Все слушали рассказ Нене Фиори об охотнике. Глаза маленького Джакомо были широко открыты; в первый раз он услышал о «дяденьке индейце» столько интересного.
Нене продолжал рассказывать:
— Тогда его появление было очень кстати, но часто он вмешивается в чужие дела, когда его об этом не просят; правда, ему во всем чертовски везет, и я с признательностью вспоминаю о нем. Представьте только, по следам этого ягуара со шрамом возле уха я шел больше пяти месяцев. Много раз он запутывал меня, и я терял его след. Я прошел по землям шести индейских племен. Везде на меня смотрели с подозрением, а на моих собак — с жадностью. Если бы не страх, который нагнал на них тигр, они бы с удовольствием сняли с меня заботу о собаках. Тумраги не разрешили мне пройти через их территорию. Я попытался было обойти их стороной, однако они выследили меня и вернули обратно. Не знаю, как получилось, но я в разговоре упомянул имя, под которым им известен Карай Пуку. Они зовут его Ниодчик-Крокодил. Я не надеялся, что мог повстречать его там; правда, он был у них частым гостем и мог бы выручить меня. И стоило мне назвать его имя, как все переменилось. Сразу же все стали моими друзьями, и дальше я продвигался без всяких затруднений. На прощание они дали мне совет, куда идти, чтобы не заблудиться в болотах, и показали, куда направился Карай Пуку. И когда я очутился на территории индейцев-мачикуи, я узнал, что их соседи, санапаны, рассказывали, будто он охотится где-то поблизости, и что тигр убивает у него одну собаку за другой. Я уже было думал, что опоздал, но все еще надеялся, что если у него будет мало собак, ему потребуется моя помощь. И вот передо мной все, что осталось от Меченого — его шкура! Таких собак, как у Карай, нет нигде.
— Ваша свора лучше, — успокоил его управляющий.
— А где сейчас его собаки? — поинтересовался Нене, — Он не мог доверить таких собак индейцам, а у вас их что-то не видно.
— Ваши собаки в восемнадцать раз лучше его собак, — продолжал управляющий, повышая голос, потому что снова налетел ветер. Завывание его с каждым мгновением становилось все громче.
— Что вы сказали? — закричал Нене. — Неужели эта бестия оставила его без собак?
— Да, так оно и случилось.
— Как же он справился с ним? Расскажите!
Рассказать было затруднительно, потому что снаружи яростно безумствовал ветер.
— Никто ничего как следует не знает. Мы не могли вытянуть из него ни слова. Когда мы настаивали, чтобы он рассказал нам, он отказывался. Известно только то, что удалось вытянуть из индейцев, а они народ неразговорчивый. Когда он остался без собак, то решил отправиться один. Ягуар был запуган, голоден и боялся вылезти из норы. Карай выследил его, и мы нашли их обоих у входа в логовище, когда над ними кружились коршуны.
— Вы отправились в лес искать его, зная, что там тигр? — недоверчиво спросил Нене.
— Да, но только после того, как индейцы сообщили, что они оба мертвы.
Почти непрерывно гремел гром. Нене придерживал фонарь, который раскачивало ветром, проникающим через щели. Разговаривать становилось невозможно.
— Куда он попал ему? — кричал Нене прямо в ухо управляющему, чтобы тот мог расслышать. Управляющий показал рукой на шкуру, которая лежала на земле и притронулся к своему бедру. Нене в изумлении широко раскрыл глаза.
— Он пошел на тигра с ножом? — закричал он, но увидев, что никто его не слышит, схватил фонарь, опустился возле шкуры на землю и начал внимательно разглядывать ее.
Любопытство охотника не позволяло ему обождать до тех пор, пока стихнет буря. Он злился на себя, что потратил столько времени на пустые разговоры, в то время как мог узнать все подробности, касающиеся Меченого. Но и шкура рассказала ему, опытному охотнику, почти столько же, сколько могли сообщить люди.
Он действительно нашел на боку отверстие, сквозь которое прошла пуля. Отверстие было маленькое, хотя кожа была натянута. Он узнал след от пули из винтовки охотника. С другой стороны отверстие имело значительно большие размеры. Пуля задела кость и изменила направление полета. Рана была такая, что хищник уже не мог прыгнуть.
Нене мысленно представлял, какое это должно было быть великолепное зрелище, когда зверь раскрывает пасть, высовывает язык, рычит и бьется в судорогах — и все это в нескольких шагах от охотника.
Он хорошо знал это ощущение, которое охватывает охотника, когда он забывает обо всем, когда в голове всплывают воспоминания детских лет со всеми мельчайшими и давно забытыми подробностями, когда в несколько секунд человек вторично переживает всю свою жизнь, когда он вспоминает даже самые незначительные детали. Он знал очарование этих секунд, которые не повторяются даже во время какого-либо чудесного сна, знал, что эти ощущения являются наивысшим проявлением жизни, и он завидовал Высокому Охотнику в том, что не мог быть на его месте в то мгновение.
Нене растянулся на шкуре возле фонаря, подпер голову рукой и невидящим взглядом смотрел прямо перед собой. Он не слышал шума бури, перед его глазами стоял лес во всем его величии и красоте. Среди сплетений корней виднелась полосатая шкура. Удары грома он воспринимал как рычание зверя, который полз к нему. Он словно наяву видел, как охотник стоит, прислонившись к стволу дерева, почти у самого входа в логовище, опершись на ствол своего ружья, словно не замечая зверя, — стоит и рассчитывает. В голове у него мелькают прекраснейшие видения его жизни, охотник прищурил глаза и улыбается.
Нене видит его, волнуется за него — он хочет предупредить его, что достаточно одного прыжка зверя, и он никогда не пробудится от своих снов… но он не может вмешиваться.
Он переживает все, что пережил Карай Пуку в те минуты. Эти видения проплывают перед ним на фоне пятнистой шкуры…
Окружавшие никак не могли понять, почему такой непоседливый Нене вдруг умолк; никто не понимает, почему щеки его краснеют, глаза блестят, руки вздрагивают…
Нене «охотится за Меченым».
Широко раскрыв глаза, он видит восхитительный сон. Он полулежит на шкуре ягуара, и пот стекает с его лица Он переживает все, что пережил Карай Пуку. Все, вплоть до той минуты, когда охотник потерял сознание, придавленный зверем. Он явственно ощущает тяжелые лапы на своей груди и хриплое дыхание.
— Что с вами, Нене? У вас лихорадка? — участливо спрашивает его дон Хосе.
Нене удивленно поднимает голову. Он смотрит на управляющего, потом на остальных, которые, сидя у стены, кутаются в плащи. Затем его взгляд скользит по шкуре, лежащей рядом, и он все понимает.
Вытерев лоб рукой, он начинает осмотр. Действительно, все было так, как он видел во сне. Двумя пальцами ниже того места, где у ягуара находилось сердце, в шкуре имеется отверстие шириной с охотничий нож.
Нене обращается к управляющему:
— Карай Пуку убил старого ягуара так, как он этого заслужил: он убил его по старому обычаю — не огнестрельным оружием, что мог сделать всякий, а ножом. Меченый заслужил такую честь. Но Карай повезло. Он плохо попал и только то, что ягуар сломал копье, помогло ему повернуть нож в теле зверя Еще немного, и хищник разорвал бы его раньше, чем свалился окончательно.
— Откуда вы знаете, Нене, что он сломал копье? — спросил управляющий. — Там, в углу, действительно стоит сломанное древко из дженипапо, к которому был прикреплен нож охотника.
— Знаете ли, земляк, охотнику шкура зверя говорит больше чем вам, каменщикам, а то, что она нам не скажет, легко представить, — небрежно отвечал Нене, заметив, однако, уважение к нему, сквозившее в словах управляющего.
В это время буря начала стихать, и дождь забарабанил по пальмовым листьям, покрывавшим крышу.
— Странный человек! — еще раз произнес Нене. Мне не удалось вытянуть из него ни слова!
— Не может быть, — прервал его дон Хосе, — он все вам рассказал! Иначе откуда бы вы знали, что он убил его копьем? Лишь Карай может все рассказать о событии, не присутствуя при нем.
— Я тоже кое-что могу. Такое у нас занятие — замечать все детали и не лениться шевелить мозгами, и тогда все выходит очень просто.
— Я не верю, что можно определить — был ли у него нож в руке или на палке, — вмешался в разговор Хоакин.
Нене не понимал, почему его так раздражает этот парагваец и почему он чувствует к нему такую неприязнь. Он уже несколько раз ловил себя на том, что взгляд метиса ему страшно неприятен. Но он заставил себя позабыть об этом и ответил с деланной шутливостью:
— Тебе было бы трудно определить это, потому что с тех пор, когда твои индейские предки охотились, прошло немало времени, а ты порастерял весь их охотничий опыт или утопил его в водке.
Парагваец зарычал от бешенства. В доме повешенного не принято говорить о веревке, точно так же не принято напоминать метису о его предках, которых он стыдится.
— Объясните нам это, земляк, — обратился к охотнику дон Хосе, желая замять недоразумение.
— Смотрите, как это просто! Нож Карай всегда такой острый, что им можно бриться, и удар был нанесен снизу вверх. Невозможно, чтобы такой высокий человек, как Карай, был настолько силен, что мог вонзить нож в живого ягуара, который тем более движется, а не ждет спокойно как овца. Даже если бы он мог воткнуть нож в тело зверя, у него не хватило бы силы проткнуть ягуара насквозь. Нож был по самую рукоятку воткнут в тело зверя. Для того чтобы лезвие обладало такой силой, оно должно быть насажено на древко. Для этого нужна была большая сила, чем та, которой обладал Карай, а так как они были одни, то значит ягуар навалился на нож всем своим весом. Это ясно?
Рабочие закивали головами.
— Я бы хотел отправиться в леса, чтобы научиться всему этому, — заявил Хоакин.
— Стоит этому научиться, и человек навсегда остается в лесах, — отвечал Нене, — ему уже не хочется жить среди людей. — И посмотрев на метиса, он продолжал. — Мне кажется, я понял, почему Карай не рассказывал о ягуаре. Он стыдится того, что так плохо прицелился копьем. Но стыдиться ему нечего. Другой бы выстрелил в ягуара из карабина да еще с большого расстояния.
— Что он сейчас делает в такой дождь? — вздохнула донья Долорес.
— Что делает? — переспросил Нене. — Сидит в селении, если буря не сбросила селение в реку. Вы слышали, как гудел ветер? Если бы он вышел из селения, он был бы залит грязью из болот, соленой грязью, и захлебнулся бы в ней. Ведь даже здесь, в доме, во время бури нельзя было дышать.
— Это невозможно, — снова вздохнула донья Долорес, и в глазах у нее заблестели слезы, — он был такой добрый!
— Самый лучший человек и то погибнет в такую бурю, если он не сможет укрыться как следует. Карай не хотел возвратиться Он твердил, что вернется в полночь. Как только река успокоится, будем ждать его, но едва ли он еще жив.
Донья Долорес плакала, и никто не знал, что еще у одного человека от ужаса перехватило дыхание. Это был маленький Джакомо. Он не плакал, как его мать, он только сжимал свои кулачки и шептал про себя: «Дяденька индеец обещал мне, что в полночь вернется. Я знаю, что он придет!» Бедный мальчик забыл, что полночь уже прошла.
Дон Хосе, чтобы успокоить свою жену, которая тихо плакала, заговорил:
— Я знаю его несколько месяцев, и всегда он держал свое слово, всегда все учитывал. Когда ветер завыл во второй раз, мне показалось, что ваши собаки лают, и это было примерно в полночь. Кто знает, может быть он в самом деле вернулся, но не мог переправиться через реку.
Донья Долорес поддержала его: она посмотрела на дверь, и ей показалось, что та открывается.
— Смотрите, как дергается дверь, — воскликнула она, но Нене засмеялся ей в ответ:
— Это лампа дрожит у меня в руке. Сейчас я повешу ее на место, чтобы не было так грустно.