Преданная. Невеста (СИ)

Глава 24

Юля

— Слав, я не… Я не готова… Слав… — Лепечу что-то невнятное, чувствуя на запястье уверенный хват.

Судья оглядывается. Он мне лукаво улыбается. Сердце в хлам.

Как же путано все, господи!

— Садись, Юль. — Открывает передо мной дверь в свою машину и кивает на гостеприимно зажегшийся подсветкой салон.

Я не хочу. Чувствую себя пойманной в западню. Но и отказать… Как на зло в голову не лезет ни одна из отмазок. Я почти все использовала.

Со вздохом сдаюсь. Ныряю в машину. Вжимаюсь спиной в кресло и поправляю платье.

Он заехал за мной в университет. Он позволил себе то, что не позволял никогда раньше и не должен был. Сам же пробил трещину в такой важной для вроде как нас конспирации.

Увел из толпы, взяв за кисть.

Я, наверное, потому и позволила, что растерялась. Думала, что после цветов и обмана про болезнь между нами похолодеет. Оно и похолодело. А сегодня…

Нос улавливает не свойственный этому салону аромат. Я втягиваю его сильнее, а потом оглядываюсь.

Глаза расширяются до размера двух пятаков. Это совпадает по времени с тем, как Тарнавский открывает дверь со стороны водителя.

Садится. Смотрит на меня, когда я — все так же назад на огромный букет полутораметровых красных роз. Они занимают все заднее сиденье. Они пахнут божественно.

Они уничтожают в ноль мою совесть и гордость.

Я бы лучше услышала, что это он маме или одной из сестер. Или декану. На какой-то праздник. Но…

— Слав… — Я не знаю, что сказать. Сложно вернуть самообладание. Чувствую себя жалкой и слабой. Я не меркантильная, но он отлично изучил искреннюю Юлю. Она оживает. — Спасибо.

Губы коротко дергаются уголками вверх. Его так же.

— Они тяжелые. Скажешь, где поставить…

Киваю и неотрывно смотрю на профиль. Он, тем временем, ловко выруливает с парковки.

Что ты делаешь, Слав? Ты же все уже правильно понял. Так, как мне нужно. Зачем… Это?

— Голодная, Юль?

Горло сжимается и дрожит. Я боюсь, голос выдаст слишком сильное волнение. Поэтому просто мотаю головой.

Мы на долю секунды пересекаемся взглядами. Я вспоминаю его слова в моей квартире.

Думай о последствиях, Юль. Хорошо?

Он не простил Кристине измену. Порвал жестко. Не сработали уговоры ни Власова, ни других людей. Он уже знает, что я тоже, скорее всего, из изменщиц. Так зачем?

Зачем давать нам шанс?

Искренняя Юля орет что-то там про нашу особенную ценность. Я затыкаю ее и упираюсь взглядом в лобовое.

Потому что мы ему полезны, дурочка. Поэтому.

— Нас видеть могли, Слав. Зачем ты?

Скашиваю глаза и снова украдкой рассматриваю. Он сегодня выглядит наполненным энтузиазмом. Легким каким-то. Настолько, что я ему не верю.

Кривится и отмахивается.

— Похуй. Все равно рано или поздно узнают.

От его слов кровь моментально вскипает. Я закусываю щеки изнутри и упираюсь взглядом в раскрытые ладони.

Как это похую? Раньше тебе похуй не было…

Ауди рычит и гонит. Он тоже торопится. Постукивает по рулю. Когда смотрит на меня — я чувствую обволакивающее тепло. Ловлю улыбки. Читаю желания.

Он не злится. Мне кажется, он совсем не злится. А я совсем его не понимаю.

Подает руку, припарковавшись у здания-стекляшки. Мы поднимаемся на верхний этаж. Здесь расположен пафосный ресторан. Ценник привычно конский. Столик — лучший. С видом на город, мосты, изгиб реки. Всё у наших ног. Музыка — живая и ненавязчивая. Публика — пугающая.

Но Тарнавский всячески дает понять, что ему похуй не только на возможные сплетни о нас, но вообще на всё.

Он замыкает всё внимание на мне. И требует того же в ответ.

Сделав заказ и отпустив официанта, раскрывает руку мне навстречу на столе. Я смотрю с опаской. Понимаю, что не могу не ответить.

— Ты что-то празднуешь? Настроение такое…

Позволяю себе, возможно, слишком честный вопрос. Оказываюсь в плену карих глаз. Они снова меня в себя влюбляют. Я это чувствую. Он смотрит так сознательно. Он источает чувства, которые я должна считать.

И я их считываю, делая себе же больно.

Грань между ложью и правдой колеблется. Становится сложнее различать. Я хочу отвернуться, но он не дает. Держит. Держит. Держит.

— Праздник? Нет. Я понял, что нужно что-то делать, кроме совместной работы. Мы давно нигде не были.

Я отвожу глаза как только выдается такая возможность. Официант приносит вино, одергиваю руку от ладони судьи, но кожу продолжают жечь уже оборвавшиеся мерные поглаживания.

Хочу еще. Даю себе подзатыльник.

Он тебя обманывают, Юль. Очнись! Он отлично знает, как тебя усмирить.

Слава пробует вино и окает. Его разливают по бокалам.

— Ты за рулем.

Напоминаю ему в глаза. Он улыбается в ответ:

— Я чуть-чуть.

Стекло звенит. Он смачивает губы, а я глотаю. Вино правда очень вкусное. Глотаю еще. Смотрю вокруг…

— Меня не обязательно куда-то… Водить. Я и так… — Всё сделаю. — Рада возможности провести время с тобой и просто на работе.

Улыбаюсь чуть нервно. Слава в ответ молчит. Вдвоем опускаем взгляды, когда мой телефон вибрирует. Это уже не заготовка. Случайность. Но я снимаю его со столика и включаю авиарежим. Бросаю в сумочку.

После глубокого вдоха судья двумя движениями разминает шею и снова упирается в меня взглядом. Волнение шкалит. Он меня пугает.

— Мне кажется, я тебя обидел, Юля. Возможно, недооценил глубину. Я хочу извиниться. И донести: ты для меня важна. И если тебе важно, чтобы я встретился с твоими родными. Чтобы представил своим…

Я начинаю захлебываться.

Господи, что ты делаешь? Тебе настолько важно, чтобы я доиграла?

Мотаю головой и тянусь за вином. Пью жадно, как воду. Если он снова скажет, что мне слишком — даже не обижусь. И сама боюсь, что голова закружится. Потеряю контроль.

Поставив бокал, неловко улыбаюсь. Выставляю руку на уровне груди в условном «стопе».

— Тебе показалось. Я не обиделась. И я не настаиваю. Я тебя услышала. Ты прав. Нам рано. Сначала дело, потом…

— Твой брат же снова приедет? Мы можем погулять втроем.

Мотаю головой активней. Не надо, блять. Не надо этих одолжений.

— У отца с матерью скоро годовщина свадьбы. Если хочешь…

С ног сбивает еще одна волна его настойчивых запоздалых предложений. Не хочу. Вообще не хочу. Мне не нужны эти «подвиги».

Ерзаю на стуле, езжу взглядом по посуде и скатерти. Волнение шкалит. Хочется сбежать из-под его взгляда в туалет.

А еще хочется заткнуть Юлю, которая снова рвется верить в лучшее.

— Слав… Так много предложений… Давай не спешить.

Мямлю и сама понимаю, что звучу невразумительно. При желании додавить меня легко. Только зачем? Зачем, если это не нужно ни ему, ни уже мне?

— Подумай, Юль. Если тебе важно — давай.

Киваю и упираюсь глазами в принесенный мне салат.

Чувствую во рту горечь, хотя горького не ела и не пила. Куда охотнее верится почему-то только в худшее.

На столе сменяются блюда. Мне в бокал то и дело подливают вино. Слава сегодня на удивление общителен. Я то и дело зависаю на его ямочках. Когда в последний раз их видела?

Когда он в последний раз так обольстительно мне улыбался?

Почему он не развивает тему моего телефона? Цветов? Почему я сама ведусь на него, а не продолжаю свой план?

После ресторана мы снова садимся в машину. Едем по городу. Просто катаемся.

Болтаем. Я пьяная. Позволяю себе больше, чем раньше.

Нервный комом, в который я превратилась, потихоньку расслабляется. Мозг отзывается на это миганием яркий сигнальный огней.

Но мозг тормозит алкоголь… Он все продумал. Ч-ч-черт.

На мое колено ложится увитая выпуклыми венами рука. Я не сбрасываю. Он гладит кожу — позволяю дрожать чему-то за ребрами. Накрываю своей. Тоже глажу.

Он бросает наблюдение за дорогой — подаюсь навстречу. Скольжу пальцами от висков к волосам. Сжимаю бедрами поднявшиеся к кромке белья пальцы. Целую своими пьяными губами его губы. Тихонько стону и втягиваю язык. Посасываю. Он дергается назад, как обжегшись.

Сжигает взглядом. Сжирает взглядом.

— Блять, Юлька…

Газует сильнее и гонит в сторону своего дома.

Я не была тут больше двух недель. Я очень боялась сюда вернуться. Мне казалось, это будет мерзко, унизительно. Противно. Но сейчас я тоже тороплюсь. Я вместе с ним гоню.

Изнываю от нетерпения в лифте, чувствуя кожей раздевающий взгляд. Послушно беру из рук мужчины ключи и открываю квартиру, пока он гладит мои бедра через ткань и целует в шею сзади. Дышит в затылок. Бодает носом в висок. Толкает вглубь.

Разворачивает, подхватывает на руки.

Дверь снова закрывается с грохотом, но этот не бежит по позвоночнику страхом.

Ужасно, но я до сих пор чувствую происходящее вот сейчас органичным.

Подаюсь к нему навстречу. Поощряю наш порочный поцелуй.

Слава пытается снять с моего плеча сумочку, но я придерживаю.

— Нахуя она тебе? — Спрашивает, продолжая жечь ресницы огненным взглядом.

Цветы остались в машине. Мне кажется, там и умрут. Мы о них забыли.

В машине же осталось и его напускное душа-компании настроение. Сейчас я вижу на глубине глаз нетерпение. Возможно, раздражение. Возможно, злость.

Чему верить?

Правильно, ничему.

— Там телефон.

Он смаргивает и выдает тихое: «заебало уже». Но не усугубляет.

Ему похуй.

Несет меня в спальню. А я позволяю.

И сама не знаю: хочу протрезветь или нет. Хочу секса или нет.

Под моим телом пружинит матрас. Из света — только ночники над тумбами.

Я раньше обожала заниматься сексом под ними. Это не так неловко, как совсем при свете, но и насмотреться тоже можно. Как перекатываются его мышцы под кожей. Как напрягаются руки. Как на висках выступают капельки. Как смотрит. Как хочет…

Низ живота сводит. Я тоже хочу.

Позволяю смотреть в глаза. Позволяю пить до дна. Позволяю стянуть с себя платье и колготки вместе с бельем.

Под шкалящий пульс слежу, как он сдергивает с себя рубашку, расстегивает ремень. Опускается коленом на кровать и разводит мои бедра широко.

Промежность шпарит кипятком и взглядом. Я прячусь в руках.

Пульс еще чаще. Перед глазами — бесконечные красные вспышки. Мозг кричит, что мне нельзя. Кусаю губы до крови, чувствуя прикосновение мужских пальцев к половым губам.

Слава ложится сверху, открываюсь и подаюсь губами к губам.

Целует, как я люблю. Гладит, как я люблю. Пальчики на ногах поджимаются. Я жмурюсь и кривлюсь.

— Глаза, Юль.

Мотаю головой.

Не хочу глаза открывать.

Он ласкает настойчивей. Сначала — острее. Потом — даже больно.

Охаю, цепляюсь за плечи и пытаюсь чуть отползти, но он не дает. Чувствую давление на своем плече. Все же открываю глаза и встречаюсь с темным-темным взглядом.

В нем слишком много всего. В частности, сомнений. Возбуждение рассеивается. Остается осознание, что я в западне. Под ним.

— Слав…

Снова давлю на плечи и пытаюсь увернуться от рук. Он не дает.

Ищет губы. Я отворачиваюсь.

— Я хочу в ванную, Слав.

— Зачем?

— Я в душе утром только была. Мне некомфортно.

Выпаливаю и выжидающе смотрю в глаза. Продолжаю чувствовать движение пальцев между ног. Только вместо ярких вспышек удовольствия это дарит мне неловкость. Я сама чувствую, как сохну.

И он чувствует. Только в ванную почему-то не пускает.

Обводит вход. Проезжается к клитору. Я не хочу. Рефлекторно дергаю коленями навстречу друг к другу. Бедра сжимают горячий торс.

Он все понимает. Понимает, но не сдается.

— Что мне сделать? — Спрашивает, имея в виду, конечно же, не мою просьбу. — Как мне сделать?

Горло сжимает непроизнесенное: с любовью. Я хочу с тобой только с любовью.

Мотаю головой и снова давлю на плечи.

Настойчивей выбираюсь из-под тяжелого тела.

— Никак. Я в ванную хочу. Можно?

Не уверена, что можно, но он откатывается, а я пользуюсь возможностью.

Мажу взглядом по стоящему колом члену. В лицо ему не рискую посмотреть.

Быстро соскакиваю с кровати и несусь прочь. Только у двери оглядываюсь и разбиваюсь о широкую напряженную спину.

Кажется, на ходу учусь читать мысли. «Такой вечер — и тот в пизду».

Закрывшись, долго не могу привести себя в порядок. Руки дрожат. В голове сумбур. Плещу водой в лицо. Стою над раковиной, дыша в слив. Смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Сижу на полу, обняв колени.

Хочу одного: выйти и застать его спящим. Знаю, что этого не будет, но и говорить я не готова.

Зачем поехала, дура? Вот зачем поехала?!

Выхожу, когда все допустимые и недопустимые сроки для обоснованной задержки явно вышли.

Моя надежда, конечно же, не оправдывается.

Тарнавский сидит на кровати спиной к двери.

Я тихо кашляю — оглядывается.

Я убеждаюсь в том, что все напускное слетело. В его взгляде то же, что было вечером в моей квартире.

Сомненья. Сомненья. Сомненья. Облегчить их? С чего вдруг.

Дальше мой взгляд опускается. Сердце холодеет.

Он держит в руке мою сумочку. В другой — телефон.

— Это мои вещи. Слав…

Сама понимаю, насколько глупо выглядят мои возмущения, но…

Тарнавский хмыкает. Встает. Обходит кровать и направляется ко мне. Я при этом предпочитаю смотреть не на него, а на то и дело вспыхивающий экраном мобильный.

— Я на авиа поставила.

— Я отключил. До тебя тут достучаться очень хотят.

В висках так лупит, что аж больно. Я прокашливаюсь и заставляю себя поднять глаза. На лице Славы больше нет того тепла и всепрощения. И ямочки больше на шутку не отзовутся.

Мужчина, спаливший однажды на измене любимую женщину, останавливается в шаге от меня. Мы вдвоем смотрим, как он крутит в руках мой телефон. Поднимает глаза и без надрыва требует:

— Разблокируй.