Прибытие

Глава 22 Таинственная локация

Паники на этот раз не было. Удивительная вещь — мозг человека. Мое естество и инстинкты противились смерти от медвежьих клыков, но при этом я не возражал умереть от удушья или захлебнуться. По какой-то причине мое сознание первый вариант отвергало категорически, но было не против второго. Я погружался все глубже и глубже, во всяком случае, мне так казалось. Нашлемные фонари были разбиты, и я не видел вокруг ни зги. Точную глубину определить я не мог, поскольку скафандр ощутил нарастающее давление воды и самостоятельно начал подкачивать воздух для выравнивания давления. И все было бы логичным, если бы не конечный запас воздуха. Я слегка апатично наблюдал, как тают последние десять процентов кислорода в ранце скафандра. Уже началось тревожное оповещение.

«Внимание! Критический уровень кислорода! Внимание! Критический уровень кислорода!»

Я вырубил звук. Все равно на такой глубине со мной никто уже не свяжется. Это и к лучшему. Незачем ребятам видеть столь мучительный конец. Хорошо еще, что они не видели, как погиб Филипп.

Филипп. Бедный парень. Вот его мне было по-настоящему жаль. Очень жаль. Ему было всего двадцать семь лет, совсем еще мальчишка. Самый младший из нас. Я помнил его послужную карточку наизусть. Я сам отбирал его в экспедицию. Он был добровольцем. Школу окончил с золотой медалью, столичный государственный университет также окончил с отличием и прошел полный цикл обучения на астронавта-терраформирователя. Он столько успел за свои двадцать семь и столько еще не успел. Ах, как же его было жаль! Филя, Филя… У меня на глаза навернулись слезы. Когда еще, как не сейчас, погоревать об утрате? Бесконечная пустота, в которую я сейчас погружался, почему-то успокаивала. Я не боялся такой смерти. Я искренне скорбел по Филиппу. Помню, на собеседовании я задал ему вопрос, стараясь разглядеть в его желании навсегда покинуть Землю какое-нибудь психическое заболевание:

— Почему вы решили поступить на службу именно на «Магеллан»?

Парень искренне улыбнулся какой-то странной тоскливой улыбкой и так же искренне ответил:

— А что здесь-то делать?

Я удивленно посмотрел на Филиппа:

— Что вы имеете в виду?

— Мы переживаем апогей человечества. Выше нам уже не подняться. Побеждены почти все болезни. На планете почти нет войн, если не считать этих, антиглобалистов. Мы уравновесили духовный и материалистический мир. Мы подружили религию и науку. У каждого на планете есть и еда, и вода, и кров, и занятие по душе.

— И чего же вас не устраивает в таком случае?

— Некуда стремиться, — ответил тогда Филипп. — Цели нет. Мы на вершине эволюции. И выше нас только звезды. Мудрее нас — только Бог.

— Но работа по удерживанию этого гомеостаза тоже важна, — возразил я, стараясь немного запутать молодого соискателя.

— Важна для тех, кого все устраивает. Для тех, кому не нужен больше прогресс. Для тех, кто остановился.

— А вы по натуре бунтарь?

— Нет, скорее исследователь, — возразил парень. — Мне тесно на этой планете. Мне скучно тут. Я все тут знаю, все тут видел. И нет такого дела, что увлекло бы меня.

— Вы же понимаете, что неправы насчет нашего дома. Далеко не всё изучено и далеко не все тайны раскрыты. Мировой океан, медицина, социология, религия, тонкие материи, вибрации — список просто огромен, — возразил я. — Почему же именно космос, дальний космос?

— Потому что там мне придется выживать. Там мне придется строить заново. Там Я буду решать, как жить и как умирать.

— А тут, на Земле?

— А на Земле за нас уже все давно решили. Мы рождаемся свободными, растем, учимся, трудимся, влюбляемся, продолжаем род и умираем. Все по лекалам. У всех всё, как у всех. Это кажущаяся свобода. Мы заложники изобилия.

— И многих такая жизнь устраивает, — заметил я.

— Поэтому вы беседуете именно со мной, а не со многими.

Ах, как же было жаль мне сейчас Филиппа. По сути, он был единственным из нас, у кого от перспектив, открывавшихся на этой планете, кружилась голова. Он единственный, кому было интересно тут. Выживать. Строить новое общество. Развивать социум и технологии. Интегрировать их друг в друга. Строить собственный мир по своим лекалам и решать конкретные задачи, которые ставила бы перед ним сама жизнь. Он больше всех нас заслуживал жизни на этой планете. И его больше нет.

Мне стало обидно до слез от этих мыслей, но мои предсмертные размышления прервал толчок в ноги. Видимо, я наконец достиг дна. Уровень кислорода болтался на нуле. Я выключил экран и постарался расслабиться. Если шлем и выдержит давление толщи воды (в чем я сильно сомневался), то жить мне все равно оставалось не больше десяти-пятнадцати минут. Через паутинки щелей вода уже не просто просачивалась, а капала достаточно активно. Кислород в скафандре быстро выгорал. Я уже по большей части дышал углекислым газом. Возможно, моя апатия тем и объяснялась. Еще немного — и наступит спасительный сон, а затем конвульсии и остановка дыхания. Асфиксия. Смерть мозга. И — вечность.

Думать о вечности не очень хотелось, а потому я просто расслабился и постарался не думать ни о чем. По ноге что-то ударило. Я встрепенулся, но затем успокоился. Это я выпустил, наконец, геологический зонд, который схватил еще там, на поверхности. Им я тыкал в спящего медведя и хотел просканировать середину озера, но… Тут меня осенило. А ведь я так и не воспользовался геологическим зондом! Заряд в нем все еще оставался, и если при бегстве я не сломал его, то смог бы воспользоваться им сейчас.

Я медленно опустился на колени и стал шарить руками по дну в поисках зонда. Возможно, при других обстоятельствах я бы удивился рельефу этого дна, но сейчас, отравленный собственным выдыхаемым воздухом, я не заметил ничего необычного. А дно, между тем, было абсолютно плоским и абсолютно гладким. Располагалось оно под уклоном градусов в пятнадцать, а потому мне очень повезло, что упавший зонд не успел откатиться от меня. В такой темноте я ни за что на свете не нашел бы его, но мне повезло. Правой рукой я нашарил на дне продолговатый предмет, ухватил его и встал на колени. Вообще-то положено забивать зонд в грунт сантиметров на тридцать, но в данных условиях я этого сделать не мог. Я просто постарался воткнуть его в дно и нажал кнопку активации. Тут же ожил экран монитора, и я увидел, как перед глазами в разные стороны разлетаются голубоватые ультразвуковые и электромагнитные волны. Дополняя друг друга, они тут же очертили своды подводной пещеры. Одновременно с 3D моделью пещеры на мой экран полился поток данных. Вода в пещере была почему-то соленая — тридцать пять промилле, если быть точным. А это, на минуточку, средняя соленость мирового океана. Промелькнул и схожий с морской водой химический состав. Теперь, по крайней мере, было понятно, почему я не разбился о толстенный слой льда при падении, а лишь проломил собой тонкую корочку наледи на этом странном озере. Видимо, обильные снегопады образовали на его поверхности пресную прослойку, тут же схватившуюся на суровом морозе, но не достаточную для того, чтобы сковать водную гладь намертво. На этом чудеса озера не прекратились. Помимо солености, удивляла и температура. Она была аномально высокой — двадцать два градуса по Цельсию. И это уже ни в какие рамки не укладывалось. Местность, которую мы изучали, не была сейсмоактивной. Ни гейзеров, ни вулканов, ни разломов на данной равнине не было. Мы и выбрали-то именно эти места для десантирования, чтобы не столкнуться с потенциальными проблемами нестабильности земной коры. Откуда же тогда столь высокая температура воды? Загадка. Дальше — больше. Биологический анализатор показывал обилие микроорганизмов — от мелких рачков до традиционных микробов и вирусов. В озере была воссоздана точная копия мирового океана, чего быть посередине материка по определению не могло.

Внезапный приступ мигрени вырвал меня из лап исследовательской эйфории. Я вспомнил, где находился и, к сожалению, вспомнил, что минуты две назад уже был готов отойти в мир иной. Но в свете новых открытий смерть уже не казалась такой уж логичной и необходимой. Было крайне интересно изучить данное озеро. Я помотал головой, стараясь прогнать подступающую дурноту, и сосредоточился на форме дна и стен озера. И более всего меня интересовали возможные проходы и лазейки. Но, к моему удивлению, геолокатор не смог пробиться сквозь плотную породу. Создавалось впечатление, что и дно, и стены озера состояли вовсе не из привычных грунта и глины, а из гораздо более плотного вещества.

— Нет, я тут не умру! — прорычал я в пустоту и, не совсем осознавая, что именно творю, упал на колени и начал скоблить перчатками дно озера. Я копал и копал, глухо рыча. Одышка уже не прекращалась, из горла пузырями выходила какая-то жидкость, но я все копал, и копал, и копал. Дно не поддавалось, и тогда я вновь схватил геологический зонд и начал долбить им твердую породу. В воде движения были неуклюжими, валкими, медленными. Раздавался глухой стук, но мне не удалось даже поцарапать поверхность. Без сил я упал на спину и, раскинув руки, зарыдал в голос. Давление в скафандре стало падать, и я начал ощущать, как медленно, но неуклонно толща воды впечатывает меня в дно.

Смерть от удушья, казавшаяся мне еще совсем недавно избавлением и благом, теперь представлялась мне самым страшным на свете исходом. Уж лучше бы я умер, как Филипп. Лучше от лап страшного медведя, но зато быстро и наверняка. А тут… Тут даже не поймешь, когда именно ты перешагнешь эту черту. Где она, эта смерть? Видит ли она меня сейчас? Или забудет меня тут одного на веки вечные? Увижу ли я ее? В чьем обличии она меня посетит?

— Филипп?

Почему-то стало светлее. Словно я был не на дне глубокой пещеры, а в бассейне рекреационного отсека «Магеллана». Передо мной стоял Филипп. Почему-то в одних плавках, с развевающимися в воде локонами волос. До службы на «Магеллане» он был красивым длинноволосым парнем с фигурой пловца-разрядника. Он стоял и, улыбаясь, показывал мне куда-то в сторону.

— Что? Ты пришел за мной? — прохрипел я. — Аааа, так вот ты какая?

Я обрадовался. Смерть пришла за мной в обличии последнего живого человека, которого я видел. Что же, вполне логично.

— Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой, Филипп?

Видение кивнуло и, продолжая улыбаться, попятилось назад, подзывая меня кистью.

— Хорошо, — задыхаясь, выдавил я, — хорошо! С тобой я согласен уйти. Ты меня полностью устраиваешь.

Я собрал в кулак последние силы и медленно перевернулся на живот. Затем согнулся пополам и встал на колени.

— Ты только не спеши… Дай мне фору. Ты ведь уже там, а я еще нет.

Я изловчился и все-таки поднялся на ноги. Филипп уже был метрах в пяти выше меня и продолжал звать за собой. Я шел медленно. Очень медленно. Веки мои моргали все чаще и с каждой секундой казались все тяжелее. Но Филипп все еще звал меня за собой.

Наконец мы подошли к своду пещеры. Да-да! Я реально уперся шлемом в потолок. Филипп же, наклонившись, прошел дальше. Я последовал за ним и уже через мгновение оказался в другом помещении, отделенном от предыдущего резервуара перегородкой. Именно под ней мы и прошли с Филиппом. Но на другой стороне моего друга уже не оказалось. Свет вновь потускнел, и я опять погрузился во тьму.

Вероятно, в это мгновение мне было страшнее всего на свете. Пока рядом был мой провожатый, я ничего не боялся, но стоило мне оказаться в одиночестве и без ориентации, паника накрыла меня с еще большей силой. Я максимально ускорился и, к своему удивлению, обнаружил, что с каждым шагом шлем на голове становится все тяжелее и тяжелее. Внезапно сработал впускной клапан моего скафандра, и мне в лицо пахнуло прохладным воздухом. Я с жадностью пил свежие порции кислорода, невесть откуда взявшегося в моем шлеме.

Как оказалось, я очутился в воздушном кармане. Два помещения, отделенные друг от друга, представляли собой два гигантских перевернутых сосуда. Один из них был полностью заполнен водой, а второй имел воздушный карман. И, следуя за призраком Филиппа, я вышел именно к сосуду, заполненному воздухом.

Теперь я соображал куда лучше. Естественно, никакого Филиппа и в помине не было. Мой мозг, страдая от кислородного голодания, схватился за идею проводника и нашел, чем заменить мне рациональное мышление. Когда я активировал зонд, то сразу увидел, где нахожусь, но из-за полуобморочного состояния не смог сделать верного вывода и начал в панике копать землю, хотя надо было просто идти в сторону соседнего помещения. Спасибо подсознанию, оно разобралось само и привело меня туда, где я и находился сейчас. Кстати, а где?

Я прошел еще несколько метров, и вода опустилась мне до колена. Газоанализатор показывал вполне приемлемую среду вокруг. Я не стал спешить и дождался анализа микрофлоры помещения. Патогенных микроорганизмов обнаружено не было, а потому я с удовольствием снял свой шлем и с наслаждением втянул чуть сладковатый воздух носом.

Вдруг ни с того ни с сего стены вокруг озарились мягким теплым светом. Источника его я не нашел — казалось, стены сами по себе издавали свечение, словно были окрашены краской, излучающей свет. Поразила геометрическая четкость пола и стен, округлость невысокого свода. Все вокруг было покрыто солью — видимо, вода периодически поступала сюда и, уходя, оставляла за собой соляные отложения.

Я огляделся. Позади меня была вода, из которой я вышел. Теперь я уже знал, что, поднырнув под перемычку, я окажусь в основном резервуаре и смогу выбраться наружу. Но всплывать придется без скафандра, лишь задержав дыхание или же придумав, как использовать встроенный в скафандр баллон с кислородом. К тому времени подкачка уже завершится. При этом на поверхности, даже если я до нее доберусь, меня будет ждать лютый холод. Вероятно, я не окоченею сразу, поскольку озеро не замерзало, но вот обморозить лицо и уши могу запросто. Еще нужно будет придумать, как именно подать сигнал бедствия. Шлемофона и, соответственно, рации со мной не будет.

Передняя часть пещеры или, вернее сказать, помещения напоминала воронку, заканчивающуюся чернотой тоннеля. Я подошел ближе и заглянул вглубь него. Похоже, это был некий коллектор какого-то огромного сооружения. В том, что это сооружение было рукотворным, я уже не сомневался. Абсолютно ровные стены и пол, пусть и покрытые известью и солями, куполообразный свод, соблюдение пропорций. Нет, таких четких линий природа не терпела. То был результат разумного замысла, а подобный замысел возможен лишь в голове разумного существа. Я взглянул на показатели приборов в шлеме. Запас кислорода, хоть и медленно, но все же пополнялся. Время у меня было, и я мог позволить себе исследовать пещеру.

Больше всего меня удивляло наличие света. Он появился сразу же, как только я снял со скафандра шлем. Какая-то смутная догадка кольнула меня, и я решил провести эксперимент. Идея была абсурдной, но, в конце концов, в этой пещере никого, кроме меня, не было, а значит, и краснеть ни перед кем не придется. Я вновь надел шлем и зафиксировал замок. Как только восстановилась герметичность скафандра, свет в пещере медленно потускнел. Я оторопел и опять снял шлем. Стены вновь начали испускать теплое свечение. Значит, догадка была не такой уж и бредовой: пещера каким-то образом реагировала на присутствие живого человека. И это открытие позволяло мне уже уверенно констатировать факт — пещеру построили люди. Гуманоиды, во всяком случае. Системы пещеры идентифицировали меня как своего и позволяли ориентироваться в пространстве, что открывало для меня крайне заманчивую перспективу изучить эти заброшенные катакомбы.

Недолго думая, я отложил в сторону свой шлем, благо толку от него сейчас не было никакого, и медленно пошел вдоль гладкой стены вглубь сооружения. Каждый пройденный метр убеждал меня в моей правоте. Пещера действительно считала меня своим и по мере моего продвижения вглубь подсвечивала все новые и новые участки стены. А те участки, которые я покидал, постепенно угасали. Подобная система была и на наших звездных крейсерах и космических станциях. Это позволяло людям работать на всех уровнях станции без необходимости искать источники освещения. Правда, на наших звездолетах стены служили еще и полноценными экранами, позволяющими вызывать системные меню и необходимые программы практически в любой точке корабля. Технология, кстати, существенно экономила ресурсы — незачем было снабжать каждого сотрудника или техника портативными планшетами. Экономия на чипах и полупроводниках была очевидной, и потому подобные технологии внедрили повсеместно на всей Земле.

— Вот, доктор Боровский, а вы все искали следы присутствия человека… — вслух передал я привет нашему геологу. Жаль, камеры на шлеме вышли из строя, но, будем надеяться, ребята мне и так поверят. Если я выберусь, конечно.

Я продвигался все дальше и дальше и наконец вышел в какой-то странный отсек, с виду напоминавший спиральный лабиринт. Его стены и потолок не имели углов и представляли собой сужающуюся в диаметре закрученную трубку. Все здесь было также покрыто известью и соляными отложениями, а значит, вода доходила и сюда. Стенки ракушки тоже подсвечивались, а потому я продолжил свой путь. Пробираясь вверх по закрученной спирали, я дошел до места, где мне пришлось пробираться уже на четвереньках. В самом узком месте, когда я уже подумал, что с моими габаритами путь дальше мне заказан, я уперся в крышку люка. Это был самый натуральный автоматический люк, какие бывают на космических и подводных станциях. Я ухитрился упереться ногами в скользкие стенки спирали и, поднатужившись, попытался открыть его. Но люк даже не дрогнул. На всякий случай я попытался дать голосовую команду — а вдруг сработает, свет же на мое присутствие реагирует:

— Открыть! Open! Dǎkāi! Аллахамора! — я даже вспомнил старинную английскую сказку, где двери отрывались заклинаниями. Но ни на один из известных мне языков люк так и не среагировал.

Не добившись успеха, я принял решение двигаться обратно. Поскольку развернуться в такой тесноте было невозможно, я просто неуклюже пятился. Где-то в середине ракушки я насторожился, в голове пронеслась какая-то тревожная мысль. Что это? Предчувствие? В то же мгновение стенки ракушки завибрировали, появился какой-то странный низкочастотный гул, и меня обдало сильнейшим потоком воздуха. Неужели люк открылся? Дальше все происходило настолько быстро, что я сам ничего не понял. Сверху ракушки со стороны люка на меня обрушился чудовищной силы поток воды. Меня захлестнуло с головой, крутануло по двум виткам раковины и, словно щепку, понесло по тоннелю обратно к пещере. Пока меня несло по тоннелю, я не мог ни дышать, ни ориентироваться. Свой первый глоток воздуха я смог сделать, лишь когда меня выбросило обратно во вторую пещеру. Там поток заметно ослаб, но было очевидно, что это лишь временная передышка. Напор все возрастал, и уровень воды в пещере стремительно поднимался. Я откашлялся и только сейчас сообразил, что, если не сниму уже набравший воды и ставший неподъемным скафандр, то у меня вообще не будет никаких шансов на спасение. Я лихорадочно начал стягивать с себя громоздкий костюм. В какой-то момент что-то сбило меня с ног. Предмет, очевидно, вылетел из трубы, но я не смог ни разглядеть его, ни пощупать. Воды было уже по грудь, и я, с трудом обретя равновесие и борясь с потоком, вновь почувствовал, как по моему телу ударило что-то плотное. Должно быть, об меня бился мой шлем, оставленный тут перед вылазкой.

Дожидаться, пока вся пещера заполнится водой, я не стал. Какой смысл тратить время и силы на бесполезную борьбу с течением и попытки удержаться на плаву? Меня в очередной раз что-то ударило в ногу, но на этот раз мне стало жутковато. Это что-то не только коснулось меня — оно еще и сжало мою щиколотку, но затем, не удержавшись, было унесено течением прочь. Дожидаться нападения очередного непонятного зверя я не хотел, мало ли кто водился по ту сторону люка, а потому постарался отдышаться и в тот момент, когда меня поднесло к самому началу пещеры, набрал в легкие побольше воздуха и нырнул. Под водой было уже не так хорошо видно пещеру — сильный поток взбаламутил осадок, и видимость резко упала. Я на ощупь добрался до границы пещеры, отделявшей ее от соседней с выходом к озеру. Поднапрягся и проплыл под самым ее краем. Мощный поток воды толкал меня вперед, но стоячая вода озера, встречаясь с этим потоком, начинала закручиваться в водовороты. Этого мне еще не хватало, подумал я. Каждый такой водоворот путал мне ноги и не давал как следует загребать. Я плыл изо всех сил и уже увидел проблески на поверхности озера. Воодушевившись, я сделал еще несколько мощных гребков, как вдруг что-то схватило меня за ногу и потащило обратно на дно. Я бился изо всех сил, но чьи-то цепкие лапы никак не отпускали мою ногу, мешая плыть. Мне было и страшно, и любопытно одновременно. Лапы не причиняли мне боли, просто держали. Я блокировал панику, иначе воздуха точно до поверхности не хватило бы, и вместо того, чтобы отчаянно отбиваться от неведомого существа, расслабился и поддался. Ощутив мою слабость, существо начало карабкаться по мне вверх. Я же, подавив в себе омерзение, готовился встретить его лицом к лицу и дать необходимый отпор, как вдруг дикий страх обуял меня. По мне полз ребенок. Голый человеческий ребенок. Я увидел маленькие ручки, ножки и даже разглядел лицо, искаженное страхом и паникой. Существо, похожее на человека, смотрело на меня с секунду, хватая ртом воду, а потом закатило глаза и захлебнулось, забившись в предсмертной конвульсии перед тем, как разжать свои маленькие пальчики.

Я забыл, что и сам нуждался в кислороде, настолько страшным было это зрелище. Еще секунду я наблюдал, как, отделившись от меня, камнем пошло на дно тело ребенка, и только потом сообразил, что вот-вот и сам захлебнусь.

Первые же судорожные глотки воздуха обожгли легкие. Я закашлялся, цепляясь за тонкую кромку льда, и никак не мог надышаться. Каждый новый вдох морозного воздуха схлопывал мои бронхи, и я вновь заходился в судорожном кашле. Как долго длилась моя агония, я не помнил. Сознание я потерял, так и не получив в кровь достаточного количества кислорода. А проснулся уже в «Ермаке», укрытый теплым одеялом и с капельницей в руке.