ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Они мчались по тускло освещенному перрону.

Костя бежал, расстегивая на ходу пальто.

«Так в суете и не смог оставить его дома», — подумал Саша и втайне позавидовал Косте: морозный воздух прожигал насквозь.

Шестнадцатый вагон, пятнадцатый… Обогнали мототележку, на которой везли бумажные мешки с почтой. До четвертого вагона было еще далеко.

Посадка на поезд заканчивалась. Пассажиры кучками толпились у ступеней вагонов, разговаривая с провожающими.

Наконец поравнялись с четвертым вагоном.

Проводник — тоже без пальто — стоял у поручней. Костя сунул ему билеты.

— Влезайте, ребята. Это потом. Только скажите, какие места?

— Седьмое и восьмое!

Дверь в купе была закрыта. Костя с грохотом откатил ее вбок.

В полутьме, прижавшись плечом к плечу, сидели и о чем-то весело разговаривали двое — лейтенант в шинели и девушка с шалью на плечах.

Пальто девушки, отороченное воротником из намокшей чернобурки, уже висело на крючке у двери.

— Добрый вечер! — сказал Костя, выкладывая сверток с пирожками на столик. — Провожаете, товарищ лейтенант? Будьте уверены — довезем в целости и сохранности. Угощайтесь, пожалуйста. Домашние! — Он развернул пирожки.

Девушка почему-то рассмеялась. Саша потянул Костю за рукав.

Они вышли. Саша задвинул за собой дверь.

— Ну, чего ты? — сказал Костя. — Может, вместе до самого моря ехать. Это тебе не электричка!

Они выбрались в тамбур. Проводник все еще стоял у ступенек.

— До отхода поезда остается пять минут. Просим провожающих выйти из вагона! — раздалось по радио.

— Едем, Сашка! — сказал Костя.

Сашу бил озноб. Он засунул руки в карманы и только сейчас заметил — снег совсем перестал падать. В морозном небе светилась луна.

Торопливо вытеснились из вагона и столпились возле подножки провожающие.

— Пиши каждый день. Хоть открытку, — раздалось сзади.

Саша оглянулся. Девушка была в пальто. Накинув платок, она поцеловала лейтенанта и вдруг сошла на перрон.

Лейтенант хотел спуститься за ней.

— Все, — сказал проводник. Он взялся за поручень. И встал на ступеньку.

— Счастливо! — Девушка, смеясь, махала варежкой. — Довезите мне его в целости и сохранности!

Костя смутился, но лишь на мгновение.

— Прощай, Москва! — Он повис над плечом лейтенанта и внезапно отпрянул обратно: — Сашка! Отец!

— Где?! — Саше даже и в голову не пришло, что это мог быть и Костин отец.

Лейтенант посторонился.

Да, по перрону вдоль состава бежал его, Сашин, папа!

Он бежал, заглядывая в окна, огибая провожающих. Бежал, и через руку у него было перекинуто Сашино зимнее пальто.

— Папа! — не выдержал Саша.

— Ты что?! — Костя толкнул его в спину.

— Папа! — У Саши перехватило горло.

Отец услышал, отыскал глазами лицо сына, бросился ко входу в вагон.

— Саша! Александр! Немедленно выходи!

— Ты не волнуйся! Все будет хорошо!

— Саша! Выходи немедленно. Мама очень сердится. Очень. Я тебя прошу. Откуда деньги?!

Поезд дернулся и пошел. Еще можно было соскочить с подножки.

— Я скоро вернусь! — крикнул Саша.

— Постой! Возьми хоть пальто! — Отец бежал за вагоном. — Товарищ проводник!

Тот вопросительно посмотрел на Сашу.

— Спасибо! Не надо! — крикнул Саша. — Не волнуйтесь! Я напишу.

Отец отставал.

Проводник поднялся в вагон. Саша, схватив обжигающе холодные поручни, высунулся в последний раз и успел увидеть фигурку с пальто в руках…

Поезд набирал ход.

В коридоре, у всех окон, дымя сигаретами, стояли пассажиры. Саша поежился.

— Не боись! — сказал Костя. — Раз притащил пальто, значит, ничего страшного. Мой бы в меня зубами вцепился, из вагона бы выбросил…

— Ну да? — Саша был бесконечно благодарен другу, что тот не посмеялся над отцом и над ним, Сашей.

— Спать хочешь?

— Не знаю… — Он нервно зевнул.

— А я тебе завидую, — сказал Костя.

— Почему?

— Послезавтра утром увидишь море.

— А ты?

— Первое впечатление! Пошли спать.

Ехали они втроем. Только вместо девушки был лейтенант. Его мундир аккуратно висел на вешалке, а сам он уже лежал на нижней полке, заводил на ночь часы.

— Ты где будешь спать?

— На верхней.

— И я на верхней! — сказал Костя. — Занимай левую, я — по ходу поезда.

Саша долго боролся с простынями и одеялом, вставал на цыпочки, даже подпрыгивал, пока более или менее сносно застелил постель.

— Спокойной ночи, — сказал лейтенант, отворачиваясь к стене.

— Спокойной ночи.

Под потолком горел ночник. Сжевали по пирожку, улеглись по своим полкам.

— Едем! — сказал Костя.

Стучали колеса, стучали колеса… Даже дух захватывало — все-таки в самом деле едут. К морю.

— Все. Детство кончилось! — Костя натянул на плечи одеяло, через минуту он уже ровно и шумно дышал.

А Саша все глядел на синий свет и не мог уснуть.

Он представлял себе ночь, комнату, раскладное кресло-кровать, которое сегодня стоит не застеленное. И маму с папой. Спят, наругавшись из-за Саши. Папа, наверное, защищал его. А может, еще не спят… А та женщина, в гостиничном вестибюле? Все. Теперь уже поздно…

— Сашка… — неожиданно проговорил Костя, — не спишь?

— Нет.

— А я вроде уже спал. Больше не хочу. Интересно, как это он узнал, в каком мы поезде едем? Твой отец?

— Ну! Я же написал в записке — 23.30… Мама его и заставила. Наверное, звонил по всем справочным… Теперь она его снова ругать будет. Что не снял меня с поезда.

— А твои ругаются?

— Еще как!

— Чего они не поделили?

— Кто знает!.. Всю жизнь так. — Саша жалел, что начал рассказывать, и все-таки продолжал: — Знаешь, до чего доходит? Папа вчера с чемоданом уходил… На улицу…

— Все же вернулся?

— Вернулся…

Помолчали. Спать расхотелось.

— Выйдем? — спросил Костя, поднимаясь с полки.

Свет в коридоре горел вполнакала. Здесь было уже пусто. Лишь в дальнем конце у окна стоял какой-то пассажир на костылях.

— Все-таки вырвались! — сказал Костя. — Здорово подвезло с этими деньгами.

Саша снова вспомнил ту женщину с сумочкой. Телефонную будку у Зоопарка… Поднял ли кто-нибудь пустой кошелек?!

За темным окном, мелькая, бежала вслед поезду низкая луна. Внезапно ее перекрыл встречный поезд. Освещенные окна мелькали, как кинокадры. Состав, кажется, вдвое увеличил скорость. Было что-то отчаянное и раскованное в яростном стуке колес.

— Послушай, есть у меня одно… Правда, не очень новое…

— Давай, — сказал Костя. — Только пусть поезд пройдет.

Сеется дождь

Над притихшей округой,

Над поселком далеким,

Над близким лесом.

Возникает, расходится

Круг за кругом

По глади воды белесой.

Сколько уже стою, укрыт

В тени дождя —

Под нависшей кроной.

Только время летит,

Только дождик бубнит

Надо мною

В листве зеленой…

Костя, кажется, не улыбался. Саша стиснул поручень у окна, продолжал:

— Сухо.

Тихо.

Это было

С кем-нибудь,

Когда-нибудь…

Птица вдруг заговорила —

Что-то вспомнила.

Забыла…

— Постой! — перебил вдруг Костя. — Сейчас! — И он направился в конец коридора.

Неужели в туалет? Саша был раздавлен. Убийственней рецензии придумать невозможно.

Но Костя подошел к инвалиду. О чем-то поговорил с ним. И вот он уже возвращался, неся в руке две сигареты.

— Держи.

Саша прикурил. Пальцы его дрожали.

— Ну, чего ты? Читай дальше.

— Знаешь, не могу. — Саша закашлялся. — Что за гадость?

— «Столичные».

Они молча стояли перед черным окном и дымили сигаретами. А поезд все скатывался по ночной, схваченной морозом равнине на юг, на юг.

Мелькнул огонек утонувшей в снегу будки путевого обходчика. Костя проводил его взглядом и вдруг забормотал вполголоса:

— Зима

Всегда длинней

Себя самой.

Года

И то быстрее тают.

Помрешь,

Покамест встретишься с травой.

Предатели грачи, что улетают…

Поразительно, что Костя никогда раньше об этом не говорил… Вот почему его так тянуло шляться ранней весной, в эти самые первые солнечные дни. Южанин, он, оказывается, тосковал в зимней Москве по морю и голубому небу.

Саша стоял рядом с Костей и глядел, как сквозь их неподвижные отражения все бежала и бежала вслед поезду низкая луна…

Загрузка...