ГЛАВА 3 МЕЧЕНЫЙ

Охотник замолчал и задумался.

Итальянцы сочувственно смотрели на него — ведь у него была лучшая свора в этих краях. Они знали, что он не богат и что незадолго до этого он отказался продать своих собак охотнику-англичанину, который обещал за них кучу золота.

Парагвайцы были взволнованы. По всему течению реки Парагвая говорили о страшном тигре из Санта-Крус. А теперь он был близко. Лишь река отделяла его от карьеров, но…

— Послушайте, вы хорошо знаете повадки зверей, — нарушил тишину дон Хосе, прищурив правый глаз так, что это мог заметить только гость. — Это правда, что ягуар плавает?

— Плавает, — подтвердил охотник, — к сожалению, очень хорошо плавает.

— Но такую широкую реку он не смог бы переплыть? — снова спросил управляющий, усиленно моргая обоими глазами.

Охотник хорошо понимал, что тот боялся, как бы его рабочие не разбежались, но он не хотел лгать. Он хорошо понимал и опасность, которую несло появление хищника. Он хотел бы приготовить их к этому: «Кажется, ягуар хочет переплыть реку в этом месте. Он рычит по ночам, чтобы испугать своих врагов — крокодилов. И каждый раз на другом месте. Он не стал бы делать это, если бы спускался к воде, чтобы напиться или наловить рыбы» Охотник посмотрел на рабочих. Если бы он сказал правду, что пришел сюда поджидать зверя, все бы разбежались. Это единственное место, где ягуар мог бы переплыть реку и взобраться на крутой берег. Охотник знал, что еще два дня назад зверь спускался к воде, но был вынужден вернуться, встретив множество крокодилов. Он будет ждать день, неделю, но в конце концов переплывет реку Днем охотник хорошо видел в свой бинокль, как хищник наблюдал с противоположного берега за мужчинами, поднимавшимися с водой по пологой тропинке. Вот почему охотник уже две ночи подряд раскидывал свою палатку на самом берегу, вот почему он так упорно отказывался от мягкой постели в гостеприимном доме. Он хотел подстеречь зверя. Но хозяину, который так радушно принял его, он не хотел вредить.

— Если уж он не переправился через реку у Ита-пуку-ми[3], где река неширокая, и если здесь у него ничего не выйдет, он направится к югу, где сможет отдохнуть на речных островах. То, что эти острова заселены, для Меченого ничего не значит.

Дон Хосе успокоился, но парагвайцы продолжали волноваться:

— Ну, а вы, что, спасовали перед ним? Потеряли столько собак и признали себя побежденным? — недоверчиво спросил один из них.

— А что же я могу сделать? Больной, без собак…

Казалось, он действительно пал духом.

— Оставил мне двух неопытных щенков…

Случайно он взглянул в ту сторону, где стоял Хоакин. «Неужели я тогда ошибся? — подумал он. Но из темноты на него снова смотрели горящие глаза. — Почему я не замечал этого раньше? И за что он меня так ненавидит?»

Но охотник ничем не проявил своего волнения. Наоборот, лицо его было безмятежно.

Посмотрев на Хоакина, он увидел в его руке пустую чашку.

— Хоакин, — произнес он приветливо, — мне хочется чаю. Дайте мне, пожалуйста, эту чашку!

Хоакин подошел к костру. Он молча склонился над охотником и подал ему чашку.

Пламя костра осветило лицо метиса. И охотник вздрогнул: на левой щеке был ясно виден большой шрам. След какой-то ужасной раны. Шрам на левой щеке! Внутри у охотника что-то задрожало. Меченый!

Он взял у Хоакина чашку и спокойно произнес:

— Спасибо, приятель. Я рад, что…

Он не договорил. Внезапно отставил в сторону поданную чашку, вздрогнул и, раскидав одеяло, сел. Его тело было напряжено, казалось, он приготовился к прыжку. Все мышцы у него на лице были натянуты, и он пристально вглядывался в темноту через реку. Голова его была наклонена вперед, а уши вздрагивали, как у хищного зверя. Все с недоумением смотрели на него. Своим странным поведением он так подействовал на сидящих у костра, что никто не отважился тронуться с места, и сам Хоакин в удивлении остался стоять.

Издали донесся странный звук, похожий на писк ночной ласточки. И не успел еще этот звук смолкнуть, как охотник вскочил на ноги. Выхватив из костра горящую ветвь, он метнулся к своим вещам. Что-то искал, торопливо шаря в темноте, пока в руке у него не очутилась ракета, прикрепленная к длинной рейке. Потом сорвал со стены винтовку, разрядил ее, ловко вынул из патрона стальную пулю, досыпал в гильзу пороха из рожка, а затем всунул гильзу обратно в ствол. Сверху опустил в ствол винтовки рейку с ракетой, поджег фитиль и приложил приклад к плечу.

Все это было сделано очень быстро.

Несколько секунд он стоял неподвижно, словно пытаясь взором проникнуть сквозь тьму, окружавшую его, и следил за тем, как горел фитиль.

Когда огонек фитиля подполз к ракете, охотник спустил курок. Силой отдачи его толкнуло назад, к костру, но он удержался на ногах и продолжал всматриваться в темноту. Ракета помчалась к противоположному берегу, оставляя за собой огненный след. У самого берега она взорвалась — и над деревьями вспыхнул-голубой шар. Цвет его непрерывно менялся, и в конце концов он стал огненно-красным. На мгновенье все вокруг было залито ярким светом, по ракета погасла, и опять стало темно.

В тот же миг, когда ракета погасла, с противоположного берега донесся злобный рев ягуара, окончившийся продолжительным воем.



Охотник вынул из кармана деревянный индейский свисток и трижды пронзительно свистнул. С противоположного берега, с того места, где находилось селение индейцев, донесся ответный свист.

Словно ничего не произошло, охотник присел у костра и попросил Хоакина, чтобы тот налил ему крепкого чая.

Удивленный Хоакин повиновался. В своем замешательстве он даже не обратил внимания на тот повелительный тон, каким охотник потребовал чаю. Он оставался в замешательстве и тогда, когда охотник поднес чашку к устам и начал пить глотками.

Тишину нарушил Джованни.

— Будете спать? — спросил он.

— Да, но не здесь. Я хочу напиться чаю, прежде чем за мной приедут с того берега.

— Ночью, больной, вы хотите уехать?

— Когда я окажусь на том берегу, будет уже утро, к тому времени приступ кончится, а следующий наступит только через два дня.

Дыхание у охотника было прерывистым. Все поняли, что от них что-то скрывается. Его голос, всегда спокойный, сейчас звучал необычно громко и напряженно.

Дон Хосе тоже догадывался, что здесь что-то не в порядке. На него были устремлены встревоженные взгляды рабочих. Опасаясь, что они могут неправильно истолковать поведение охотника, он спросил у него:

— А что, собственно, случилось?

— Ничего. Кажется, я помешал ему.

— Кому?

— Ягуару. Он хотел унести ребенка.

— Неужели вы думаете, что мы этому поверим? Вы говорите так, словно присутствовали при этом, а ведь вы не могли видеть больше, чем мы, — раздраженно заявил Джованни.

— Ошибаетесь, приятель. Видел-то я, правда, столько, сколько и вы, но понял больше. Я видел, как задрожало пламя костра, хотя ветра не было, видел, как между нами и костром мелькнула какая-то черная тень. Потом в воздухе замелькали горящие ветви, и можно было слышать плач ребенка и вой Фероса. Кроме того, если индейцы всю ночь поддерживали огонь, очевидно, на это имелись какие-то причины.

— А индейцы не кричали?

— Нет. Они верят, что в ягуаре сидел злой дух, против которого они беспомощны.

— Это вы рассказывайте кому-нибудь другому, а не мне, старому охотнику, — отрезал Джованни. Карай помрачнел, но потом на его лице появилась улыбка.

— Хорошо, старый охотник. Сейчас у меня нет времени спорить с вами, но… воскресенье, понедельник, вторник, — считал он на пальцах, — в среду начнется приступ, в четверг и пятницу я буду здоров, ночью в субботу снова будет приступ, в воскресенье я буду здоров. Вы в воскресенье не работаете, и я дам вам возможность показать, на что способны люди юга. Вот, слушайте: река эта на севере делает большой изгиб к западу, и там, где она опять сворачивает на север, находится небольшое селение индейцев. Чтобы добраться туда по реке против течения, нужно два дня и двое хороших гребцов. Пешком дотуда всего девять миль, но идти надо через Большую Соленую пустыню, где нет ни капли воды. Мы выйдем утром в воскресенье и к полуночи вернемся назад. Говорят, там имеется старинная индейская скрипка, и я хочу получить ее в свою коллекцию. У вас есть время приготовиться к этой прогулке. Если хотите, я возьму вас с собой. Ну, пойдете вы, старый охотник?

— Ну что же, девяносто километров за двадцать часов да еще по равнине? Когда я был солдатом…

— Выйдем мы в два часа после полуночи — хорошо? А сейчас у меня уже нет времени. Дон Хосе, проводите меня!

И оставив Джованни рассказывать приятелям о своих солдатских походах, охотник скрылся в темноте. Управляющий шел за ним. Он догнал его лишь у палатки, которая стояла в проходе между скал.

— Положение серьезное, дон Хосе. Возможно, на день или на два стоит приостановить работу в карьерах. Не стоит зажигать печь для обжига извести, пока я не вернусь. Смотрите, чтобы Джакомо и Джусепита не появлялись на берегу! Пусть никто не спускается к реке невооруженным! Вода у вас есть, если будет нужно еще, пошлите к ручью!

— Неужели он действительно сможет переплыть реку?

— Через палатку он перескочить не отважится. Этого боится каждый зверь, а другого пути наверх нет. Для безопасности натяните над палаткой еще и сеть. То, что ягуар осмелился подойти к костру, говорит о том, что он был разозлен и голоден. Возможно, ракета его испугала, но все-таки осторожность не мешает. Если он покинет эти места, я стану его преследовать; вам я сообщу об этом через индейцев. Я должен отомстить за своих собак.

— Или поплатиться своей головой.

— Все может случиться, но мои собаки защищали меня до тех пор, пока могли держаться на ногах, и я должен отомстить убийце.

— А зачем вы спугнули его ракетой? Ведь утром он мог бы попытаться переплыть реку…

— Я спас ребенка.

— Вы уверены в этом?

— Об этом я скажу вам, когда вернусь из селения. Возможно, я спас и ваших детей. Сейчас они спят?

— С самого вечера, — успокоил его дон Хосе.

— Хорошенько следите за ними, — потребовал охотник. Помолчав, он прибавил: — Мне хотелось бы поговорить с вами кое о чем. Вы знаете, я пригласил Джованни пойти вместе со мной…

— Зачем вы это сделали? — спросил его управляющий.

Охотник пожал плечами:

— Кого-то мне нужно было взять с собой? Конечно, Джованни не самый лучший, раньше я думал взять Хоакина… Вам не кажется, — что лучше бы взять Хоакина?

Дон Хосе помрачнел:

— Хоакин? Трудно сказать. Откровенно говоря, я этого метиса не понимаю.

— Он не кажется вам достаточно надежным, да?

— Не знаю. Я ничего не могу вам сказать о нем…

— Ну что же, тогда остается Джованни. Он меня вполне устраивает, но мне почему-то захотелось услышать ваше мнение о том человеке. У него шрам на щеке, интересно, не правда ли? А вот и индейцы!

Дон Хосе не слышал, чтобы кто-либо пристал к берегу, но когда охотник отвел в сторону полотнища, прикрывавшие вход в палатку, туда вошли двое молодых индейцев.

Все четверо возвратились к костру.

Охотник сам налил себе в чашку из котелка и принялся большими глотками пить крепкий чай. Напившись, он тщательно осмотрел винтовку, разобрал свои веши, достал табак, огниво и много других мелочей. Все это было разложено по карманам.

Казалось, он переменился. Лицо у него было спокойнее, движения увереннее, он все делал молча, не отвечая на вопросы, обращенные к нему.

И лишь когда все легли спать, он обратился к индейцу — Рассказывай, Митапиру![4]

Хотя индеец и говорил по-итальянски, но сейчас он не мог выговорить ни слова, и лишь через некоторое время сумел бессвязно рассказать о случившемся.

— Мы сидели у огня, — рассказывал он. — Длинная тень промелькнула через костер. Раздался крик. Тигр схватил девочку и скрылся. В это время над рекой за-> жглось синее солнце. Ягуар выпустил девочку. Это была маленькая Пеннек. Когда зажглось красное солнце, ягуар бросился бежать. Высокий Охотник спас девочку. Митапиру и его друзья знают, что это сделал он.

Охотник все еще продолжал укладываться. Казалось, он не слушает. Но неожиданно он поднял голову и перебил индейца:

— А маленькая Пеннек? С ней что-нибудь случилось?

— Ничего, отделалась парой царапин. Злой Дух хотел унести ее живую. Когда зажглись голубая луна и красное солнце, он бросил ее, но взял с собой ее язык.

— Взял ее язык? — удивился Джованни. — Как так? Разве ягуар может…

— Не говори чепуху! — закричал на него дон Хосе. — Разве тебе не ясно? Девочка от испуга потеряла речь.

Охотник стоял к ним спиной, он разговаривал с Митапиру.

— Сколько лодок?

— Три.

— Оружие есть?

— Одна винтовка.

— Возьми мою, но только будь осторожен, она заряжена. Счастливо оставаться! — и охотник с Митапиру скрылись в темноте.

Через минуту послышался плеск весел, и при свете луны можно было видеть, как три лодки удалялись к противоположному берегу.

— Идите спать, скоро начнет светать! — обратился к рабочим управляющий.

Сам он пошел к себе в комнату, и долго у него в окне светился огонь. Он чистил ружье, а потом набивал патроны крупной дробью. А когда за окном затихли разговоры, он взобрался на скалу, нависшую над тропинкой, которая вела к берегу, и оставался там до рассвета.

Загрузка...