Они снова мчались в такси.
Улицы заметно опустели. Мелкий снег порошил деревья и тротуары… «Волга» свободно летела по Садовому кольцу — в тоннель, снова по Садовому, взлет на эстакаду, и дальше, вперед — к Земляному валу, разворот, и вот он, наконец, Костин переулок…
Шел уже одиннадцатый час.
Костя почему-то попросил остановиться метров за триста от своего дома.
Они выскочили из машины, перебежали скользкую мостовую.
Два крайних окна в высоком одноэтажном особняке ярко светились.
— Мать дома, — сказал Саша.
— Слушай, может, это тебе покажется странным, но я не люблю, когда мою маму называют «мать». Кстати, смотри, не ляпни, что мы приехали на такси!
— Пожалуйста. Но нельзя сказать, чтоб ты так же церемонно обращался с другими мамами. А отец твой, то есть папа, дома?
— Слава богу, у него ночная смена, — сказал Костя, взбегая по высокому крыльцу.
Они прошли коммунальную кухню, темный коридор. Костя распахнул дверь.
— Опять не обедал! — Костина мать выключила телевизор. — Глаза проглядела. Где тебя носит?
— Обедал, обедал… — Костя нагнулся к матери, обнял, поцеловал. — Котлеты с макаронами, вот у Саши дома.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, Сашенька! Сейчас я вам ужин согрею. Когда ты с Костей, я спокойная. Кость, я сегодня пирожков напекла с картошкой — твои любимые!
— Спасибо, мамочка! Да ты не суетись, мы скоро пойдем, мы — на секунду.
— Куда это еще, на ночь-то глядя? А ты, Саша, почему без пальто?
— Тепло. — Саша с отвращением почувствовал, что предстоящий разговор будет тягостней, чем он ожидал.
Конвоируемые низенькой Костиной мамой, они прошли во вторую комнату с огромным старинным камином, отделанным мрамором.
Года полтора назад, когда Костя прямо из литобъединения впервые привел Сашу к себе домой, в камине лежала кошка с четырьмя еще слепыми котятами.
И камин, и котята поразили тогда Сашу. До сих пор он о каминах только читал, а котят — таких маленьких, похожих, скорее, на мышек с хвостиками, он раньше никогда не видел.
Теперь в камине стоял цветок с большими крапчато-красными листьями. Горшки с растениями стояли и на подоконнике, и на всей поверхности рояля, на котором никто никогда не играл.
Не было цветов только на стареньком раскрытом Костином секретере, где вперемежку с «Физикой», журналами «Шахматы в СССР» в полном беспорядке валялись записные книжки и обрывки бумаги с начатыми стихами.
Саша прислонился к стене около секретера, чувствуя, что задевает головой рамку писанной маслом картины. Это была застекленная копия «Незнакомки» Крамского.
— Чего еще вздумал? Уходить… Лучше садитесь ужинать, пока пирожки не простыли.
— Мама, надо поговорить. Короче говоря, нужна десятка.
— Какая еще десятка? Зачем?!
— Для хорошего дела. Сюрприз.
— Ничего тебе не будет.
— Как это — не будет? — Костя подошел и обнял мать.
— Не лезь, сатана! Нет у меня никаких денег.
— Неужели?! А как же папина премия?!
— Слыхали?! А тебе что до его премии? Отец работает и днями и ночами, на вредном производстве, а ему премию отдай! Зачем тебе деньги?!
Саша отвернулся. Но сквозь «Незнакомку» в стекле все равно отражалась комната и Костя со своей мамой.
— Говорю, сюрприз. Я же не всю премию прошу. Мамочка, ну давай быстро, нам некогда!
— Саша, ты слышишь, как он с матерью говорит?!
— Слышит, слышит! Смотри, — он ласково обнял ее и повернул к настенным часам, — уже без четверти одиннадцать. Чем раньше уйду, тем раньше приду.
— Ну что ты из меня душу вынимаешь? Куда это вы идете?
— Мама! Из-за десятки! Ты толкаешь меня на отчаянный шаг!
— Да что ж это такое?!
Костя подошел к двери, приоткрыл ее и прошептал:
— Марья Кирилловна…
Мать, недоумевая, тоже подошла к двери и также шепотом спросила:
— Зачем тебе Марья Кирилловна?
— Марья Кирилловна дура! — громким шепотом произнес Костя.
— Перестань. Не смей! Может услышать, — засуетилась мать, пытаясь оттащить Костю от двери.
— Ты же сама так о ней говоришь! — совсем громко сказал Костя. — И свою очередь пропускает уборную мыть!
— Тихо! Тихо!
— Вот видишь, как нехорошо! — укоризненно сказал Костя и закрыл дверь.
— Что же это делается? Отец придет — он ведь ремень снимет. — Она вдруг заплакала, присела на стул. — Что же это делается?
— Костя! Я пошел, — не выдержал Саша. Уже не хотелось никуда ехать. Ничего не хотелось. К черту море! Лишь бы уйти отсюда…
— Одну минутку! — Костя силой усадил его на диван. — Не паникуй. Все нормально.
Мать все плакала.
Часы, оказывается, были с боем. Звонко и бесконечно долго они отбивали одиннадцать ударов.
— Мамочка, — Костя подошел к ней, обнял за плечи, — ну, для хорошего дела. Серьезно.
— Правда? Саша, он правду говорит? Я тебе верю, скажи… Чего ты молчишь, Саша?!
Саша испуганно посмотрел на Костю.
— Ну ведь правда?! — Костин взгляд был требователен и чист. — Ну скажи ей, что все нормально!
— Все нормально, Ксана Петровна…
Продолжая утирать слезы, она раскрыла сумочку:
— Сколько тебе?
— Да десятку же!
— На! — Она протянула красную бумажку.
Костя чмокнул мать в щеку, осторожно вынул из ее пальцев десятку.
— Спасибо!
— Мне же для тебя ничего не жалко! — Мать поднялась, шмыгая носом. — Когда придешь-то?
— Не знаю. Скоро. Сашка, понеслись!
Саша был уже в коридоре.
Костя нагнал его.
— Слушай, скажи ей, что будешь у меня ночевать.
— Да перестань ты! И так опаздываем!
— Костя! Она же с ума сойдет.
— Какой добренький! Хочешь, чтоб все сорвалось? Мне в сто раз тяжелее! — Костя решительно направился к выходу.
Внезапно соседняя дверь отворилась. На пороге встала очень полная женщина в синем спортивно-тренировочном костюме.
— Я этого так не оставлю, — яростно сказала она, — в суд подам!
— Добрый вечер, Марья Кирилловна! — на ходу поздоровался Костя. — Некогда. После поговорим.
Выбежали на крыльцо.
— Уф! — выдохнул Костя. — «Был славный бой, был бой тяжелый!»
— Будь она проклята, эта десятка! — вырвалось у Саши.
— Да? Ну, знаешь, не всем так легко деньги достаются. — Костя выскочил на середину заснеженной мостовой. — Будем ловить такси, иначе не успеем!
— А пирожки?! Пирожки, пока теплые! — раздался голос Костиной мамы. — Дорогой покушаете! — Она догоняла их, пряча под концы шали сверток с пирожками.
— Мама! Простудишься! — Костя кинулся к ней навстречу. — Ну, спасибо! Ты не забудь — тебе завтра к врачу!
— Что ж ты сейчас-то? Завтра и напомнил бы!
Из глубины переулка показался зеленый огонек…
— А может, я завтра забуду? — Костя обнял мать и, круто повернув ее спиной к улице, торопливо повел в дом.
Саша глянул им вслед и взмахнул рукой.
Такси подчалило к тротуару.