Все лежали на палубе, женщины всхлипывали, дети орали. Элоди держала Юнипер, чтобы удержать ее от попытки броситься на человека, который схватил Йонси. У него было оружие, и он дико стрелял из него. Любой, кто махал оружием, и был готов стрелять из него в набитый битком зал, любой, кто был готов держать маленькую девочку в качестве щита, был тем, с кем вы не пытаетесь связываться.
Элоди повалила Юнипер, отбивая ее машущие руки в стороны. Элоди стонала. Все производили какой-то звук: от боли, страха, отчаяния.
Все, кроме Йонси. Элоди видела, что Йонси была спокойна и безучастна. Очевидно, травма покорила ее. Она была похожа на куклу на сгибе руки стрелка.
Человек выпустил еще несколько выстрелов, чтобы никто не поднимался. Больше криков раздалось от женщин. Он пятился к люку под мостиком, идя прямо к ним. Элоди хотелось понять, что не так с лицом человека. Оно было перекручено, искажено. Это было совсем не нормальное лицо.
— Отпусти ее! Отпусти девочку!
Еще больше панических криков. Элоди огляделась и увидела трех Призраков, забежавших на транспортную палубу в дальнем конце, с винтовками у плеч, направленными на человека и его заложника, пока медленно пробирались сквозь ряды прячущихся членов свиты.
Человеком, который выкрикнул приказ, был Белладонец, Кардасс. Слева от него был Бонин, Танитский разведчик, с поднятым и нацеленным оружием. Справа от Бонина был Гол Колеа.
Лазерная винтовка Колеа была у его щеки. Выражение в его глазах разорвало Элоди пополам. Там была частично ненависть, частично мука.
Его дочь. Его маленькая девочка.
— Отпусти ее! — снова крикнул Кардасс.
Человек ответил каким-то неразборчивым звуком, как будто его рот не работал должным образом. Его лицо казалось беспорядком.
Элоди чувствовала, как ее сердце колотиться. Она так хотела встать, вырвать девочку из хватки маньяка.
Она увидела Капитана Мерина. Он прятался прямо рядом с ней, у следующей койки. Костин тоже был поблизости, держа голову руками, документы, которые он нес валялись рядом с его коленями. Один из диких выстрелов стрелка задел его плечо, оставив ожог.
Глаза Мерина были яркими от страха, как у загнанного в угол животного. У него не было винтовки, но Элоди могла рассмотреть лазерный пистолет в кобуре на талии.
— Пристрелите его, — прошипела она, держа Юнипер. — Капитан, пристрелите его!
Мерин проигнорировал ее.
— Пристрелите его! — повторила Элоди.
Угол был хорошим. Стрелок был боком к ним, и он не видел Мерина или его товарища. Любой полуприличный выстрел мог доставить лазерный заряд в его голову или торс, совершенно не попав в девочку.
— Ты с ума сошла? — прохрипел в ответ Мерин.
— Вы можете сделать чистый выстрел!
— Заткнись!
— Капитан, пристрелите его!
— Заткнись нафес! — прорычал Мерин.
— Отпусти девочку, — приказал Колеа. Его голос прорезал воздух и панику, как коса. Он был невыразительным, как будто свет погас в его сердце.
— Назад! Назад! — закричал в ответ стрелок, царапающими словами несовершенной формы, вырвавшимися из его деформированного рта. Напряжение от его усилий, в конце концов, победило способности по смене лица Сиркла.
Колеа, Бонин и Кардасс целились в него с трех сторон, прямо в голову. Они щурились, всматриваясь в мушки и, сгорбившись, быстро шли вперед короткими шажками.
Элоди задумалась, осмелится ли кто-нибудь из них выстрелить.
— Отпусти девочку! — потребовал Кардасс.
— Забудь, — сказал Колеа. — Жадд, забудь. Ему больше нечего терять. Он не позволит нам взять его.
Он понизил винтовку к груди, хотя все еще направлял ее на стрелка.
— Так ведь? — спросил он. — Ублюдок. Ты собираешься заставить нас убить тебя, и ты собираешься заставить нас убить девочку, чтобы сделать это.
Стрелок что-то сказал. Его губы были слишком вялыми и деформированными, чтобы слова были вразумительными.
Корабль тряхнуло. Это было внезапно и сильно. Не было никакого звука, и никакой свет не прорвался сквозь запечатанные бортовые ставни, но корабль завибрировал, как будто его уронили.
Отвлекающий внимание момент.
Роун спрыгнул с мостика на спину стрелка. Столкновение сбило с ног стрелка с Йонси. Серебряный клинок Роуна вонзился в правое плечо убийцы. Его оружие стало стрелять, заливая лазерными зарядами воздух.
Все трое упали. Роун потерял хватку на боевом ноже. Стрелок держал Йонси. С ревом, который заставил штатских, укрывающихся вокруг них, завизжать, Роун схватил Йонси и вырвал ее из рук убийцы. Он просто швырнул ее в воздух, возможно от отчаяния, возможно веря в то, что травма от падения будет более предпочтительной, чем она будет еще мгновение оставаться в руках убийцы. Убийца ударил Роуна по лицу краем винтовки.
Подброшенная, Йонси полетела вниз. Элоди прыгнула вперед, вытянув руки, и ей удалось поймать ее до того, как она упадет на металлическую палубу. Маленькая девочка была тяжелой. Столкновение порвало мускулы в предплечье Элоди. Она удержала ее, крутанулась, пытаясь защитить Йонси от падения. Они рухнули на правое плечо Элоди, Йонси была прижата к груди и животу Элоди. Затылком Элоди ударилась о ножку койки, и на секунду отключилась.
У нее во рту и носу была кровь. Она заморгала. Йонси кричала и тряслась на ней, извиваясь, лягаясь. Боль нахлынула на череп Элоди и на правую руку.
Стрелок снова был на ногах. Боевой нож все еще торчал из его лопатки. Роун лежал, распластавшись, на палубе, после удара винтовкой. Убийца направил свою лазерную винтовку на Роуна, чтобы прикончить его.
Первый выстрел Колеа оторвал правую руку стрелка в локте, заставив изуродованную конечность и винтовку, которую она держала, отлететь, как медленный пропеллер. Второй выстрел Колеа разнес его грудь в брызгах паленой крови и расколотых ребер.
Третий выстрел Колеа деформировал его голову намного более значительно, чем можно было достигнуть любой перестройкой лица.
Убийца рухнул, во всю длину, подрубленный, как старое прямое дерево нала, оставляя кровавый туман в воздухе.
Плечо Элоди было сломано. Боль пронзила ее так резко, что она не могла пошевелиться.
Мерин взял у нее Йонси и повернулся к Колеа.
— С ней все в порядке, — сказал Мерин. — Она спасена, Гол. Она спасена.
Атакующие корабли Оминатора, уродливые, стреловидные летательные аппараты, огибали мертвый Домино. Они были похожи на миниатюрные версии своего отца, помет из визжащих хищных щенков.
— Щиты? — намекнул Спайка, превозмогая ужасное аналитическое спокойствие.
— Ремонт все еще идет! — пропел младший техник.
— Отслеживать их. Сдерживающий огонь, — приказал Спайка.
Малые, более проворные батареи и орудийные посты Армадюка ожили, посылая лучи и прерывистые линии лазерных зарядов в черноту. Стволы качались в рукавах разрядников, когда орудия тяжело поворачивались, преследуя быстродвижущиеся атакующие корабли. На множестве экранов через множество пиктеров, Спайка наблюдал, как разделяется вражеская стая, метаясь вдоль бортов и под Армадюком, закладывая виражи между зубчатыми поверхностными башнями и резными бронированными контрфорсами, держась близко линии ребристого носа, как летательные аппараты, летающие низко по улицам улья. Батарейный огонь преследовал их. Спайка увидел, как один атакующий корабль исчез в пламени, вращаясь, как колесо с фейерверком под собственным импульсом. Он так же видел, как взорвалась батарея, отправленная стремительной атакой в забвение. Огоньки начали гаснуть на его капитанской консоли, крошечные индивидуальные огоньки среди тысяч системных индикаторов. Носовая батарея 1123. Носовая батарея 96 (правый борт). Килевая батарея 326 (по центру). Орудийная башня 11. Узел жизнеобеспечения 26 альфа (левый борт). Мачта обнаружения девять бета.
Волна нацеленных ударов прокатилась внизу Армадюка, когда вражеская эскадрилья рванула к корме, уклоняясь от огня, стреляя в поисках слабых точек.
Раздался внезапный электромагнитный треск, исказивший изображения на большинстве пиктеров, омовение статикой от серьезного лазерного огня. Когда картинки попрыгали и вернулись назад к жизни, Спайка увидел Фурии. Имперские пустотные истребители, все из истребительного экрана бедного Домино, летели к корпусу Армадюка с противоположного направления, лицом к лицу встречая вражескую эскадрилью. Спайка насчитал почти три дюжины индивидуальных воздушных боев, акробатических дуэлей, которые стали внезапно происходить. Фурии гонялись за вражескими летательными аппаратами вокруг пилонов щита или башен обнаружения, или преследовали их около бортов и у киля. Подобно поднимающимся птицам, Фурии и вражеские корабли схватились друг с другом, уходя по спиралям от Армадюка, пока пытались перехитрить друг друга и произвести убийственный выстрел. Некоторые кувыркались. Другие улетали по широким дугам, оттесненные от фрегата в попытке уйти от преследователя, иногда до самой светящейся массы Домино. Это было похоже на то, как голодный рой насекомых напал на старый корабль.
— Щиты через двадцать секунд! — объявил техник.
— Принято, — ответил Спайка. — Служба вокса, сделайте все возможное, чтобы связаться с Фуриями. Предупредите их, что мы перезапускаем щиты и им нужно держаться в стороне, когда мы зажжем.
— Так точно, капитан!
Внимание Спайки было приковано к Оминатору. Он явно не устал произносить свое имя. Приборы вычислили примерно девять минут до точки обстрела при текущей скорости. Спайка стряхнул это. Больше похоже на семь или шесть с половиной. Оминатор был стремительным и голодным. Он хотел лизнуть до того, как Армадюк снова поднимет щиты, и до того, как мчащаяся громада Агрессор Либертуса подойдет к нему с тыла. Агрессор Либертус уже обменивался дальними ударами с Некростар Антиверсалом, пока ускорялся. Некростар Антиверсал, его двигатели реального пространства пылали горячим оранжевым, очевидно хотел проверить свою отвагу против Сепитерны.
— Черт возьми, у нас есть вокс? — спросил Спайка.
— Перенаправляем доступные контуры вам, капитан.
Спайка подвинул свой серебряный рупор ближе.
— Прием, прием, Капитан Либертуса. Прием, прием, Капитан Либертуса. Это Спайка, капитан Высочества Сира Армадюка.
Треск.
— Это Либертус, подтвердите.
— Подтверждаю, Либертус. Позвольте линейному кораблю позаботиться о том крейсере. Мы можем сокрушить эту цель огнем, а затем повернуться вместе.
Длинная пауза, полная статики.
— Либертус, подтвердите?
— Согласен, Армадюк. У вас щиты и оружие в эффективном состоянии, подтвердите?
— Подтверждаю эффективность оружия. Примите относительную позицию. Армадюк ускоряется для сближения. Будьте готовы к широкому развороту, повторяю, широкому, если он докажет неохоту пройти между нами.
— Относительные позиции отмечены и сопоставлены. Ускорение сопоставлено. Давайте уничтожим ублюдка, Армадюк.
— Подтверждаю.
— Щиты по вашему приказу! — объявил техник.
— Зажечь их, — сказал Спайка.
Последовали прерывистые импульсы, когда генераторы пустотного щита начали оживать. Освещение на палубе тускнело и возвращалось назад, пока энергия на борту была ненадолго перенаправлена. Щиты потрескивали вокруг наступающего Армадюка, формируя блестящие поля из искаженного имматериума. Несколько Фурий, поздно покидающих Армадюк, закувыркались, с выключенными огнями и исчезнувшей энергией, их системы временно отключились из-за контакта с защитными полями. Четыре из маленьких охотничьих кораблей Архиврага взорвались, врезавшись в расширяющиеся щиты, их двигательные установки разрушились от какого-то аллергического, алхимического взаимодействия.
С поднятыми щитами, Армадюк начал разгоняться мимо Домино в направлении наступающего Оминатора. Агрессор Либертус последовал, примерно в шестидесяти километрах позади и двадцати по правому борту.
— Очистить пусковые шахты! — приказал Спайка. — Главные батареи, главные орудия – начать стрельбу по обозначенной цели.
Он навел главный дальномер на Оминатор.
Воздух в системе все еще пах дымом. По крайней мере, это маскировало пропитавший Армадюк неприятный запах топленого жира с кухни.
Гаунт шел назад на мостик по безжизненным коридорам. Все пассажиры набили бункерные палубы, а экипаж корабля был на своих боевых постах. Время от времени, младший офицер или сервитор пробегали мимо по какому-то поручению.
Гаунт начинал с небольшого понимания пустотного боя, а теперь его вообще не было. Он размышлял, были ли они близки к победе, или близки к смерти. Корабль был тихим. Это было не похоже на бой в поле, с грохотом орудий, или артиллерией, мутузившей линию горизонта, с воздушными судами над головой. Место было тихим. Не было никаких сообщений о скором уничтожении.
Но он мог сказать, что битва продолжается. Палуба трещала, а суперструктура стонала под напряжением. Каждую минуту или около того, освещение могло потухнуть и снова вернуться, или двигатели могли начать еще один безумный сотрясающий выход мощности. Статика покрыла все поверхности; он предполагал, что это был побочный эффект от пустотных щитов. Он видал такое в зданиях и наземных машинах поблизости от активных Титанов.
Больше всего, он мог чувствовать битву внутри себя, в своем животе, своем внутреннем ухе, в своем кинестетическом ощущении. Он мог ощущать отсутствие звука, невидимые рывки и скручивания и растяжения инерциальной компенсации. Гравитационные системы боролись, чтобы поддержать статус кво, когда корабль накренялся и менял направление. Он чувствовал себя так, как будто стоял в тихом, покачивающемся здании: это наполнило его воспоминаниями. Нахождение в высокой башне на Балгауте во время первых огненных штормов. Нахождение на стенах Улья Вервун, когда приближались машины скорби Херитора.
По крайней мере, думал он, он надеялся, что это был стресс от гравитации. Он надеялся, что это не было турбулентностью его беспокойной души, озабоченной страданиями, которых она совсем не ожидала.
Проход в большой зал был открыт. Внутри, под тихо качающимися лампами, Железный Змей Холофернэс осуществлял быстрые атаки мечом напротив гололитических целей.
Работа мечом была ужасающе стремительной. Холофернэс использовал поперечные удары и стиль поворотов, которые Гаунт никогда раньше не видел, переключаясь с одноручного на двуручный хват в зависимости от положения меча.
Со снятым шлемом, Идвайн сидел в стороне, наблюдая за тренировкой.
Он не оторвал взгляд, когда подошел Гаунт, но он знал, что здесь человек.
— Я думал, что вы где-то прячетесь, — сказал Идвайн, его голос был машинных хрипом.
— Нет, не думали, — ответил Гаунт.
— Нет, — признал Идвайн. Он продолжал смотреть на тренировку с мечом Железного Змея. Железный Змей даже не обратил внимания на присутствие Гаунта.
— Он становится небрежным, — сказал воин Серебряной Гвардии. — Я не знаю, какому типу работы с мечом их учат в эти дни на Итаке.
— Вы осведомлены о битве? — спросил Гаунт. — Я думал, что вы ушли на мостик.
Идвайн повернулся, чтобы посмотреть на него.
— И чему это поспособствует? Там нет места, чтобы мы сыграли свою роль. Пока они не возьмут нас на абордаж. Есть вероятность, что они возьмут нас на абордаж?
— Я так не думаю.
Серебряный Гвардеец пожал плечами.
— Тогда, все, что мы можем делать, это ждать, пока мы не встретимся с нашим типом боя.
— Вам не нужно знать, что происходит? — спросил Гаунт.
Холофернэс прекратил махать мечом и оглянулся.
— Только пока мы живы, — сказал он. — Если мы умрем, зачем беспокоиться о деталях?
Он вернулся к своей тренировке. Меч быстро мерцал, вращаясь и перемещаясь.
Гаунт осознал, что Идвайн все еще пристально смотрит на него.
— Я не очень хорошо читаю ваши лица, — сказал Идвайн. — Я не считываю человеческие микро выражения. Они слишком слабые, незначительные.
Гаунт не знал, что ответить.
— Но вы выглядите озабоченным, — продолжил Серебряный Гвардеец. — Очевидно, что есть стрессовый фактор от этого боя, но вы человек, который повидал битвы. Где ваша твердость? Мне кажется, что кое-что другое беспокоит вас.
— Вы достаточно хорошо читаете наши лица, — сказал Гаунт.
Идвайн нахмурился и кивнул, как будто спокойно порадовавшись своему успеху.
— И?
— Я обнаружил себя отвлеченным, — сказал Гаунт. — Не ожидая этого, я обнаружил себя озабоченным благополучием другой личности на борту. Это беспокойство удивило меня до такой степени, что я нахожу это тревожным.
— Вы подвергаете сомнению свою концентрацию.
— Я беспокоюсь о том, как с этим справиться.
— Это женщина? — спросил Идвайн. — Женщина? Половой партнер? Я понимаю, что это может быть очень отвлекающим для эмоционально скомпрометированных.
— Нет, — сказал Гаунт. — Я недавно узнал, что у меня есть сын.
— А, — произнес Идвайн. — Отпрыск. Я о них тоже ничего не знаю.
Он наклонил голову, прислушиваясь.
— Вы слышите? — спросил он.
Холофернэс прекратил тренировку и тоже прислушался. Гаунт сконцентрировался. Он мог выделить отдаленный, периодический грохот, замаскированный пульсацией двигателя, повторяющееся пыхтение вращения машины.
— Это главный склад корабля подает боеприпасы с максимальной возможной скоростью, — сказал Идвайн. — Мы стреляем всем, что у нас есть, с максимальной скорострельностью. Мы пытаемся убить что-то очень большое.