ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Ну ладно! Как же теперь выйти к морю?

Далеко впереди широкая улица пересекала проспект, и было видно, как там с горы медленно ползет грузовик, доверху нагруженный байдарками.

Саша уверенно направился к перекрестку.

Он шел мимо сверкания витрин, его обгоняли громыхающие трамвайчики с кокетливыми полосатыми тентами.

«Все хорошо. Ничего страшного не случилось», — повторял он про себя.

Из раскрытых дверей парикмахерских несло приторной одурью. Парикмахерские почему-то попадались на каждом шагу.

В самом деле, ничего страшного не произошло. Наоборот. Теперь уже ничто не помешает дойти наконец до моря. И хорошо, что до восьми часов достаточно много времени.

По обе стороны проспекта все так же через равные интервалы скучно сверкали белой эмалью медицинские весы, возле которых на белых табуреточках дремали старушки.

Вдруг Саше показалось, будто кто-то взглянул на него.

Живой синий глаз. Саша обернулся.

Да. Это было оно…

Справа, в разрыве домов, сквозь деревья бульвара виднелось море!

— Шайтан тебя возьми! — На Сашу с размаху налетел прохожий в высокой каракулевой шапке.

Саша двинулся было дальше, потом бросился напрямик через проспект, пронырнул между двумя потоками автомашин и выбежал в узкий, крутой проулок.

Вот оно! Совсем рядом! Казалось, если как следует оттолкнуться — долетишь…

Булыжник мостовой сам уходил из-под ног. Конца не было этому спуску.

Набережная!

Как назло, путь пересек троллейбус. Выждав, пока он протащится мимо, Саша побежал навстречу медленно расступающимся кипарисам. Перелез через парапет. Спрыгнул. Галька с шорохом раздалась.

Серая, холодная гладь моря равнодушно лежала под закрывшимся облаками небом.

Увязая, он пошел к воде. Впереди лежал запутавшийся в черных водорослях голубоватый шар. Носком ботинка Саша вытолкнул его наружу. Запахло гнилью. Стеклянный шар покатился под уклон и застыл у обломков бамбукового ствола.

Галька кончилась. Мокрый песчаный пляж покато уходил к самой кромке прибоя. Волны, одна за другой, медленно накатывались на берег, пенистая вода взлетала по крутизне и скатывалась, шипя…

Что-то сверкнуло на песчаном гребне. Ударила новая волна, взлиз огромного языка пены накрыл это место. Пена схлынула, и из-под тонкого слоя уходящей воды высунулся камешек. Разноцветный, с зелеными и золотыми прожилками. Прямо на глазах камешек начал тускнеть. Взлетел фонтан пены. Камешек снова вспыхнул. И снова стал угасать… Остро пахло брызгами прибоя.

Зябко поджав красные лапки, тревожно крича, кружили над водой чайки. Взмывали. Пикировали. Выхватывали из безжизненного на вид моря мелких серебристых рыбешек.

Увертываясь от волн, Саша подошел к обломку круто уходящей в воду желтой ноздреватой плиты, ступил на него и зачерпнул полную пригоршню воды.

Струйки просачивались сквозь плотно сжатые пальцы.

…Горькое. Оно было горькое. Горько-соленое.

Совсем не такое. Холодное. Непохожее.

Закрапал дождь. Саша поднял воротник куртки и пошел к деревянному навесу с широкими железными опорами. Там уже прятались от дождя какой-то моряк с девушкой. Ветер развевал черные с золотом ленты бескозырки, вскидывал синим воротником белой форменки.

Подойдя поближе, Саша увидел, что моряк — совсем мальчишка.

Дождик был несильный. Он тихо шуршал по крыше навеса, галька на пляже покрывалась пестрым накрапом и стала приобретать зеленоватый цвет.

Там, в туберкулезном санатории, дождик так же тихо шуршит сейчас по зеленой листве…

Саша вышел из-под навеса и зашагал вдоль берега.

…Все больные, наверное, в корпусе. Что делает сейчас этот новенький? Стоит у окна?

Невдалеке торчала из воды зубчатая скала.

Саша подошел поближе, разбежался и, черпанув ботинками холодную воду, ухватился руками за острые, бритвенно-режущие края камня. Подтянулся и влез на самый верх.

По краю моря, у горизонта, шел белый корабль.

Руку саднило. Саша машинально поднес к губам рассеченную ладонь. Кровь была горько-соленая… Вкуса моря!

Вдруг по морю словно разлилась расплавленная сталь. Это из-за облаков ударило солнце. Глубокая синева, испещренная зелеными прожилками, засияла, переливаясь слепящим светом.

Саша осторожно уселся на скале, заглянул вниз. Поверхность воды вздымалась и опадала. И там, в зеленоватой толще, вздымались и опадали заросли буроватых водорослей. Саша разглядел подводную поляну. На дне ее лежали слабые отсветы солнца. Какая-то тень стремительно пересекла поляну…

Ветер усиливался. Волны с грохотом ударялись о подножие скалы.

Выпуклый — весь в дымке — морской горизонт плавно и точно очерчивал шар земли… И казалось странным, что люди так долго шли к этой очевидности.

Крутые волны ступенчато громоздились навстречу. Сашина куртка покрылась мокрыми пятнами с белыми разводами по краям. Вдруг показалось, что он плывет вместе со скалой…

Сияло солнце. С моря дул пиратский ветер. От соленого воздуха саднило в горле.

Только за один сегодняшний день можно всю жизнь быть благодарным Косте. Только за один день.

Саша взглянул на свои старенькие часы… Пятнадцать минут второго… Ого! Еще больше шести часов свободного времени!» Можно куда-нибудь пойти… В порт! Кстати — где же он? Как это Костя говорил — пошататься среди кораблей и матросов?

…На приморском бульваре гудели и вздувались зеленые паруса деревьев.

Саша пересек маленькую площадь, и тут его ноздрей коснулся острый, дымный запах шашлыка.

Запах доносился из раскрытых окон ресторана. Там, за столиками с белыми скатертями, тесно сидели люди. Какой-то очкарик, закусив губу, сдирал вилкой с шампура куски мяса…

А ведь все деньги у Кости!..

Саша немного отошел от окна, на всякий случай пошарил в карманах. Две копейки. И еще — трехкопеечная. Все! Пять копеек…

Идиотство. Даже пирожка не купишь. Самый дешевый — десять копеек. Только на газировку и хватит, если с сиропом… Даже четвертушки хлеба не купишь… А меньше могут не продать… Газировка с сиропом, может, аппетит отобьет. А то терпи еще шесть часов!

На пути попадались газировочные автоматы. Но ни один из них не работал.

Однажды папа купил специальные железные шампуры, и они дома на кухне приготовили настоящий шашлык.

С вечера, тайно от мамы, нарубили баранину, посыпали ее солью с красным перцем, залили уксусом и спрятали в кастрюле на балконе.

На следующий день Саша, утирая о плечо слезы, с хрустом резал на кружки лук, папа прокалывал мясо ножом, насаживал вперемежку с луком на шампуры.

Капал и потрескивал на газу жир. Мясо румянилось.

Мама тогда пришла с работы, принюхалась к синему чаду, который еще стоял на кухне, и сказала, чтоб больше не смели жарить мясо на газу, потому что в нем образуются какие-то канцерогенные вещества. Но шашлык они все-таки съели. Втроем. Вкусный был шашлык. Пальчики оближешь… А потом папа никогда уже не делал шашлык. Шампуры до сих пор валяются в кладовке…

Наконец Саша увидел вывеску: «Минеральные воды. Соки». Стеклянная дверь была открыта.

Он вошел в небольшой белый зал, уставленный растениями в кадках. На стойке в длинных, узких сосудах разноцветно светились всевозможные сиропы и соки.

— Мне с сиропом, — сказал Саша.

— С каким? Есть вишневый, грушевый, мандариновый. — На продавщице был белый халат. Все это походило на лабораторию.

— С вишневым.

— Десять копеек. — Она уже подставила стакан, взялась за сверкающий никелированный краник.

— Тогда просто чистой…

— Три копейки, — невозмутимо ответила продавщица.

Саша взял стакан, из которого высоко подскакивали пузырьки, отошел к мраморному столику под пальмой.

Это был боржом или нарзан. Пил, давясь. Горло свело судорогой. Все-таки допил до конца. Маленькими глотками. До дна. Вышел на улицу и почувствовал, что есть захотелось еще больше.

В памяти всплыло давнее осеннее утро.

Все вокруг было совсем не такое, как сейчас… И улицы… И погода…

Тогда, в седьмом классе, он только начал писать стихи. Еще не знал Костю.

…Какая-то сила подняла его с постели в шесть утра. Даже не позавтракав, чтоб не разбудить родителей, он взял портфель и тихо закрыл за собой дверь квартиры.

Сначала он просто вышел из дома с намерением пошататься по улицам, а потом, как обычно, к половине девятого, пойти в школу. Было темно, как ночью, моросил ледяной дождь. В луже у подъезда дрожало отражение фонаря.

Ноябрьские ночи. Дожди. Холода.

И вдруг, будто само собой, все это стало складываться в строчки: «Ноябрьские ночи. Дожди. Холода. Шагну за порог — за порогом вода. Звезда-недотрога лежит у порога, уже окруженная корочкой льда».

И, хотя в тот раз он не сочинил больше ни одной строки, словно невидимая волна отнесла его от школы и закружила по неузнаваемым московским улицам.

В то утро он видел, как из депо выползают, слезясь огнями, трамваи, как грустно гниют на опустевших клумбах, покрытые изморозью, стебли поломанных цветов, впервые увидел, как разгружаются у булочных автофургоны с теплым, необыкновенно вкусно пахнущим хлебом.

Раньше он все это тоже знал, видел. Булочных он не видел, что ли?

Но в то утро он словно заново глазел на мир. Потом это странное состояние исчезло, прошло. И снова появлялось очень редко.

Саша прошлялся по мокрым, заляпанным гниющими листьями улицам до двух часов дня.

Была суббота. И он боялся явиться домой раньше, чем кончатся уроки в школе. Тогда он, кажется, впервые ощутил сильный голод.

…То снег. То листопад. И яблоки скрипят в тугих авоськах…

Саша присел на скамью, расстегнул куртку, залез во внутренний карман. Ручка была. Записную книжку оставил дома… Ничего. Можно на память. Потом запишется… Рука натолкнулась на что-то твердое.

Это оказалась визитная карточка Лоуренса Мюллера. Ее оборотная сторона была чистая, атласно-гладкая.

«То снег. То листопад.

И яблоки скрипят

В тугих авоськах.

И мерзнет Зоосад —

И слон и моська»,—

записал Саша.

Больше на визитной карточке места не было. Саша спрятал ее в карман.

…Сквозь тьму летят такси… А небо моросит… И листья липнут… И мокнут липы…

По бульвару вереницей шла группа людей. Их вел человек с бамбуковой указкой в руке. Судя по говору, это были украинцы. Плечистые, рослые дядьки в кепках. Говорили о пожаре в каком-то забое. Наверное, шахтеры… Экскурсия.

Саша встал со скамейки и нагнал их.

Человек с указкой, ничего не рассказывая, быстро и деловито вел группу по бульвару. Выйдя на площадь, он также молча подождал, пока подбегут отставшие, и после этого подвел всю группу к огромной клумбе.

На ней из множества мелких цветов было выложено сегодняшнее число — 25 марта.

— Здесь, товарищи, будете фотографироваться! — сказал экскурсовод. — А после этого вернемся к автобусу и поедем обедать.

Из-за клумбы вышел худой, длинноусый фотограф с аппаратом на треноге.

Фотограф расставил шахтеров в три ряда возле клумбы, поглядел в объектив и скомандовал:

— Первый ряд дружненько присел!

Шахтеры первого ряда послушно, как дети, опустились на корточки. Это было очень смешно…

— Здравствуй!

Саша обернулся. Из раскрывшейся двери подъехавшего такси высунулся незнакомый человек в большой кепке.

— Вы меня?

— Конечно! Что — не узнаешь?

— Нет…

— Очки тебе подарю! Меня весь город знает. Садись скорей!

— Зачем?

— Иди сюда! Чего стоишь? Мне помощник нужен. Хочешь заработать?

— Хочу.

— Ну, так садись! Некогда мне с тобой разговаривать!

Саша подошел к машине и остановился.

Шофер включил газ.

— Некогда, говорю!

В конце концов, чего бояться? А вдруг и вправду можно заработать? То-то Костя удивится вечером! Он бы поехал! Почему не помочь человеку?

Саша открыл заднюю дверцу.

Такси рвануло с места, развернулось вокруг клумбы, где еще стояли шахтеры. Мелькнул бульвар. Магазин минеральных вод. И пошли совсем незнакомые места…

Рядом на сиденье лежал потрепанный чемодан. Он все время норовил свалиться. Пришлось придерживать рукой.

— Еду. Смотрю, стоит хороший парень. Ворон считает. Думаю — что стоит без дела? — Человек в кепке внезапно обернулся с переднего сиденья. — В какой школе учишься?

— В сто тридцать пятой.

— Не знаю такой. Слушай, сколько в классе народа?

— Человек сорок…

— Всех знаешь?

— А что?

— Открой чемодан.

Саша машинально отщелкнул замок.

— Что там видишь?

— Шарфики…

— Махер! Сто двадцать штук! — Человек снова обернулся. У него были красные, больные глаза. — Слушай, сделай приятное твоим друзьям. Пять рублей шарфик. Четыре рубля мне, рубль — тебе. Им приятно, мне приятно, тебе приятно. Получишь сто двадцать рублей. Считать умеешь?

— Послушайте, я не местный. Я из Москвы… Мне на почту надо…

— Ах ты черт! Из Москвы… Когда на почтамт?

— К восьми, — брякнул Саша и тут же мысленно выругал себя за то, что сказал правду. На приборной доске у шофера часы показывали без десяти шесть.

— Успеешь. Хороший город Москва. С папой-мамой живешь?

— Да, конечно.

— А ну, останови!

Такси тормознуло у тротуара, рядом с облупленной будкой телефона-автомата, где разговаривал седой как лунь старик.

Саша обрадовался. Наконец-то можно отделаться от этого типа.

— А ты сиди, сиди! — Человек в кепке выскочил из машины и строго погрозил пальцем через стекло. — Мой враг будешь, если уйдешь!

Он подошел к автомату.

Что его бояться? Открыть дверь — и привет! В крайнем случае заорать, чтоб прибежала милиция.

Как назло, улица была пуста.

Саша продолжал сидеть на своем месте. Только покрутил ручкой — опустил стекло.

— Здравствуйте! — Человек в кепке открыл дверь телефонной будки.

Старик, не отнимая трубки от уха, закрыл дверь.

— Здравствуйте! — Он снова открыл дверь.

— Что вам надо?

— Мне ничего не надо! А вы? Что можете мне предложить?

— Ничего. Не мешайте, пожалуйста.

— Ничего? Тогда идите отсюда. — Он вдруг схватил старика за плечо и выбросил из будки.

Саша оцепенел.

Незнакомец зашел в автомат и принялся звонить по телефону.

Старик с изумлением взглянул на Сашу, на шофера и стал быстро уходить.

Необходимо было что-то срочно делать. Набить морду этому типу. Догнать старика. Найти все-таки милицию.

Мерно стучал счетчик. Спина таксиста неподвижно сутулилась впереди…

Человек в кепке вышел из будки.

— Все. Поехали! На Матросскую, бывшая Краснофлотская…

Машина тронулась.

А вдруг он и его так вот вышвырнет? Из машины. Или убьет?

Машина ползла в гору по кривым, мощенным булыжником улицам.

Убьет, и все. Никто Сашу в этом городе не знает. Пока найдут! Положат тело в какой-то цинковый гроб и отправят в Москву. Товарным поездом.

На секунду слева в окне за домами прощально мелькнуло далекое море… Почему-то вспотели ладони. Открыть дверцу. Выскочить.

Машина остановилась у заляпанной грязью арки, ведущей во двор.

— Выходи!

Ну, вот и все. Саша стоял на неровной мостовой. Ноги подкашивались.

В багажнике лежало два бугристых, плотно набитых мешка.

— Берись!

Вдвоем, один за другим, протащили мешки во двор к деревянному сараю. Незнакомец отпер ржавый замок.

Уйти. Сейчас же уйти. Костя давно бы ушел. Да еще послал бы этого гада куда подальше.

— Вноси!

— Нет, — сказал Саша. В отворенной двери сарая зияла зловещая чернота…

Человек в кепке, ругаясь, занес мешки внутрь. Сквозь прореху одного из них посыпались грецкие орехи…

— Я пошел, — осмелел Саша.

— Не спеши! — Он запер за собой сарай. — Отвезем шарфики, заедем в ресторан, подумаем…

— Я не хочу есть! — Это была чистая правда: есть совершенно расхотелось.

— Не стесняйся! Я не могу так просто расстаться с человеком!

— Нет! Я пошел! — Саша попытался увернуться.

— Ты что? Обидеть меня хочешь?

И Саша, с ужасом чувствуя, что опять подчиняется чужой воле, сам открыл дверцу… Ничего не вышло…

— Поехали! Курортная, бывшая Профсоюзная!

— Отпустите его, — сказал вдруг шофер, разворачивая такси посреди переулка. — Зачем вам пацан? Школьник еще. Ему на почтамт надо.

— Слушай, счетчик щелкает, план идет, остальное тебя не касается. Понял?!

Машина мчалась вниз с нагорной части города. Летели, срезая углы, впритирку обгоняя другие машины. Шофер, наверное, разозлился, а Саша впервые перевел дыхание — у него появился союзник.

На Курортной остановились возле стандартного пятиэтажного дома. Незнакомец взял чемодан:

— Сейчас приду. Уйдешь — собака будешь.

Саша посмотрел ему вслед. Незнакомец входил во двор.

Выждал секунду, другую… Пора было бежать…

— Я пойду. — Он взялся за ручку двери.

— Подожди. Увидишь — он не придет, — странно отозвался шофер.

Саша привстал, покосился на счетчик. Там набило семь рублей тридцать пять копеек!

Он опустился на сиденье.

Шла минута, другая, третья… Незнакомец не появлялся… Все! Теперь — милиция. Выяснят — откуда приехал. Отправят домой. Скандал. Штраф. В школе узнают… Скажут — помогал вору…

Шофер выключил счетчик. Машина тронулась с места.

— Тебе к восьми? Полтора часа имеешь…

Что он хотел этим сказать? Вот черт — из одной беды в другую… Но все-таки было уже не так страшно.

На улицах зажигались фонари. Ярко светились фары встречных автомашин. Наступал вечер.

Впереди показалась залитая огнями набережная. Но шофер до нее не доехал и свернул во двор какого-то полукруглого здания. У разноцветного решетчатого забора машина остановилась.

— Вылезай, — сказал шофер. — Нет больше сил. Пойдем выпьем кофе.

Загрузка...