Приключения в Гран-Чако

ГЛАВА 13 СЛОВО ОХОТНИКА

Чтобы не было так грустно…

Эти слова маленького охотника эхом отозвались в сердцах всех присутствующих. И у всех перед глазами стояла страшная картина: больной Капай Пуку лежит где-то посреди Соленой пустыни, истерзанный ветром… а их товарищ Джованни попал в болото и тонет, тонет…

Лишь один отважился нарушить наступившую тишину — Хоакин. Он засмеялся и проговорил:

— Придет в полночь! Обещать-то оно легко, но выполнить обещание, когда разгуляется буря., гм!

Донья Долорес без устали смотрела на двери, ей все казалось, что та открывается. Услышав слова Хоакина, она не сдержалась:

— Почему бы нам не выйти из дома? Уже начинает светать, и на террасе будет приятней. Может быть, увидим костер на том берегу.

— С чего бы там быть костру? Все промокло до нитки, да и будь там костер, река не успокоится раньше, чем к полудню, — отвечал Нене. — Но вы правы, пройдемтесь лучше на террасу.

Вдруг все испуганно повернулись к гамаку, в котором лежал Джакомо. Мальчик сел, глаза его блестели, а лицо пылало, и он громко кричал:

— Откройте дверь! Дяденька индеец должен прийти!

Дон Хосе взволнованно закашлялся. Потом сказал:

— Ну что же, откроем дверь.

— Надо принести немного дров и разжечь огонь. Напьемся чаю и попробуем заснуть, — сказал один из рабочих.

— О работе сегодня не может быть и речи, — добавил другой и начал снимать засовы с двери.

Едва они были сняты дверь отворилась сама, и на пороге показалась голова охотника.

Весь мокрый, он лежал на земле и судорожно прижимал к себе кусок пальмового дерева.

Дон Хосе узнал индейскую скрипку.

— Видите, дяденька пришел! — закричал мальчик, устало опрокидываясь на подушки.

Донья Долорес поспешила к нему.

Разве я не говорил, что в любом случае он сдержит слово? — торжествующе произнес дон Хосе, бросаясь на помощь охотнику.

Тот лежал, перевалившись грудью через порог, и только из того, что тело его все время вздрагивало доп Хосе мог заключить, что он жив. Руки Карай были без жизненны и свисали вниз, когда управляющий поднял его и внес в кухню.

— Расстелите-ка, земляк, шкуру! — обратился он к Нене, который все еще стоял в дверях и удивленно прислушивался к яростному плеску волн внизу. Долго он не мог освободиться от одолевавших его мыслей и очнулся лишь тогда, когда охотник был уложен на шкуре ягуара; донья Долорес вытащила из-под головы Джакомо подушку и подложила ее охотнику.

— Ни капли не могу влить в него, — ворчал дон Хосе, держа в руке склянку с ромом. — Сжал зубы, и все тут. Вы, земляк, наверное, знаете, что делать в таких случаях.

Лишь это заставило маленького охотника придти в себя.

— Дайте мне склянку с ромом, я воспользуюсь его же способом. Если бы он не научил меня, я, и, правда, не знал бы, что делать. Но, черт побери, ведь он насквозь промок. Эй, ребята, снимайте плащи и устройте ему здесь у костра постель. Гамак был бы для него короток. Идите помогите мне, надо раздеть его! — Говоря это, Нене вытащил из чехла свой охотничий нож и начал распарывать швы на рубашке охотника, чтобы быстрее раздеть его.

И только когда охотник был уложен в постель и закутан одеялами, Нене стал пытаться засунуть ему между зубами лезвие ножа.

Остальные смотрели на охотника, и в глазах их можно было видеть страх.

— Не пораньте его! — забеспокоился дон Хосе.

— Не волнуйтесь! У него такие крепкие зубы, что он мог бы грызть мбакаюба[6]. Ну, а если какой-нибудь и сломается, все равно у него останется их достаточно, чтобы есть мясо. Если не удастся влить немного рому, зубы будут ему ни к чему, — отвечал Нене, погруженный в свое дело.

Наконец, ему удалось втиснуть нож между зубов и повернуть его так, что челюсти слегка разжались. Лино у охотника при этом исказилось, словно от страшной боли, но Нене не обращал на это внимания и, продолжая поворачивать рукоятку ножа, влил ему немного рома.

Пеоны стояли вокруг и следили за этой необычной операцией. Тот, у кого уже свело челюсти, был, по их мнению, мертв, и вряд ли что-нибудь могло ему помочь. Хоакин злорадно усмехался, словно был посвящен в какую-то тайну. Он не смог удержаться и все-таки сказал: «Теперь вы видите, что я был прав! Он где-то бросил его — избавился от него после того, как тот помог ему спрятать сокровища».

Всем казалось, что так оно и случилось. Им было только непонятно, как он смог спастись сам, как смог перебраться на этот берег, но как бы то ни было, он вернулся, а о Джованни ничего не слышно. Если он, слабый и больной человек, мог очутиться дома в назначенный срок, то почему с ним нет их здорового, сильного товарища?

О том, что рассказывал Нене, они забыли; дон Хосе уже не осмелился защищать охотника.

Он обещал, что вернется в полночь, и вернулся. Но Джованни с ним не было.

Нене был возмущен коварными речами Хоакина. Он не смог сдержать чувства неприязни, которое возникло у него к метису в первые минуты их встречи, и разозлился на него.

— От кого избавился Карай?!

— Ни один из нас не пригласил бы земляка идти через Соленую пустыню, если бы знал, что будет буря. А потом, когда ему понадобилась помощь, охотник, вероятно, решил, что легче от него избавиться, чем потом быть вынужденным делить с ним сокровища, — сухо отвечал Хоакин. — Теперь он все свалит на бурю! А сокровища уже спрятаны!

— Какие сокровища? — удивился Нене, который не понимал, о чем идет речь, но почувствовал в этих словах ненависть. — О каких сокровищах болтают эти паршивые индейцы, дон Хосе?

— Сокровища Лопеса, — поспешил ответить вместо управляющего Хоакин. — Он нашел в Чако золото, бриллианты и драгоценности мисс Линч[7]. Он взял с собой Джованни только для того, чтобы тот помог надежно спрятать все это. Ясно, что он бродил в тех местах не без причины и что он намеренно выбрал такой день, когда индейцы не могли его выследить.

Злость Нене перешла в презрительную улыбку; он смотрел в упор на метиса, потом махнул рукой и произнес только одно слово: «Идиот».

Затем он снова повернулся к охотнику. Около того стояли два молодых индейца, которых раньше он не замечал. Охотник открыл глаза и пробовал что-то сказать им. Потом пристально посмотрел на Митапиру и закрыл глаза, будто уснул. Оба индейца тихо удалились.

Казалось, они поняли его; через некоторое время снова скрипнула дверь и индейцы наклонились к нему. Когда, в ответ на прикосновение их рук он открыл глаза, Митапиру утвердительно кивнул ему.

Тот глубоко вздохнул и произнес прерывающимся голосом:

— Дон Хосе, пожалуйста пошлите лодку на другой берег за Джованни.

Эти простые слова ошеломили всех. Каждый поспешил к выходу, чтобы скрыть свой стыд.

— Вероятно, он слышал ваш разговор, — укоризненно пробормотал в дверях дон Хосе, — и я не вступился за него, в то время когда сам он не мог защищаться. Я ведь тоже начал было верить вашей болтовне.

Рядом с охотником остались только Нене и индейцы.

Донья Долорес хлопотала у огня.

— Дайте мне, Нене, еще немного водки, — произнес охотник, опершись на локоть и протянув руку за стаканом. — Это был настоящий холодный душ, да к тому же вы заставили меня порядочно времени прождать у дверей. Да, я чуть было не забыл поблагодарить вас, Нене. Видите теперь, как удачно я научил вас тогда разжимать стиснутые челюсти — теперь мы квиты.

— Квиты? — переспросил Нене. — Я многим обязан вам, дружище!

— Там, внизу, настоящий ад, — прервал его один из парагвайцев, — ничего не видно, но все кипит и клокочет, как около Больших Водопадов. Безумец тот, кто отважится переплыть через такую реку.

— Фиори! — тихо окликнул охотник. — Я хочу вам дать возможность расплатиться со мной за все, что я для вас сделал, как вы говорите, да еще сделать доброе дело ради меня и вашего земляка. Я послал индейцев за большой лодкой дона Хосе. Удобней было бы, конечно, воспользоваться индейским челноком, но Джованни не хочет. Его друзья боятся отправиться на тот берег. Покажите же им, на что способен охотник.

— За этим сумасбродом я бы не поехал, — отвечал Нене, — будь он сто раз моим земляком и в придачу — отцом моего брата; его надо хорошенько проучить. Но если вы просите, я попытаюсь.

И в то время как охотник попросил принести свой сундук и позвал индейцев, чтобы те разобрали вещи и высушили их у огня, Нене исчез в темноте.

Весело пылал огонь, и вода в котелке начинала уже закипать.

— Человеку сразу становится теплее, когда он видит огонь и слышит бурление воды в котелке, — шутил охотник. — Дайте мне напиться горячего чаю и вы увидите, что лихорадка моя кончается. Сегодня был последний день.

Едва охотник, раскидав плащи, сел и протянул руку за сосудом из тыквы, в которой был кипяток, снова появился Нене.

Он был задумчив, и его верхняя губа была прикушена. Не осмелившись взглянуть в глаза охотника, он бормотал себе под нос. «Тридцать тысяч чертей! Я спустился до самой воды. Я знаю море, видел немало бурь, но ничего подобного до сих пор я не встречал. Здесь, наверху, относительно тихо, а внизу бушует холодный южный ветер, вздымаются волны, покрытые белой пеной, и вся река бурлит от водоворотов. Я готов сдержать свое слово, но, Карай, скажите, разве принесет пользу то, что-лодка будет разбита о скалы, а я утону в реке?»

— Не думаете ли вы, Нене, — укоризненно проговорил охотник, — что Митапиру и его друг перелетели сюда по воздуху?

— Я видел внизу их челнок. Но как он очутился здесь? Никакая лодка не устоит против таких волн. Не успеешь спустить ее, как она наполнится водой.

— Что касается большой лодки, то вы правы, — задумчиво отвечал охотник, — но Джованни не хочет воспользоваться челноком, слишком уж он напуган. Все-таки было бы лучше, если бы с ним кто-нибудь был и привез ему еды и рома, чтобы согреться. Он промок до костей.

— Пускай этот безумец околеет, — яростно отвечал итальянец, — но я туда не поеду.

— Послушайте, приятель, не говорите так! Джованни славный парень. Он уже поплатился за свое бахвальство и теперь будет немного скромнее. Вы знаете, я не могу промокнуть еще раз, потому что тогда ко мне снова вернется лихорадка, еще более жестокая. А кроме вас, Нене, здесь нет никого, кто мог бы помочь Джованни.

— Вам не удастся, Карай, сыграть на моем самолюбии и заставить меня влезть в пасть к дьяволу. Вы злоупотребляете моим обещанием.

— Но это не даром, Фиори! — подчеркнул охотник.

— Вы настолько богаты, чтобы заплатить за человеческую жизнь? — бросил Нене.

— Достаточно будет вам двести фунтов стерлингов золота за несколько опасных минут?

— Двести фунтов? — поразился дон Хосе, который вместе со своими пеонами прислушивался к их разговору. — Это ведь пять тысяч лир!

— Вы, действительно, нашли сокровища Лопеса? — нерешительно спросил Нене, но глаза его блеснули.

— И это вы спрашиваете меня, Нене? Вы, который знаете Гран-Чако так же хорошо, как и я?

Охотник сел, отставил в сторону сосуд из выдолбленной тыквы и внимательно начал всматриваться в присутствующих.

— Вы подозревали меня, что я искал здесь сокровища и ничего не говорил об этом вам? И вы тоже, дон Хосе?

Когда он увидел, как все смущенно отводят глаза, голос у него задрожал и лицо его помрачнело. Все молчали.

— Признайтесь, Карай, что вы думали провести нас! — выкрикнул вдруг Хоакин.

— Вам казалось странным, что я брожу по этой глуши, — продолжал охотник, отчетливо выговаривая слова. — Хорошо, я признаюсь вам, что я действительно искал по сокровища и что я нашел их, но никто из вас ничего из них не получит, они не для вас! Эти сокровища мои!

— Откуда же ты возьмешь двести фунтов, если не хочешь ни показать нам сокровища, ни поделиться с нами? Ты, нищий! — яростно выкрикнул Хоакин, который настолько расхрабрился, что начал обращаться к охотнику на «ты». — Если ты настолько богат, зачем ты сидишь на шее у нашего хозяина?

Никто не шевельнулся. Донья Долорес, смотревшая в огонь, не могла выговорить ни слова. Все вдруг забыли о тех услугах, которые оказывал им охотник, и враждебно глядели на него.

Охотник вскочил на ноги и, прежде чем кто-либо опомнился, растолкал всех и одним прыжком очутился у стены, где висел его бич, сделанный из кожи тапира. В воздухе послышался свист и в то же мгновенье метис рухнул на землю; лицо его было рассечено бичом. Все испуганно отпрянули назад.

Охотник обвел всех испытывающим взглядом, и положив руку на плечо Нене, посмотрел на него в упор:

— Не опускайте глаз, Фиори, и отвечайте мне как мужчина мужчине! Случалось, что я не сдерживал своего слова?

— Нет! — испуганно выдавил из себя Нене.

— Вам кажется, что кто-то из вас имеет право на то, что я нашел в Чако? Я должен поделиться с кем-то моим добром?

— Ваше добро, — защищался тот, — это ваше добро!

— Вы считаете нормальным, когда оскорбляют безоружного и больного человека, о котором каждый негодяй может думать, что он не в состоянии защитить себя? Можно допустить, что человека будет упрекать в злоупотреблении гостеприимством тот, кто не оказывал ему гостеприимства?

— Я сам не понимаю, как это могло произойти, — оправдывался Нене, — все это случилось так неожиданно. Но я ни в чем вас не упрекал.

— Вы позволили, чтобы это произошло в вашем присутствии. Чтобы мерзавец, присутствие которого я вынужден был терпеть, мог упрекать меня в том, что я злоупотребляю гостеприимством. Вы, Нене, здесь единственный, от кого можно было ожидать, что он напомнит этому негодяю обычаи этих мест, и вы молчали. Я хочу все объяснить вам. Я обещал двести фунтов стерлингов за то, что вы доставите Джованни бутылку с ромом и поможете ему разжечь костер, у которого он сможет обсушиться. Денег у меня нет, но ведь вы пришли сюда из Боливии не просто так. Вы знаете, какую награду обещали власти за Меченого? Назовите ее!

— Двести фунтов стерлингов. Так вы хотели дать мне эти деньги?

— Если вы выполните свое обещание, вы получите право на эту награду.

— Но как мне поверят? Ведь не я убил тигра?

— Я дам вам шкуру.

— Эту шкуру? Ту самую, на которой я стою?

— Да.

— И дадите мне в придачу его череп?

— Череп и славу. Я подтвержу, что ягуара убили вы, после того, как он оставил меня без собак. Если вы хотите, я дам вам письменное подтверждение, — с усмешкой добавил охотник.

— Вы обещаете это в присутствии всех? Да? Тогда я пойду. Ради этого стоит рискнуть жизнью!

Произнося эти слова, Нене сорвал с себя рубашку, разулся и подкатал штанины брюк. После этого он вышел из помещения.

Остальные оставались на месте. Никто не обращал внимания на Хоакина, лежавшего на земле без памяти.

Охотник потянулся рукой за тыквой, лежащей в стороне и налил в нее из котелка крепкого чая Не произнося ни слова, он придвинул к себе стул, но не успел еще сесть, как в дверях показался Нене.

Молча, ни на кого не глядя, он надел на себя рубашку. Потом сел, и лишь обувшись, произнес: «Пусть эта шкура остается при вас, Карай».

Увидев, что охотник спокойно смотрит на него, он продолжал:

— Я даже не стал спускаться вниз, я все понял: вы хотели, чтобы я утонул, а мои собаки достались вам. Этим вы сразу убили бы двух зайцев — оставили бы себе шкуру и получили…

— Замолчите, если не желаете ближе познакомиться с моим мбореви[8],— потребовал охотник. — Не хватайтесь за свой нож! Неужели вы думаете, что собаки для меня дороже, чем жизнь друга? Вы не отвечаете? Я был уверен, что вы подарили бы мне ваших собак, если бы я попросил вас об этом.

— Они ваши, Карай; пусть это пойдет в погашение моих долгов вам, — тихо ответил итальянец, и его фигура показалась еще меньше, чем обычно. — Не понимаю, как мне могли прийти в голову такие мысли..

— Хорошо, принимаю. Свора моя и останется моей. И так как мне она не нужна, вы можете охотиться с ней, но должны за это дрессировать щенят. Погните, что с этого дня вы будете охотиться с чужими собаками, которых вам одолжили. И помните о тех глупостях, которые вы сегодня сказали, и о том, как вы плохо поступили.

— Не сердитесь, Карай, я буду заботиться о вашей своре, только не требуйте от меня, чтобы я отправился на тот берег…

— Бедняга Джованни! — вздохнул охотник, — Я сижу в сухой одежде у огня, а он весь промок и трясется от холода. Я не могу ему помочь, вы не хотите, а индейцам нельзя доверить ром.

— Джованни сам не сможет добраться до селения. Ничего не поделаешь, — добавил он, немного помолчав, придется отправиться самому. Митапиру, иди приготовь челнок!

Карай Пуку не отправится на другой берег, — отвечал Митапиру. — Митапиру отправится сам, сбережет водку, принесет из селения огонь и обсушит Джованни. Как только памперо перестанет дуть, он привезет его, здорового, сюда.

— Эти индейцы все же очень хорошие люди, — произнес охотник.

— Дон Хосе, дайте ему литровую бутыль рому.

— Вы не боитесь, что индейцы по дороге напьются и подерутся с ним? — шепнул ему управляющий.

Охотник покачал головой «Митапиру сдержит слово, — произнес он громко и добавил, — другого выхода нет».

Дон Хосе поколебался немного, но все же передал индейцам бутыль. Митапиру проверил пробку, засунул ее глубже в горлышко, потом тщательно закутал бутылку мешком и привязал сверток к шее. После этого он вместе со своим товарищем молча начал спускаться к берегу.

Нене набил трубку. Когда она была зажжена, он принес пустой ящик, который заменял стул, и уселся у огня. Он стеснялся заговорить, но в конце концов не выдержал:

— Не смейтесь надо мной, Карай. Я не демон и не колдун, и я не думаю, что простой человек мог бы сейчас переправиться через реку. Если вы признаете, что волны в одно мгновение захлестнули бы лодку и ветер унес бы ее на несколько миль к северу, конечно, если раньше она не разбилась бы о камни, то ведь и индейский челнок не избежит этого?

— Само собой разумеется! — отвечал охотник.

— Как же вы сами добрались сюда?

— Это очень просто, Нене, мне не верится, что вы этого не знаете. При такой буре челнок переворачивается вверх дном, и на нем можно сидеть как на лошади. Именно так меня и перевезли эти двое юношей. Для этого не нужно быть колдуном. Правда, при этом я здорово наглотался воды и едва смог доползти до дверей, около которых вы заставили меня так долго ждать.

— Почему же индейцы не могли постучать в дверь? — удивился дон Хосе.

— Потому что они отправились за Джованни, но тот, вместо того чтобы последовать моему примеру, испугался и послал их за лодкой. Мне его чертовски жалко. Он подарил индейцам свое ружье и все, что взял с собой. Можете себе представить, в каком он отчаянии. А сейчас мне необходимо немного отдохнуть, уж очень я измучен. Я останусь у огня.

Он говорил тихим голосом, и все парагвайцы один за другим незаметно ушли. Управляющий и его жена тоже отошли, оставив в комнате обоих охотников и лежащего без памяти Хоакина.

Кроме них, в комнате оставались еще спящие дети — Джакомо и Джусепита. Никто не заметил, когда уснул Джакомо. Но он был так утомлен, что едва узнав о возвращении охотника, сразу же забылся в спокойном сне и ничего не слышал из того, что говорилось.

Каран Пуку допил свой чай, потом поднял с земли шкуру ягуара, расстелил ее в своем гамаке и улегся.

Фиори сел возле него на стул, который освободил охотник.

— Сегодня я впервые узнал, что такое страх, — снова начал он разговор, — и мне кажется странным, что вы собираетесь спать безоружный среди своих врагов. Вы даже не забаррикадировали дверь?

— Кого вы считаете моими врагами? — откликнулся охотник. — Я сплю рядом со своими верными друзьями. Вон там, в гамаке, мой Джакомо, а рядом с ним — моя подруга Джусепита.

Нене показал головой в угол, где болезненно стонал метис Хоакин.

— Вы правы, я совсем забыл про него, но я так устал. Пожалуйста, Нене, умойте его и посмотрите, что с ним. Мне кажется, что я рассек ему своим мбореви и другую щеку? Теперь у него на каждой щеке будет по шраму!

— Лучше всего было бы выгнать его или пристрелить Он всячески подстрекал против вас пеонов и еще может попытаться отомстить вам и снова натравить их на вас.

— Это будет ему уроком, — холодно произнес охотник. — Только он один знает, за что я ударил его и что это не за его слова. Я долго не мог вспомнить, откуда я знаю его и почему он меня так ненавидит, и узнал его в тот миг, когда замахнулся на него бичом. Он будет это помнить, и пусть теперь ищет себе работу в другом месте.

Нене, перенеся метиса поближе к свету и омывая его рану, продолжал разговор:

— Вы дьявол, а не человек, Карай. Все были против вас, у вас не было оружия, вы были утомлены, больны и все-таки вы победили. Можете ли вы после этого доверять мне и всем остальным?

— Почему же не могу?

— Вы не боитесь за свою жизнь, после того как признались, что нашли сокровища, и после того как все узнали, какую премию вы получите за шкуру Меченого?

— Не боюсь. Никто не знает какое оно, мое сокровище, Где оно, а вы не знаете, где череп ягуара. Если хотите, можете бодрствовать надо мной. Я буду спать вместе с детьми до тех пор, пока не успокоится река; я заслужил отдых. А этого хорошенько свяжите. Он опасней Меченого, хотя и сам он тоже Меченый — закончил охотник, закутываясь в одеяло. И раньше чем опустилась его рука, он уже спал спокойно и безмятежно, как дети, лежавшие рядом с ним.