Юля
— Юляш, как тебе пирог? Сухой? Почему так кисло ешь?
Спохватившись, сажусь на кухонном диванчике ровнее, поднимаю взгляд на маму и стараюсь зажечь мимику энтузиазмом, которого во мне ноль целых ноль десятых. И дело не в пироге.
— Нет, мамуль. Получился топ, я просто наелась.
Мама улыбается и продолжает смотреть. Я осознаю, что не верит. Она несколько раз за эти дни пыталась мягко вывести меня на искренний разговор. Я почти сдалась. Но нет. Не хочу тревожить. Мы разберемся, а потом уже…
Только забери меня, Слав! Забери! Я жду!
С каждым днем мне всё сложнее. Иногда накрывает так, что хочется сорваться и приехать на ближайшем же поезде. Даже знание, что он разозлится, не тормозит.
Я отчаянная. Он в курсе. Боюсь только создать ему еще больше проблем.
Продолжаю день за днем всех их гуглить. Ловить крупицы счастья во время наших разговоров и переписок. Ждать-ждать-ждать.
Мама вздыхает. Откладывает кухонное полотенце и, оглянувшись за спину, как будто кто-то может резко вынырнуть из коридора, подходит к столу. Садится напротив. Чтобы скрыть протест и даже раздражение, упираюсь взглядом в скатерть. Не надо, мам…
Она сама отодвигает в сторону тарелку с не доеденным пирогом. Случайно задевает телефон, который я мониторю, как сумасшедшая. Уверена, не остается без внимания тот факт, что я поправляю его. Мама вздыхает еще раз и тянется к моей руке.
— Не хочешь — не ешь, Юль. Но только скажи мне, что с глазами?
Поднимаю их на маму. Так заметно, да?
Я уже всего боюсь, мамуль. А вдруг… Вдруг он вот так от меня избавился? Передумал. Разлюбил.
— С глазами? Да нич…
Пытаюсь отбрехаться, но сильно вздрагиваю, когда мобильный с вибрацией едет по столешнице.
На экране загорается имя судьи. Я резко выдергиваю руку, хватаю телефон и, ударившись бедром об угол стола, вылетаю из кухни в коридор. Оттуда — в свою комнату. Захлопываю дверь и тороплюсь к окну.
Сердце бьется так быстро, что я аж в горле его чувствую. Усиливаю боль в районе бедренной косточки, сжимая ушиб пальцами.
Мы не разговаривали два дня. Я себя выела до донышка чайной ложкой. А он?
— Алло, — произношу надрывно. Даже стыд испытывать не могу. Я все хуже и хуже вывожу без него.
— Привет, — а он на контрасте звучит неповторимо спокойно. Меня закрутило вспенившейся волной, утащило на дно… И укутало уютом. Я парализована, но и сопротивляться не хочется. — Ты же дома? — Слава спрашивает после паузы.
Я сначала киваю, потом вспоминаю, что мы по телефону.
— Да. А ты?
Тишина в ответ доедает остаток моих нервов, соскребая со стеночек. Я по ужасной привычке пытаюсь зацепиться за окружающие его шумы. Но их нет. Кромешно как-то.
— За сколько соберешься, Юль? — Сердце совершает бешеный кульбит. — Я у тебя под домом.
И еще один.
В подтверждение слов я вижу дважды мигнувшие фары. Все силы мигом уходят из тела. Дальше — возвращаются умноженные на три.
— Пять минут.
— Хорошо.
Я скидываю и достаю из шкафа сумку. Мне даже собираться не надо — я ни черта не разбирала.
Дрожащими пальцами натягиваю колготки, юбку, застегиваю ее и надеваю свитер через голову.
Смотрю на себя в зеркало — всклокоченная, возбужденная. Стоило бы потратить больше времени — голову помыть, глаза подвести. Но я не могу больше ждать.
Вылетаю в коридор уже собранная. Надеваю пальто, наматываю шарф. Выманиваю из гостиной папу, маму с кухни.
— Юляш…
Обув сапоги, подбегаю к растерянному папе. Целую в щеку. Обнимаю крепко.
— Я поехала. Очень надо.
— Куда ты поехала? — это спрашивает уже мама, когда я целую ее. — Саш, иди машину грей… Мы завезем, дочка… Куда ты в ночь?
— Не надо, мамуль. Я такси заказала. Оно уже… Внизу.
На самом деле, внизу любовь всей моей жизни. А еще благодетель нашей семьи. Но об этом я расскажу тебе позже.
— Юля…
Я делаю шаг назад, а мама удерживает меня за запястье. Колеблется. Смотрит на сумку.
— Я не хочу тебя так пускать. Давай завтра…
Раздражение взрывает виски. Я еле сдерживаюсь, чтобы не дернуться и не крикнуть. От переизбытка чувств перехватывает горло. Пытаюсь успокоиться.
Вы не представляете, как мне важно сейчас!!!
— Мамуль, все хорошо. Я через три часа буду на месте. Там тоже такси закажу. Мне завтра на экзамен.
— Почему ты не сказала?
— Сегодня поставили…
Смотрю на папу. Прошу: спаси. И он тоже нахмуренный. Он тоже волнуется. Они всё прекрасно чувствуют, но папа всегда был и будет моим супер-героем.
— Езжай, малыш. Маме писать каждые полчаса. Поняла?
Киваю и еще раз висну у него на шее. Хватаю сумку и несусь вниз по ступенькам.
Стоит мне вылететь во двор, как автомобиль снова мигает фарами. Я на долю секунды вижу через лобовое своего судью и счастью своему не верю.
Ныряю в машину. Слава берет с колен мою сумку и бросает назад. Я залипаю взглядом на его лице. Тону в запахе. Не понимаю, как вообще пережила эти дни?
— Привет, — здороваюсь и зависаем. Он блуждает взглядом по моему лицу. Я отлипнуть не могу от него.
Хочу податься вперед и поцеловать, но что-то тормозит. Даже не знаю, что. Как будто отвыкла за эти недели.
— Привет, Юль. Пристегнись.
Отмерев, слушаюсь. Почему-то испытываю стыд из-за слишком ярких чувств. Он… Правда настолько спокоен?
Машина стартует. Мы осторожно выезжаем из двора. Так же едем по городу. Почему-то молчим. Я смотрю больше перед собой, чем на него. Он тоже занят дорогой.
— Бывал у нас раньше?
Мотает головой в ответ на мой бестолковый вопрос.
Мы что, правда отвыкли друг от друга? Становится страшно. Не хочу.
С нажимом веду основаниями ладоней по коленям, ненамеренно привлекая к себе внимание. Его взгляд опускается вниз. Я смотрю в лицо — коротко пересекаемся глазами.
Слава сдвигает с левого колена мою ладонь и сжимает своими пальцами. Сильно. Настолько, что я тут же таю. Забываю обо всех сомнениях. Накрываю своей и глажу по венкам. В глазах собираются слезы. Немного держусь, а потом всхлипываю.
— Юль, не надо.
Мотаю головой.
— Я сейчас соберусь. Просто… Скучала.
— И я скучал. — Слава прихватывает мой подбородок, тянет на себя и быстро целует в губы. Я вспоминаю все до мельчайших подробностей. Мне под конец ссылки уже казалось, что всё придумала. Его вкус. Наши чувства. Всё не могло быть так ярко.
Но за секунду убеждаюсь, что могло. И будет еще лучше.
Мужская рука снова ложится на мое колено. Я откидываюсь на комфортном кресле и смотрю в лобовое. В спинку вжимает чрезмерный разгон, как только мы выезжаем на трассу.
Он уносит меня прочь от родного дома, и я не вспомню, когда была счастливее.
Слава сосредоточен на дороге и я не хочу ему мешать, поэтому храню молчание. Быстро согревшись, снимаю пальто и шарф, привстав — бросаю назад к сумке, а сев обратно, зависаю взглядом на профиле любимого судьи.
Взгляд опустить заставляет только тяжесть вновь упавшей на колени руки. Улыбаюсь. Щекочу пальцами его ладонь. Он пытается поймать.
Ойкаю. Улыбается уже Слава.
Снова расслабляет руку. Я, поддавшись порыву, позволяю самой себе напроситься на ласку. Тяну его кисть к лицу. Прижимаюсь губами к костяшкам. Замечаю несколько царапин.
— Это что?
— В зал ходил. — Слава отвечает без задержки. Я корю себя за то, что ищу в нем подвох. Его нет. Все хорошо, Юль. — Согласился на один спарринг. По морде, как видишь, получил не я.
Он улыбается лучезарно широко. Я хотела бы посмеяться в ответ, но рядом с упоительным спокойствием всё так же звенит легкая тревога. Они же в перчатках дерутся обычно?
Ничего больше не спросив, отдаю свое внимание его руке. Целую костяшки. Трусь щекой, прикрыв глаза.
Увлекаюсь, наверное, потому что вздрагиваю, когда машина начинает резко сбавлять скорость. Мое сердце — наоборот набирает.
Мы тормозим и сворачиваем на какую-то проселочную дорогу.
Слава щелкает моим ремнем и тянет на себя, параллельно отъезжая на сиденье.
Я подхватываю настрой моментально, хоть и думала, что он держит себя в руках. Что доедем.
Опускаюсь на его колени. Выгнувшись, расстегиваю лифчик под гольфом, его руки тут же сжимают грудь. Я упираюсь в мужские плечи и подаюсь лицом к лицу.
Даже не знаю, чей язык действует более пошло, но итог ожидаемо хорош: его хозяйничает в моем рту. Я стону и ерзаю бедрами на бедрах.
— Я очень скучала, Слав. Думала даже, что уже не приедешь.
Он скатывает мой гольф, сначала просто смотрит на грудь и трогает ее, а потом крутит соски в разные стороны. Больно и сладко. Дальше с нажимом выглаживает их большими пальцами. Я вижу, как горят глаза. Мне кажется, у него полная голова самых пошлых в мире картинок. И все с моим участием.
— Дурочка ты, Юлька. Дурочка. Моя. Любимая.
Таю от его слов и снова тянет плакать. Он рубит требовательным:
— Прекрати. — Сжимает мою кисть и кладет на ремень. Я начинаю его расстегивать, подаваясь ртом навстречу рту.
Сдвинув вниз боксеры, сжимаю возбужденный ствол и вожу по нему, раскрыв головку.
Отрываюсь только чтобы он мог окончательно стянуть с меня гольф. Бюстгальтер повисает на запястье. У меня сбивается дыхание и движение кулака на члене из-за того, как пьяно и восторженно Слава смотрит на мое тело.
Щеки краснеют, но я не закрыться хочу от стыда, а впитывать-впитывать-впитывать…
Он взвешивает в ладонях полушария груди. Сжимает их. Отпустив, поднимает взгляд к глазам.
— Самая красивая.
Прошу его о большем так же, как он попросил меня — движением руки. Спускаю его ладонь по своему животу и заталкиваю под пояс юбки, резинки капронок и белья.
Дышу учащенно через приоткрытый рот, пытаясь развести бедра шире и быстрее почувствовать его ласку на половых губах, а лучше — проникновение.
Сама же насаживаюсь. Дрочу ему быстрее.
Почти сразу признаюсь себе же: этого мне мало.
— Порви. — Прошу охрипшим голосом и пьяными глазами. Он стягивает капрон вместе с эластаном в кулаке, с треском рвет разделяющую нас ткань.
— Ты принимаешь противозачаточные?
Киваю, хотя соображать мне уже сложно.
Действуем слаженно. Он приподнимает меня за бедра. Я направляю в себя его член и плотно обхватываю стенками. Касаюсь губами губ.
Да, я принимаю противозачаточные по графику. Я каждый день тебя жду.
Мы замираем на долю секунды, чтобы поверить: не снится. Не кажется. Не придумали.
А потом срываемся.
Уверена, наш секс качает машину, но я только ускоряюсь и ускоряюсь, а не торможу. Слава мнет тело — ягодицы, спину, грудь. В меня летят пошлости и признания:
— Мечтал, сука… Знаешь, как сладко тебя ебать, Юль? Пиздец сладко… Пиздец. Как. Сладко.
И мне сладко. Тесно. Неудобно. Не хватает возможности раскинуться. Сменить позу. Отдаться откровенней и кончить ярче. Но все это чушь. Мне хватает главного — его.
Рву пуговицы на рубашке и пробираюсь под нее. Царапаю грудь. Кусаю подбородок. Облизываю его шею.
— Ты дома меня сзади возьмешь? — Двигаюсь на члене волнообразно. Прошу на ухо. — Хорошо? Мне снилось, что сзади. Я хочу сзади. Пожалуйста…
Умоляю, а у самой рот слюной наполняется. Мне много всякого снилось. Я все с ним хочу.
Слава наматывает волосы на кулак до тянущей боли в затылке и звонко бьет меня по ягодице. Я сбиваюсь с ритма и тут же теряю контроль. Отталкиваюсь от его груди, прогибаюсь и начинаю кончать. Кажется, что захлебываюсь оргазмом. Мужчина тянет назад. Заставляет смотреть себе в глаза и двигает на члене, растягивая спазмирующее лоно. Быстрее. Резче. Ярче.
Оргазм не стихает, а разрастается и взрывает низ живота еще раз. Мне хорошо до боли. Я кричу. Слава давит в себя за затылок. Насаживает до упора и пьет звуки ртом.
Чуть отдышавшись, но все так же удерживая меня за бедро и затылок, в губы спрашивает:
— Во сне лучше было?
Я мотаю головой.
— Нет. Во сне у тебя даже член как будто меньше…
Улавливаю намек на улыбку.
Слава утыкает меня в свою шею. Возможно, чтобы не пиздела.
Гладит по волосам. Я чувствую, что мне чрезмерно хорошо. В уголках глаз собираются слезы, а внизу горячо из-за его спермы.
Страсть опустошила в ноль. Голова кажется неподъемно тяжелой. Не знаю, как Слава ее держит плечом.
Не знаю, как умудряется нежничать. Откуда силы, чтобы поцеловать в висок?
— Что еще тебе снилось, Юль? Расскажешь? — Он спрашивает, щекоча тонкие волоски. Смеется. Вибрация его грудной клетки — это самое уютное, что существует в мире. Когда пройдет много-много-много лет, я хочу умереть в его объятьях.
— Ты подсадил меня на секс и бросил. Как думаешь, что еще мне снилось? — На самом деле — много чуши. Кошмары. Тревожные погони. Но были и хорошие сны. Однажды мне снилась свадьба…
Вместо ответа Слава смеется. Я осознаю, что разбудить в себе скепсис уже не получается. Он кажется мне просто Тарнавским: счастливым, расслабленным. Напряжение, которое искрило в салоне разрядами, — было сексуальным.
Не хочу возвращаться на свое место. Обнимаю его и устраиваюсь удобней. Из реальных рисков сейчас тревожит один: а вдруг вот так засну? Меня покачивает на груди, как новорожденного младенца. Ласкают самые заботливые в этом мире руки. Я пропахиваюсь им до последней волосинки…
— Как наши дела? — Спросив, сама же и пугаюсь. Но это правильно. Вжавшись ладонями в грудь судьи, отталкиваюсь и сажусь ровнее.
— Они больше не ваши, Юлия Александровна. — Его ответ вызывает шок. Видимо, я не в состоянии его скрыть, потому что становлюсь причиной новой ироничной усмешки. Слава тянется к моему лицу и заправляет волосы за ухо. Концентрируется на глазах: — Я тебя расчитываю, лучшая в мире помощница. Спасибо за работу. И преданность.
— Я могу продолжать работать…
Он безапелляционен. Сжимает губы и мотает головой. С одной стороны, разбивает мое ускорившееся сердце. С другой… Я же давно знала, что рано или поздно это случится. Он думал весной. Получилось раньше.
— Скажи мне, что по делу Смолина. Только об этом. Я волнуюсь. Хочу знать.
Не замечаю в ответном взгляде и мимике ни малейших изменений.
— Не волнуйся, Юля. Мы на финишной. Завтра я оглашаю решение. Наш компромат идет нужным людям. Открывается куча уголовок. Но это уже не твое дело. Правда не твое.
— Ты всё решил?
— Да.
Я хотела бы, чтобы проверка на честность проходила как обычная химическая реакция. Чтобы результат был однозначен и очевиден взгляду. Но мир несправедлив, а человеческие отношения строятся на доверии.
Улыбаюсь склонившись, целую Славу и трусь о колючий подбородок.
— Ты мне когда-то расскажешь, что именно вы сделали?
— Когда-то расскажу. А пока подлокотник открой, Юль.
Я замираю от неожиданности. Смотрю недоверчиво. Он подбадривает кивком. Взгляд… Такой, что вязну. Почему-то страшно.
В голове вообще пусто. А может быть я боюсь думать.
Мы только сейчас рассоединяемся. По моему бедру стекает пряно пахнущая струйка. Я смотрю на подлокотник и не рискую нажать. Потому что… Что?
— Губы в покое оставь, — перестаю кусать, услышав тихую просьбу. Страшно до ужаса. Желанно до него же. Я уже не хочу подарки. Я хочу другого.
Кашлянув, жму на стык. Почти пустая емность открывается.
Мельком глянув Славе в лицо, достаю коробочку. Кручу ее с опаской. Если там сережки — я скорее расплачусь, чем обрадуюсь.
Жму на замок. Крышка поднимается.
Там не сережки, но я прикрываю рот пальцами и всё равно громко всхлипываю.
— Выйдешь за меня, Юль?
_____________________________ Настроились на ХЭ?)))
Потому что и из крыс, и из помощниц нас уже уволили)