Преданность. Повесть о Николае Крыленко

Глава третья „ВАШ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ"

Из донесений в полицию:

1906 год. «…Солдат Петрашко — большевик… Сообщает об этом Ваш доброжелатель».

1907 год. «Конспиративное совещание подпольного комитета завода Лангензипена намечается на среду… Э.».

1908 год. «Сообщаю, что в трактире «Райскад долина» 25 ноября в 8 часов вечера имеет быть нелегальное собрание… Эрнест».

1909 год. «На заводе «Феникс» намечен тайный сход… Портной».

1910 год. «Малиновский дал согласие кооптироваться в Русское бюро ЦК РСДРП… Ему поручено организовать нелегальную партийную типографию в Ярославле… Икс».

1911 год. «Ногин (Макар) формирует в Туле партийный центр… X».

1913 год. «Свердлов, согласно имеющихся сведений, находится в настоящее время в Петербурге, состоит в связи с думской с.-д. фракцией, причем на него предполагается возложить главное заведование газетой «Правда» для придания ей направления строго партийного характера… Икс».

«Состоялось совещание ЦК РСДРП с партийными работниками в Кракове. Присутствовали: Ленин (Ульянов), Крупская, Петровский, Розмирович, Лобова, Шагов, Малиновский». (К донесению приложены тексты резолюций, поименно назван состав ЦК, перечислены его агенты в Московской губернии, в Петербурге, в Гельсингфорсе. Подписано Икс.)

«Сегодня в 5 часов дня и до 7 часов было в квартире - Петровского заседание Русского бюро ЦК. Присутствовали: Андрей (Я. М. Свердлов), Малиновский, Филипп (Голощекин), Петровский, Вал. Ник. Лобова… Во исполнение директив Ленина было поручено командировать Малиновского поставить в Гельсингфорсе типографию. Связь должна идти через Шотмана… X».

«Секретарь большевистской фракции Е.Ф. Розмирович (Галина) направляется в Киев… X».

«Прибывший в Петербург по заданию Ульянова (Ленина) Н.В. Крыленко (Брам А.) активно содействует с.-д. фракции Думы… Икс».

Два весьма приличных господина сидели в отдельном кабинете одного из фешенебельных петербургских ресторанов и пили шампанское. Хмельное разноголосье доносилось из-за полуоткрытой портьеры, но оно, по-видимому, нисколько не мешало им вести неторопливый, слегка приглушенный разговор.

— Дорогой господин Икс, — сказал после паузы старший по виду, казавшийся переодетым военным, и посмотрел на своего собеседника поверх бокала, который тот слегка повертывал из стороны в сторону, держа двумя пальцами за тоненькую ножку, — дорогой господин Икс, мне думается, все идет как нельзя лучше и не надо делать поспешных выводов. Не в обиду вам будь сказано, вы в последнее время проявляете излишнюю нервозность, а она плохой советчик в нашем с вами деликатном деле.

Лицо господина Икса покрылось пунцовыми неровными пятнами, он поставил бокал. Впрочем, он ни словом не обмолвился, прежде чем его собеседник не умолк, и только после этого проговорил, постукивая ногтями по краю стола от сдерживаемого волнения, при этом его мутновато-белесые глаза не выражали ничего:

— Мы с вами достаточно хорошо пригляделись друг к другу, а поэтому сегодня я буду говорить предельно откровенно.

— Сделайте одолжение, — господин с выправкой кадрового офицера подлил себе шампанского, медленно выпил, потом так же не спеша раскрыл инкрустированный портсигар и закурил, щурясь от табачного дыма. На своего собеседника он смотрел очень благожелательно, с некоторой даже гордостью, как смотрит умный отец на сына, вдруг проявившего самостоятельность в своих суждениях, поощрил: — Говорите, говорите…

— Не кажется ли вам, — напористо продолжал господин Икс, — что в последнее время наши роли немного изменились? То, что было уместным и приемлемым два-три года назад, теперь выглядит некоторым анахронизмом. Тем не менее вы по-прежнему считаете возможным обходиться со мной — я не дипломат, говорю об этом прямо, — считаете возможным говорить со мной, как с мелким филером. Мы с вами служим одному, действительно, весьма деликатному делу.

— Рад слышать слова не мальчика, но мужа, — кивнул собеседник и стряхнул пепел в хрустальную пепельницу, массивную, причудливо изогнутую в форме двуглавого орла. Он смотрел с прежним расположением, только левая бровь у него слегка приподнялась — признак легкого недовольства. «Однако, — подумал он, — в его словах есть доля истины. Надо будет принять к сведению, иначе со своей горячностью и необузданным самолюбием он когда-нибудь выкинет нежелательный трюк». Еще раз поощрительно кивнул: — Продолжайте, только, пожалуйста, оперируйте фактами.

— Факты? Вам нужны факты? Я предупреждал вас, что арест Ногина, Лейтейзена-Линдова и Софьи Смидович преждевременный и чреват нежелательными последствиями. Во всяком случае, арест Макара мог бросить тень на вашего покорного слугу. Вы сделали по-своему: в Туле прекратил свое существование руководящий центр большевиков, а ведь именно я был там на масленицу в одиннадцатом году… Факт второй: вы поторопились задержать Кобу, взяли его на глазах у всего зала Калашниковской биржи, в том самом зале, где шел концерт для нужд «Правды». Это, я считаю, было сделано грубо, недальновидно. Этим самым был дан повод для излишней настороженности среди нелегалов. Между тем Коба совсем недавно бежал из ссылки, на улице не показывался и всячески старался держаться в тени. Практически он был совершенно безвреден. Если так пойдет и дальше, то где гарантии того, что вы в один прекрасный момент не потребуете выдачи всей редколлегии газеты?

— Не надо бросаться в крайности, господин Икс. Хотя должен заметить, что контроль над легальными сотрудниками большевистской газеты обходится нам довольно дорого и, пожалуй, объективно приносит департаменту полиции больше вреда, чем пользы. Кстати, мне полагалось бы обидеться на вас за то, что вы так скоропалительно низвели мою персону на положение тугодума жандарма, но я отлично понимаю, что вы этого не хотели, а выпалили все это из благородных побуждений.

Теперь от слов перейдем к делу. Первое: было бы весьма желательным установить контроль за поступлением средств на издание вышеназванной газеты. Сделать это надо окольными путями (Икс передернул плечами, но промолчал), осторожно, чтобы даже тень подозрения не коснулась нашего агента. Вы меня понимаете? К примеру, не лишне будет поинтересоваться составом подписчиков, количеством бумаги и тому подобными мелочами, из которых можно будет сделать определенные выводы. Необходимо с помощью этих мелочей выяснить их материальный потенциал. Второе… Впрочем, на сегодня достаточно и первого. А теперь будьте любезны ответить на следующие вопросы.

Это «будьте любезны» директор департамента полиции произнес тоном, не допускающим никаких возражений, и агент по кличке Икс счел за благо придержать свои чувства, начал докладывать со школярской поспешностью.

Вскоре они расстались.

Депутаты IV Государственной думы Бадаев и Малиновский решили предотвратить неминуемый арест Свердлова.

Дело в том, что полчаса назад в прихожую квартиры Бадаева, где, казалось, надежно скрывался Яков Михайлович, нежданно-негаданно, в неурочное время вошел дворник и сказал, простодушно помаргивая розоватыми веками:

— Ваша милость, давеча тут один старичок интересовался: по какому такому праву у вас в доме проживают господин без прописки?

— Какой старичок, какой господин? — сделал удивленное лицо Бадаев, отчего его большие усы угрожающе встопорщились.

— В гороховом пальте, с тросткой. А потому как я нахожусь при исполнении должности, то и хотел спросить вас… — И тут дворник начал косноязычно перечислять приметы Якова Михайловича.

— Позволь, позволь, братец! Да ты никак с утра пораньше успел напиться? — остановил Бадаев не в меру разговорившегося дворника. — Как ты посмел так бесцеремонно ворваться в квартиру и морочить мне голову? — И Малиновскому укоризненно: — Вот видите, Роман Вацлавович, к чему привели ваши частые визиты? Вас принимают неведомо за кого… Вот что, сударь, — иронически глянул он на дворника и при этом пошевелил усами, — пойдите и как следует проспитесь, а если снова появится господин в гороховом пальто, попросите его пожаловать ко мне для объяснений… Подите вон.

Дворник слегка смешался и даже немного отступил. В своем неизменном фартуке с бляхой на груди он, казалось, олицетворял собой законченную тупость. Вышел он не сразу, а еще некоторое время потоптался у порога, озирался и мял картуз, потом выдавил из себя, желая как-то оправдаться перед представительным и сейчас рассерженным жильцом:

— Я чо? Я ничо: выпил самую малость для поднятия духа и только хотел… потому как просили узнать, и все такое, ежели без прописки, а так ничо, с полным к вам предпочтением…

— Что? — угрожающе спросил депутат, и дворник ушел, натужно посапывая. За дверью он гулко высморкался, пробормотал что-то невнятное и убрался восвояси.

— Где вы откопали сие чучело? — поинтересовался Малиновский. — Помнится, у вас служил такой степенный бородач.

— Сказался больным, ушел. Как я теперь понимаю, его попросту уволили, чтобы определить сюда нужного человека… Надо что-то предпринимать, Роман Вацлавович. Дело здесь не столько в дворнике, сколько в тех, кто заставил его сделать эту вылазку. Полагаю, без вмешательства охранного отделения здесь не обошлось. Знакомый почерк: чем примитивнее, тем безотказнее. Впрочем, это всего лишь провокация.

— С охранкой шутки плохи, — Малиновский нервно прошел к окну, выглянул, прячась за шторой, обернулся к Бадаеву, — необходимо спасать Якова Михайловича, и не медля ни дня: дворник наверняка подкуплен и постарается все вынюхать. Вы не разговаривали с Яковом Михайловичем? Надо его предупредить, а еще лучше — переправить в более надежное место. Право, не стоит рисковать: он только что бежал из ссылки, охранка давно уже охотится за ним.

Яков Михайлович вышел из комнаты в накинутом на плечи стареньком пиджаке, с книгой в руках, послушал, о чем они говорят, снял пенсне и, придерживая книгу локтем, начал старательно протирать стекла носовым платком, потом, как бы вскользь, сказал:

— Было бы хорошо перебраться куда-нибудь сегодня же ночью. Здесь неподалеку, насколько мне известно, есть дровяной склад. Может быть, пока переждать в нем? А там — на извозчика, и ищи ветра в поле.

— Вот Роман Вацлавович предлагает поселить вас временно у Петровского. Как вы считаете? — спросил Бадаев.

— У Петровского? Что ж, можно и у него.

Они еще немного поговорили, и Яков Михайлович удалился в свою комнату.

— Удивительное самообладание, — сказал Малиновский, не то осуждая, не то восхищаясь. — Даю руку на отсечение, что он сейчас преспокойно углубился в чтение.

— А что прикажете делать? — усмехнулся Бадаев. — Стенать и метаться, запинаясь о ковры?

— Не знаю. Я, наверное, не смог бы в его положении что-либо читать.

— Нервы, нервы у вас пошаливают.

— Вы, как всегда, правы, — нисколько не обиделся Малиновский. Он, кажется, уважал своего коллегу за рассудительность и спокойствие в любых обстоятельствах и даже старался подражать ему в этом, но не всегда успешно. Впрочем, на этот раз ему удалось справиться со своими нервами.

На том и расстались. А поздним вечером, когда все было подготовлено и предусмотрено, Бадаев, по своему обыкновению, вышел на улицу и начал прохаживаться по пустынному тротуару. Потом, убедившись, что все вокруг спокойно, он остановился и закурил, чем подал сигнал Якову Михайловичу. Тот через некоторое время вышел во двор, с необычайной ловкостью перелез через забор, пробрался к дровяному складу. Здесь он немного выждал, потом, ухватившись за прясло, подтянулся на руках, перемахнул еще один забор, вышел на набережную, сел в пролетку — и был таков.

Покружив по городу, пролетка остановилась у дома Малиновского, который, как и было условлено, поджидал беглеца у двери. Извозчика они тут же отпустили, а сами зашли на минутку в дом, затем вышли и неспешно направились к ближайшему ресторану.

Они выпили сельтерской воды и мирно разошлись в разные стороны, по разным квартирам.

В ту же ночь они оба были арестованы.