Предел Спасения

IV. СКРЕПЛЕНИЕ УЗ

Фонари светили повсюду в комплексе Анзимарских Казарм, отчасти, чтобы добавиться к фестивальной природе Импровизированной Ярмарки, но по большей части, чтобы бороться с мраком дневного смога. В этот день он был особенно подавляющим, и не собирался рассеяться до наступления темноты. В лагере и на посадочных полях уже ощущалось так, как будто они были накрыты вечерней тенью.

Гаунт возвращался через внешний четырехугольный двор с Харком, Ладдом, Эдуром и Фейзкиель. Они могли слышать бьющую ключом музыку, играющую из залов, стук тарелок и стаканов из столовых. Полным ходом шел прием пополнения.

— По крайней мере, мы для этого одеты, — сказал Харк.

— Я думал, что Лорда Милитанта хватит удар, — сказал Ладд, который все еще переваривал встречу, с которой они возвращались.

— Лорды Милитанты не любят пренебрежительного отношения, Ладд, — сказал Харк. — Не в пользу простых полковников. Даже не в пользу такого редкого зверя, как полковник-комиссар.

— Сайбон понимает игру, — ответил Гаунт. — Он тоже играл свою часть. Он знал, что они захотят скрепить личные узы, со мной. Кроме того, Глава Ордена и не рассмотрел бы мое прошение, если бы оно не шло с явной поддержкой высшего эшелона Крестового Похода и одного или двух Лордов Милитантов. Сайбон получил то, что хотел. Ему нужно было присутствовать для вида, даже если это и было для того, чтобы они смогли просто принизить его.

— Они когда-нибудь бывают вежливыми? — спросил Ладд.

— Они – Космические Десантники, — сказал Гаунт.

— Но быть настолько неуважительным к Лорду Милитанту...

— Они могущественные существа, — сказал Гаунт. — Они любят напоминать людям, где находится это могущество.

— Значит, они никогда не радушны или...

— Я не знаю их, Ладд, — сказал Гаунт. Он резко остановился и повернулся, чтобы посмотреть на младшего комиссара. Остальные замерли вокруг них, в центре квадратного двора. — Я никогда особенно не изучал их этикет.

— Никто не знает их, — тихо сказал Эдур.

— Они знают вас, сэр, — сказал Ладд Гаунту. — Вот, что все это было. Вы попросили что-то типа одолжения.

Челюсть Гаунта напряглась. В сумраке, его глаза казались охваченными сверхъестественным светом.

— Не одолжение, — сказал он. — Ты не просишь у Космодесантников Адептус Астартес одолжений. Это все связано с договорами и альянсами. Это все связано с тем, чтобы сделать достаточно, чтобы тебя просто заметили, чтобы тогда, когда ты попросишь у них что-то, им было дело до того, кто ты такой.

— Ты осознаешь, что мы все выглядим для них одинаково, так ведь? — сказал Харк.

Ладд рассмеялся, а затем осознал, что это не предполагалось быть шуткой.

— Что вы сделали? — спросил он.

— Что? — спросил Гаунт, повернувшись, чтобы снова пойти.

— Что вы сделали, чтобы вас заметили?

— Просто достаточно, — сказал Гаунт, и ушел.

— Балгаут, — сказала Фейзкиель. Остальные посмотрели на нее. — Башня Плутократов. Врата Олигархии. Печально известный Девятый День, — сказала она. — Гирканцы Гаунта стояли вместе с Серебряной Гвардией в разгар битвы. Он, определенно, имел с ними дело, возможно, с самим Вигамом. Его успехи, должно быть, привлекли к нему их внимание. Возможно, он даже заслужил их уважение. Определенно то, что он сделал достаточно, чтобы годы спустя, когда он попросил их о помощи, они озаботились рассмотреть это.

Она посмотрела на Ладда. Она была, всего лишь, на несколько лет старше него, но между ними, казалось, есть целая бездна из зрелости.

— Это все есть в его личном деле, — сказала она. — Стандартные биографические данные. Там есть еще детали, некоторые из них засекречены, но не трудно для кого-нибудь с Комиссариатским доступом добраться до них, если эти кто-то готовы копнуть.

— Вы изучали его? — спросил Ладд.

— Ты выглядишь удивленным, — сказала Фейзкиель. — Я собираюсь служить под его командованием. Я хочу знать о нем, чтобы я знала, чего ожидать и как наилучшим образом осуществлять свои обязанности. Любой комиссар сделает то же самое перед прикреплением к новому командиру. Будет сюрпризом, на самом деле, если ты этого не сделал.

— Я не понимаю, зачем мне это было нужно, — сказал Ладд, слегка покраснев.

— Чтобы не задавать тупых вопросов в неподходящий момент? — предположила Фейзкиель.

— Я думаю, что Нахум, возможно, более интуитивный слуга Трона, чем ты, Луна, — мягко сказал Эдур.

— Это не вопрос интуиции, — ответила она. — Это, так же, не вопрос конфиденциальности. Нет ничего плохого, чтобы изучить и понять послужной список офицера, которому служишь. Это улучшает исполнение обязанностей. Это здравый смысл.

Подбежал посыльный офицер, отдал честь, и вручил Харку сообщение. Харк подтвердил получение, прижав к расписке о получении кольцо с биокодом. Он прочитал сообщение, а затем положил его в карман.

— Нам нужно вернуться к работе, — сказал он. — Есть новоприбывшие, которых нужно разместить, и сделать последние приготовления. Есть кое-что для тебя, Ладд, что нужно обдумать. Фейзкиель высказала свое мнение о присутствии Серебряной Гвардии. Но остальные двое. Железный Змей и Белый Шрам. Почему три Ордена?

— Я выясню, — сказал Ладд. — Между прочим, когда прибудут остальные?

— Кто остальные?

— Космические Десантники?

Харк улыбнулся. — У нас есть три Космических Десантника. Только три. Они редки и они драгоценны. Давно прошли те времена, когда они маршировали среди звезд сотнями или тысячами. Нам повезло заиметь троих.

— В большинстве случаев, — сказал Эдур, — троих более, чем достаточно.

— Будем надеяться, что это один из этих случаев, — ответил Харк.

— Как ты будешь выяснять, Ладд? — спросила Фейзкиель.

— Я их спрошу, — ответил Ладд.

— Почему это смешно? — добавил он.

Толпы собрались вокруг лазарета, сформировав очереди. Большинство из полкового общества хотели выйти наружу и насладиться несколькими последними часами Ярмарки или, если им разрешили, присоединиться к встрече пополнения в казарменных залах. Они могли слышать музыку оркестра весь путь от лазарета. Кроме того, здесь надо было получить сертификаты, и это означало получить свои уколы.

Элоди присоединилась к очереди. Полковые медики делали прививки всем членам полковой свиты. Уколы были смесью антивирусов и антибиотиков, а так же эмпирейных электролитов, предназначенных для защиты от чужеродных инфекций и смягчения некоторых травм во время переправки. Если у вас не было сертификата от медиков, доказывающего, что вам сделали уколы, вы не могли погрузиться на корабль. В этот раз, рассказали Элоди, так же нужен был бонд.

Все вокруг нее в очереди говорили об этом. Сопроводительный бонд был документом об отказе об ответственности, выпущенный Муниторумом, в котором указывалось, что его носитель понимает, что он или она переправляются в боевую зону. Полковые свиты обычно следовали за своими подразделениями, чтобы зарезервировать лагери или промежуточные станции, соседствующие с полем битвы.

В бонде, который был нужен на этот раз, указывалось, что, по любой причине, свита должна была последовать за Танитским Первым прямо на опасную черту. Они будут в опасности. Их безопасность не будет гарантирована. Им было необходимо подписать бонд, чтобы этим сказать, что они понимают и принимают этот риск, или они могут выбрать остаться позади. Муниторум не рекомендовал Танитской свите подписывать бонды после Уранберга в 771.

Это был трудный выбор, потому что остаться позади было ненадежным вариантом. Для супруга или ребенка, или для торговца, чье бытие стало зависеть от полка, отставание позади означало риск больше некогда не присоединиться к подразделению. Если ты пропустил отправку, ты мог больше никогда не переправиться к тому месту, где в дальнейшем остановится полк. Ты мог провести месяцы или даже годы, пытаясь пересечься с подразделением в дороге, как пришлось тому нелепому оркестру, так она поняла.

Для Элоди, это совсем не было выбором.

— Вы себя хорошо чувствуете, Мамзель Дютана? — спросил ее старый доктор, Дорден, когда подошла ее очередь. Он протер изгиб ее локтя алкоголем, пока санитар готовил шприц.

— Да, доктор. Просто есть кое-что в мыслях.

— Вы озабочены, без сомнения, тем, что ожидает нас. Война ранит нас страхом вне зоны досягаемости любого оружия.

Она кивнула.

— Вы кажетесь спокойным, если позволите мне так сказать, — сказала она старому человеку. Он казался очень хрупким, но его руки были тверды, как камень, и она почувствовала, всего лишь, крошечный нажим, когда игла вошла. — Я могу только предположить это потому, что вы раньше делали это?

— Вы не первый мой пациент, Мамзель Дютана.

— Я имею в виду войну.

— Ах. Нет, к этому никогда не привыкнешь. Но вы правы, я не могу припомнить где, в своей жизни, я оставил свою тревогу.

Элоди пошла назад вдоль берега, сквозь ярмарочные толпы, с маленьким ватным тампоном, прижатым к месту укола. Она пошла к жилищам, которые стояли рядом позади прачечных палаток. Казалось, что, на самом деле, темнеет, как будто настоящий вечер проходил сквозь темный смог.

— Юнипер? — позвала она. — Юнипер?

Палатки сильно пахли карболовым мылом и сырым рокритом.

— Юнипер? Ты здесь?

Она нырнула в жилище Юнипер и резко остановилась. Женщина, наполняющая топливом маленькую печку внутри, была не Юнипер.

Она была солдатом, сержантом, худой и сильной с короткими светлыми волосами.

— Ой, простите, — сказала Элоди.

— Вы искали Юнипер? — спросила Тона Крийд.

— Да.

— Она ушла получить бонд, — сказала Крийд. — Я пришла повидать Йонси, и сказала ей, что останусь, пока она не закончит с делами.

Маленькая девочка, которую Элоди видела раньше в толпе, сидела в углу жилища и ела бобы из котелка. У нее была медаль Святой на ленте вокруг шеи. Элоди могла видеть, что Йонси еще не долго будет ребенком. Она была маленькой для своего возраста и выглядела не старше семи или восьми лет, но ей, должно быть, было, по меньшей мере, одиннадцать или двенадцать. Возможно, жизнь на плитках и Гвардейских рационах слегка замедлили ее рост. Возможно, она была одной из тех детей, которые могли, внезапно, стать молодыми женщинами в подростковом возрасте. Было что-то совершенно хитрое в ней, чувствовала Элоди. Она все еще заплетала свои волосы в косички, и качала ногами, когда садилась на стул взрослого, чтобы подчеркнуть свои размеры. Но это было так, словно можно было подумать, что она слегка приукрашивает детский эффект, как будто понимает, что это даст ей хорошее отношение и благосклонность. Все были ее дядями и тетями.

— Я хотела у нее кое-что спросить, — сказала Элоди. — Я приду позже.

Крийд пожала плечами, как будто этого было вполне достаточно. Последовала легкая неловкость, как будто они не знали, что сказать друг другу.

— Вообще-то, — сказала Элоди, — могу я у тебя кое-что спросить?

Крийд закрыла дверцу плитки, посмотрела на Йонси, чтобы убедиться, что она с жадностью уплетает свою еду, а затем подошла к Элоди.

— По какой причине солдат берет себе жену?

— Кроме очевидного, имеешь в виду? — спросила Крийд.

— Да, кроме этого.

— Нет лучшей причины, кроме этой, — сказала Крийд. — Это не мое дело, я уверена, но как ты чувствуешь – это единственная важная причина.

Элоди кивнула.

— Бан сделал тебе предложение? — спросила Крийд.

Элоди покачала головой.

Крийд пожала плечами.

— Как я и сказала, совсем не мое дело.

Элоди вытащила маленькие сложенные бумаги из кармана платья.

— Взгляни на это, — тихо сказала она.

— Прошение на женитьбу, — сказала Крийд, читая.

— Он ничего не говорил. Ничего. Но у него есть документы. Он заполнил их.

— Так в чем проблема? — спросила Крийд, отдавая бумаги. — Слишком быстро? Ты собираешься сказать нет?

— Нет.

— Хорошо. Было бы плохо во всех смыслах, если бы мы ввязались в это со старшим капитаном, нянчащимся со своим разбитым сердцем. Погоди, это все связано с сопроводительным бондом? Ты не хочешь подписывать бонд? Ты остаешься здесь?

— Нет, нет. С этим все в порядке. Я взяла свой.

— Тогда? — спросила Крийд.

— Я не понимаю, почему он мне не сказал.

— Мы уезжаем в спешке. Это не романтично, но он хочет сделать все по закону до того, как мы зароемся в это.

— Просто чувствуется, как будто есть другая причина, — сказала Элоди. — Другая причина, почему он хочет сделать это.

— Это из-за того, что он может умереть? — сказала маленькая девочка из другой части комнаты. Они обе посмотрели на нее. Йонси опустила ложку и смотрела на них, с легкой улыбкой на лице.

— Это из-за того, что он может умереть? — повторила Йонси. — Он хочет жениться на тот случай, если он умрет.

— Иди, умойся, — сказала Крийд. — У тебя соус вокруг рта.

Йонси засмеялась и соскользнула со стула. Она побежала в уборную в задней части маленького жилища.

— Прости за это, — сказала Крийд.

— Нет, я прошу прощения. Мне следовало думать, что говорю. Я была невнимательна.

Крийд нахмурилась.

— Невнимательна? Чего? Ох, ты имеешь в виду, из-за Каффрана?

Она пожала плечами, как будто это ничего не значило.

— Меня больно, что он умер, а не то, что я сначала не вышла за него замуж. Это не имело бы значения для нас, клочок бумаги. Хотя, для кого-то имеет. Некоторые женятся, знаешь, чтобы обеспечить.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Элоди.

— Если ты, на самом деле, не замужем, с клочком бумаги, который можно показать, — сказала Крийд, — тогда Муниторум не рассматривает тебя в качестве вдовы. Поэтому некоторые гвардейцы женятся просто для того, чтобы обозначить преимущество вдовства. Это не много. Всего лишь, несколько крон в год, я полагаю, пособие вдовы. Но это имеет значение для некоторых людей.

— Не для меня, — сказала Элоди. — Ты думаешь, поэтому он хочет это сделать?

— Я не знаю. Может быть, для него имеет значение знать, что ты будешь обеспечена. Вдова капитана, возможно, получает лучшее пособие.

Элоди сложила бумаги и убрала их.

— Ты в порядке? — спросила Крийд.

— Да. Да, нормально.

— Ты выглядишь бледной. Я слишком много сказала.

— Нет.

— Ты, действительно, не думала ни о чем из этого, так ведь? — спросила Крийд.

— Думала, что думала. Оказывается, что нет.

— Тогда, лучше тебе подумать, — сказала Крийд. — Он – солдат. Солдаты умирают.

— Мы все умираем, — сказала Элоди.

— Да, — кивнула Крийд. — Но не так быстро, как солдаты.

Гаунт поднялся по ступенькам к входу в казарменный зал. Смог и наступающий вечер объединились, чтобы создать темноту, похожую на сумерки. Окна зала светились лампами.

Белтайн ждал его у входа.

— Что-то неправильно, — сказал Гаунт.

— Оркестр, сэр, — сказал Белтайн.

— Я могу слышать, что это. Я просто не могу, хоть убей, понять, зачем.

— Я оставил это удовольствие Майору Баскевилю, сэр, — сказал адъютант.

— Что-нибудь еще? — спросил Гаунт.

— Новые старшие офицеры жаждут встречи с вами.

— Конечно. Ты объяснил, что я задержался по необходимости?

— Объяснил, сэр. Некоторые приняли это лучше, чем остальные.

— Что-нибудь еще? — спросил Гаунт.

— Переправка закончится прямо к полуночи по-местному времени, — сказал Белтайн. Он вручил Гаунту планшет. — Наш транспортник подтвержден, как Высочество Сир Армадюк. Это фрегат. Класса Буря. Что бы это не означало.

— Значит Флот, все-таки, не смог выделить боевой крейсер.

— Нет, сэр. Вообще-то, Флот этот тоже не выделял. Как я понял, Высочество Сир Армадюк был существенно поврежден во время Хуланских Войн и был в резерве последние двадцать семь лет. Он провел, как мне сказали, так называемый «модификационный ремонт», но его характеристики все еще не позволяют быть полностью сертифицированными Флотом.

— Ты говоришь, что это кусок металлолома, который, в противном случае, пошел бы на разбор?

— Я этого не говорю, сэр, — сказал Белтайн, — потому что я ничего не знаю о Флоте или о том, как там у них это делается. Я просто обычный гвардеец.

Гаунт посмотрел на документы на планшете.

— Ох, как они верят в нас. Давая нам корабль, о котором они даже не вспомнят, потому что они совершенно уверены, что он будет потерян.

— Я запомню, чтобы держать это проникновение в суть дела при себе, так ведь? — спросил Белтайн.

— Да, пожалуйста, — сказал Гаунт, отдавая планшет. — Что-нибудь еще?

— Нет, сэр.

Гаунт сделал жест в сторону двухголового орла, который присел на голове большой статуи Святого Киодруса неподалеку. Орел взъерошивал крылья и суетился на мраморном насесте.

— Даже не это?

— Это мне не принадлежит, сэр, — сказал Белтайн, — и не я поместил это туда.

Гаунт вошел в зал. Длинные, освещенные люстрами столы были подготовлены к ужину, но собравшиеся гости, в основном, стояли, разговаривая в группах, с напитками в руках. Сервиторы жужжали сквозь толпу. Полковые цвета – Танитские, Вергхастские и Белладонские – были в изобилии. С одной стороны на низкой сцене, оркестр энергично играл.

— Где ты был? — спросил Бленнер, практически сразу же перехватив его.

— Ох, ну знаешь, полковничал и все такое, — сказал Гаунт.

У Бленнера в руке был бокал.

— Я ненавижу такие гулянки, — сказал он, наклонившись ближе к Гаунту, так чтобы он мог шептать и все еще быть слышимым над игрой оркестра.

— Оркестр был не твоей идеей, так ведь? — спросил Гаунт.

— Почему ты так подумал? — спросил Бленнер, выглядя уязвленным.

— Я не знаю, — сказал Гаунт. — Есть в этом что-то такое, что ощущается, как тщательно продуманная шутка.

— Ой, спасибо, — сказал Бленнер. Он вытащил то, что выглядело, как таблетка, из кармана своего плаща, и запил ее амасеком. Он увидел, что Гаунт смотрит на него.

— Что? — сказал он. — У меня болит голова.

Приближался Колеа с несколькими офицерами, которых Гаунт не узнавал.

— Командир, — сказал Колеа, — имею честь представить старших офицеров нового Вергхасткого пополнения. Майор Паша Петрушкевская и Капитан Орнелла Жукова.

Гаунт отдал им честь.

— Мне стыдно, — сказал он, — что я не был здесь, что встретить вас. Вы проделали долгий путь, и вы способствуете великому делу.

— Мы понимаем, — сказала Петрушкевская. — Майор Колеа был весьма добр, чтобы объяснить, что вас задержал важный стратегический брифинг.

— Именно так. Все еще, прошу прощения. Улей Вервун занимает очень, очень важное место в этом полку. Это честь получить подкрепления с Вергхаста.

— Это честь служить под командованием Народного Героя, — сказала Жукова.

— Я об этом не знал, — сказал Гаунт.

— Ох, да, — воодушевленно сказала Жукова. — До настоящего дня, ваше имя произносят с честью и уважением на каждом уровне жизни улья. Вы знали, что только в одном Западном Секторе Хасса есть четыре ваших статуи? У меня есть пикты, если вы захотите посмотреть на них.

— Спасибо вам, но я уверен, что знаю, как выгляжу, — сказал Гаунт.

Жукова засмеялась.

— Вы, определенно, более красивый собственной персоной, — сказала она.

— Теперь, она мне, определенно, нравится, — сказал Бленнер, делая шаг вперед. — А тебе, Ибрам? Вы мне, определенно, нравитесь, Капитан Жукова. Полковник-комиссар ужасно старый зануда, и притворяется, что ему не нравятся люди, которые говорят ему о его героизме, или насколько он красив. Но мы сами все это можем видеть, так ведь? Между нами, он, по секрету, любит это, и я советую делать это так часто, как возможно, не важно, насколько он протестует.

— Бленнер, — прошипел Гаунт.

— На самом деле, — продолжил Бленнер, — чем больше он сопротивляется, тем больше, в тайне, это ему нравится.

— Серьезно? — рассмеялась Жукова.

— Ох, да, — сказал Бленнер. — Я-то знаю. Я знаю его всю свою жизнь.

— Да? — спросила Жукова. Казалось, что это впечатлило ее. — Это, должно быть, чудесно. Какой пример он должен подать.

— Даже не знаю, с чего начать, — сказал Бленнер, положив руку на сердце и наклонив голову в сторону. — Он совершенно вдохновляющий. Хотя, и немногие это знают... — он понизил голос и наклонился вперед. Жукова наклонилась вперед, чтобы услышать, еще более раскрыв глаза.

— … я научил его многому о жизни и манерах поведения офицера, — сказал Бленнер.

— Вы? — воскликнула Жукова.

— Я не люблю об этом говорить. Это не то, как будто бы я ищу признания или узнавания. Достаточно знать, что я помог сформировать характер Имперского Героя.

— Конечно, — согласилась Жукова.

— Бленнер! — прошипел Гаунт, гораздо более настойчиво.

— Вы очень миловидная, Капитан Жукова, — сказал Бленнер. — Я могу это сказать? Я не собирался говорить вне очереди, и я, определенно, не имел ничего неподобающего под этим. Я говорю только, как комиссар, с чисто профессиональным уважением.

Мое дело – это боевой дух и дисциплина сражающегося гвардейца, и под этим я подразумевал, что ваш очаровательный вид – это совершенно мощное оружие для нашего арсенала. Я имею в виду это чисто аналитически! Люди последуют за вами, подчинятся вам. Они будут преданны вам, и...

— Капитан Жукова хорошо знает о влиянии ее внешности на солдат мужского пола, — сказала Петрушкевская. Она не улыбалась. — На самом деле, у нас был разговор насчет этого.

— Я уверен, что это так, майор. Я уверен, что это так, — сказал Бленнер. — Вы тоже это понимаете, так ведь? Важность чего-то такого. Просто стратегическая формулировка. А теперь… Пет-труш-кевс-кая… Так правильно, так ведь? Весьма труднопроизносимо. Мы должны подумать, чтобы укоротить это до чего-то там, чтобы люди могли произносить это.

— Комиссар Бленнер, — прорычал Гаунт. — Имя Майора Петрушкевской – Петрушкевская. Так ее будут называть люди. Они, черт возьми, научатся, как произносить это. Все остальное будет неуважительным.

— Конечно, — сказал Бленнер. — Я только имел в виду...

— Все нормально, сэр, — сказала Петрушкевская. — На самом деле, это было проблемой. Я, как правило, известна, как Майор Паша. Так меня называли в разношерстных отрядах, до того, как мое звание стало официальным. Вроде ласкового имени, но это прижилось. И простота вместе с ним.

Гаунт кивнул.

— Ясно, — сказал он. — Ладно, это хорошо. Хотя я, как правило, не одобряю неформальных имен. Отсутствие дисциплины, кроме всего прочего, даже в словах, показывает отсутствие дисциплины, которое может распространиться.

— Должно быть, поэтому мы называемся Призраками Гаунта, — сказал Бленнер.

Жукова засмеялась.

Гаунту пришлось прикусить губу, чтобы не отвесить пощечину Бленнеру перед собой. Он поискал другой выход, чтобы выпустить пар.

— Откуда появился этот фесово ужасный оркестр? — спросил он.

— Эм, сэр?

Он повернулся. Остальные повернулись вместе с ним. Майор Баскевиль присоединился к ним, приведя с собой еще одно новое лицо, Белладонского офицера. Лицо человека было странно знакомым, и, явно, с оттенком злости.

— Сэр, — сказал Баскевиль, — это Капитан...

— Это мой фесово ужасный оркестр, сэр, — сказал офицер. — Я командую боевым подразделением из трех секций, которое, так получилось, исполняет роль оркестра для церемониальных случаев. Его присутствие означает отражение военного героизма и великолепия Белладона, и усиление этого полка. Он благородный и с чувством собственного достоинства. Он годами был привержен цели присоединиться к этому подразделению, и сделал значительные усилия, чтобы организовать переезды, чтобы сделать это. Это маршевый оркестр, который мой брат лично запрашивал.

Гаунт обождал секунду перед ответом. Он посмотрел человеку в лицо.

— Вы брат Вайлдера.

— Да.

— Я не имел в виду неуважение. Я не знал вашего брата...

— Нет, не знали. И весьма немногое от него осталось здесь. Когда он принял командование этим полком, предыдущие названия были поглощены. Я смотрю, все знаки 81-го уже исчезли из полкового названия. Исправления, которые вы сделали, я предполагаю?

— Новое название было топорным, — сказал Гаунт, не показывая эмоций. — Тем не менее, Белладон оставил сильный и положительный отпечаток на наших рядах, и руководство вашим братом этого полка, и его наследие, не забыто.

Вайлдер слегка выставил вперед подбородок, но промолчал. Гаунт отдал ему честь.

— Добро пожаловать в Танитский Первый, Капитан Вайлдер. Император защищает.

Вайлдер отдал честь в ответ.

— Спасибо, сэр.

— Должен сказать, капитан, что мы не ожидали быть усиленными оркестром.

— Они боевые солдаты, черт вас дери! — закричал Вайлдер. Он замахнулся на Гаунта. Его кулак намертво остановился, запястье было крепко схвачено правой рукой Бленнера. Скорость, с которой Бленнер двинулся на перехват, была совершенно впечатляющей.

— Я не думаю, Капитан Вайлдер, — сказал Бленнер, крепко держа запястье и говоря прямо в яростное лицо Вайлдера, — что нападение на своего командующего офицера будет хорошим способом закончить свой первый день в этом полку. Это, даже, может быть, способ сделать его своим первым и единственным днем.

Он рассмеялся над своей собственной шуткой. Жукова тоже рассмеялась, ярко и чрезмерно выразительно. Оркестр прекратил играть и все в зале наблюдали.

— Но, это ваш первый день, — сказал Бленнер спокойно и четко, — и это эмоциональный момент. Возможно, он обострил вашу печаль при воспоминании о своем храбром брате. Это понятно. Вам потребовалось много времени, чтобы добраться сюда, и вот вы, наконец-то, стоите здесь. Мы все выпили. Это конец долгого дня и впереди будут еще более долгие. Поэтому, почему бы нам не сделать свежий старт с этого момента, а не с пяти минут назад?

Он посмотрел на Гаунта.

— Я думаю, что это разумная мысль, — сказал Гаунт.

Бленнер отпустил запястье Вайлдера. Вайлдер опустил руку и выпрямился. Он разгладил мундир.

— Спасибо вам, — тихо сказал он. — Мои извинения. Спасибо вам.

— Больше об этом ничего не будет сказано, — сказал Бленнер. Он высоко поднял свой бокал и обратился к залу.

— Добро пожаловать к Призракам. Ярость Белладона!

Ярость Белладона! все прокричали в ответ, даже Петрушкевская и Жукова, и зазвенели бокалы.

Гаунт повернулся к оркестру и сделал ободряющий жест.

— Играйте! Я только начал к этому привыкать.

Сержант Еролемев улыбнулся, кивнул, и привел оркестр в полный порядок. Музыка снова загремела.

— Ловко, — прошептал Гаунт Бленнеру.

— Я кое-что могу, — ответил Бленнер.

— Мне, все еще, не нужен оркестр, — тихо добавил Гаунт. — Мы можем посмотреть, сможем ли мы, по меньшей мере, потерять их инструменты при транзите?

— Я попрошу некоторых людей присмотреть за этим, — прошептал Бленнер.

— И присматривай за Вайлдером. Он – проблема.

— Есть старое выражение, Ибрам. Держи друзей близко, а брата мертвого героя, которого ты заменил в качестве командира, еще ближе. Или закройся в комнате.

Сводчатое подвальное помещение под казарменным залом было огромным местом со сводчатыми винными погребами и кладовыми с едой. Свет светил из шумного помещения для мытья посуды. Кухни были наполнены жаром и паром и запахами трав и жареного мяса, и кухонные работники слонялись в прохладном входе в помещение для мытья посуды, покрытые каплями пота, пока делали короткие перерывы между готовкой. Сверху, грохот и приглушенный лязг полного энтузиазма оркестра звучал, как небольшое сейсмическое возмущение.

Виктор Харк спустился по лестнице рядом с помещением, сквозь ожидающие группы возбужденной прислуги с подносами, и повернул налево к основной территории подвального помещения. Каменные арки были побелены известью, и здесь было сухо и прохладно, с небольшим намеком на сырой кирпич и фоновые нотки химического смога, который забирался везде на Анзимаре.

Лампы здесь были выключены. Светосферы и свечи стояли рядом с длинным столом.

Собрался Первый Взвод Роты Б. Варл и Бростин, разведчик Мах Бонин, Кабри и Лайдли, ЛаХарф, Макканинч и Макталли, Жадд Кардасс и Белладонец Кант, Макрук, Вергхастец Сенраб Номис. Роун, руководящий гений Роты Б и второй офицер полка, стоял в углу, прислонившись к стене.

— Джентльмены, — сказал Харк, и поднял руку, когда они начали отодвигать со скрипом стулья и вставать. — Сидите.

На столе были бутылки и стаканы, и фарфоровый кувшин с водой. Ни одна из бутылок не была открыта.

— Проблема на острове этим утром, как я слышал, — сказал Харк Роуну.

— Я справился с этим, — сказал Роун.

— Определенно, — ответил Харк. Он залез в плащ, вытащил сообщение, которое ему доставили на дворе, и дал его Роуну.

Роун развернул его и прочитал.

— Поздравляю, майор, — сказал Харк.

Роун позволил себе слегка улыбнуться. Люди начали улюлюкать и стучать кулаками по столу.

— Как следствие к утрешнему инциденту, — произнес Харк над шумом, — и в свете серьезных провалов в безопасности, продемонстрированных Майором Роуном, Первому Взводу Роты Б Танитского Первого отныне поручено руководство безопасностью пленника на время этой операции. С этим признанием, Первый Взвод Роты Б Танитского Первого будет обозначен Комиссариатом, как Рота S в целях полномочий и власти.

Люди возликовали даже еще громче.

— Майор Роун – руководящий офицер. Я буду консультироваться с Ротой S напрямую по поводу проводимых мероприятий. Эта «S», как в безопасности (security).

— Я думал, что «S», как в специальном (special), — выкрикнул Кант.

— Эта «S» для пасть свою закрой (shut your hole), — ответил Кардасс. Люди засмеялись.

— Один совет, — прокричал Харк над шумом и стуком. — Не облажайтесь.

— А мы когда-нибудь, сэр? — ответил Варл. — Мы когда-нибудь в чем-то лажали? Когда-нибудь?

— Мы несколько раз облажались, — сказал Бонин.

Варл нахмурился. — Да, было дело, — признал он. Он посмотрел на Харка и оскалился. — Мы будет очень стараться, не налажать в этот раз, сэр, — сказал он.

— И не понимаю, чего я беспокоился, — сказал Харк. Он начал идти к выходу. — Ладно, оставлю вас, — сказал он через плечо. — Ваша первая должностная смена начинается ночью. Вы примитесь за дело, когда пленника будут перевозить для посадки на корабль.

— Подождите! — крикнул ему вдогонку Роун. — Если вы наш связной офицер, Комиссар Харк, вы должны засвидетельствовать наше маленькое основание.

Люди затихли.

— Чье «основание»? — спросил Харк, повернувшись.

Роун улыбнулся, и поднял пустой ящик из-под патронов, который стоял на полу у его ног. Он потряс его, и металлические объекты зазвенели внутри.

— Королей-Самоубийц, — сказал Роун.

Люди снова заорали и заулюлюкали.

— Это карточная игра, майор, — сказал Харк.

— Во всем секторе множество версий этой игры, — сказал Роун. Он вручил патронный ящик Канту, который засунул руку внутрь, пошарил, и вытащил что-то. Затем ящик перешел к Варлу.

— Множество версий, — повторил Роун, смотря, как ящик идет по кругу, и каждый что-то вытаскивает. — Множество вариантов. Версия, которую мы называем Короли-Самоубийцы, сначала появилась на Таните, знаете ли.

— Я этого не знал, — сказал Харк.

— Король-Самоубийца, — сказал Роун, — в стандартной колоде, это Король Ножей.

— Король Ножей! — энергично повторил Бростин, когда ящик дошел до него, и он что-то вытащил.

— Видите ли, — продолжил Роун, — Танитцы называют игру Короли-Самоубийцы из-за этой карты. Король Ножей. Знаете, почему?

— Нет, но я уверен, что вы мне сейчас расскажете, — сказал Харк.

Роун улыбнулся. — В старые времена, века назад, правителя Танита, Верховного Короля, защищала группа телохранителей. Самых лучших воинов, Налшин. Они были его телохранителями, его последней линией защиты. Вместо заостренных посохов, они использовали серебряные клинки, просто боевые ножи, поэтому они могли стоять близко вокруг Верховного Короля и защищать его своими телами, и не подвергать его опасности взмахами длинного оружия. Это была великая честь для человека, присоединиться к группе телохранителей, но были шансы, что он погибнет на этой службе. Так что, когда человек принимал эту обязанность, правитель Танита жаловал ему полномочия короля в своих поступках. Верховного Короля защищали люди, у которых самих были полномочия королей. Абсолютная власть в ответ на абсолютную службу.

Роун посмотрел на Харка.

— Они были известны, как Короли-Самоубийцы, — сказал он. — Они жили жизнями королей, потому что их жизни могли оборваться в любую секунду, и они никогда не поднимали вопрос о жертве.

Ящик вернулся к нему. Внутри остался последний предмет. Роун вытащил его и показал.

Это была Танитская кокарда, череп и кинжалы, но она была матирована черным, чтобы скрыть свой блеск, а кинжалы не были удалены, как обычно. Буква «S» была выгравирована на лбу черепа. У всех в комнате, кроме Харка, была такая.

— Это то, чем будем мы, — сказал Роун. — Короли-Самоубийцы (Suicide Kings). Вот, что означает «S», и это будет нашим отличительным знаком.

— Вы оставили кинжалы, — сказал Харк.

— Для этой цели, — кивнул Роун. — Окруженный серебряными клинками, так, как должен быть верховный король.

— Иногда, вы удивляете меня своей сентиментальностью, майор, — сказал Харк.

— Открой бутылки, — сказал Роун Бростину. — Мы будем праздновать. Кроме четырех человек, которые вытащили кокарду с крестом, нацарапанным на задней стороне.

Люди перевернули свои кокарды. Бонин, Макканинч, Номис и Лайдли вытащили кресты.

— Вода в кувшине для вас четверых, потому что вы первыми примите свои обязанности, — сказал Роун. — Удача розыгрыша. Сакра для остальных королей. И рюмку для доброго комиссара, я полагаю.

Харк взял маленькую рюмку вызывающей слезы сакры, которую Макталли дал ему.

— Короли-Самоубийцы, — сказал он, опрокинув рюмку.

Хотя и не пьяный, Якуб Вайлдер был отнюдь не трезв. Прием был гнетущим и скучным в равных пропорциях, и он много выпил, чтобы попытаться заглушить дурака, которого он из себя сделал с Гаунтом. Этот человек заставлял его чувствовать себя раздосадованным, чувствовать себя злым. Ему нужно было закончить тот замах. Ему нужно вернуться прямо сейчас, вытащить свой служебный пистолет и выстрелить высокомерному ублюдку между глаз.

Так же, подавали какие-то помои. Что-то типа крепленого вина. Вайлдер хотел приличную выпивку. Взрослую выпивку.

Он вышел из зала и немного постоял снаружи, чтобы подышать свежим воздухом. Когда он начал чувствовать холод, он пошел назад внутрь. Он столкнулся с женщиной на входе. Чертовски красивой женщиной, чертовски красивой, в голубом платье. Возможно, женой офицера. Женщиной офицера.

— Простите, мэм, — сказал он, и осознал, что говорит слегка невнятно.

— Не за что, — ответила она.

Здесь были лестницы, ведущие в подвальное помещение. Вайлдер видел, как официанты приносят снизу, из кладовых, бутылки. Может быть, он сможет найти себе немного амасека, немного той штуки, которая закончилась чертовски быстро в начале вечера.

Он спустился вниз по лестнице. Было прохладно и темно. Он мог слышать основную вечеринку, а так же звуки от людей, празднующих что-то в одном из помещений подвала. Какая-то частная вечеринка, без сомнения. Он посторонился их.

Вайлдер нашел дорогу к зарешеченной секции кладовой, где на полках стояли бутылки. Он потряс решетку, но она была закрыта. Должно быть, ключ у кладовщика. Черт.

— Всегда есть способ открыть что-нибудь, — сказал голос позади него.

Вайлдер повернулся. Позади него было три человека. Они сидели вне поля зрения в углу кладовой, примостившись вокруг маленького столика под аркой. Придя сюда, он не заметил их.

— Простите? — сказал он.

Они были Танитцами. Двое были рожденными и выросшими на Таните. У них была бледная кожа и черные волосы. Один был краснолицым, выглядящим пьяницей ублюдком, другой… ну, он просто выглядел, как ублюдок. Красивый, но с суровым лицом, как будто у него прямо под носом было что-то скверно пахнущее. Он был капитаном по его знакам различия, краснолицый алкоголик был простым солдатом. На третьем человеке была черная униформа полка, но он был светловолосым и светлокожим. Его глаза были ярко-голубыми, а его волосы были тонкими, похожими на белое золото. В нем был аристократический дух, легкая надменность. Помесь высокомерного аристократа с глубоководной рыбой, которая никогда не видела света и стала полупрозрачной.

— Я сказал, — холодно сказал капитан, — всегда есть способ открыть что-нибудь.

— У вас есть ключ, так ведь? — спросил Вайлдер.

— Так получилось, что есть. — Капитан залез в карман и вытащил маленький медный ключ.

— Вы… кладовщик? — спросил Вайлдер.

— Нет, — сказал капитан. — Я тот парень, который знает, сколько нужно заплатить кладовщику, чтобы получить второй ключ.

— Вы искали выпивку? — спросила аристократическая рыба, смотря поверх носа на Вайлдера молочно-голубыми глазами. Его волосы, они выглядели, как белое золото только потому, что были очень тонкими. Они были бледными, как и его ресницы. Возможно, он был рыжеволосым, когда был ребенком. Маленьким высокомерным ребенком в Схоле.

— Я искал каплю приличного амасека, — сказал Вайлдер.

— Тогда, вам даже не нужен ключ, — сказал капитан. — Если изволите присоединиться к нам.

Вайлдер заморгал. Он осознал, что его слегка покачивает, поэтому он прислонился к арке. Он осознал, что на столе у троицы была бутылка очень дорогого амасека.

— Если вы не против, — сказал он.

— Еще стакан, Костин, — сказал капитан.

Краснолицый пьяница потянулся к полке сбоку и взял тяжелый стакан из толстого стекла. Он поставил его на стол и осторожно наполнил все четыре из бутылки.

— Вы Вайлдер, так? — спросил капитан.

— Да.

— Добро пожаловать в Первый, — сказал капитан. — Я знал вашего брата. Он был хорошим человеком. Я – Капитан Мерин, Рота Е. Эти джентльмены мои друзья. Рядовой Костин.

Красный Танитец кивнул Вайлдеру.

— А это – Сержант Гендлер. Диди Гендлер.

— Рад познакомиться, — сказала аристократическая рыба. Акцент был сильным, тяжелым. Вайлдер слышал достаточно, чтобы понять, что это не Танитский, и, определенно, не Белладонский.

— Вы из Улья Вервун? — спросил он.

— Нет, нет, — сказал Мерин. — Диди не просто из Улья Вервун. Он не какое-то там дерьмо под ботинком. Так ведь, Диди?

— Капитану Мерина нравятся его маленькие шутки, — сказал Гендлер.

— Сержант Гендлер лучше, чем остальные из нас, — сказал Костин. — Он хорошо известен. У него приличная родословная.

— Я просто честный солдат, — сказал Гендлер.

— Диди из знати, — сказал Мерин. — Он – кровь из верхнего улья. Высокорожденный из хорошей семьи.

— Серьезно? — спросил Вайлдер. — Тогда, как вы оказались в этой дерьмовой дыре?

Гендлер напрягся и его бледные глаза сузились.

— Все нормально, — сказал Вайлдер. — Без обид. Я задаю себе тот же самый вопрос каждое утро.

Мерин ухмыльнулся. Он протянул один из наполненных до краев маленьких стаканов.

— Присоединяйтесь к нам, Капитан Вайлдер.

Вайлдер взял стакан и сел на стул.

— За что выпьем? — спросил он. — О чем будем говорить?

— Ну, сэр, — произнес Гендлер, — если вы здесь, внизу, а не наверху, это либо предполагает, что вы не хотите быть наверху, либо, что вам там не рады. Что, в свою очередь, предполагает, что у нас четверых уже есть кое-что общее.

Вайлдер посмотрел на амасек в стакане и облизнул губы.

— Я здесь, внизу, — сказал он, — потому что я устал от этой чертовой вечеринки, и я искал какую-нибудь выпивку, чтобы забыть, как я чертовски ненавижу этого ублюдка Гаунта.

Он замер и резко посмотрел на трех людей, внезапно обеспокоившись из-за того, что он только что сказал вслух.

— Теперь видите? — сказал Мерин. — У нас, все-таки, есть кое-что общее.

Из теней соседнего угла в подвальном помещении, глаза наблюдали за четырьмя людьми. Эзра ап Нихт, известный, как Эзра Ночь, воин из Антилла Гереона, держался в тени и слушал их разговор.

— Решили пораньше уйти, сэр? — спросила Элоди, проходя мимо Гаунта на входе казарменного зала.

Гаунт остановился и отдал ей честь.

— Нет, мэм, — сказал он. — Я просто решил выйти наружу, чтобы очистить голову. Оркестр может быть...

Он запнулся.

— Я сама могу слышать, каким может быть оркестр, — сказала Элоди, улыбаясь.

Гаунт кивнул.

— Мне просто нужна минутка, чтобы собраться с мыслями. Если несколько вопросов, которым нужно уделить внимание. Вы выглядите, если позволите мне наглость сказать, совершенно ошеломительно этим вечером.

Элоди сделала шутливый реверанс. Она была очень довольна, как на ней сидело ее голубое платье.

— Спасибо вам, полковник-комиссар, — ответила она. — Вы можете быть настолько наглым.

— Без сомнения, вы ищете Капитана Даура?

— Да. Он внутри, так ведь?

— Да, — сказал Гаунт. — Идите к нему, и желаю провести очень хороший последний вечер на этом мире.

Элоди вошла в зал. Было тесно и шумно. Музыка и разговоры, смех и чоканье бокалов. Здесь присутствовало несколько сотен человек, не считая прислуги. Оркестр производил чудовищный шум.

— Вы видели Капитана Даура? — спросила она Капрала Чирию, адъютанта Домора.

— Я думаю, что он вон там, мэм, — сказала Чирия. Он указала.

Элоди посмотрела. Она заметила Даура. Он разговаривал с женщиной. Они были, несомненно, друзьями. Они смеялись. Женщина была очень хорошенькой. На ней была униформа офицера.

— С кем это он говорит? — спросила Элоди.

— Она? — ответила Чирия. — Это – Капитан Жукова. Она из пополнения, прибыла сегодня. Из Улья Вервун. Оказывается, она и Капитан Даур очень хорошо друг друга знают, по старым дням, в улье. Забавно, так ведь?

— Ага, — сказала Элоди.

— С вами все в порядке, мэм? — спросила Чирия. Капрал была большой женщиной, с мощным телом. Ее лицо было с глубоким шрамом, и это заставляло ее выглядеть угрожающе, но Элоди знала, что она была очень добродушной.

— Да, — сказала Элоди. — Конечно. Я думаю, что просто нашла ответ на кое-что.

Меррт нажал на спусковой крючок. Это было забавно, вещи, которые ты не забыл. Основные навыки снайпера, охотничьи навыки, они никогда не исчезали. Как например, как нажимать на спусковой крючок. Ты не давишь резко или не дергаешь его, ты не делаешь ничего, что может стряхнуть или поколебать отличный баланс, которого ты достиг между оружием и своей позой. Нажимание на спусковой крючок, этот наиболее значимый акт в искусстве стрельбы, был, в лучшем случае, самым незначительным. Нажатие. Медленное напрягание пальца во время выдоха.

Старая винтовка громыхнула. Меррт почувствовал ее отдачу. Он отвел затвор, чтобы вытащить гильзу.

— Ты промазал, — сказал Ларкин.

— Я гн… гн… гн… знаю.

— Но ты промазал наименее ужасно, чем за последние десять выстрелов, — оскалился Ларкин. Он встал, поднял свой прицел и посмотрел на временное стрельбище. Они расположились на участке стены в дальнем конце лагеря, выходящей на пласкритовый берег и грязные воды, и между ними и дальним берегом Анзимар Сити в трех километрах не было ничего, кроме токсичного прилива. Здесь была маленькая пристань с ржавыми металлическими ступенями, которая шла от края стены к маленькой каменной вышке, которую иногда использовали в качестве маяка. Пристань позволила Ларкину дохромать до каменной платформы и поставить пустые бутылки и банки для практики. Эффективное расстояние было около трехсот метров. Добавьте сильный бриз, дым и угасающий свет, плюс плохое качество старой винтовки; это была отличная цель.

Меррт вставил новый патрон, закрыл затвор. Ларкин отхлебнул сакры из фляжки. Становилось холодно, а вода воняла.

— Лучше всего использовать это, — сказал Ларкин. — После полуночи, все тренировки будут уже на корабле.

Меррт вздохнул.

— Это не так, словно я не знаю, что делать, — сказал он. — Я всегда мог вспомнить, что делать. Я не забыл, как стрелять. Я просто перестал быть гн… гн… гн… способным на это.

Когда-то Меррт был отличным стрелком, некоторые говорили, что таким же хорошим, как Безумный Ларкин, хотя было невозможно оценить это по прошествии стольких лет. На Монтаксе, целую жизнь тому назад, он получил лазерное попадание в рот во время боя в джунглях. Медики восстановили нижнюю часть его лица, приделав ему грубую и уродливую челюсть. Кроме разрушения его жизни, это испортило ему прицел. Ларкин знал, что Меррт был прав: на него можно было просто посмотреть, чтобы увидеть, что он знает, что делает. Он просто не мог перевести технику в фактические результаты. Трон знает, он пытался. Меррт потратил годы, пытаясь вновь получить квалификацию снайпера и вернуть свой лонг-лаз.

— Эта поездка – охотничья вечеринка, — сказал Ларкин, делая еще глоток, — поэтому мне нужны лучшие стрелки, которых я смогу заполучить.

— Это не я, — сказал Меррт. — Больше нет.

— Но ты был, Рен.

— Точно.

Ларкин фыркнул.

— Ты знаешь, в чем твоя проблема? — спросил он.

Меррт постучал по челюсти.

— Неа, — произнес Ларкин, и потянулся, чтобы постучать пальцем по макушке Меррта.

— Точно, — сказал Меррт. — Это гн… гн… гн… психологическое.

Челюсть подводила его постоянно. Кроме того, что она была уродливой, она имела тенденцию заклинивать и щелкать, как будто он сражался с нейронными связями, которые медики привязали к ней. При некоторых словах, даже нетрудных, Меррт перемалывал челюстью, как будто он застревал в вербальном зыбучем песке. Становилось хуже, когда он нервничал.

Ларкин не был медиком, но жизнь дала ему некоторую проницательность насчет вещей в голове. Стрессовый фактор предполагал, что это все было не столько из-за физического недостатка челюсти, сколько из-за нервов. Аугметика, особенно массивная, приделанная на поле боя, может делать с вами странные вещи. Рен Меррт, благослови его Император, видел свою проблему, как простую, из-за массивного повреждения. Он был испорчен, следовательно, он больше не мог стрелять. Ларкин видел, что все это было в гораздо более мелком масштабе. Грубые и несовершенные нейроды его аугметики были постоянным напоминанием Меррту, что он был сломан и с дефектом, даже во время того одного, безоблачного, идеального момента выстрела. Он никак не мог добиться полной концентрации. Результат: выстрел испорчен, каждый раз.

Это было догадкой Ларкина. За исключением того, что он не мог это доказать.

И даже если бы он смог, что бы он с этим смог поделать? Заставить их убрать челюсть Меррта?

— Выстрели еще раз, — сказал Ларкин.

— Чтобы ты гн… гн… гн… смог увидеть, как я снова промахнусь?

— Нет, — сказал Ларкин. — Я не смотрю на бутылки на стене. Я наблюдаю за тобой. Стреляй.

В зале, Капельмейстер Еролемев, наконец-то, показал музыкантам остановиться. Настало время им прерваться, уложить свои инструменты, и насладиться предложенными едой и напитками. Два Танитских волынщика на противоположной стороне зала взяли на себя развлечение собравшихся.

Члены оркестра спустились со сцены, некоторые со своими инструментами. Эриш, один из знаменосцев, помогал Элвею снова прикрепить знамя к каркасу его полевого барабана. Эриш был большим парнем, с мощной мускулатурой от переноски тяжелых вещей оркестра. У него была спина и плечи, которые выглядели, как луковица тюльпана. На стационарном параде, он играл на цимбалах. Поблизости, Ри Пердэй, одна из лидеров в духовой секции, с восхищением смотрела на него, пока убирала в кейс свой медный геликон. Горус, который играл на деревянном духовом инструменте, подстраивал его.

— Мне нужно выпить, — сказал Горус. — Я думал, они собираются заставить нас играть всю ночь.

— Не похоже, что они даже, кажется, наслаждались этим, — ответила Пердэй. Она сняла свой высокий, украшенный гребнем, головной убор, и провела рукой по своим волосам.

— Кто? — спросил Эриш, услышав. Он протолкнулся мимо пары оркестрантов с трубами, чтобы присоединиться к ней. — Укажи на лицо, и я разобью его.

— Разобьет, — сказал Горус.

— Кто-нибудь видел, куда ушел Кохран? — спросила Пердэй. — Он весь день выглядел странно.

— Странно? — спросил Горус.

— Как будто он болен.

Оркестрант Пол Кохран был меньше, чем в двух дюжинах метров, когда Ри Пердэй спросила о нем. Он покинул сцену, и побрел в уборную позади зала.

Он был одним из самых молодых оркестрантов, высокий и хорошо сложенный, хорошо выглядящий. Он был особенно красив в бескомпромиссной опрятности своей парадной униформы.

Правда была в том, что Пол Кохран был, фактически, в километре отсюда, плавая в грязном туннеле под фундаментом главного посадочного поля, его белый и раздувшийся труп предоставил первоклассную еду для желеглазых, острозубых обитателей не видящего свет болота.

В уборной, другой Пол Кохран поймал свое отражение в стекле маленького окна, отброшенное лампой. Он смотрел на себя. На мгновение, его лицо зарябило. Последовали влажные щелчки от движения костей, когда он ослабил сконцентрированные усилия, которые поддерживал, и черепной кинез восстановил нормальную структуру его черепа. Совершенно другое лицо посмотрело в ответ.

Он секунду отдохнул, наслаждаясь расслаблением мускулов и потерей напряжения, а затем снова вернул лицо Кохрана с приглушенным, хрящевым щелчком кости.

Гаунт пользовался служебным жильем на противоположной от зала стороне двора. Ночное небо было темным от смога, похожим на запятнанный бархат. В воздухе была резкая нотка от загрязнения.

Он покинул яркий и шумный зал и пошел к своему жилищу.

Дверь была разблокирована. Горела лампа. Белтайн был единственным с ключом, а Гаунт только что видел его в зале.

Он вытащил свой силовой меч. Сталь тихо выскользнула их ножен. Пристально смотря в дверную щель, он не видел никаких признаков вторженца.

Гаунт вошел внутрь, приготовив меч. Он не производил совершенно никаких звуков. Человек не сражался рядом с такими, как Макколл и Лейр все эти годы, чтобы не научится, как двигаться, подобно призраку.

В кабинете было пусто. Или документы на его письменном столе потревожены? Затем, спальня. Гаунт мог чувствовать, что кто-то был там.

Он подошел к двери. Последовал легчайший намек на движение. Его меч наткнулся на защитный блок.

Что-то остановило его. Что-то парировало его меч. Это двигалось быстро и было очень сильным. Он повторил, более агрессивно. Режущий удар был блокирован, затем что-то размытое прыгнуло на него. Гаунт увернулся, но атакующий был слишком быстрым. Гаунт получил скользящий удар по плечу и опрокинулся в сторону, врезавшись в маленький столик, который перевернулся, книги и планшеты разлетелись по полу.

Потеряв равновесие, он махнул мечом по кругу, уже включив энергию, так что уже смертельное лезвие старого оружия было усилено яростным голубым огнем. Нападающий, все еще не больше размытого пятна, осуществил сальто над шипящим мечом и приземлился позади него. Одна руки сжалась на его горле, а вторая схватила руку с мечом.

Он ударил головой назад, затем рванул назад, врезавшись собой и атакующим за своей спиной в стену комнаты. Вещи попадали с полок. Он пользовался левым локтем и пяткой, чтобы отбиться от атакующего. Хватка усилилась, пережимая сонную артерию на его шее. Он почувствовал, что теряет сознание. До того, как это наступило, он рванул назад с еще большей яростью, и они с нападающим столкнулись со столом, опрокинули его и упали.

Он выронил свой меч, но хватка на горле пропала. Гаунт поднялся, целясь из своего болт-пистолета в лоб атакующего.

Она поднялась с лазерным пистолетом, нацеленным ему в лицо.

— Бросьте, — сказал он. Он не узнавал ее.

— Вы – Гаунт, — сказала она. Резкий акцент. Что это было?

— Да.

— Тогда это прискорбная ошибка.

— Тогда, бросьте пистолет, — сказал Гаунт, — или я украшу стену позади вас вашими мозгами.

Она обдумала это, поджала губы, а затем бросила украшенный и дорогой лазерный пистолет на пол рядом с собой.

— Назовите себя, — сказал Гаунт, его прицел не отодвигался от ее лба.

— Это прискорбная ошибка, — повторила она.

— Не такая прискорбная, как заставлять меня повторять приказ, — ответил он.

Она была гибкой и необычайно красивой. Ее изящная скульптурная голова была обрита почти налысо. Она была одета в бронированный комбинезон, а кобура на ее бедре была накрыта красной тканью.

— Маддалена Дэрбилавд, — сказала она. Ее губы были очень красными. — Я – лицензированный телохранитель Имперского Дома Часс, Улей Вервун.

Гаунт задумчиво расслабил пальцы на рукояти пистолета, но прицел не убрал.

— Дом Часс? — повторил он.

— Вы не встретили нас днем, — сказала она.

— Меня задержали, — ответил Гаунт. — Кого это, «нас»?

Вторая персона вышла из спальни. Он был молодым человеком, не более пятнадцати или шестнадцати лет, одетым в простую черную одежду и ботинки.

— Вы не пришли встретить нас, — сказала телохранитель. — Мы пришли в ваше жилище, чтобы подождать вас.

— Дверь заблокирована генетическим кодом. Только у моего адъютанта есть копия био-ключа.

— Любую дверь можно открыть, — сказала женщина.

— Не так я хотел встретиться с вами, — сказал молодой человек. У него были светлые волосы, и его юность придавала ему женские черты.

— Никто так не хочет встретиться со мной, — сказал Гаунт. — Кто вы?

— Это, — сказала телохранитель, указывая на стройного мальчика, — Меритус Феликс Часс, из Дома Часс, внук самого Лорда Часса. Его мать – наследница всего Дома. Он прибыл, чтобы почтить ваш полк, присоединившись к нему в качестве младшего командира.

— Серьезно? Вот так просто? — спросил Гаунт.

— Он – часть пополнения. Подкрепления предоставлены Великим Ульем Вервун из уважения перед вами и вашими достижениями.

— Что я очень ценю, — сказал Гаунт. — Я просто не могу вспомнить, что говорил, что высокородные могут просто пригласить себя в командный эшелон.

— Это отражает великую честь как на Дом Часс, так и на этот полк, — сказала телохранитель, — если сын Дома служит в Крестовом Походе в этом качестве.

— Это не будет совсем ничего отражать, если он погибнет в какой-нибудь позабытой Императором дыре, куда наследники Королевского Вергхастского Дома никогда не должны заглядывать, — сказал Гаунт.

— Вот, почему я здесь, — сказала телохранитель.

Гаунт замешкался. Он посмотрел на мальчика.

— Твоя мать. Это, должно быть, Леди Мерити Часс?

— Да, — сказал мальчик. — Она просила передать вам свои самые теплые пожелания.

— Сколько тебе?

— Мне семнадцать эффективных, — сказал он.

— Я был на Вергхасте в 769-ом. Это, всего лишь, двенадцать лет назад. Тогда у нее не было детей. Даже если предположить временное растяжение во время переправки…

— Я сказал, что мне семнадцать эффективных, — ответил Меритус Часс. — Фактически, мне одиннадцать стандартных.

— Как обычно бывает с наследниками с высоким статусом на Вергхасте, — сказала телохранитель, — развитие моего подопечного было слегка ускорено посредством ювенатных и биологических техник, чтобы он достиг функционального совершеннолетнего возраста так быстро, как возможно.

— Значит, ты родился сразу после конфликта в Улье Вервун? — спросил Гаунт.

— Сразу после, — кивнул мальчик.

Гаунт заморгал и опустил пистолет.

— Трон тебя побери, — сказал он, — пожалуйста не говори то, что я думаю, ты собираешься сказать.

— Полковник-комиссар, — сказала телохранитель. — Меритус Феликс Часс ваш сын.