Преданная. Невеста (СИ)

Глава 34

Юля

Я не испытываю сентимента к чужим детям, но Сафие Салманова — это правда что-то необыкновенное. Невероятной красоты девочка, чьей харизмы достаточно, чтобы сжимать в хрупкой ручке сердца незнакомых тетушек даже через экран мобильного ее матери.

Она ходит на крымскотатарские танцы, щебечет на трех языках и лет через пять выходит замуж за моего судью Тарнавского. Это если я не успею раньше, конечно.

— Это на праздновании Курбан-байрам. — Айлин отрывается от экрана и смотрит на меня. В ее глазах сразу светится и огромная гордость, и чуточку неловкость. Она крайне деликатный человек. И перегрузить меня своими детьми не хотела бы. Но я попросила сама. И ничуть не жалею. — Вы слышали когда-то про Курбан, Юля?

Я мотаю головой, не боясь показаться глупой.

Мы с Айлин сидим вдвоем за порядком опустевшим столом. Закуски и горячее с него давно убрали. Праздник, повод для которого по-прежнему вызывает у меня вопросы, перешел в куда более подвижную стадию.

Люди разбрелись по интересам. По комнате. Дому. Саду.

В столовой сейчас нет ни Славы, ни мужа Айлин, ни хозяев дома.

На диванчике напротив нас в изящной позе, но по-прежнему со «скисшим» лицом сидит Кристина Власова, но ее присутствие меня уже не триггерит.

Сидя за столом с гостями ее отца, я осознала вдруг, что даже пожалеть ее готова. Ее роль сложна. Уверена, никто не спрашивал, хочет ли она видеть меня в своем доме. Хочет ли видеть Славу. Хочет ли представлять отца во вроде как деловых отношениях с бывшим.

Только то, что ей в чем-то пусть по-другому, но сложно живется, все равно не оправдывает ее поведения. И не делает нас ближе.

Я стараюсь на нее не смотреть. А вот на Айлин — с радостью.

— Курбан? Нет. Извините.

Она улыбается и отмахивается. А на фоне из динамика ее телефона продолжает доноситься задорная восточная музыка.

— Нечего извиняться, вы и не должны знать. Курбан — это большой праздник для всех мусульман. Я же работаю в крымскотатарском центре. Мы стараемся организовать всегда так, чтобы взрослые могли встретиться, деткам тоже было интересно. Чтобы они привыкали к нашим традициям. Любили их. Сафик обожает выступать…

Когда Айлин говорит о своей работе и семье — ее переполняют эмоции. Я проникаюсь к ней все сильнее и сильнее. И, кажется, тоже получаю свое местечко в сердечке, совершенно искренним:

— Получается великолепно. Можно я еще что-то посмотрю?

Щеки Айлин розовеют. Упругие темные локоны щекочут мое плечо, когда она подается ближе, выходит в папку с смешнючим названием «Кызымки» и передает мне телефон.

Детки на выбранном случайным образом видео — правда очаровательные. Не одногодки, танцуют подчас в разнобой, но настолько мило, что невозможно не улыбаться.

Я пересматриваю видео за видео, отвлекшись только раз. Поднимаю взгляд и слежу, как допив свой ликер крупным глотком, Кристина встает с диванчика и показательно величественно выходит куда-то в холл.

Я соврала бы сказав, что первой в голову не приходит мысль, что она пойдет искать моего Славу. Но осаждаю себя. Напоминаю, что я взрослая, трезвомыслящая, а еще у нас с ним доверие.

— Айсель тоже танцует уже, — я возвращаю телефон Айлин. Она бросает вдогонку, покачивая головой. Я хочу отвлечься от мыслей о Крис и попросить показать и младшую дочь тоже, но не успеваю. Айлин слегка хмурится, а потом сжимает мою руку в своих и кладет на свои колени. — Я вам давно сказать хотела, Юля. Но вы как солнышко — то выйдете, то пропадете…

— Я просто… — Нам со Славой просто пока нельзя постоянно быть вместе. В открытую. Но я даже ей этого сказать не могу. Улыбаюсь.

— Я очень рада, что вы у него есть. И что вы находите решения проблем.

Она смотрит мне в глаза. Я немного теряюсь. Мне кажется, она знает больше, чем я думала. О нас. Обо мне. Даже о Славе.

— Я видела, что ему было плохо, — убеждает меня в том, что не кажется. В грудную клетку прилетает тупой удар. Мне до сих пор очень-очень больно вспоминать, к чему привела наша недосказанность. Я до сих пор чувствую вину.

Я хотела, чтобы ему было плохо. А теперь…

Айлин улыбается. Я в ответ не могу.

— Мужчины… Они не всегда нас понимают без слов. Да даже со словами не всегда. Но вы с ним говорите, Юль. Слава очень восприимчивый. — Айлин улыбается шире. Головой качает, что-то вспомнив. — Он сказал, что с платьем промахнулся. А я еще тогда поняла: милый, ты не с платьем… Ты в чем-то другом…

Во мне поднимается маленькая буря. Мне вдруг хочется с Айлин поделиться всем. Она вызывает безграничное доверие. Еле держусь.

Тоже улыбаюсь. Осознаю, что на глазах выступают слезы. Вдруг. Откуда?

Смаргиваю.

— Там не он промахнулся, Айлин. Но уже все хорошо.

— И платье отличное.

— Да. Платье отличное.

В столовую возвращается громкая Тамара Николаевна. Она, как оказалось во время ужина, искусствовед и заядлый коллекционер. Зовет всех смотреть на свою новую картину. Спорить с ней — не вариант. Не пойти — обидеть. А обижать мы с Айлин никого не хотим.

Только и особой любви к искусству я не испытываю. Разглядывая некоторые картины в маленькой, но наверняка дико дорогой по содержанию приватной коллекции Власовых, я ловлю себя на мысли, что висевшая в кабинете Тарнавского картина — далеко не верх уродства. Но… Может быть мы с судьей просто ни черта не смыслим в искусстве.

Чем дольше его не вижу — тем сильнее скучаю. И волнуюсь тоже.

Под предлогом уборной спускаюсь обратно на первый этаж.

На одной из нижних ступенек сталкиваюсь с чуть ли не единственным присутствующим на мероприятии ровесником.

Родной племянник Тамары Николаевны — Илья Крапивин придерживает меня за талию и улыбается, смотря открыто в лицо.

Я замечала его, конечно. Он милый. Симпатичный. Сдержанный и молчаливый.

Сидел с другой стороны стола рядом со своим отцом — братом Тамары Николаевны.

Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, он не против был бы провести вечер иначе. Здесь ему нудновато. Но какого-то явного протеста в молодом человеке нет. Улыбка и взгляд располагают.

— Сбежали от тети? — Он спрашивает тихо. Я пожимаю плечами и быстро киваю. Не держится за меня дольше, чем нужно. Отпускает. Отступает. Протягивает руку. — Меня Илья зовут.

— Я помню, Илья. Юля. — Вкладываю свои пальцы.

— И я помню, — улыбаюсь.

Не знаю, что за вечер, но я совсем не чувствую опасности. Не особенно концентрируюсь на рисках. Не жду подвоха. Может зря?

— Мне, к сожалению, только предстоит занырнуть в искусство. Мать уже написала, что я неблагодарный…

Он так мило вздыхает, что я не сдерживаюсь и смеюсь в ответ. Высвобождаю пальцы и чувствую непреодолимое желание как-то подбодрить своего нового знакомого.

Похлопываю его по плечам, сжимаю их и подаюсь лицом чуть ближе к лицу:

— Поверьте, Илья, если бы от степени моего восторга картинами зависело мое личное благосостояние, — а об этом шутили за столом, — я восторгалась бы весь вечер…

Подмигиваю. Он улыбается широко. Мои ладони съезжают по плотной ткани мужской рубашки. Я обхожу его, спускаюсь дальше и кажется, что чувствую взгляд где-то между голыми лопатками.

Вернувшись в столовую, почему-то ожидаю увидеть Славу здесь, но его нет. Достаю из сумочки телефон и кручу его в руках. В чате со Смолиным еще несколько сообщений, но мне искренне похуй, что он там написывает. Он в курсе, что я на вечере, о котором они даже не мечтали для своей крыски. Не мешайте работать.

Заношу палец над контактом судьи Тарнавского. Вроде бы хочу набрать, но торможу. У тревоги нет причин. Это следствие общего перевозбуждения.

Но и сидеть в почти пустой столовой желания тоже нет. Поэтому я прохожу через нее на красивую террасу.

Из людей здесь никого, зато открывается очень красивый вид на сад с фигурно оформленными можжевеловыми кустами, вымощенными натуральным камнем дорожками и даже работающим до сих пор фонтаном.

Благодаря нагретой в доме бурлящей адреналином крови не ощущаю холода. Вдыхаю глубоко-глубоко воздух, кажущийся сейчас особенно свежим, и подхожу к каменной балюстраде.

Не сразу, но осознаю, что сад тоже вполне себе оживлен.

Люди есть и тут.

Слух улавливает звуки знакомого голоса. Взгляд едет по пространству, пока не тормозит и впивается.

Тарнавский, будто по заказу, стоит под фонарем. Рядом с ним — Салманов. Они курят и разговаривают. Выглядят расслабленно. Шутят даже. Мое сердце ускоряется.

И просто, потому что я правда уже соскучилась и хочу коснуться. А еще оказаться вдвоем. Не делиться им ни с кем.

А еще потому, что я боялась, что моя выходка испортит отношения Славы с другом. Я до сих пор не уверена, что он спокойно воспринял то, что Салманов мне подыграл. Но сейчас судья не выглядит обиженным и это хорошо.

Слов я не разбираю, но тон, мне кажется, вполне дружелюбный. Наблюдаю издалека за тем, как общаются. Докуривают. Салманов протягивает руку, которую Слава не отказывает пожать.

Я надеюсь, дальше они вдвоем же по дорожке пойдут в сторону манящего теплом дома, но Салманов уходит, а Слава достает еще одну сигарету. Поджигает ее. Выпускает сизый дым упругой струей. Становится серьезней. Задумчивей. Вместе с этим во мне снова усиливается тревога.

Ты перед всеми играешь, Слав? И передо мной тоже?

Пальцы сильно вжимаются в камень. Сомнения шатают.

Мне кажется, у нас все идет хорошо. Я на кураже. А он? Может он в пропасть летит?

Очень хочу, чтобы повернул голову и увидел меня. Очень хочу улыбнуться ему ярче, чем Айлин, Илье, Тамаре Николаевне вместе взятым. Зажечь его глаза своим огнем. Но он весь в себе. Курит и думает.

Мы вдвоем слышим один и тот же оклик. Вдвоем переводим взгляд. Он — из-под ног вперед. Я — в сторону.

По дорожке неправдоподобно неспешно идет Кристина. Смотрит на него. И он ответ.

При всей моей просветленности, ревность зажигается тут же. Жжется. Дерет изнутри.

Хочется совершить глупость: встрять. Встать между. Помешать. Пытаюсь усмирить себя. Это тоже тест на доверие, Юля. Давай, проходи. Ты просила его себе довериться? Отвечай тем же.

Он теперь рыжих любит. Точнее рыжую.

Кристина подходит к моему судье медленно. Останавливается в шаге. Обнимает себя руками и жмет плечами, отвечая на какой-то вопрос. Он выглядит собранным и серьезным. Она — как будто незаинтересованной. Хотя я-то знаю…

Сигарет тлеет между мужских пальцев. Они смотрят друг другу в глаза. Мне не расслышать ни слова. Только мимика. Жесты. Кристина подается вперед. Мой Слава обхватывает сигарету губами и выпускает дым в сторону. Потом смотрит на нее с улыбкой. Склоняет голову к уху. Говорит что-то…

Мне кажется, она его шатать пытается. А он…

— Не замёрзнете, Юль? — Слышу вопрос сзади и дергаюсь, как будто застали за кражей.

Вопреки действию прохладного ветра на щеках выступает румянец. Вот вам и шпионка…

Я оборачиваюсь и сжимаю руки в плотный замок.

На меня с улыбкой смотрит Аркадий Власов. Делает шаг ближе, протягивает тонкий плед. Глупо было бы отказываться. Я беру его с хрипловатым «спасибо».

Набрасываю на плечи, позволяя себе еще один короткий взгляд в сад. Они еще стоят. И говорят. Мне кажется, тон и эмоций там больше. А тут…

Отдираю себя. Напоминаю: ты доверяешь, Юль. Ты ему доверяешь. Вот и доверяй.

Прислоняюсь к балюстраде укрытой тонкой шерстью пятой точкой. Под пледом правда чувствую себя намного уютней.

Взгляд полупрозрачных глаз съезжает с моего лица над плечом. Аркадий не меняется в лице. Я не тешу себя иллюзией считать что-то с его мимики. Просто жду.

Вернувшись глазами ко мне, Аркадий улыбается. Я тоже в ответ.

Не скажешь же: я ненавижу вашу дочку. Почему она от него не отъебется? И зачем вы ее ему суете?

— Как вам вечер, Юля?

— Невероятный, спасибо. Я никогда не бывала в домах, похожих на ваш. И в компаниях, похожих на вашу.

Я не вижу смысла хорохориться и набивать себе цену, поэтому отвечаю правдой. Меня действительно очень впечатлила атмосфера. Люди. Еда. Интерьеры. В этом доме даже запах особенный. Я вряд ли его спутаю с другим теперь.

— Еще побываете. Я не сомневаюсь.

Это не звучит, как лесть. Но что ответить — не знаю. И отмахнуться не хочется. Улыбаюсь, принимая пророчество.

Власов снова мельком смотрит мне за плечо. Сознательно или нет — сама не скажу — но двигаюсь, возвращая внимание себе.

— Но у вас же не День рождения, правда? — Задаю вопрос, который собиралась задать уже дома и Славе.

Ответ получаю не сразу. Сначала — долгий взгляд. Потом — медленно растягивающая губы улыбка. Мужчина еще ничего не сказал, а я уже все поняла. Бинго, Юля. Ты умница.

— Нет. Не День рождения. Это такая традиция. В современном мире не принято собираться без повода. Все находят более важные дела. Отмазки, если говорить на вашем, молодежном, языке. Поэтому я придумал, что когда хочу собрать у себя — зову на День рождения. Единственный минус — подарки не несут и долгих лет жизни не желают.

Власов разводит руками. Я не верю, что «минус» его расстраивает. Зато убеждаюсь в том, что человек он необычный. Его не ограничивают общепринятые рамки. Он сам себя ими не ограничивает.

— Я желаю вам долгих лет жизни, — произношу красиво. Как тост. В ответ получаю благодарный кивок и киваю сама. В затылке пульсирует незнание, что происходит за моей спиной. Но и развернуться я не рискую. Не хочу дать слабину. Там я доверяю ему. Здесь он доверяет мне.

— Спасибо, Юленька. Постараюсь прожить их достойно. Хотя и завидую, конечно. Мне остались только «долгие», а у вас впереди лучшие.

Не знаю, что ответить. Улыбаюсь. Жду, что он продолжит. Может занимаюсь самообманом, но кажется, немного чувствую этого человека и его настроение.

Вспоминаю, что в первый вечер, глядя издалека, нарисовала себе недовольство моим присутствием на месте его дочки. А теперь понимаю, что все куда сложнее. И в нем, и в нас.

— Я бы с радостью еще раз прожил прошедшие тридцать лет.

— По-другому?

— Да нет. Просто подправив кое-что.

— Что? Если не секрет…

Мне кажется, наглею, но Аркадий только усмехается.

Качает головой и возвращает взгляд к моему лицу:

— Каяться — не мой конек. Но кое-что поменял бы.

— Заставили бы его жениться на Кристине?

Наверное, приснись мне этот слетевший с губ вопрос, я подскочила бы в холодном поту. Но сейчас, задав, даже не жалею.

Брови с несколькими седыми волосками приподнимаются. Но в глазах удивления нет. Мне кажется, этого человека вообще сложно удивить.

— Нет. — И ответу я тоже почему-то верю. — У нас с Вячеславом не такие отношения, Юля. Я не могу его заставить. Не потому, что нет средств, а потому, что нам важно сохранить свой базис. Это уважение. Я его ценю. Вы можете в этом не сомневаться.

— Но вы зачем-то сталкиваете их.

Власов улыбается и кивает. Я одновременно ему благодарна и растерзать хочу.

— А кто запретит мне мечтать с ним породниться, Юля?

На языке крутится: «я», которое Аркадий читает по глазам. Улыбается шире.

— Вам я не враг, Юля. Даю слово, что грязно не сыграю. Но вы тоже меня поймите: пройдет время и кому-то нужно будет отдать в руки все то, над чем я работал всю жизнь. Это почти так же страшно, как доверить дочь. Я хотел бы доверить Славе. Я был совсем не против, чтобы он пересмотрел свои решения. Даже если руководствовался бы при этом корыстью. Но если он не хочет… Что ж. Это часть личности, которую, напомню, я уважаю.

Заканчивает мужчина снова серьезно. Дает убедиться, что их отношения со Славой, да и со мной, получается, куда более многообразны. Я, в свою очередь, куда лучше понимаю, откуда у Славы такая лояльность к этому человеку.

— Мне кажется, мы можем гордиться тем, что сохранили неплохие отношения. И я искренне рад принимать в своем доме вас.

— Даже вопреки тому, что это совсем не нравится вашей дочке.

— Это делает мне больно. Но она несет ответственность за свои поступки. Я за них отвечать не могу.

Я не выдерживаю. Оглядываюсь. Ловлю себя на осознании, что сердце бьется быстро-быстро. А под фонарем уже никого. Ушли.

Возвращаюсь лицом к Власову. Чувствую, как бедро щекочет вибрация спрятанного в сумочке телефона. Интуиция подсказывает: это Слава. Ищет меня. Сочившийся все это время в кровь адреналин резко дает о себе знать. Я как будто выпила залпом термос кофе или ядреный энергетик. Только и трубку взять не могу.

Сковывает мужское внимание и ощущение, что Аркадий сказал еще не все.

— Я хотел вас лично поблагодарить, Юля.

— Это не обязательно, я… — Мой взгляд проезжается по террасе. Я вдруг понимаю, что устала. Хочу уйти. А потом, что не хочу юлить и подбирать слова. — Всё, что я делаю, я делаю для Славы. Меня не обязательно вводить в круг. Приглашать. Я уважаю, что вам важнее гордость дочери, чем… Хотя и не скрою: мне было очень приятно. Но я и без этого сделаю все, что должна. Ради Славы. Всё только ради него. И интересует меня только его благополучие.

— Я понимаю, в чем твои мотивы, малыш… — Переход на ты и тон, ставший более украдчивым, бегут по укрытым пледом плечам болезненными мурашками. Полупрозрачные глаза берут в плен. — Я рад за Славу. Он заслуживает преданности. Вряд ли он ожидал такой, но… Значит, заслуживает такую. Но поблагодарить я хочу за другое. И объяснить, в чем твоя ценность.

— В том, что я плохая крыса? — Ирония кривит губы. И отскакивает от непроницаемого спокойствия на лице собеседника.

— Другого информатора нам найти и даже перевербовать было бы не так-то сложно, Юля. Так что нет. Но только ты создаешь им ощущение контроля над ситуацией. Это очень дорогая опция, поверь.

На террасу врываются звуки гостиной. Я улавливаю громкий смех Тамары Николаевны, звон приборов и вопросительное:

— А где Аркадий Дмитриевич?

В голове еще крутятся последние слова именинника, которому не нужны именины, а взгляд перемещается и прикипает к родной для меня фигуре.

На террасу выходит Слава. Огибает Власова. Подходит ко мне и притягивает. Прижимается губами к виску.

Уверена, чувствует мою дрожь. Я его предельное напряжение тоже.

— Я звоню, Юль.

— Я слышала, просто…

Мне кажется, концентрация адреналина в нас одинаковая. Слишком.

— Замерзла. Нахера стоишь… — Он не спрашивает. Он и ответы-то не слушает.

— Это я виноват, Слав. Заговорились мы с Юлей…

Надо посмотреть на Аркадия в ответ и поблагодарить за пояснение хотя бы улыбкой, но я не могу отодрать себя от других глаз. Напускная игривость слетела. Его шатает. Меня тоже. Нам пора.

Где-то там, в светлой и теплой гостиной, вроде бы собираются подавать торт. Уверена, за столом будет еще много шуток и теплых бесед. Мы, возможно, переглянулись бы с Ильей. Я спросила бы у Айлин, кого они с Айдаром ждут — мальчика или девочку. Но Слава так же не смотрит на Власова и спрашивает у меня:

— Поехали?

Я закрываю глаза и облегченно киваю.