просто запуталась.

Слава подается ближе, я сдерживаю порыв увернуться. Губ не касается — они накрашены. Прижимается к коже за ухом. Еще раз — чуть ниже к шее.

Ведет кончиком носа. Вслед за мурашками по телу бежит дрожь. В горле сохнет. Он день ото дня и ночь от ночи закрепляет свою власть надо мной. А я только сейчас начала это замечать.

— Есть что-то, что я должна знать? — Спрашиваю, трезвя саму себя.

Слава отрывается от моей кожи и откидывается обратно на сиденье. Смотрит перед собой, я на него. Вот бы залезть в его голову. Прочитать там все, что хочу, и избавиться от сомнений.

— Нет. Достаточно будет расслабиться и вести себя естественно. Никаких заданий от меня не будет, — Слава скашивает взгляд, уголки его губ на долю секунды приподнимаются. Мои в ответ.

Ирония не спасает ситуацию. Пространство между нами простреливает редкими разрядами. Это напряжение или страсть?

— Смолин хочет твоими глазами понаблюдать, как я взаимодействую с людьми. Позволим ему.

— Позволим.

Снова смотрю на свои колени.

Я предпочла бы другой цвет платья. Менее сексуальный и броский. Но меня не спрашивали.

Взяв из рук Славы чехол и открыв его, я спросила, почему именно такой. Он ответил: «мой любимый».

За этим не последовала целая череда вопросов.

Как вообще он делал свой «заказ»? По фото, описанию? Заочно меня снова не представил? А сестра что-то спросила? Для кого? Насколько всё серьезно? Хотя бы мое имя?

Вряд ли. Мне кажется, просто попыталась угодить. Ему.

— Ты собирался идти один или с кем-то из сестер?

— Один.

Киваю.

— Юль… — Слава зовет меня, я быстро поворачиваю голову.

— М-м-м?

Машина замедляется. Водитель включает поворот направо.

Мы приехали.

Моя отчужденность осыпается крошкой.

Провожаю взглядом ряд блестящих отполированных воском дорогих машин и ведущую ко входу в отель подсвеченную лестницу.

По ней поднимаются неизвестные мне люди. Становится страшно. Вся спесь слетает тут же. Возвращаюсь взглядом к Славе и прошу о помощи, он ее дает.

— Ты прекрасна. Не волнуйся.

Тарнавский выходит из машины первым и подает мне руку, я хватаюсь за нее и сжимаю.

Мы поднимаемся вместе с другими людьми. Минуем лобби, оказываемся в просторном зале. Здесь так красиво, что дух захватывает. И люди такие же. Холеные. Как будто укрытые инстаграммными фильтрами, но вживую. Мы проходим вглубь наполненного гостями зала и уже тут замедляемся. Тарнавский оглядывается, я следую его примеру.

Зал украшен изыскано, но при этом в цвета футбольного клуба. Над сценой его эмблема и круглая цифра.

Я вижу в углу сцены известного ведущего, который бегает взглядом по тексту и проверяет микрофон.

Скоро начало.

По залу носят шампанское и закуски. Играет музыка. Мою руку гладят мужские пальцы, а я продолжаю изучать людей, пока не натыкаюсь на адресованный мне взгляд.

Мы с Кристиной знакомы, но не улыбаемся друг другу. Она едет вниз от глаз, я тоже.

Само собой вспоминается: «Почему этот цвет?».

«Мой любимый».

И Кристина отлично это помнит.

Не только сестра Славы знает его вкус. И не только она пыталась угодить.

Мы с Кристиной сегодня в одинаковых платьях.

Я увожу взгляд первой. Это слабость, я знаю, но скрывать свои эмоции в одночасье становится сложно.

Слышу громкое «Слава» сбоку и вслед за Тарнавским разворачиваюсь навстречу окликнувшему судью незнакомцу.

— Рад видеть, дружище, — ухоженный мужчина средних лет подает Тарнавскому руку, мой судья отвечает взаимностью, а я ощущаю, как по мне проезжается взгляд интереса.

Вроде бы момент истины: самое время узнать, как он меня представит, но…

— И какая из Тарнавских выросла в такую красавицу? — мужчина задает то ли мне, то ли Славе вопрос, мои щеки вспыхивают пламенем. Коротко дергаю уголки губ вверх, а взгляд увожу вниз.

— Не Тарнавская, Ром. Юлия Березина. Моя помощница. И моя спутница.

А еще бывшя студентка. И действующая любовница. И агент ноль-ноль, чтоб оно все горело синим пламенем, семь.

И сама не знаю, почему его слова ранят. Все же правильно сказал. Только «не Тарнавская» звучит, как вердикт.

Мне протягивается рука, я выталкиваю из себя жест навстречу и еще одну улыбку.

Дорогущий шелк неприятно ощущать на коже. Впрочем, как и устроившаяся на моей талии судейская рука скорее обжигает, чем дает поддержку.

Внимание Романа возвращается к Славе. Я выдыхаю в сторону. Веду взглядом по толпе. Слышу за спиной, как ведущий испытывает микрофон.

В голове шумят предательницы-мысли.

Она просто пытается ему угодить или они так играют? Со мной — совпадение или знак от его семьи? Любая после нее — вторична? Если из меня что-то и получится — то жалкая копия? Или я в принципе «не Тарнавская»?

В мое плечо приходится удар. Я резко дергаю головой в сторону. По щеке бьют женские волосы. Материя трется о материю. Бедро о бедро. Кристина проходит мимо, даже не взглянув. А я провожаю ее ровную спину.

Вечер начинается резко и громко со звука фанфар из колонок. Я дергаюсь. Ведущий со сцены приветствует всех собравшихся и произносит длинную речь.

Наверное, ее стоило бы слушать всем, но мне кажется, это вынуждена делать только я. Потому что на ком бы я ни остановилась взглядом, везде вижу увлеченность беседой.

Слава тоже занят, но не мной, а стоящим рядом мужчиной.

Судья улыбается, кивает чему-то, слушает и отвечает. А я просто стою. Чувствую себя лишней и даже хуже — навязавшейся.

Я не увлекаюсь футболом, не понимаю шуток, над которыми смеется зал, не узнаю «знаменитостей», которых ведущий приветствует отдельно. Мотаю головой в ответ не предложенное официантом шампанское.

Выцепляю взглядом нескольких знакомых мне людей. Все они сидели в совещательной комнате. И никто из них не смотрит на меня в ответ. Даже не кивает. Я как будто полный ноль.

И пусть понимаю, что это правильно, но ощущать себя мебелью — гадко. Стул в обивке любимого цвета.

После приветственного слова от главного тренера футбольного клуба мы расходимся по накрытым для гостей столам.

Я на долю секунды представляю ужас, если мы окажемся за одним с Кристиной, но нет. За нашим совсем другие люди, а Кристина садится рядом с мужчиной, которого я узнаю по фотографиям из сети. Ее отец — Аркадий Власов — выглядит вживую моложе и словно мощнее. Держит спину очень ровно и внимательно смотрит на обращающихся к нему людей.

Пользуясь тем, что в разговоре Славы с новым неизвестным мне человеком, пауза, поворачиваю к нему голову и тихо спрашиваю:

— Ты не подойдешь к Власову?

Смотрю на профиль. Хочу получить хотя бы взгляд в ответ. Улыбку. Что-то. Чтобы не волноваться, мне нужно больше, чем заверение в машине. Но получаю только легкое пожатие плеч и взгляд все так же не на меня.

— Позже может быть.

Отвожу свой. Киваю. Как по носу ударили.

Исполняя молчаливые указания Славы, сажусь на предназначенное мне место и сглатываю обиду собственной ненужности.

Тарнавский не садится рядом, не кладет ладонь на колено под столом. Не тянется ко мне и не целует хотя бы в щеку. Он опирается кулаком в спинку моего стула и продолжает разговор, фонтанируя живыми эмоциями. Которых для меня сегодня, кажется, нет.

Ощущение ненужности шкалит. Мне по-детски хочется достать из сумочки телефон, разблокировать его под столом и написать маме: «как у вас дела? Я скучаю», но слышу за спиной звонкий оклик «Слава-бей!» с легким восточным акцентом и дергаю головой.

Навстречу моему Тарнавскому идет незнакомая мне молодая женщина. У нее горит взгляд. Упругий кудри пружинят при ходьбе. Она наверняка старше меня, но выглядит очень свежей, совсем молоденькой девочкой. Как будто солнышко, а сзади грозовой тучей нависает Айдар Салманов.

— Как я рада тебя видеть! — Она не скрывает своих эмоций. Я безоговорочно верю, что рада. Делает шаг за шагом, раскрывая объятья. И почему-то особенно болезненно бьет тот факт, что для ответа ей такие же яркие эмоции мой Слава находит.

Поворачивается навстречу, раскрывает руки, обнимает и дает звонко чмокнуть в щеку. Оторвавшись, рассматривает ее открыто.

И она в ответ.

— Как дела, Айлин-ханым? — Я понимаю, что это жена Айдара, но не ревновать все равно не могу. Наблюдаю за ними и плавлюсь от бессилия на равных с Кристиной.

Он нами как будто жонглирует. Сегодня в фаворе одна. Завтра — вторая. И ты сидишь на скамейке запасных. Смотришь влюбленными глазами и ждешь.

Смаргиваю.

— Все прекрасно, Слава-бей. Только старшая дочь все уши прожужжала, что ее жених давно не заходил. А я и не знаю, что отвечать…

Айлин разводит руками, Слава улыбается еще шире, а потом даже смеется. Передо мной открывается еще один огромный пласт его жизни, в который я не вхожа — друзья.

— Ответь, пожалуйста, что я приеду, как только будущий тесть перестанет смотреть на меня так, будто чистит ружье, из которого собирается меня пристрелить.

Слава кивает Салмановой за спину. Она оглядывается и цокает языком.

Мое внимание тоже соскакивает на лицо Салманова. Он смотрит на Славу хмуро. Неодобрительно. Ревнует к жене, дочери, или..?

Не добившись от мужа смягчения, Айлин возвращается к Славе. Опирается на его плечи, привстает на носочки и на ухо как бы шепчет, а по факту говорит довольно громко:

— Я спрячу ружье. Приходите, Слава-бей.

Опустившись, улыбается. Переводит взгляд на меня, видимо, в поисках причины такого пристального внимания.

И я сначала смотрю в ответ, а потом спускаюсь взглядом ниже. Не специально торможу именно на еле заметном животике. Она беременна. А я… Не Тарнавская. Меня можно даже не представлять.

— Садись, Айлин, — муж обращается к ней, еле заметно поглаживая и подталкивая к соседнему с моим стулу. Галантно отодвигает и помогает сесть. Дальше же смотрит на Славу. Подается к нему.

Я знаю, что эта информация не для моих ушей, но ножом в излишне чувствительное сегодня сердце входит тихое:

— Зря ты ее сюда привел, Слав.

И тишина в ответ.