Приключение взрослых

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Железная площадка ходила ходуном.

Саша стоял в сумрачном переходе между вагонами, придерживаясь за пыльную, сборчатую стенку, отделяющую его от холодного ночного пространства.

Колеса екали. Что-то все время пронзительно взвизгивало.

Долгое время ему казалось, что две ерзающие под ногами железные пластины вот-вот разойдутся и он провалится туда — на рельсы.

Потом он привык. И теперь уже боялся только контролеров, которые неминуемо должны были пройти из вагона в вагон.

Контролеров пока не было.

Поезд, видимо, повернул — Сашу резко бросило вбок. Он стукнулся виском о косую железную штангу. И не почувствовал боли.

В нем давно уже все онемело — с той минуты, как он увидел дядю Федю в наполненной водой лодке, — и только обрывки мыслей судорожно путались в голове:

«Дядя Федя… Костя… Костя… Дядя Федя…»

Временами он закрывал глаза, и каждый раз почему-то со всей отчетливостью видел одно и то же — литое тело волны с крутящимся красным веслом.

Но каждый раз весло крутилось все медленней. Словно останавливающийся пропеллер…

— Даже пива нет?! — Дверь лязгнула, из тамбура стегануло светом.

— Говорю — закрыт ресторан! Завтра — с девяти.

Дверь снова лязгнула. И опять стало темно.

Саша перевел дыхание.

И вдруг дверь снова открылась.

— Ты что думаешь, я тебя не заметила? А ну-ка выходи на свет!

Низенькая толстая проводница вытащила его за рукав.

Саша стоял посреди тамбура, ослепленно моргал.

— Ну, что будем делать? — спросила проводница. — Куда направляешься?

— В Москву.

— Сам откуда?

— Из Москвы.

— Что с тобой случилось? Где пиджак?

— Нету…

— «Нету»! Придется ссадить! Что молчишь?

Надо было просить, умолять, плакать…

Саша молчал.

— Ладно. Пока побудь здесь. Что-нибудь придумаю. Вон стул откидной. Оглох, что ли?

— Спасибо.

Проводница еще раз оглядела его с головы до ног. И вошла в вагон.

Сквозь дверное стекло Саша видел ее удаляющуюся спину, длинный освещенный коридор, пассажиров, стоящих у окон…

Он отошел от двери, послушно откинул тугой стул, сел, прислонился к холодной стене.

Почему-то вспомнил инвалида на костылях, у которого Костя тогда в вагоне попросил сигарет. Всегда все у всех просит… У Саши — Пушкина, у своей матери — денег…

В тамбур влетели мужчина и женщина.

Саша встал, хлопнув стулом.

Они посмотрели на него и тут же вернулись в коридор вагона.

За стеклом — вся в воспаленных железнодорожных огнях — бежала черная ночь.

Ведь погода была хорошая. Просто началась буря. В чем себя винить? Не в чем.

«Не в чем… Не в чем…» — подхватили колеса.

А кошелек?.. Ну и что?..

«Любой бы поднял», — сказал тогда Костя.

Значит, они рванули на море. Та женщина осталась без кошелька. Без денег.

А при чем здесь Костя?

Саше стало вдруг жарко.

Костя ни при чем! Это он. Он, а не Костя ушел от дяди Феди. Дядя Федя мог утонуть. И кошелек. И все. Все, что было. Сам!

С фонарем в руках вошла проводница. Она отперла и распахнула вагонную дверь.

В тамбур вместе с холодным воздухом ворвался гул и лязг.

Сам… Все — сам!

Саша прислонился к стене… Перед глазами снова встало красное весло.

«Сам… Все — сам!.. Сам!..» — выстукивали колеса.

— Чего ты тут мерзнешь? — обернулась проводница. — А ну иди в шестое купе. Верхняя полка свободная.