— Видели ли вы когда-нибудь, чтобы Джованни делал что-то смешное? — говорил итальянец, подражая разговорной манере индейцев. — Не видели? Ну так теперь вы увидите, как я буду участником этой глупой затеи и буду сопровождать безумца, отправившегося через пустыню, девять миль туда и девять обратно, ради куска пальмового дерева, который он называет «скрипкой» и звуки которой не громче комариного писка.
Он снял со стены двуствольное ружье и сумку, вынул масленку и стал чистить оружие. Потом вытер руки сначала о свой рабочий комбинезон, затем о волосы и укрепил на столе машинку для набивки гильз. Когда все было готово, он закурил, несколько раз затянулся и, отложив зажженную глиняную трубку далеко в сторону, расстелил на столе несколько аргентинских газет и хотел было высыпать на них порох из рожка.
Охотник с улыбкой наблюдал за его действиями, но когда тот взялся за рожок, он остановил его:
— Это лишнее, приятель. Смазать ружье никогда не вредно, даже если оно потом остается висеть на стене, но порох в здешних местах быстро впитывает влагу. Пусть лучше он останется в рожке.
— Не думаете ли вы, что я буду набивать патроны в пути?
— Для этого не будет времени, да и к чему такой груз?
— Я не пойду в Чако без патронов.
— Без патронов и винтовки. Она только будет мешать вам в пути. В крайнем случае вам встретится калибри, летящий через пустыню. Хороший нож или мачете будет достаточен для защиты и для того, чтобы расчищать до рогу. Если же вы опасаетесь ягуаров или этих несчастных индейцев, возьмите с собой револьвер. Было бы лучше, если бы вы вообще не брали с собой оружия. Вам больше будут доверять.
— Неужели там действительно нет зверей? — недоверчиво спросил Джованни.
— Ничем не могу вам помочь — в тех местах, куда мы пойдем, действительно нет созданий, которые бы летали или бегали. Вероятно, поэтому-то край этот так мало исследован, — отвечал спокойно охотник.
Но слова его лишь раздразнили Джованни.
— Это безумие! Девяносто километров по Соленой пустыне ради куска пальмового дерева, и при этом нельзя даже поразвлечься охотой. Я не буду настолько глуп, чтобы пойти безоружным прямо в логовище к индейцам.
— Как хотите — я не могу вас принуждать; я просто хотел посоветовать вам не брать с собой оружия. Все равно его нужно будет подарить кому-нибудь из индейцев. На всякий случай, чтобы из-за этого не произошло столкновения, и я возьму с собой свой револьвер, который хотел было оставить дома.
— Почему вы думаете, что мое ружье будет. подарено какому-то индейцу? Мое ружье, с которым я неделями, нет, месяцами бродил по Чако, — хвастливо заявил Джованни, — и если бы оно захотело рассказать о зверях, в которых ему доводилось целиться…
— Да брось ты его в воду, чтобы оно замолчало и не стыдило тебя, — прервал его дон Хосе. — Посмотри лучше назад, посмотри на шкуру Меченого и послушайся совета охотника, который убил его.
— Успокойтесь, друзья, — вмешался охотник. — Я скачал, что дам ему возможность показать, на что способны люди юга, но пусть он имеет в виду, что ему придется вернуться без ружья, потому что я не стану помогать ему защищать его. Ему придется полагаться только на самого себя.
— Я и полагаюсь только на себя! Можете быть уверены, что я не стану вам в тягость, скорее наоборот, вероятно, мне придется нести вас на руках, когда вы выбьетесь из сил.
— Пожалуй, так и будет, — заявил один из рабочих.
— Говорите, вы месяцами жили в Чако, — продолжал охотник, так что вашего опыта должно хватить на эти восемнадцать миль пути. Но не забывайте, что мы должны вернуться точно в срок. Вы знаете, у меня лихорадка, и я не хочу, чтобы приступ застал меня в индейском селении или в Соленой пустыне, где нельзя даже разжечь остер. Поэтому ровно в полночь я уже должен быть здесь, сидеть у огня и пить свой грог. Я не хочу, чтобы индейцы видели белого слабым, бессильным. Погода ухудшается. Надо ждать бури. Вот почему мы не должны ссориться друг с другом, как это часто бывает. Вы хороший парень, но я не пожертвую своей жизнью и ради десяти таких, как вы. Если вы хотите сопровождать меня— хорошо, но вы должны сами заботиться о себе.
Лицо охотника было серьезное, и голос звучал необычно твердо.
Итальянец сначала с удивлением смотрел на него, потом громко засмеялся: «Конечно! Меня вы не испугаете! Столько слов из-за каких-то восемнадцати миль…»
— Принимаете эти условия?
— Вы имеете дело не с ребенком.
— Отвечайте ясно: да или нет!
— Ну да, конечно, да! Но к чему такие формальности, словно речь идет о бог весть каком предприятии.
Ладно, об этом мы больше не будем говорить. В воскресенье в два часа ночи мы отправляемся. — коротко сообщил охотник.
Джованни снова запротестовал:
— К чему все это? В два часа ночи! Вы даже не отдохнете после приступа лихорадки. Вы рассчитываете на пять километров в час? Но ведь там равнина. Когда я был солдатом, я проходил вдвое больше. Если мы выйдем утром, то придем туда к полудню. Получите свою скрипку, пообедаем и двинемся обратно; к заходу солнца будем дома. Мы даже успеем здесь поужинать. И не к чему такая спешка!
Но охотник лишь посмотрел на него, как бы давая понять, что не имеет желания продолжать разговор. Он только вздохнул: «Будет у меня хлопот с вами!»
Из-за волнений последних дней лихорадка проявляла себя не так, как обычно. Сначала на лбу у него выступил пот. Все знали, что так бывает тогда, когда болезнь уже кончается, когда организм побеждает ее, но все также знали, как переменчивы признаки малярии и поэтому беспокоились о своем госте.
Охотник хорошо сознавал свое положение. Малярия мучила его не первый раз. Он сам вылечил от нее немало людей, вылечил бы и себя, если бы не вышел весь запас мышьяка и валерианы. Но хлопоты и волнения были для него хорошим лекарством. Главное — волнение, которое приносит с собой опасность. Охотник знал это по собственному опыту. И он знал, что приближается кризис, после которого болезнь быстро пойдет на убыль. Оставалось еще несколько дней нервного напряжения Вот почему он решился вздть с собой Джованни. Он поймал его на слове и предложил ему пойти как раз потому, что знал, как много он доставит хлопот и волнений.
Донья Делорее сидела рядом, плела сеть для ловли рыбы и обмахивала больного веером, сделанным из двух связанных пальмовых листьев, которые индейцы употребляют для того, чтобы раздувать костер. Охотник тихо прошептал «Благодарю» и в полубессознательном состоянии распахнул ворот своей рубашки, мокрой от пота.
Среди сидевших у огня был и Джованни. Он несколько раз пробовал начинать рассказ о своих охотничьих приключениях, но так и не нашел слушателей Парагвайцы говорили между собой на языке гуарани.
— Слушайтесь лучше советов охотника, Джованни, — отозвался, наконец, один из них, которому надоели его приставания. — Чако — это проклятая земля Он хорошо знает, что такое очутиться во время приступа в глуши, где нельзя разжечь костра, и он знает, что говорит Он убил ягуара из Санта-Крус! Вы сделаете лучше всего, если сейчас пойдете спать Я не знаю, отважился бы кто-нибудь из нас пойти с ним, но каждый считал бы его предложение за честь для себя. Охотник неспроста берет вас с собой и вы будете свидетелями, что там нет никакого золота. Конечно, вам хочется разбогатеть, вы думаете, что он с вами поделится. Кто знает, может быть, по возвращении вы купите эту калеру и станете нашим хозяином. Но я не пошел бы с ним и ради этого, даже если бы он пригласил меня.
Слова были сказаны в шутку, но Джованни вздрогнул, словно его укусил москит.
Он подошел к Хоакину, который сидел поодаль и по своей привычке следил за охотником.
— Хоакин, — прошипел Джованни, — я не люблю людей, которые слишком много болтают!
Хоакин удивленно поднял голову.
— Это относится ко мне?
— Сегодня у меня нет времени, — продолжал Джованни, — но когда я вернусь с охотником, я поговорю с тобой! О сокровищах говорил ты, а не я, и я не хочу, чтобы надо мной смеялись!
Сказав это, он отошел от метиса.
Из темноты неслышно выступил касик Кира. Его огромная фигура проскользнула мимо костра так тихо, что казалось он не шел по земле, а летел по воздуху.
Ни с кем не поздоровавшись, не обратив внимания на Джованни, с которым встретился лицом к лицу, с улыбкой глянув на донью Долорес, он склонился над гамаком.
Все это было сделано так бесшумно, что задумавшиеся о чем-то пеоны, сидевшие у костра, не услышали, как он прошел мимо них и тем более не обратили внимания на двух юношей индейцев, оставшихся стоять в темноте. И только шипящий говор индейцев-мачукуи заставил их насторожиться.
— Пестлн, — произнес вождь, показывая на облака, которые начали уже белеть.
Охотник вздрогнул и сел. Он быстро набросил себе на плечи плащ, который раньше лежал у него в изголовье. Горячка прошла, и было невыносимо мучительно ждать, когда исчезнет дрожь и озноб, после которых наступит легкая слабость. Волнения последних дней лишь ускорили течение болезни, которая, как и обычно, началась жаром и кончилась ознобом. Тем не менее приступ должен был начаться в обычное время — с десяти вечера до часу ночи Правда, еше несколько часов после этого организм остается обессиленным, но при некоторых навыках этот срок можно сократить.
— Раньше чем взойдет луна, я буду здоров, — сказал он вождю. — Помоги мне дойти до костра, потом у меня не будет сил для этого.
Но вождь был неподвижен.
— Не ходи к костру! Ты болен, и Белый Великан твой враг. Он хочет навредить тебе. Я вижу это по его глазам.
При этом индеец недоверчиво смотрел на Джованни, который, задумавшись о чем-то, шагал взад и вперед в тени веранды.
— Он мне ничего не сделает, — успокоил его охотник, — мысли его сейчас далеко, и он сражается со своими далекими врагами.
— Вождь Кира понимает лица белых и разбирается в них так же, как в следах после дождя. Белый Великан затевает плохое против Карай Пуку.
Охотник стянул с ноги башмак и пробовал кинуть его в Джованни. Но движения у него были вялые и башмак не долетел. Он снял другой и подал его вождю. «Брось в него, пусть он очнется от своих дум. Увидишь, как его душа вернется к нему».
Старый вождь никогда не мог бы оскорбить белого, тем более будучи в гостях у его друга, дона Хосе; он сам не вытерпел бы, если бы нечто подобное случилось в его селении. Поэтому он был доволен, когда донья Долорес, поняв с первых же слов, что задумал охотник, швырнула башмак.
Когда башмак ударил Джованни в спину, тот вздрогнул и оглянулся. Минуту он смотрел удивленно, но потом, когда глаза его встретили взгляд охотника, видно было как он смутился, словно кто то застал его совершающим какой-то постыдный поступок. В смущении он опустил голову.
— Между этими двумя что-то произошло, — сказал один из парагвайцев.
Вождь внимательно следил за всем этим, но охотник уже оперся на него и попытался встать.
Безуспешно.
Минутная бодрость, которая бывает в период между горячкой и лихорадкой, прошла, и Высокого Охотника охватила слабость. Ноги у него подломились, но вождь, взяв его на руки, шагнул к костру.
Он опустил охотника на землю, возле Столика, который тут же поставил дон Хосе. Охотник пробовал было подняться, но не смог удержаться на ногах и остался сидеть. Он только прошептал: «Грог, трубку и одеяла». Потом тело его поникло на землю.
Он снова превратился в какой-то громадный тюк из одеял; но, несмотря на это, он дрожал всем телом. Так продолжалось минут пять. Потом он медленно выбрался из-под одеял. Было видно, что он сидит по-индейски, скрестив ноги. Он вздрогнул последний раз и поднял голову. Первый его взгляд был туда, где вот-вот должна была показаться луна.
— Времени еще много, — пробормотал он и повернулся к донье Долорес, — Дайте мне, пожалуйста, холодной воды.
— В таком состоянии вам нельзя пускаться в путь, — заметил дон Хосе.
— Плохо вы меня знаете, приятель, — с усмешкой отвечал охотник. — Митапиру! — крикнул он в темноту, твердо зная, что тот, к которому относится этот зов, находится поблизости. Молодой индеец появился так быстро, что перепугал пеонов, не подозревавших о его присутствии, и очутился около охотника, следя за каждым его движением.
— Вынь из моего сундука простыню и помоги мне переодеться!
Донья Долорес принесла большой железный таз для умывания, поставила его на землю и отошла. Карай встал, сбросил с себя одеяла и быстро начал раздеваться. В это время донья Долорес вернулась с большим глиняным кувшином и ногой придвинула к тазику низкий столик.
Охотник наклонился над тазом. Его белое тело светилось в темноте тропической ночи. Донья Долорес встала на столик, с усилием подняла тяжелый кувшин и принялась лить холодную воду на голову охотника.
Несколько раз все его тело вздрагивало, мускулы напряглись, кожа покрылась пупырышками, отбрасывавшими длинные тени. Митапиру приблизился с большой простыней, окутал ею-, тело охотника и начал его растирать.
Карай быстро оделся, причесал свои длинные волосы, связал их в узел на макушке, закурил трубку и начал прихлебывать грог.
Он был готов к пути, и трудно было поверить, что силой своей воли он остановил приступ лихорадки. Лицо у него было спокойное, бесстрастное, как у человека, привыкшего осуществлять то, что задумал, — у человека, для которого не существует затруднений.
Луна появилась над горизонтом.
Охотник встал и бросил несколько слов индейцам, те сразу же кинулись к реке. Охотник огляделся по сторонам.
— Джакомо и Джусепита спят?
Донья Долорес улыбнулась:
— Джусепита, может быть, и спит, но Джакомо вряд ли. Он ждет, когда вы уйдете. Говорит, что раньше не уснет.
Охотник молча направился к дому. Он вошел на веранду и остановился у дверей. Послышалось чье-то мерное дыхание.
— Джакомо, ты спишь? — спросил он вполголоса.
— Не сплю, дяденька! — отозвался мальчик и быстро вскочил. — Я знал, что ты придешь со мной прощаться, что ты больше не поступишь так, как тогда, когда отправился за ягуаром. Поэтому с тобой и случилось несчастье.
Охотник шагнул в комнату.
— Разве ты не знаешь, что охотники не любят прощаться? Я поступил так потому, что есть такое поверье: если охотник прощается с кем-нибудь, отправляясь на охоту, ему обязательно не повезет.
— Но ведь ты, дяденька-индеец, не веришь в поверья. А почему ты не приходил к нам и не рассказывал сказки?
— Я был болен, Джакомо. Но теперь я буду рассказывать вам сказки. Вот подожди только, когда я вернусь!
Охотник вышел из комнаты.
Он пожал руку донье Долорес и похлопал управляющего по плечу:
— До свиданья сегодня в полночь!
Потом повернулся к каменщику:
— Ну, Джованни, пойдем. Лодки уже готовы.
— Я еще не ложился, а времени у нас много. До восхода осталось часа три, и мы могли бы успеть выспаться.
Но Джованни говорил это впустую. Охотник его не слушал. Он засунул за пояс револьвер, поправил охотничий нож, глотнул из фляжки немного тростникового рому и начал спускаться к реке.
Джованни заворчал, но все-таки последовал за ним. Спустившись вниз, он услышал плеск весел: двое индейцев гребли, охотник, стоявший на носу, правил Его высокая фигура, державшая в руке рулевое весло, была ясно видна при лунном свете.
— Подождите меня! Вернитесь и возьмите меня с собой! — закричал Джованни.
— Мы будем ждать на том берегу! В твоем распоряжении целый час!
— Но как же я переплыву реку? Вернитесь за мной!
— Не валяйте дурака, Джованни! Разве вы не знаете, что лодка не поднимет больше трех человек, и разве вы не видите около себя другую лодку, гораздо большую?
Лишь теперь итальянец обратил внимание на лодку, лежавшую на берегу, и двух индейцев около нее.
— В моем распоряжении целый час! — ворчал итальянец. — Можно было еще выспаться! — Он осмотрелся по сторонам, словно чего-то ища и вдруг спохватился, что поспешил за охотником с пустыми руками, в том же виде, в каком сидел у костра, без рубашки, с накинутой на плечи курткой. И он поспешил подняться наверх, торопясь наверстать упущенное время.
Жители калеры грелись вокруг костра и беседовали о странном охотнике и его новом спутнике, Джованни. Было воскресенье, и можно будет отоспаться потом, в жаркие полуденные часы, поэтому никто не ложился. Некоторые беспокоились о Джованни, другие утверждали, что он вернется еще до рассвета, что он повернет назад, едва только дойдет до Соленой пустыни.
— Неизвестно лишь, найдет ли он дорогу назад.
— Охотник нарочно пугал его, — вмешался дои Хосе. — Если что-нибудь случится, он как следует про учит его, но не оставит в беде. Вы хорошо его знаете. Я больше беспокоюсь о самом охотнике, которому упрямый Джованни будет обузой.
— Он очень странный человек, — заговорил вдруг Хоакин, который до сих пор молчал. — Очень страши человек, и я хочу сказать, что когда-нибудь он будет наказан за свое легкомыслие. Не хотел бы я быть на месте Джованни, хотя мне и страшно любопытно, что там нашел охотник… Может быть, он нашел золото или нефть, а может, все дело в сокровищах, которые спрятал Лопес, или закопали святые отцы — иезуиты, когда безбожники и правительства Испании отобрали у них эти земли.
— Кто верит этим басням! — засмеялся дон Хосе. — Я спросил как-то охотника, много ли правды в этих слухах. Знаете, что он ответил мне? Что в этих местах золото есть только в речном песке, но его так мало, что нечего и искать. Не было золота и у иезуитов. Они довольствовались тем, что грабили страну и угнетали ваших предков так жестоко, что сам папа издал буллу в защиту несчастных индейцев. А Лопес? Он был так измучен четырехлетней войной против трех стран сразу, что вряд ли у него было много золота. Когда Чико Дабо разбил его, едва ли у Лопеса оставалось время прятать свои сокровища.
— Но ведь столько людей разбогатело, найдя сокровища Лопеса, — защищался Хоакин.
— Я и об этом спрашивал охотника, и вот что он мне ответил. Когда кто-нибудь ограбит другого или разбогатеет каким-либо нечестным способом, он начинает говорить, что нашел сокровища Лопеса. У нас на родине в таком случае говорят, что выиграли в лотерею, но обычно это бывают деньги бедных вдов и сирот.
— Уж если кто нашел клад, он не станет рассказывать об этом всякому. Мне очень хотелось бы исследовать его сундуки и бумаги. Донья Долорес помогла бы нам прочитать то, что в них написано, — не сдавался Хоакин.
На лицах остальных было видно, что и они непрочь сделать то же. Тем более охотник был далеко и не смог бы помешать им. Но Дон Хосе громко закричал:
— Попробуйте только и вы будете иметь дело со мной, прежде чем я выгоню вас с работы. И даже если бы там были сокровища — посмотрите, ведь он не запер их, показывая, как он нам доверяет. И если кому-нибудь из вас пришло в голову… Смотрите, Джованни возвращается! Да здравствует наш славный охотник!
— Бросьте ваши глупости, — огрызнулся Джованни. — Лодка ждет меня, а Карай еще целый час будет спать на том берегу. А я пока соберусь в дорогу, выспаться-то еще успею, ведь к вечеру мы вернемся.
Никто не отвечал, и Джованни начал собираться в путь. У каждого он что-нибудь требовал. Все должны были ему помогать. Сначала ни у кого не было особен-я ого желания слушаться его, но чем больше вещей он хотел взять с собой, тем охотнее ему приносили их. Прежде всего он рассовал по карманам несколько дюжин патронов, позаботился о дроби, пулях и кусочках олова, словно собираясь перестрелять весь Ноев ковчег…
Потом он начал брать у всех продукты: сыр, сухари, сушеное мясо, вино и коробки консервов, так что всего этого ему хватило бы по крайней мере на неделю. Не забыл и пятилитровую флягу с ромом.
— А это, Джованни, не возьмете с собой? — обратился к нему один из пеонов, протягивая колодку для снимания сапог. — Когда вы перейдете через пустыню, будет очень приятно снять с себя сапоги, затвердевшие от соли.
Эта фраза, произнесенная с необычайной серьезностью, вызвала бурю смеха. Два пеона охотно помогли уложить все новое имущество в три огромных мешка и понесли их к берегу.
— Джованни! — окрикнул его дон Хосе, когда итальянец, по охотничьему обычаю, молча тронулся к реке. — Патроны ты взял, а ружье оставляешь?
Итальянец выругался.
— Это все спешка! Тот человек любого сведет сума!
И, пошатываясь под тяжелой поклажей, он вернулся за ружьем.
Но едва он снова двинулся в путь, как его окликнула донья Долорес.
— Охотник просил вас взять с собой мачете. Вам придется идти через заросли и нельзя будет принуждать его, больного, расчищать себе дорогу охотничьим ножом.
Джованни вернулся еще раз.
— Конечно! Я забыл, что Карай нужна будет нянька. Я должен расчищать ему дорогу, словно у меня нет других дел, — ворчал он.
— Как тебе не стыдно, Джованни, говорить так, — накинулся на него управляющий. — Разве ты не знаешь, что он болен и слаб? Ведь если он тебе не поможет, весь твой багаж достанется индейцам.
— Хотелось бы мне видеть это. Впрочем, ведь ему это было бы наруку.
Никому не хотелось спать. Все столпились на высокой скале и смотрели вниз. Ярко светила луна. На берегу сидели два индейца, которые терпеливо ждали, покуривая свои трубки. И лишь когда пришли с багажом и свалили его на землю, краснокожие воины поднялись и подтащили лодку ближе к берегу.
Они пробовали объяснить Джованни знаками, что лодка не поднимет столько багажа, двух гребцов да еще такой «привесок», как Джованни. Они объяснили, что сначала переправят итальянца, а потом его вещи, или наоборот, но Джованни не соглашался, явно давая понять, что не доверяет им.
Он погрузил мешки в лодку и влез в нее сам. Краснокожие колебались, глядя на перегруженный челнок, но затем вспомнили, что охотник приказал повиноваться этому великану. Некоторое время они совещались. Потом один из гребцов, стоявший на земле, начал осторожно двигать лодку к воде.
Лодка шла медленно, и Джованни начала злить эта медлительность. Он окрикнул своих приятелей и попросил их помочь. Парагвайцу дружно налегли, и челн закачался на волнах.
Но индеец не направил лодку против течения, не отвел ее от берега и плыл медленно, не спеша. Он хорошо знал, что должно случиться, — он знал свою лодку.
— Что за штучки? — закричал на него Джованни, когда ноги у него очутились в воде. — Карай предоставил мне лодку, которая течет!
— Разувайся быстрей, Джованни! — советовали ему пеоны, но было уже поздно.
Джованни резко вскочил на ноги, но делать это в узком челноке, вытесанном из одного куска дерева, было чересчур рискованно, и поэтому он потерял равновесие и упал через борт. Индейцы были готовы к этому.
Рулевой своим весом удержал лодку в равновесии, но вода все-таки ее захлестнула. Поэтому он тоже соскочил в воду, чтобы облегчить лодку, и отбуксировал ее к берегу.
Сверху слышался громкий хохот.
— Первое крещение! Здорово ты начинаешь свой путь! Эвива Джованни! — кричали все. Джованни был вне себя от злости.
— И должно же было такое случиться! — проговорил он, вылезая на берег и стряхивая с себя воду. — Зачем мне надо было плыть в этой скорлупке, когда вот лодка, которая поднимет хоть две тонны? Эй, ребята! Помогите мне перебраться на тот берег и потом отведите лодку обратно! Эти дикари столкнули меня в воду. Могу ли я доверять им? Если он попросил их напугать меня, так у него ничего не вышло. Я все равно смогу ему доказать, что из меня выйдет не худший путник, чем из него. Пусть только подождет!
— Вспомни, что Карай никогда не Лжет, — закричал ему дон Хосе, — и что он будет ждать тебя ровно час. Оп отыскал ключ и спустился вниз, чтобы открыть замок и отвязать лодку.
— У тебя осталось мало времени, и мы поможем тебе переправиться и донести вещи до селения. Мне самому хотелось бы посмотреть, что там делает Карай. Я не думаю, что он спит.
Джованни не отвечал, перетаскивая свои намокшие мешки с потопленной лодки. Все было в печальном со стоянии, но он старался не показывать, что озабочен случившимся.
Он постарался скрыть ото всех, что во время невольного купания потерял в реке свое мачете из английской стали.
Лодка была готова. Индейцы сразу поняли, что они здесь лишние. Они раскачали лодку, чтобы вылить остатки воды, вскочили в нее и поплыли против течения.
К Джованни вернулась энергия.
— Давайте перегоним их и покажем, что значит европейское весло с уключиной против их мешалок!
Дон Хосе согласился Он очень гордился своим умением грести. Вещи были брошены в лодку, гребцы сели за весла, и лодка отплыла от берега Четыре весла одновременно опускались на воду, и Джованни, усевшись у руля, издал торжествующий крик. С лодки индейцев донесся ответный крик, означавший, что вызов принят, и индейцы направились к скале, нависшей над водой, где могли подождать, пока другая лодка поровняется с ними.
— Не ждите нас! — кричал насмешливо Джованни. — Мы и так догоним вас.
Но индейцы спокойно ждали, пока большая лодка не очутилась рядом. Потом, словно оторвавшись от скалы, которой они стояли, сильными ударами весел погнали свою лодку против течения. Всплесков от их весел не было слышно. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было журчание воды, рассекаемой стремительно спавшимся челноком; лодка, выдолбленная из одного ствола, с огромной скоростью неслась к противоположному берегу.
Зато тяжелая посудина, весла которой громко ударялись по воде, была подхвачена течением и закружилась и водоворотах. Джованни, у которого руль отказывался служить, направил лодку наперерез челноку индейцев, крича: «Вот подождите, мы вас сейчас опрокинем!».
Но челнок свернул в сторону раньше, чем они успели приблизиться, и расстояние между лодками начало быстро увеличиваться. Гребцы и рулевой сваливали вину друг на друга. Прежде чем лодка проплыла треть пути, с противоположного берега донесся торжествующий крик.
Дон Хосе, который теперь стоял у руля, посмотрел назад и поставил лодку против течения. Потом раздраженно обратился к Джованни.
— Охотник знал, что делал, когда советовал тебе воспользоваться индейским челноком. И он знал, что делал, когда перевозил свой багаж на ту сторону на нашей лодке. Нам еще придется повозиться, прежде чем мы достигнем того берега. Смотрите, как далеко нас отнесло течением. Добрых полчаса еще придется плыть вдоль берега, и хорошо еще, что индейцы расскажут обо всем охотнику, и он будет тебя ждать.
Джованни орудовал длинным веслом и не отвечал, Потом все-таки заговорил:
— Каждый согласится, что на нашей лодке плыть безопасней, чем на том вертком бревне. Приезжайте-ка за мной, друзья, ночью на тот берег, чтобы мне не нужно было пользоваться челноком. Тем более, что я принесу с собой добычу. Да, тяжелая работа тащить на спине оленя, и было бы жалко после этого утопить его. И уж потом мы полакомимся!
— Пока ведь никакого оленя не убил, нечего и говорить об этом. А ты разве раздумал вернуться до захода солнца?
— Если Карай говорит, что вернемся в полночь, значит что-нибудь нас задержит, — смущенно отвечал Джованни.
— Ну вот, теперь ты ему веришь! Глупо ждать до полуночи. Когда вернешься, выстрели в воздух, и мы приедем за тобой.
Весло ударилось о бревно, вбитое в дно реки, и лодка завертелась на месте. Рядом виднелось еще несколько бревен, за которые индейцы привязывали лодки, и вода бурлила около них. На берегу, среди густой травы, белела узкая тропинка, которая вела в селение.
Оглядевшись по сторонам, дон Хосе заметил в тени челнок, который обогнал их. Они находились у пристани.
— Ребята, вы должны помочь мне донести багаж в селение; я не хочу доверять свои веши индейцам. Один я все не унесу, а они разворуют половину по дороге, — обратился к своим приятелям ленивый Джованни.
Управляющий и пеоны подняли мокрые тюки. А Джованни перекинул через плечо винтовку и взял в руки кое-какую мелочь. Он был героем дня, и поэтому оправдывался тем, что ему надо беречь силы для утомительного путешествия.
Вскоре впереди показались огни селения.