Как только Белинде становится понятна природа нашего с Мартином союза, в ее лице отражается жалость.
— Почему же вы не захотели выйти замуж по любви? — изумленно вопрошает она.
В этот момент я решаю выдать ей самую малость о своем прошлом.
— В моей жизни был один человек. Я думала, что люблю его, а он любит меня. Но я ошиблась.
— Что же произошло?
— Это была не любовь.
Белинда ждет, что я скажу больше. Но я не продолжаю.
И не буду продолжать.
По-видимому, Белинде нужно время, чтобы осмыслить это мое решение, понять, почему я ступила на столь извилистый путь. Разобраться в поворотах своей судьбы. Как так получилось, что мы с ней оказались в одинаковом положении?
— Но… — произносит она после долгого молчания, — но вы ведь делили с Джеймсом супружеское ложе?
— Это тоже была не любовь. Человек, которого вы знаете как Джеймса, меня не любит. А я не люблю его. Это не любовь.
Я вижу, Белинду беспокоит, что на меня, в отличие от нее, чары Мартина не подействовали.
— Белинда, Мартину я не нужна в этом смысле. Он никогда не добивался моей любви. Должно быть, с вами он вел себя по-другому. — Я невольно бросаю взгляд на ее живот.
— Да, — подтверждает Белинда, трогая свой округлый живот. В ее печальной улыбке сквозит боль.
— Расскажите, как вы познакомились.
Она поднимает взгляд, медленно поворачивает голову и снова смотрит в окно, словно за стеклом проносится ее прошлое.
— Он появился в гостинице через несколько месяцев после смерти папы. Приехал на автомобиле, а я машин раньше и в глаза-то не видела. Я возилась в саду, испачкалась — подол замаран, под ногтями грязь. И тут появляется он — красавец, каких свет не видывал.
Я киваю, хотя Белинда не смотрит на меня. Мне знакомо то благоговение, о котором она говорит. Нечто подобное меня охватило в первую же секунду, когда я, вскрыв конверт с ответом Мартина на мое письмо, увидела его фотографию, выглядывавшую из-под билета на поезд в один конец.
— Он сказал, что его зовут Джеймс Бигелоу и ему нужна комната на несколько ночей, поскольку у него дела в нашем районе. Объяснил, что он землемер, а Сан-Рафаэла и все близлежащие городки рассматриваются богатыми инвесторами как перспективные участки застройки. И прежде всего ему необходимо посмотреть «Лорелею». Я сдала ему комнату. Самую лучшую.
— Долго он у вас пробыл?
— Четыре ночи.
— И как он вам показался в сравнении с другими постояльцами?
— Других постояльцев у меня тогда не было. Со мной он был учтив. Добр. Поправил расшатанную дверь, хотя я его об этом не просила — собиралась поручить Эллиоту. Располагал к общению. Подавая Джеймсу ужин, я садилась вместе с ним. Он сказал, что любит за ужином поговорить с кем-нибудь. Мне тоже нравилось с ним беседовать. Он спросил, давно ли я тут живу, и я ответила, что родилась здесь, рассказала, что моя мама умерла от какой-то болезни, когда я была совсем маленькой, и что некоторое время назад я потеряла отца. Он задавал вопросы, которые мне больше никто никогда не задавал, потому что в Сан-Рафаэле ответы на них знали все. Я… я думала, что и вправду ему интересна и он хочет получше меня узнать.
Белинда на мгновение умолкает, а я пребываю в полнейшем недоумении: Мартин заманивал Белинду в свою ловушку совсем не так, как меня. Он никогда не стремился узнать меня лучше. Никогда. Словно Белинда описывала совершенно другого человека. Какого-то хамелеона. С другой стороны, Мартину не было необходимости меня завоевывать. От меня ему ничего не было нужно, кроме согласия выйти за него замуж, которое он получил без труда. Поразительно легко.
— О чем еще он вас спрашивал?
Белинда поворачивается ко мне лицом.
— О семье. О земельной собственности. Поначалу я думала, что, может быть, он пытается выяснить, не намерена ли я продать гостиницу, и сразу предупредила, что продавать ничего не собираюсь. А он сказал, ему интересно, почему моя семья решила поселиться в Сан-Рафаэле. Объяснил: если будет знать причину, то даст правильный совет инвесторам.
— И что вы ему ответили?
— Что мои дедушка с бабушкой приехали в Калифорнию в последний год «золотой лихорадки». Папа тогда был еще мальчишкой. Дедушка купил участок земли, чтобы построить на нем гостиницу. Место хорошее — на пути к Сан-Франциско, и на дальнем краю участка находилась старая шахта, которую кто-то давно застолбил за собой, но ничего не нашел. Дедушке все это пришлось по душе.
Я встрепенулась.
— Золотая шахта? На вашей земле есть золотая шахта?
— Заброшенная. Золота там нет. Дедушка и папа много лет ее разрабатывали. И тоже ничего не нашли. Теперь там никто не бывает. В той шахте погиб мой отец. Я ее ненавижу. Всегда ненавидела. Там всегда было темно, холодно и полно летучих мышей. Мне эта шахта казалась опасной. И в итоге вышло, что не зря. Я находилась у входа, когда погиб отец. Он хотел что-то мне там показать, а я отказывалась заходить. Я услышала его крик, когда он оступился и упал. Никогда не забуду тот его крик.
— Вы Мартину об этом рассказывали?
— Для меня он не Мартин.
Я промолчала, и в следующую секунду Белинда продолжила:
— О себе он тоже рассказывал. Не я одна все время болтала. Рассказывал про Сан-Франциско, где он снимал комнату в пансионе, про театры, музеи, рестораны. Сказал, что любит этот город, но скучает по скотоводческому ранчо в Колорадо, где вырос.
— Постойте. Он сказал, что его родители владели скотоводческим ранчо?
— Да. А что?
— Мне он сказал, что его родители погибли, когда ему было шесть лет. С ними произошел несчастный случай, когда они ехали в экипаже, и после он воспитывался у тети и дяди, которые жестоко обращались с ним. Он говорил, что скотоводческое ранчо было его первым местом работы, и оно изменило его жизнь.
— Какая же из историй соответствует действительности? — задается вопросом Белинда, хотя, конечно, понимает, что ответа я не знаю. Либо та, либо другая. Либо вообще никакая.
— Сейчас это неважно, — говорю я. — Что еще он рассказывал о своей семье?
— Что его мать умерла от гриппа, когда ему было восемнадцать лет, а в следующем году погибла сестра — упала с лошади. Вскоре после ее смерти от сердечного приступа скончался отец. Тогда он продал семейное ранчо и отправился в Калифорнию, чтобы начать новую жизнь.
Мы обе молчим, думая о человеке, за которого вышли замуж. Что из россказней правда, а что ложь? На столе остывает чай.
— Сколько времени прошло до того, как он снова появился в гостинице? — наконец спрашиваю я.
— Неделя.
— Вы знали, что он вернется?
— Первый раз, уезжая, он ничего не сказал, но я хотела, чтобы он вернулся. Стала скучать по нему с той самой минуты, как он уехал. Каждый раз, когда он уезжал, я тосковала по нему все больше и больше. К его шестому визиту я уже поняла, что люблю его. Мне он казался внимательным, обаятельным человеком. Умел успокоить мои тревоги, умел рассмешить. Эллиот тоже это умел, но с Джеймсом я чувствовала себя по-другому. Через три месяца он сделал мне предложение, и я ответила согласием.
— И вы… чувствовали, что он вас любит? — спрашиваю я, потому что просто не могу себе этого представить. Не могу представить, как Мартин целует Белинду, смешит, заставляет чувствовать себя желанной. Такое поведение, я была уверена, для него неприемлемо, ведь он подавлен горем, скорбит по почившей Кэндис.
— Да, — подтверждает Белинда, но потом ее лицо омрачается. — Во всяком случае, на первых порах. Вскоре после того, как мы поженились, у меня возникла надежда, что он постарается найти такую работу, которая позволит ему быть дома каждую ночь. Я скучала по нему, когда он находился в отъезде, и верила, что он скучает по мне. Думала, разъездная жизнь ему опостылеет, особенно после того, как я сообщила ему, что жду ребенка.
— Но этого не случилось.
Белинда качает головой.
— Когда я попросила, чтобы он нашел работу ближе к дому, он ответил, что ему его работа нравится. Что в нашей жизни ничего менять не надо. Я ведь знала, чем он зарабатывает на жизнь, когда выходила за него замуж. Знала, какую жизнь он ведет, и все равно его полюбила. Тогда я была счастлива. И сейчас могу быть счастлива, если захочу. Зачем же я себя накручиваю?
Она умолкает, глядя на свое обручальное кольцо; оно попроще, чем мое. Видимо, Белинда поняла, что ее брак дал трещину, еще до того, как явилась ко мне, догадываюсь я. И сюда она приехала, желая убедиться, что ее подозрения беспочвенны, что трещины никакой нет. А в результате весь ее мир рухнул.
— Почему вы решили приехать именно сюда? — мягко спрашиваю я. — Откуда вам известно имя Мартина Хокинга?
Белинда смахивает с ресниц слезы.
— Несколько дней назад, когда он был дома, я заметила, что из кармана его сюртука торчит конверт, и вытащила его. Он был на имя некоего Мартина Хокинга, проживавшего по этому адресу. От какого-то сан-францисского банка. Я заглянула в карман и увидела еще один конверт, адресованный этому же человеку. Пока я рассматривала конверты, в спальню пришел Джеймс. Он спросил, что я делаю. Я солгала, сказав, что хотела почистить его сюртук, потому что он загрязнился в дороге, и нашла в кармане письма.
— Он рассердился на вас? Как отреагировал?
— Просто протянул руку за конвертами. Я спросила, кто такой Мартин Хокинг. Его друг? Нет, клиент, ответил он. Я поинтересовалась, почему он носит с собой корреспонденцию этого человека. Я не собиралась лезть в его дела. Просто хотела, чтобы он объяснил, как в кармане его пиджака оказались чужие письма. Он сказал, что мистера Хокинга нет в городе и что в его отсутствие он помогает ему с его бизнесом. Я заметила, что он очень любезен, а Джеймс сказал, что мистер Хокинг — его самый лучший клиент. Потом он заявил, что вынужден отлучиться на два-три дня по делам мистера Хокинга. Забрал у меня сюртук, сказав, что я почищу его, когда он вернется, но сейчас ему надо срочно уехать по поручению мистера Хокинга.
— И он не был сердит или расстроен, когда уезжал?
— Нет. Но я была уверена: что-то тут не так, — отвечает Белинда. — Джеймс планировал немного побыть дома и вдруг сорвался и уехал на два-три дня по каким-то непонятным делам? Так вот просто? Я подумала, что, может быть, Джеймс задолжал мистеру Хокингу денег. Что, может быть, мистер Хокинг для него больше чем клиент. Что, может быть, Джеймс из-за него не отказывается от постоянных разъездов. Адрес, увиденный на конверте, я записала, — чтобы не забыть.
— И когда это было?
— Четыре дня назад. Потому я и приехала сюда. Подумала, что у него, возможно, неприятности. Эллиота попросила присмотреть за гостиницей и отвезти меня на железнодорожный вокзал. Объяснила ему, почему должна ехать в Сан-Франциско и что вернусь вечером. А потом отправилась сюда. Позвонила в вашу дверь.
Она закончила, а я сижу в молчании, в полной мере сознавая, что оказалась в весьма сомнительном положении: я замужем за бессердечным аферистом, равно как и женщина, сидящая напротив меня. Я ни в чем больше не уверена, кроме того, что мой так называемый муж является отцом девочки, которую я люблю больше жизни. Отныне, что бы ни случилось, я не должна потерять Кэт. Я не могу ее потерять. Не могу, и все.
Этого я не допущу.
Но как теперь быть?
Должно же быть какое-то объяснение поступкам Мартина? Как все это понимать? Чего он добивается? Зачем специально искал вторую жену после того, как женился на мне?
Зачем?
Я облокачиваюсь на стол и, потирая виски, размышляю. Мартину не было нужды завоевывать меня любовью. Он знал, что я хочу вырваться из Нью-Йорка, хочу ребенка и стабильности. Он имел возможность предоставить мне то, чего я желала, и хотел взамен получить то, что могла предоставить ему я. И мы заключили сделку. А вот любовь Белинды он завоевывал. Зачем? Я абсолютно уверена, что Мартин никакой не землемер, да и в страховой компании он тоже, скорее всего, не работает. Вероятно, мы с Белиндой пешки в какой-то его большой игре. Но что за игру он ведет? Допустим, с моей помощью он создает о себе впечатление обычного степенного семьянина в глазах тех, кого могла бы заинтересовать личность Мартина Хокинга, но страховая компания тут явно ни при чем.
И как Белинда вписывается во все это? От меня не укрылось, что у нас обеих печальное прошлое: мы потеряли отцов, которых любили; наши отцы были хорошими мужьями для наших матерей. Выбор на Белинду пал не случайно — равно как и на меня, — потому что она могла дать Мартину то, чего он желал. Что именно?
Ответа я не знаю; понимаю только, что Мартин полон тайн.
В следующую секунду на меня нисходит озарение: я знаю место, где он хранит часть своих секретов. Точнее, два места.
Впервые с той минуты, как Белинда увидела мою свадебную фотографию, я не чувствую себя растерянной. Знаю, что нужно делать.
— Пойдемте со мной. — Я поднимаюсь из-за стола.
— Куда? — удивляется Белинда, должно быть услышав настойчивость в моем голосе.
— Сначала в библиотеку. Потом в котельную.
Мы выходим из кухни, и обе одновременно замечаем Кэт. Прислонившись к двери, она сидит на полу, — судя по ее позе, уже давно.
Кэт слышала наш разговор.