За полярным кругом царила густая, черная как смоль полярная ночь. Шли по приборам. Ни единого ориентира. Небо, затянутое грязными, наползающими на сопки тучами не пропускало ни лунного света, ни света звезд. Мы то и дело попадали в снежные заряды. Видимость в такие минуты и вовсе падала до нуля. Радар показывал искомую точку в десяти километрах от нас. Наши споры как-то сами собой утихли — то ли давила атмосфера за бортом, то ли все осознавали важность момента. Никто не рисковал мешать разговорами виртуозной работе пилотов и Марии.
Работали ребята очень слаженно. Четко выполняя приказы майора Веровой, пилоты вели «Ермак» нужным курсом. За штурвалом сидел Саша Репей. Болотов был за штурмана и на протяжении всего полета корректировал работу антиграва, чтобы мы не врезались невзначай в сопку или скалу.
Летели мы сейчас вдоль береговой линии на высоте пятисот метров. Но, к сожалению, разглядеть что-либо в такую пургу было нереально, а потому мы все как завороженные прилипли к экранам радаров. Мария сканировала местность всеми имеющимися у нее в арсенале способами. Наконец повезло, девушка что-то засекла и указала на точку первому пилоту:
— Смотри, в трех километрах к востоку от нас, давай туда.
— Вижу, товарищ майор, корректирую курс, — отозвался Репей, меняя положение кисти на манипуляторе.
— Снижайся потихоньку. Скорость сбрось до ста километров в час. Коля, будь начеку, — переключилась Мария на второго пилота. — Тут могут быть мачты антенн или вышки связи. Ручку антиграва на полную катушку при первом же намеке на препятствие.
— Есть, ручку антиграва на себя! — бодро отозвался Болотов.
Летели еще минут пять и наконец Репей отрапортовал:
— Мы над точкой. Высота триста метров. Есть небольшая электромагнитная активность.
— Где? — хором спросили мы с Ковалевым, прильнув к иллюминаторам.
— Судя по приборам, прямо под нами.
— Не видно ничего, — прокомментировал Егор.
— Снижаемся до сотни, — скомандовала Мария. — Сомневаюсь, что у них тут небоскребы имеются.
Снизились. По-прежнему ничего. В иллюминаторе было черным-черно. Включили внешнее освещение, мощный прожектор начал рыскать по белой целине, но ни единой постройки визуально мы так и не обнаружили.
— Что на радарах? — еще раз поинтересовалась Мария.
— Мы, судя по всему, у самой кромки воды, — отозвался Болотов. — Тут в море впадает река, но и русло реки, и прибрежный шельф — все промерзло. Сигнал идет из-подо льда, прямо у той излучины, — парень указал на карте точку и мы, сориентировавшись, попытались выхватить это пространство прожектором.
— Кажется, там какое-то возвышение, — щурясь в иллюминатор, доложил Ковалев.
— Возможно, радиоантенна, — предположила Мария. — Нужно садиться и готовиться к высадке.
— А ты прогноз погоды на сегодня слушала? — съязвил Чак Ноллан, тыкая пальцем в приборную панель.
Егор тоже посмотрел на данные и присвистнул:
— Ого, минус шестьдесят! И ветер сорок метров в секунду.
— В такую погоду нормальный хозяин и собаку на улицу не выгонит, — посетовал Сергей Козырев.
— Хорошо, что вы не собаки, — отозвалась Мария и скомандовала. — Десантной группе готовиться на выход!
— Я тоже пойду, — безапелляционно сообщил Ковалев. — Все приключения только вам и достаются.
— Ну, мне по долгу службы идти надо, — развел я руками. — Парня-то нужно из анабиоза выводить.
— Это если вы найдете, кого выводить, — съязвил Чак Ноллан.
Десантника мы не брали из-за травм, которые я нанес ему в процессе реанимации, и он, расстроенный, что остается не у дел, отпускал колкости налево и направо. Судя по всему, на десантника не сильно подействовала речь Ковалева о необходимости сплочения коллектива. Марию он так и не простил и не упускал момента поддеть ее. Девушка стоически терпела. То ли понимала, что наше нынешнее положение в большей степени ее заслуга, то ли считала ниже своего достоинства вообще обращать внимание на остроты нижестоящих чинов.
— Итак, — подвела итоги Мария. — На разведку выдвигаются Сергей Козырев, Егор Ковалев, Герман Мечников и я.
— И я, — неожиданно подал голос наш геолог.
Мы удивленно посмотрели на него, но доктор Боровский как ни в чем не бывало пояснил:
— Засиделся я тут с вами, ребятки. Кости размять бы. Да и потом, вы же сами говорили — каждые руки дороги. Авось на что сгожусь там.
Лично мне не понравилась такая инициатива. Как-то неестественно прозвучали его слова, да и, откровенно говоря, не хотел я, чтобы наш геолог присутствовал на том спектакле, который я готовил. Но весомых аргументов против его участия в экспедиции я не нашел. А остальным, похоже, было без разницы.
— Значит, на челноке остаются раненый Чак Ноллан и оба пилота, — подвела итог Мария и первой направилась в грузовой отсек надевать свой скафандр.
Мы терпеливо дождались, пока девушка переоденется, и прошли следом за ней, лишь когда она открыла нам дверь.
В скафандры облачались молча. Каждый был сосредоточен на собственных мыслях. Помогали друг другу тоже молча. Когда Егор натягивал мне на голову нашлемник и закреплял шлем скафандра, мы коротко переглянулись. Ковалев еле заметно кивнул мне, давая понять, что помнит все, о чем я говорил ему, и готов выполнить уговор в точности. Я ответил таким же коротким кивком и помог ему надеть шлем.
Я затеял довольно рискованную игру, но иного пути вывести Марию на чистую воду я не видел. Она явно утаила от нас часть правды. Очень весомую часть. Меня интересовали ее связи, контакты, как и кто подготавливал ее к совершению диверсии, когда и кем она была завербована… Все, что способно было пролить свет на текущие события, представляло огромную ценность для нас. А самое главное, эта информация была нужна мне для того, чтобы понять, как в дальнейшем будут действовать Мария и ее возлюбленный. Разумеется, если нам удастся его спасти.
Из оружия мы взяли с собой лишь портативные бластеры. Тяжелую плазменную винтовку брать не стали, хотя Козырев и настаивал. Вместо нее взяли еще один гравитационный манипулятор и набор необходимых для взлома охранной системы инструментов.
— Ну что, пошли! — коротко отдал команду Ковалев и ударил по кнопке открытия люка. Медленно опустилась рампа. Нас всех тут же окутало снежной круговертью.
— Ветер слишком сильный! Надо организовать цепь, — предложил я и, не дожидаясь одобрения, пропустил через кольцо крепления у себя на поясе трос с карабином на конце. Первым в цепи пойдет Козырев, как самый сильный из нас. За ним Ковалев, доктор Боровский и Мария. Я замыкающий.
Потратив минут десять на организацию связки, мы наконец вышли из «Ермака». Оглядевшись и сверившись с картой, Сергей взял курс на возвышение, действительно похожее на занесенный снегом локатор.
Идти было трудно. Тут, возле моря, ветер терзал нас гораздо яростнее, нежели там в пустоши. Невесть откуда взявшийся при таком морозе мокрый снег постоянно налипал на наши шлемы, мешая обзору. Легковесная Мария несколько раз теряла равновесие от сильных порывов ветра и падала. Мы с доктором Боровским помогали ей подняться, но после третьего падения просто взяли ее под руки и пошли все вместе. Видимость опять упала до пары метров, мы почти не видели идущих впереди Козырева и Ковалева. Лишь до предела натянутый трос связки говорил нам, что на том конце все еще продолжают движение наши товарищи. Каждые две-три минуты мы устраивали в радиоэфире перекличку, чтобы быть уверенными, что никто из нас не отстал.
Наконец мы добрались до гигантской сопки. Издали она казалась меньше, но на самом деле представляла собой довольно большой, больше ста метров в длину, и высокий объект. У меня почти не осталось сомнений в том, что под снегом именно сооружение, а не сопка. Слишком уж выделялось оно габаритами на фоне прибрежного рельефа.
Когда мы с геологом дотащили нашу спутницу до подножия искусственной сопки, Ковалев и Козырев уже вовсю орудовали манипуляторами, пробивая в вековом слое снега и льда тоннель к сооружению. Не прошло и десяти минут, как мы все переместились в него. Ни ветра, ни снежной бури тут не было, и мы смогли немного передохнуть. Еще через пять минут Сергей Козырев сообщил по радиосвязи, что добрался до бронированной металлической стены. Мы не ошиблись. Координаты все-таки привели нас к рукотворному сооружению. Именно отсюда транслировались те сигналы.
— Куда дальше? — спросил Ковалев, когда мы все подошли к препятствию. — Налево? Направо?
Нам предстояло пробивать тоннель по периметру здания в надежде обнаружить вход.
— Взяли бы мою плазменную пушку, пробили бы дыру прямо здесь. Дел-то! — угрюмо буркнул десантник.
— И нарушили бы все протоколы защиты периметра сооружения, — огрызнулась Мария. — Не забывайте, это здание вполне может быть военным объектом. Не зря же они забрались так далеко.
— Не уверен, что это здание, — ответил Козырев, расчищая манипулятором пространство вдоль стены. — Поглядите на эти сварные швы.
Мне пришлось применить все свое воображение, чтобы по небольшому очищенному от снега изогнутому фрагменту опознать остов огромного корабля.
— Как думаете, что это? — спросила Мария. — Космическая станция? Может, челнок наподобие нашего?
— Стальной? — скептически покачал головой Ковалев. — Вряд ли. Думаю, это корабль.
— В смысле, не космический? — удивилась Мария.
— В смысле, плавающий. Ледокол, например. Раньше на таких кораблях расчищали северный морской путь ото льда. По расчищенным морским трассам ходили транспортные и военные суда. Особенно популярным этот путь был во времена третьей мировой войны. По сути, только благодаря тому, что у нас тогда был самый мощный ледокольный флот, мы и выстояли.
— А что Косу делать на таком ледоколе? — удивилась Мария.
— Не знаю, товарищ майор, — отозвался десантник Козырев, — это вас надо спросить. Как вы там с любимым договаривались?
Девушка не заметила сарказма и на полном серьезе ответила:
— Уговор был, что он найдет безопасное место, откуда можно будет длительное время посылать кодированный сигнал. Как только на этот сигнал поступит ответ с моей спасательной капсулы, Коса должна была вывести из анабиоза автоматика.
— И уже после этого он должен был лететь спасать вас, — продолжил за Марию Ковалев.
— Точнее, плыть, — опять уколол Марию десантник.
Девушка растерялась.
— Да, действительно странное место для того, чтобы переждать несколько столетий, — согласилась она.
— Вы даже представить себе не можете, насколько оно странное! — выкрикнул Ковалев откуда-то из глубины прорытого им тоннеля.
Мы все подошли к нему и уставились на то, что можно было считать носом корабля. На борту красовалась надпись — надпись на том самом непонятном языке «небесных людей».
— Быть этого не может! — с отчаянием выкрикнула девушка.
— Ну, тут одно из двух, — флегматично заметил Козырев. — Либо ваш любимый — перебежчик и теперь сотрудничает с «небесными людьми», либо его вообще нет на корабле, а сигнал в космос посылает кто-то другой. Вы же его так и не расшифровали.
— Не будем делать преждевременных выводов. Нужно проникнуть внутрь и все проверить, — предложил Ковалев.
Мария с готовностью закивала.
Очевидно, как и в случае с объектом «небесных людей» в пустоши, этот корабль был заброшен. На это указывало все. Севшее на мель судно было погребено под тоннами льда и снега. Нас никто не встречал. Кроме закодированного сигнала, периодически транслировавшегося в пространство, эта груда железа никак себя не проявляла. Ни активации вооружения, ни предупредительных выстрелов, ни попыток связаться или ответить на наши позывные.
— Интересно, а судно специально посадили на мель или у них случилась авария? — вслух спросил Козырев.
Ему ответил доктор Боровский:
— Вполне возможно, этот корабль потерял ход из-за поломки или был поврежден. Затем он намертво застрял во льдах и дрейфовал вместе с ледником до тех пор, пока ледник не наполз на сушу.
— А разве такой путь не должен был занять сотни лет? — удивилась Мария.
— Должен, — коротко ответил геолог. — Очевидно, я заблуждаюсь.
Вход мы искали недолго. Вооружившись логикой, мы предположили, что, раз перед нами корабль, пусть даже и не нашей постройки, он должен иметь органы управления. Нам нужно было отыскать рубку, а для этого подняться на палубу.
Ковалев с Козыревым лихо соорудили своими манипуляторами некое подобие лестницы наверх. Поднявшись, мы вновь оказались на открытом пространстве. Палубу занесло лишь по пояс, но и этого было достаточно, чтобы по максимуму осложнить нам путь. Еще минут десять ушло на прокладывание дороги к центру корабля, где мы предполагали обнаружить капитанскую рубку или хотя бы вход во внутренние отсеки.
Логика нас не подвела. Уже на палубе наш геолог воспользовался своим зондом и ему удалось выяснить точные размеры корабля и его конфигурацию. Мы вновь убедились в том, что эти «небесные люди» если и ушли от нас вперед в развитии технологий, то не очень далеко. Корабли, во всяком случае, они строили похожими на наши. Нос, корма, палуба, рубка, вооружение — все было спроектировано по тем же принципам, что и на наших кораблях.
Судя по очертаниям, полученным геологом Боровским, перед нами был классический ледокол, несущий ракетное и электродуговое оружие. С последним мы были уже знакомы — турели корабля и турель в крепости кнеса были идентичны. Единственное, но довольно существенное отличие от наших кораблей состояло в том, что сплав, из которого был сделан корпус корабля, нам был неизвестен. Геолог долго считывал информацию, поступавшую с геологического зонда, и пришел к выводу, что в сталь были добавлены вещества, которых на нашей планете нет, их синтезировали искусственным путем.
— Видимо, это и мешает моему зонду заглянуть внутрь, — расстроился доктор Боровский. — Я могу лишь указать, где вход.
— И это уже не мало, доктор, — похвалил я нашего геолога. — Не расстраивайтесь.
Доктор Боровский указал Ковалеву путь, и уже через пять минут мы стояли перед бронированным люком, предположительно, ведущим в рубку корабля. Козырев разложил прямо на палубе свои инструменты и приступил к работе. По видеосвязи к операции вскрытия древней консервной банки присоединился и Чак Ноллан. Десантники довольно быстро отыскали сервоприводы, отпирающие замки люка, но на этом этапе нас ждал сюрприз.
— Обесточены, — прокомментировал Козырев, подрубаясь к чужой системе в надежде обойти цепь питания корабля и включить сервоприводы напрямую от внешнего источника питания.
— Интересно, — вслух думал Ковалев, — если корабль обесточен, как же он тогда посылает сигналы?
— Возможно, портативные батареи, — предположила Мария, — или те же технологии, что они применили на «объекте». Там-то мы так и не разобрались, откуда энергия.
Еще минут пять Козырев возился с внеземной электроникой. Спорил о чем-то по видеосвязи с Чаком, который постоянно вмешивался в его работу со своими советами и рекомендациями. И наконец люк осветился яркой белой полосой по периметру, а внутри что-то щелкнуло и заскрежетало. Дверь натужно завибрировала, лед потрескался и позволил ей отъехать вбок, правда, лишь наполовину. Перед нами открылось нутро чужого корабля.
— Вперед! — скомандовал Ковалев, дождавшись, когда Козырев соберет все свои инструменты обратно в сумку.
По очереди мы проникли внутрь корабля. Освещения нигде не было. Никто нас не встречал. Температура внутри не сильно отличалась от температуры за бортом. Проверять, реагирует ли корабль на присутствие живых существ, никто не рискнул, желающих снять скафандр не оказалось. Мы огляделись. Длинный коридор уходил метров на пятнадцать в оба конца сооружения, которое мы условно окрестили рубкой. Каждый конец заканчивался крутым поворотом. Мы остановились в нерешительности.
— Что дальше? — поинтересовался доктор Боровский.
— Сканеры не видят никакой органики, но им доверять не стоит, — ответил Козырев, ковыряясь в настройках своего радара. — Судя по всему, внутренние переборки этой жестянки из того же сплава, что и корпус. Никакой диапазон не берет.
— А если найти силовой кабель и прозвонить весь корабль? Цепи-то у него связаны должны быть, — предложил с «Ермака» Чак Ноллан.
— Не знаю, хватит ли у меня энергии, чтобы запитать такую махину, — неуверенно ответил Козырев, доставая сканер.
— Возможно, иного выбора у нас нет, — сказал Ковалев. — Давай, Серега, ищи для нас карту корабля или хотя бы карту электрических цепей. Уже по ним мы худо-бедно сможем сориентироваться. А в идеале нужно бы разобраться с электрикой и включить свет.
— А вы? — насторожился десантник.
— Ну не сидеть же у тебя в няньках, — ответил Ковалев, — пойдем потихоньку вперед. Посмотрим, что да как.
— Ни в чем себе не отказывайте, а я тут и один справлюсь, — пробубнил Козырев и уселся возле какого-то щитка, доставая инструмент. — Только связи все равно не будет, тут через переборки не пробивает.
Ковалев кивнул десантнику:
— Закончишь, возвращайся на «Ермак» и жди нас. Спасательную операцию предпринять, только если мы не выйдем на связь через час.
Козырев кивнул и продолжил свою работу, а мы пошли дальше, выбрав одно из направлений. Делиться на группы не стали, поскольку устав не рекомендовал в подобных ситуациях разбивать и без того малочисленную команду.
Через пятнадцать метров коридор вильнул влево почти под прямым углом, и мы увидели нечто напоминающее земной траволатор, круто уходящий вниз.
— Странно, — сказал Ковалев, — я думал, рубка будет наверху.
— Откуда нам знать? — ответил я. — Может, это и не корабль вовсе, а подводная лодка.
— Тоже верно, — ответил Ковалев, осторожно спускаясь вниз.
Мы пошли за ним лишь после того, как он сам осмотрелся на новом уровне и дал добро. Оказались в еще более длинном коридоре, разбитом на отсеки. Отсеки отделялись переборками, в центре которых были открытые люки. Каждый отсек имел по два таких люка.
— Если у них и была авария, — предположил я, — то она случилась внезапно. Они даже отсеки не стали герметизировать.
— Может, они просто ушли с корабля, когда поняли, что выбраться из ледяного плена не смогут? — предположила Мария.
— Ну да, — согласился Ковалев. — В таком случае уже нет большой разницы, задраены люки или нет. Корабль был обречен погибнуть во льдах.
— Интересно, — задумался доктор Боровский, — а означает ли это, что и остальные двери открыты?
Я осторожно подошел к первой же двери в отсеке и медленно провернул овальную рукоять. Та довольно легко поддалась. Мы переглянулись, и Ковалев одним размашистым движением отодвинул в сторону геолога и Марию, прижимая их к переборке. Сам же взял наизготовку бластер и встал сбоку от двери:
— Три-четыре! — прошептал он мне одними губами, и я резко толкнул вперед люк, отстраняясь в сторону и давая десантнику место для маневра.
Ковалев быстро промелькнул перед дверью, на секунду освещая небольшое помещение. Затем он взял в руку фонарь и, воспользовавшись портативным зеркалом на рукаве, заглянул внутрь.
« Сейчас бы ИКАС не помешал», — подумал я. Но наш дрон преждевременно почил, спасая меня от разъяренного медведя, теперь оставалось полагаться только на себя.
— Захожу! — коротко доложил Ковалев, по всей видимости, не обнаружив никакой опасности при визуальном осмотре. — Чисто.
Мы тоже зашли внутрь помещения.
— Похоже на каюту, — предположила Мария.
При осмотре мы обнаружили две койки и небольшой стол. На стене у входа по обеим сторонам висели два небольших шкафчика. Все было покрыто толстым слоем инея. Иллюминатора в каюте не было. Это наводило на мысль, что версия про подводную лодку может оказаться верной.
Я потянулся рукой к одному из шкафчиков, но Ковалев резким движением перехватил мою руку:
— Не сметь!
Я недоуменно посмотрел на Егора, но тот пояснил:
— Пока мы не выясним, что произошло с экипажем, трогать ничего нельзя. Любой шкафчик, любая вещь может быть заминирована. В любые помещения входим только после того, как я сам их осмотрю на предмет лазерных ловушек или растяжек. Кто знает, при каких обстоятельствах происходила эвакуация? Может, они проиграли сражение и, уходя, решили оставить несколько сюрпризов для врага.
Я медленно поднял руки вверх, демонстрируя, что не собираюсь больше ничего трогать:
— Ты военный, тебе виднее.
— Тут мы больше ничего не найдем. Давайте дальше, — принял решение Ковалев и вышел из каюты.
— Довольно аскетично, — прокомментировала убранство помещения Мария, выходя в коридор.
Ей ответил доктор Боровский:
— На первых парусных кораблях эпохи Фернана Магеллана о таком аскетизме моряки могли лишь мечтать. Матросы ютились по пятнадцать-двадцать человек на кубрик, который был чуть больше этой каюты.
— Не зря у капитанов той эпохи любимым ругательством было словосочетание «трюмные крысы», — подтвердил слова геолога Ковалев и проверил еще одну каюту. — Пусто.
Мы проверяли все попадающиеся на нашем пути каюты. Все они были однотипными и до безобразия скудно оснащенными. Складывалось впечатление, что на корабле вообще никогда не было экипажа. Корабль больше напоминал новостройку, которую только-только сдали в эксплуатацию: много квартир, но все они были либо не обжитыми, либо вообще без какого-либо убранства и мебели.
Так, проверяя одну каюту за другой, мы преодолели жилую часть и через открытую переборку попали в отсек какого-то структурного подразделения корабля. Если проводить аналогию с нашими судами, то мы оказались в одной из его боевых частей. В этом отсеке было очень тесно. Повсюду в корпус были вмонтированы приборы, о предназначении которых мы могли лишь догадываться.
— Похоже, это БЧ (боевая часть) связи или наведения, — догадался я, обнаружив на одном из уровней этого отсека большой круглый экран. На наших древних кораблях на таких экранах отображались данные с радаров.
— Да, похоже на то, — согласился Ковалев. — Мария, вы узнаете приборы? Есть тут похожие на земные?
— Вот этот экран, скорее всего, служил для навигации. Но остальные приборы ни на какие земные аналоги не похожи.
Находиться в недрах мертвого корабля было неуютно. Несмотря на то, что каждый из нас имел внушительную иллюминацию (наши шлемы сейчас были настроены на круговое освещение периметра), непроглядная тьма отсеков все равно пугала. Мы преодолели отсек с оборудованием и попали в командный. То, что мы находимся на капитанском мостике, мы поняли по огромному, от пола до потолка, стеклянному планшету и органам управления кораблем. Рычаги управления выглядели не совсем привычно, но угадать их предназначение было возможно. Был тут и аналог штурвала, и рули крена. Был и перископ. По центру отсека на небольшом постаменте возвышалось эргономичное кресло капитана. Да, без сомнения, перед нами была субмарина — своеобразный гибрид надводного ледокола и подводного крейсера.
Как и наставлял нас Ковалев, руками мы ничего не трогали, ограничиваясь лишь визуальным осмотром. Капитанский мостик заканчивался тупиком, отсеков за ним почему-то не было. Зато мы обнаружили еще один траволатор, уходящий резко вниз. Ковалев первым преодолел крутой спуск и уже оттуда выкрикнул:
— Герман, скорее сюда!
Я, не мешкая, спустился за Егором и в оцепенении замер. За мной чуть ли не кубарем спустилась Мария. Доктор Боровский прибыл в отсек последним.
— Перед нами гибернационный отсек корабля, — сказал Ковалев, продвигаясь вперед между стройными рядами открытых криокапсул.
— Глядите! — взволнованно сказала Мария, — одна закрыта и светится.
Ковалев медленно обошел вокруг единственной в отсеке закрытой и явно работающей капсулы. Она имела вытянутую форму и очень походила на наши собственные криокапсулы. В похожей капсуле не так давно к нам спустилась Мария.
— Что ж, господа, — нарочито громко произнес я, — по всей видимости, мы нашли то, что искали.
Сразу после моих слов Ковалев вынул из кобуры свой плазменный пистолет и взял на прицел светящуюся капсулу. Мария вытянула вперед дрожащую руку. Доктор Боровский непроизвольно сделал пару шагов вперед и замер позади девушки.
— Что, что вы делаете? — срывающимся голосом прошептала Мария.
Я медленно отошел за спину Ковалеву и встал таким образом, чтобы мне были видны все участники действия.
— Признаюсь, Мария, мне порядком надоел этот фарс.
— Я, я н-не понимаю!
— Все вы понимаете, прекратите ломать комедию! — довольно грубо оборвал я ее. — Не думали же вы, что я поверю в вашу приторную историю любви?
Девушка не шевелилась. Ее молчание и резко похолодевший взгляд подсказали мне, что я на верном пути. Сейчас или никогда! Я блефовал и, конечно, не собирался разносить капсулу на куски, но поймать меня на блефе сейчас смог бы разве что я сам, и то, только если подключился бы к системам «Магеллана». Но тут, на Земле, мы все были на равных. Мыслеформы я не мог уловить, как и не мог повлиять на эмоции. Но надавить и выявить ложь и фальшь у человека, находящегося в сильнейшей стрессовой ситуации, смогу наверняка. Марию можно было вывести на чистую воду, только поставив под угрозу основную цель ее миссии.
— Вы не открыли нам и половины всей правды, — начал я свою вторую за сутки обвинительную речь. — Вы утаили свою беременность. Как? Это возможно сделать, лишь переписав программное обеспечение «Магеллана». Только так можно было избежать моего ментального контроля. Только так можно было подменить лабораторные показатели. Только внедрив в исходный код ЦУПа «Магеллана» вредоносный вирус, можно было заставить системы корабля перейти к процедуре подготовки к гравитационному маневру, а затем и совершить его. Все это невозможно проделать в одиночку!
— Что вы хотите от меня? — прорычала Мария.
— Правду. Мне нужна только правда, без нее у нас не получится…
— Что вы от меня хотите⁈ — громко чеканя каждое слово, прокричала девушка, не решаясь приблизиться.
— Я добьюсь правды. Даже если мне придется убить вашего Коса.
Внезапно в отсеке моргнул и зажегся свет. Загудели какие-то приборы жизнеобеспечения корабля. Остальные криокапсулы тоже осветились, но мы даже не шелохнулись — настолько напряженным был момент. Очевидно, Козыреву удалось разобраться с электрикой и он понял, как запитать весь корабль. Это хорошая новость. Нам будет проще выяснять отношения.
— Я еще раз повторяю свой вопрос, Мария, — я постарался вложить в голос как можно больше суровости. — Кто за вами стоит?
— За ней стою я, — как-то холодно и отрешенно сказал доктор Боровский.
— Я не в буквальном смысле, доктор.
— А я в буквальном, — с иронией ответил геолог и вышел из-за спины Марии.
— Что вы несете? — не понял я.
Мне показалось, доктор решил таким вот странным образом сбить меня с толку и разрядить обстановку. Должно быть, сентиментальному старику был неприятен мой метод дознания. Но то, что произошло дальше, оказало на меня парализующее действие. Словно в замедленной съемке я увидел, как Ковалев медленно перевел свой бластер с капсулы на Марию и нажал на курок. Прозвучал шипящий плевок, и девушка упала как подкошенная. Из ее груди вырвался остаточный огонек догорающего плазменного заряда. Затем Егор перевел ствол пистолета на меня и замер.
— Думаю, вы абсолютно правы, Герман, — сухо и четко произнес доктор Боровский. — Нам пора вскрыть карты.