Преданная. Невеста (СИ)

Глава 25

Юля

В ушах до сих пор звенит мое наглое: «нет». В памяти навечно запечатлен ответный взгляд и красноречивое «ясно». Он прибил меня плитой, но я почему-то жива.

Мы той ночью не разговаривали больше. Ясное дело, не трахались. Домой меня никто не выпроводил.

Тарнавский ушел ночевать в соседнюю комнату, оставив меня наедине со смятой постелью и продолжающим вспыхивать экраном телефоном.

Смешно, но стоило подойти и посмотреть, кто пишет, даже улыбнуться захотелось.

Лиза.

Лиза, блять. С очередной серией рассказа о том, какая я жертва и абьюзерша в одном лице.

Возможно, так и есть. Но похуй.

Утром мы пили кофе в тишине. Ехали в тишине в суд. В тишине работали.

Слава ушел в пять сорок пять, не попрощавшись и не спросив, какие планы.

Я догадываюсь, что у него в голове. Я должна получать удовольствие от того, что план выгорел. Он в западне.

Втоптать себя в грязь и глотнуть «измену» полезной дурочки. Или распрощаться с ней так же, как распрощался с Кристиной. Только дальше-то что? План есть план…

Господину судье надо подумать.

А я стараюсь жить, как будто ничего не происходит. Доигрываю по инерции. Принимаю душевный анестетик в виде вечернего бокальчика-второго вина. Свыкаюсь с чернотой внутри. Учусь принимать себя такой же тварью, как все вокруг.

Теперь мы с господином судьей стали бы отличной парой. Но, боюсь, он скорее склоняется к тому, что я иду нахуй.

А к чему склоняешься ты, Юль?

Сегодня у нашего факультета праздник. Я, конечно же, иду. Тарнавский тоже приглашен, как преподаватель, но интуиция подсказывает, что он пропустит.

Из-за занятости в суде я не участвовала в подготовке концерта, поэтому сижу в зале зрителем. Имитирую энтузиазм и вместе с однокурсниками обсуждаю наши дальнейшие планы.

Лиза со мной рядом не садится. Все девочки — под ее крылом. Поэтому меня окружают парни-однокурсники. А я чуть ли не впервые осознаю, что они милые, смешные. Может это уже пелена спала с глаз? Может я уже начну видеть вокруг других?

Особенно активно общается со мной Паша. Без подъебок и перевирания фамилии. Я понимаю, что он чуточку кадрит, и не выставляю однозначный стоп.

— Ты в Касатку едешь же? — Он спрашивает, склоняясь ближе к моему уху. Я закусываю губу и в миллионный раз проезжаюсь взглядом по головам сидящих отдельным рядом преподавателей.

Тарнавского там нет, Юль. Не ищи.

В груди тесно. Жмет. Колотится. Ноет.

Я киваю и улыбаюсь Паше. Зачем-то делаю его довольным.

Опускаю взгляд на телефон. Разблокирую и открываю телеграм. Похолодание ощущается везде.

В переписке с бойцовской собакой абсолютный штиль. Я захожу и вижу, что пользователь был в сети «недавно». Щелкаю на кнопку блокировки, пока никто не заметил. Снова кручу головой…

Впереди, мне кажется, последний шаг. Его вердикт. Он всё понял. Он вряд ли будет и дальше отрицать.

Он зря положился на малолетку.

Концерт затягивается до десяти. Я изо всех сил имитирую веселье, хотя в реальности не залетают даже лучшие шутки.

Дальше — первый алкоголь еще в такси по дороге в клуб. Благодаря господину судье, я вообще не думаю, сколько и кому мне потом надо будет вернуть. При желании, я могу оплатить банкет за всех. Он был щедрым, пока не понял, что зря.

Касатка встречает нас пристальным фейс-контролем и требованием охраны показать паспорта. Девочкам льстит, что нас принимают за школьниц. Пацаны не в восторге, но все заканчивается благополучно.

Мы заходим толпой. Занимаем один из больших круглых столов на втором ярусе. Я раньше не бывала здесь. И не могу сказать, что дорогой клуб вызывает сильные чувства, но пытаюсь навязать себе же легкость.

Соглашаюсь на кальян, который в жизни не курила. Вместо легеньких коктейлей прошу текилу.

Бросив сумочку на диванчик, подхожу к периллам и вцепившись в них, оглядываю танцующую толпу. Свет бликует на нарядах и телах.

Я зачем-то присматриваюсь к мужчинам.

Он не знает, что я здесь. Он не приедет. Зачем ему?

Я всё это понимаю. Но…

Паша подходит ко мне сзади. Кладет руку на бедро. Прижимается плотнее, чем стоило бы. Сердце ноет. Не то тепло. Я оглядываюсь. По поволоке на сочных зелены глазах определяю, что этот вечер он хотел бы посвятить мне. Вместо того, чтобы сбросить руку и отодвинуться, считаю в голове до трех и улыбаюсь.

— Ищешь кого-то?

Мотаю головой.

В лицо бьет запах алкоголя. Он уже немного пьян, а я еще нет. Непорядок.

— Тарнавского сегодня не было. Я узнавал.

Упоминание его фамилии из чужих уст бьет наотмашь. Я напряженно сжимаю перилла. Заставляю себя расслабиться.

— При чем тут Тарнавский?

— Ну ты же…

Паша не договаривает. Только брови приподнимает.

Не подозревает, как сильно злит. И как неуместно задевает за больное.

Я возвращаю самообладание и веду плечами.

— Я работаю у судьи Тарнавского. Но сейчас не рабочий день. А значит о нем можно не вспоминать, хорошо?

Улыбаюсь и хлопаю ресницами. Паша в ответ тоже расплывается. Его взгляд как будто расцветает пониманием.

И я за него почти рада, потому что сама-то не понимаю толком ничего. Он мне не нравится. Мне не хочется ни танцевать, ни блядовать, ни напиваться. Но…

— Сторис сделаем? — Кто-то громко кричит сзади. Вслед за предложением несется многоголосое:

— Да!!!

Мы всей толпой кое-как садимся и становимся у диванчика. Просим официанта сделать несколько кадров. Дальше идут жестокие дебаты. Выбор сделать непросто.

Уведомлением о публикации фото с отметкой разом вспыхивают все мобильные.

Я кручу свой в руках. Даю фотографии исчезнуть и снова появиться.

Смотрю на свою еще не тронутую стопку. Думаю. Думаю. Думаю.

Тигров нельзя дергать за усы. Это глупо. Недальновидно. Это возымеет последствия.

Но я устала. И я хочу побыстрее всё это закончить.

Репост летит уже в мои сторисы. И мне похуй, закрыты у меня на фото глаза или нет. Достаточно того, что на нем указан геотег и отлично видна длина моего платья.

Терпения хватает на минуту. Я просматриваю перечень открывших.

Спорттовары снова в сети. Спорттовары снова в игре.

У меня как крышу сносит. Начинаю постить, как ненормальная. Играю, как в последний раз. А может быть правда в последний.

Юбку повыше. Позу поразвратней. Губы надуть. В руки бокал. Еще бокал… Еще бокал…

По удивленному взгляду Лизы определяю, что перегибаю. Но похуй. Прошу снять себя на танцполе. Смеюсь над не смешными шутками Паши. Он пытается лапать — сначала думаю: надо позволить. Потом понимаю — не хочу я позволять.

И так хватит контента.

Спорттовары смотрят и смотрят. Не лайкают. Реакций ноль. Подмывает спросить: что, не нравится?

Но интуиция подсказывает: нельзя. Еще она кричит, что пора прекращать. Но тут уже не слушаю.

Вместе с тем, как повышается содержание алкоголя в крови, повышается и степень не выговоренной обиды. Я сделала всё, как хотела. А легче не стало. Что дальше, Юль?

Что?

Обливаюсь текилой, когда на моем запястье жестко смыкаются пальцы.

Поднимаю глаза и пересекаюсь с наполненным злобой взглядом Лизы.

— В туалет идем.

Она не спрашивает, а тянет.

Я следую за бывшей подругой, путаясь в ногах. Мне не нужно в туалет. Очередные разборки с ней тоже не нужны.

Но она защелкивает замок, вытолкав из комнаты с зеркалами все лишние уши. Я почему-то даже смеюсь.

— Ты спятила, Смолина! Хочешь избить меня без свидетелей? Ты аж красная вся…

— А ты идиотка, Березина! — Она тут же переходит на крик. Топает ногой и сжимает кулаки. — Еще два шота и он выебет тебя, облёваную, в туалете. Ты этого хочешь? Судья, думаешь, потом подберет?

Ее слова звучат отрезвляюще. Обида накрывает с головой. Я еле держусь, чтобы не ляпнуть: судья меня сам в клубе выебал. И ничего. Им такое ок.

И мне такое ок. Наверное.

Улыбка сползает с лица. Я дышу учащено. Лиза тоже.

Хочу обойти ее и открыть дверь. Она заступает.

— Какого хера ты от меня не отдолбешься, Лиз?

— А какого хера ты со своей жизнью творишь?

Молчу.

Сама не знаю.

Этот вопрос, наверное, самый болезненный из возможных.

Чувствую, как глаза становятся влажными. Плакать при Лизе — да ни за что. Отталкиваю ее и выхожу.

Трезвею от секунда к секунде.

Поднимаюсь обратно к нашему столику. Плюхаюсь на диванчик. Дрожащими руками хватаю рюмку и выпиваю залпом. Взяв в руки телефон, цепенею.

На экране — пропущенный входящий.

От него.

— Тебе звонили. Извини, я со второго взял…

Информация взрывает виски. Я дергано поворачиваю голову к однокурснику-Пашке.

Ты… Блять, какой ты придурок.

— Я не просила, — произношу сдавлено. Он смеется и разводит руки.

— Ты сама сказала, что рада его слышать с девяти и до шести. Я просто передал твои слова.

Еле сдерживаюсь от того, чтобы не раскричаться.

Вдох-выдох, Юль.

Вдох, нахуй, выдох.

Телефон жужжит. Опускаю взгляд.

Сердце вылетает. Строки плывут.

«Через пять минут выходи. Поговорим»

Не знаю, почему, но эти слова воспринимаются, как облегчение. Их не нужно подтверждать. Не нужно спрашивать, знает ли он адрес и где оставит машину.

Если меня не будет на парковке через пять минут — мне просто передадут трудовую книжку.

Я блокирую экран. Смотрю перед собой. Не вижу ни черта. Только шелуха. Вокруг сплошная шелуха.

А чего хочу я?

Чего ты хочешь, Юль?

— Пойдем танцевать, Березина, — Паша хватает меня за руку и тянет. Я дергаю ее назад.

Получаю удивленный взгляд. Брови вверх.

— Что, судья запретил?

— Не твое дело.

Выдергиваю запястье. Встаю с диванчика. Меня шатает. Шаг не уверенный. Достаю из сумочки бумажник и бросаю на стол несколько тысячных купюр. Уверена, этого более чем достаточно.

Дальше — вниз по лестнице. Через танцпол. Слыша оклики за спиной.

Прохожу мимо охраны. Срываю с руки бумажный браслет.

Расфокусированный взгляд безошибочно выцепляет нужную мне машину.

Я убеждаю себя, что сяду в низкую ауди в последний раз. Я всего лишь скажу ему всё, что думаю. Я плохая пешка. Я хочу слететь с доски.

Тарнавский стоит рядом с машиной, прислонившись к ее боку. В руке — сигарета. Затягивается и выдыхает дым в асфальт.

Поднимает голову. Видит меня.

Сердце выпрыгивает.

— Юль, — Паша снова тормозит. Ловит. Разворачивает. — Да не иди ты к нему. Ты ж не дворняжка прикормленная, по первому зову… — Он произносит с такой искренней жалостью, что в манипуляции не заподозришь. Но я взрываюсь. Бью по руке. Отступаю.

— Другого кого-то трахнешь. Выдохни, Паш.

Разворачиваюсь и иду к машине, ускорив шаг.

Я оставила верхнюю одежду в клубе. На улице — почти ноябрь. Холодно. Влажно.

Тарнавский следит за моим приближением, даже не пытаясь зажечь лицо радостью.

Мы перестали скрывать свои эмоции. Это хорошо.

Он не обходит машину и не открывает дверь.

Галантность нахуй.

Я делаю это сама.

Мы садимся в салон молча и без приветствий.

Цветами в салоне уже не пахнет.

Тут же газуем. Я не успеваю пристегнуться, да и тупо. Мы тут жизнь друг другу рушим. Чего уже бояться?

Я не спрашиваю, куда он едет. Это становится понятно по выбранному и знакомому наизусть маршруту.

Напоследок я попаду к нему. Не так уж плохо.

Не пытаюсь смотреть. Эмоциями и так заполнен салон. Он злой до предела. Он меня ненавидит.

Это ли не триумф, малышка? Ты же этого хотела.

Иду за ним по подземной парковке. Стою сзади в лифте. Жду, пока откроет дверь.

В квартиру ступаю первой. Зачем-то делаю прощальный вдох.

— Телефон дай.

Оглядываюсь. Его голос пугает. Я слышу впервые за вечер и воспротивиться не смею.

Достаю из сумочки. Протягиваю.

Он, не глядя, бросает его на полку. Смотрит при этом мне в глаза. Возможно, если бы в коридоре горел свет, я превратилась бы в пепел. А так…

— Ключи тоже.

По телу проходится дрожь. Послушно даю.

Они летят на специальную вазу. Уши и грудную клетку режет звон. Значит, отныне вход закрыт?

Возвращаюсь к бездонным глазам. Не отступаю, когда он делает шаг ближе.

Он сегодня не в рабочем. Серый лонгслив под горло. Вместо брюк со стрелками — графитовые джинсы.

Я бы сказала, что ему очень идет. Подчеркивает рельефные плечи и грудь. Узкие бедра. Длину ног. Но…

Слава поднимает руку и сжимает пальцами мои щеки. До боли. По-настоящему. «Подстраивает» позицию головы под свое удобство.

Разглядывает и молчит.

Я вижу в глазах то, что вроде бы и хотела. Ад. Только а он мне нахуй нужен?

— Связался с ебаной малолеткой, — оскорбление слетает с его губ, как самая обыденная в мире вещь. Который час? Как тебе погода? Как вечер провела? Малолетка ты ебаная…

Алкоголь все еще греет кровь. Добавляет то ли смелости, то ли глупости.

— Кем ебаной? Ты же уточняй…

Срываю маску. Брызжу ядом. Сужаю глаза и предлагаю поиграть в круговорот обоюдного недовольства. Я одна впитывать не стану.

— Точно я должен сказать? — Моя реакция на вполне ожидаемый, и даже спровоцированный мной ответ-вопрос, настолько же предсказуема.

Я заношу руку. Слава ловит ее в воздухе.

Лицо отпускает. Разворачивает меня на каблуках. Согнутая в локте рука оказывается за спиной. Спина — плотно вжата в его грудь.

Между моих лопаток бешено колотится его сердце. Я сминаю темно-серый кашемир в кулаке и бессильно бью в живот.

Он снова фиксирует подбородок и поворачивает его.

— Я тебя засажу, — шиплю, вызывая у судьи улыбку. Он выдыхает смешок мне в губы. Я их зачем-то облизываю.

Взгляд Тарнавского замирает на этом действии. Сжимаю. Возвращается к глазам.

— Давай, Юль. Давай, малыш. Верю в твой талант пустить все по пизде.

Брыкаюсь. В обтянутые платьем ягодицы упирается горячий пах. Я уже его ненавижу в открытую.

Дергаюсь еще раз.

— Я не хочу, — пытаюсь вырвать руку, он еще раз меняет позу.

Лицом к лицу. Обе мои руки — в его пальцах.

Глаза блуждают по лицу. Только уже не уговаривают. Не просят. Не взывают.

Я разбудила в нем что-то куда более страшное, чем рассчитывала.

— Я хочу.