Прибытие

Глава 21 Бегство

Сориентируйся Ковалев мгновением позже, и меня уже ничто не спасло бы. Из-за шока я не мог ни пошевелиться, ни отдать команду дрону. Егор быстро перехватил командование ИКАСом и повел его в контратаку на огромного полярного медведя. Дрон на мгновение ослепил зверя точным попаданием плазменного заряда в морду и тут же ушел в сторону, поливая огнем уже пораженный ранее бок, причиняя тем самым разъяренному хищнику нестерпимую боль. Таким образом Ковалев надеялся отвлечь внимание медведя от меня. Тем временем в моей голове не умолкали его приказы:

— Очнись, Герман! Беги! Беги в лес!

Я стоял, словно завороженный. Передо мной разворачивалось самое необычное сражение за всю историю человечества. Нереальных размеров белый медведь скакал по озеру, словно домашняя кошка, пытаясь поймать докучающий ему дрон. А сверхтехнологичная игрушка из арсенала людей больно полосовала плотную шкуру монстра. К уговорам присоединилась и Мария:

— Герман, миленький, беги! Беги в лес! Дрона надолго не хватит.

Почему-то ее голос вкупе с сюрреалистичной картиной боя подействовал. Я сжал кулаки, вновь обретая способность двигаться, и сделал пару неуверенных шагов назад. К сожалению, медведь каким-то образом заметил это движение и отвлекся на меня, тут же получив за свою наблюдательность порцию горячих плазменных зарядов по глазам. Но на этот раз отвлекаться на железную и явно не удовлетворяющую его аппетитам птицу медведь не стал. Издав глухой рык, он ринулся прямиком ко мне.

В кровь ударил адреналин. Я бросился к лесу, на ходу отбрасывая манипулятором крупные ветки себе за спину, надеясь хоть как-то затормозить приближающегося зверя. ИКАС, повинуясь приказам Ковалева, завис между мной и моей смертью и непрерывно выплевывал в голову медведя плазменные заряды, стараясь поразить глаза хищника. Медведь замедлился, постоянно пригибаясь к земле и пряча глаза, но от своей затеи сожрать еще и меня не отказался. Постепенно он продирался сквозь завесу плазменного огня ко мне. Я же успел углубиться в лес не более чем на десять метров. Тайга не оставляла мне никаких шансов. Снег стоял по пояс — вязкий, рыхлый от мороза. Бурелом не позволял двигаться напрямую, постоянно ломая траекторию моего движения. Медведь же пер напролом, ломая стволы вековых сосен, словно спички. Боясь оглянуться, я отчаянно прорывался вглубь чащи и уже чувствовал спиной тяжелое дыхание хищника. ИКАС, все это время парящий на недосягаемой для медведя высоте, вдруг нырнул вниз. Это я понял по изменившемуся звуку стрельбы. Видимо, зверь уже вплотную приблизился ко мне, и Ковалеву пришлось таким образом ставить свирепеющему хищнику преграду. Я уже не разбирал дороги, а просто прорывался, куда глядят глаза. Животный страх скручивал и выжимал мои внутренности. Вдруг я услышал металлический лязг. Обернувшись на мгновение, я увидел, как огромная лапа белого медведя вдавила тридцатисантиметровый дрон в землю, не давая ему даже пошевелиться. ИКАС все еще сопротивлялся, обжигая лапу хищника последними порциями плазменных выстрелов.

— Герман! — раздался в шлеме голос Ковалева, — по моей команде прыгай лицом в сугроб и не двигайся.

Я не понял, зачем нужен этот маневр. Где-то в уголке памяти всплыла глупая информация о том, что при нападении медведя можно упасть и притвориться мертвым. Мол, медведи не едят падаль. Но, судя по нашему экземпляру, такой фокус с ним явно не пройдет. Зверь был уже изрядно потрепан дроном, и надеяться на его брезгливость не приходилось. Я из последних сил вгрызался в бурелом, когда сопротивление ИКАСа наконец стихло. Лишь слышно было, как ломает позади ветки моя неминуемая смерть.

— Ложись! — послышалось у меня в голове.

И я подчинился этому приказу. Буквально нырнув в ближайший сугроб, я постарался прикрыть руками голову, но шлем от скафандра был слишком громоздким, а потому со стороны, вероятно, это выглядело так, будто я затыкаю руками уши. Раздался оглушительный хлопок, и только тут я понял, что именно провернул Ковалев. Он позволил огромному полярному медведю проглотить дрон, а затем подорвал его. Позади меня тяжело упала огромная туша.

В голове звенело так, словно я со всего размаху ударился о колокол. Еще с минуту я ничего не слышал и не видел, но чувство страха все же пересилило. Я медленно поднялся и взглянул на поверженного противника. Медведь лежал на спине, разорванная пасть его сильно кровила, но он все еще был жив. Его тяжелое хриплое дыхание разносилось по округе. Из развороченной пасти при каждом выдохе фонтанировала кровь.

— Ха-ха! — торжествующе кричал в эфире Ковалев. — Как я его⁈ Видели?

— Егор, — еле сдерживая тошноту, сказал я, — он еще жив.

— Как? — не понял Ковалев. — Поле такого взрыва он не может…

— Еще как может, — ответил я и направил на медведя съехавший набок шлем.

Вдруг, словно в подтверждение моих слов, зверь издал шипящий звук, будто пытаясь позвать кого-то. Взрывом повредило и шею гиганта, так что у него получилось лишь сухое шипение вперемежку с бульканьем крови. Из горла тоже начал выходить воздух, пузырясь и разбрызгиваясь на кипельно-белом снегу.

— Вы его лишь оглушили. Ранили сильно, — тяжело дыша, прокомментировал я, обходя белого медведя кругом. — Он, конечно, не жилец теперь, питаться с такой мордой он уже не сможет, но издыхать в данный момент он явно не собирается.

— Убирайся оттуда, Герман, — скомандовал Ковалев. — Возвращайся на полянку, за тобой уже летит Чак.

— Что с Филиппом? — с робкой надеждой в голосе спросила Мария. Я опустил взгляд на трясущиеся от прилива адреналина руки, словно пытаясь разглядеть на них кровь своего напарника.

— Его больше нет, — сглатывая ком в горле, ответил я.

Я почти добрался до замерзшего озера. Возвращаться было еще сложнее, чем убегать. И это при том, что назад я шел по своим же следам, по расчищенной медведем просеке. Откуда только силы были через такой бурелом продираться, ума не приложу. Но лишь только я вывалился на открытое пространство, как тихий шепот у меня в голове скомандовал:

— Назад!

Увлеченный обратной дорогой через непролазный лес, я совсем позабыл об осторожности и даже не взглянул на озеро. Ребята при помощи моей камеры первыми увидели еще двух медведей, которые крутились возле моей авиетки, обнюхивая ее. Эти экземпляры были поменьше, один даже раза в два меньше того громилы, что гнался за мной. Но сути дела такая поблажка не меняла. Это все еще были огромные по человеческим меркам, голодные хищники. Возможно, самка с детенышем.

Недолго думая, я завалился на спину и, перекувыркнувшись через голову, вновь оказался в лесу, укрытый сугробом и сушняком.

— Замри, — скомандовал голос Ковалева. Я замер. — Герман, у тебя на левой руке есть зеркало. Медленно подними руку и оцени обстановку.

Я вспомнил, что портативным зеркалом оснащены все стандартные скафандры. Нужно было лишь оторвать клапан, укрывающий его. Но это и было самым сложным. Клапан-липучка на морозе издавал слишком много шума, но я все же рискнул и медленно, сантиметр за сантиметром, открыл его. Показалось слегка заиндевевшее стекло зеркала. Я выждал еще немного и, набравшись мужества, поднял вверх руку. Поймав отражение, я увидел, что медведей явно заинтересовали события, еще недавно происходившие на льду. Они с интересом изучали мою авиетку, место, где сожрали недавно волка, и место, где погиб Филипп. Затем они начали медленно обнюхивать и мои следы, уходящие в сторону леса. Сомнений не было — эта парочка вот-вот учует меня и бросится в погоню. Что ж, так просто я им сдаваться не собирался. Я понимал, что Чак не успеет добраться до меня вовремя, слишком уж далеко мы улетели от «Ермака». Ковалев и Мария тоже затихли в радиоэфире, а стало быть, сейчас они лихорадочно думают, чем мне можно помочь.

«А чем вы поможете? — думал я. — Сейчас только я сам могу что-либо предпринять».

И я не придумал ничего умнее, как начать отступление вглубь леса. Пока медведи не доберутся до кромки озера, я вне поля их зрения. Находился я относительно них с подветренной стороны, судя по падающему наискосок снегу, так что учуять меня они пока не могли. Минуты две-три у меня есть, и я решил не терять времени даром. Сначала ползком, затем на четвереньках, а после и во весь рост я пробирался обратно к оглушенному медведю. Во всяком случае, этой тропой грех было не воспользоваться. Добравшись до оглушенного, но не побежденного противника, я обогнул его огромную тушу и тут же услышал за спиной треск. Мамаша с детенышем уже поняли, в чем дело, и пробирались сквозь чащу, ломая все вокруг и не особо стараясь оставаться незамеченными. Страх вновь подстегнул меня, и я бросился сквозь ближайший кустарник к сплошному ряду огромных вековых сосен. Естественно, никакого конкретного плана у меня не было, я просто повиновался инстинкту. Простому животному инстинкту — укрыться, спрятаться за чем-то большим. В данном случае я увидел в сплошной стене сосен некое подобие клетки и понадеялся, что огромные и неповоротливые медведи не смогут меня там достать.

Мне повезло, я добрался до спасительного леса раньше, чем меня обнаружили, но, лишь только я прислонился спиной к огромному стволу ближайшей сосны, как до меня долетел леденящий душу вой — это самка обнаружила своего самца. Поверженного, изуродованного, окровавленного. Как-то я не подумал, что эта картина ей не очень понравится. Вдруг вой прекратился, и все стихло. Я тоже замер, не понимая, чего ожидать от своих преследователей. Дыхание перехватило. Лес словно насторожился, ожидая страшной развязки. Лишь безучастный ко всему снег продолжал падать как ни в чем не бывало. Я спохватился, лишь когда понял, что снег теперь падает совсем в другом направлении. Ветер переменился, и тишина, сменившая плач горюющей самки, была недобрым предвестником. Самка замолчала, потому что принюхивалась. Теперь она выслеживала меня. И самым страшным было то, что у нее была подмога в лице ее отпрыска.

От напряжения и усталости я почти не чувствовал ног. Но, даже несмотря на это, страх погнал меня вглубь леса. Я бежал, не разбирая дороги, не пытаясь запомнить местность и уж тем более не боясь заблудиться. Какой там⁈ Выжить бы! Напрасно я надеялся на вековые сосны. Под натиском медведицы и ее детеныша они ходили ходуном, а некоторые стволы даже валились позади меня. С каждой выигранной мною минутой я осознавал всю бессмысленность моих попыток убежать от здешних царей природы. Несмотря на то, что в самом лесу снежный наст не был таким глубоким, как у озера, я с каждым шагом ощущал, как усталость, а вместе с ней и предел моих сил подступают все ближе. Я начинал паниковать. И почему-то особенно страшно было представлять, как за моими действиями сейчас молча наблюдают мои друзья. А что им, собственно, говорить? Чак уже летел на пеленг моих координат. Помочь советом они не могут, а отвлекать меня пустой болтовней было делом неразумным. Я представлял, какой ужас сейчас творится в кабине пилотов «Ермака».

Свирепый рык раздался где-то совсем рядом — позади и слева от меня. Я забрал немного правее и тут же услышал чуть менее интенсивный, но не менее страшный рык позади и справа. Ага, значит, эти твари умеют охотиться стаей. А мамаша молодец. Даже в такой сложной для ее семьи ситуации не упустила возможность потренировать сынишку в загоне дичи. Но не на того напали, просто так останавливаться и сдаваться на волю плотоядных переростков я не собирался. У меня открылось второе дыхание (или это мне в скафандр подали чистого кислорода для эйфории), и я бросился к ближайшему кустарнику, надеясь укрыться за его густыми ветвями и оглядеться, но тут мне наперерез выскочил детеныш. Относительно папаши эта кроха была еще щенком, но относительно меня это был вполне стандартных размеров медведь из моей эпохи. Мы оказались друг напротив друга. Я — не зная, чем могу защититься, а мой противник — по неопытности. Поворачиваться к зверю спиной было нельзя, даже детишки понимают, что со спины легче всего нападать, а потому я просто продолжил стоять к медвежонку лицом. Но вдруг в шлеме послышался крик. Это кричала Мария, видимо, углядев в камеру то, чего не видел я. Еще мгновение — и я понял, что именно она увидела. Пока медвежонок меня отвлекал, не стремясь нападать, сзади подкралась его мамаша, и именно ее увидела Мария. К моему великому сожалению, в отличие от наших всеобзорных камер, я эволюционно обладал лишь бинокулярным зрением, а потому слишком поздно понял свою ошибку.

Страшный удар в спину буквально подбросил меня вверх и вперед метра на три. Я кувырком перелетел через удивленного медвежонка и сильно приложился шлемом о дерево позади него. Сознания я не потерял, но встать уже не мог. По шлему паутинкой поползла трещина, но отчета о разгерметизации пока не поступало. Медведица вновь подбежала ко мне и снова попыталась ударом лапы сбить меня с ног, но я опять почему-то только отлетел вверх и вперед. На этот раз мне повезло, и, приземляясь, я не встретился ни с одним деревом. Но легче от этого не стало. Падение выбило из меня остатки воздуха, и я никак не мог сделать очередной вдох. Лишь только я подумал о том, что у меня уже, скорее всего, переломаны все ребра и позвоночник, как очередная яростная атака самки настигла цель, и я вновь отлетел куда-то в сторону, словно резиновый мяч. На этот раз приземление не остановило круговерти в моей голове. Все вокруг замелькало, закружилось, и я понял, что качусь под откос какого-то ущелья. Скорость возрастала, и остановиться я уже не мог. Инерция и гравитация сделали свое дело — я стремительно летел куда-то вниз. Единственный вопрос, пришедший мне в голову в этот момент: «Почему я не чувствую боли?» После таких тумаков от медведицы и настолько стремительного падения я уже должен был несколько раз потерять сознание от болевого шока, а я кувыркался, словно… И тут меня озарило. Филипп же отдал мне свой портативный генератор силового поля! А два генератора, сложенные вместе, давали совместное защитное поле на несколько G. Не знаю, как насчет силы удара самца, но самка медведя с силовым полем справиться не смогла, и потому действительно только пинала меня по тайге, словно мяч.

Я в очередной раз приложился о какой-то выступ. Силовое поле отпружинило меня в сторону, и я ощутил невесомость. Судя по всему, на этот раз я уже не просто катился вниз по склону, я натурально падал с большой высоты. Но понять, куда именно я падаю, я смог, лишь когда вся эта круговерть внезапно прекратилась. Я ощутил глухой удар обо что-то твердое, и тут же перед глазами потемнело. Нет, я был в сознании, просто все вокруг действительно стало очень темным. Я не сразу сообразил, что нахожусь под водой. Для пребывания под водой мой скафандр вполне подходил, но его вес напрочь исключал все мои попытки всплыть на поверхность. Меня тянуло на дно.

«Час от часу не легче, — подумал я, — не сожрут, так задохнусь»…

К началу моего погружения кислорода в скафандре оставалось чуть больше десяти процентов.