Проклятая Мангазея

Глава 16

Миновало полтора месяца, как большой баркас ушёл по торговым делам на юг. Возвращения Настя ожидала ещё через месяц. Это сильно печалило её, вселяло неуверенность в себе и страх перед Бабушем. А тот всё настойчивее преследовал её. И девочка была уверена, что он затеял настоящую охоту на неё. Поэтому старалась одной никуда не ходить, а больше оставаться в кибитке, крепко закрывая дверь.

Понимала, что дверь не та преграда, которая может остановить наглого мужика. А жаловаться Матиру не хотелось. Могли возникнуть другие препятствия.

У неё появились подруги. Ей завидовали и не скрывали этого. Потому заранее сдружились с будущей женой самого богатого человека в посёлке.

К тому же многие уже знали, что эта чужая и своевольная девчонка имеет некоторые способности, что выделяют её из остальных. Многих такое положение раздражало. К тому же она, как и её отец, считались ещё рабами. И продолжится такое их положение до свадьбы. Все уже знали, что в этот день они перестанут быть рабами.

— Как ты себя чувствуешь в положении невесты, дочка? — как-то спросил Матир.

— Пока никак, господин. Вот тятя вернётся, тогда что-то будет известно.

— Не собираешься ли ты отказать мне, сыну?

— Я просто ещё не думала об этом, господин. Рано ещё. До моего дня рождения ещё целых полгода. А за такое время многое чего может произойти, господин.

Матир с подозрением глядел на девочку. На лице легко замечалось волнение и сильное беспокойство. И старик вдруг спросил тихим голосом:

— Ты боишься Бабуша, Настя?

Она не осмелилась ответить, но согласно качнула головой.

Долгое молчание опять прервал хозяин.

— Знаешь, детка, я тебя могу понять. Ты жила в одиночестве и с людьми не общалась. И твои страхи вполне понятны. Но, уверяю тебя, в браке нет ничего страшного. Это естественно и даже весьма просто. Часто бывает даже приятно. И не думаю, что Бабуш станет тебя обижать. Или его первая жена. Обещаю поговорить с сыном и просить не делать тебе плохого.

— Спасибо, господин, — поклонилась Настя. Ей хотелось побыстрее уйти и не продолжать неприятный разговор. А Матир легко понял её желание, улыбнулся.

— Хорошо, Настя, иди. Я тебя понял и постараюсь помочь.

А время шло. Приближалась осень, но солнце ещё палило довольно горячо. Настя часто уединялась в плавнях и там наедине с собой и редкими животными она предавалась раздумьям и мечтам. Боролась с тоской и грустью. Ждала отца и даже с надеждой считала предполагаемые дни его возвращения. Оставалось недели три.

Её занятия ограничивались лишь домашними делами. Правда, ей дали несколько овец и две козы. С ними она разговаривала, как с людьми. Они давали много молока, и она делала разные продукты из него. Сыр, брынзу, простокваши и сметану с творогом. Мяса она по-прежнему почти не ела. А теперь питалась только травами и молочными продуктами. Даже помогала бедным девочкам. Их тут хватало. Они часто приходили к ней и подолгу болтали о разных сплетнях и новостях. От них Настя узнавала про все стороны жизни в посёлке.

И море! Оно находилось в двух верстах от посёлка. Настя часто в сумерках ходила к нему и тайно купалась. Плавала в тёплых водах, в тёмной воде, такой таинственной вечером и приятной одновременно.

В один из таких вечеров, когда луна ещё не появлялась в черноте неба, она вы шла из воды и ахнула, обомлев. На берегу у её одежды стоял человек. Она не сразу узнала в нём Бабуша. А тот стоял и не двигался, молча всматриваясь в светлый силуэт девочки. Она не столько застыдилась, сколько испугалась сплетен. А, узнав Бабуша, спросила с дрожью в голосе:

— Тебе не стыдно подглядывать за бедной девочкой? А ещё джигит! Уйди, дай мне одеться.

— А тебе не стыдно купаться, да ещё нагишом? — каким-то странным голосом спросил Бабуш и сделал шаг вперёд, — Что скажут люди, глупая? А ты моя невеста. Опозорить меня вздумала?

— Чем же это? Или ты предпочитаешь, чтобы я была грязной и вонючей, как остальные ваши женщины? А я привыкла даже в тайге постоянно купаться в реке. Там вода так холодна, что тело коченеет.

— Выходи и оденься! — грубо ответил Бабуш. Он сделал ещё один шаг к ней, а Настя отодвинулась к воде на два шага.

— А ты уйди и не мешай мне! Стыдись, Бабуш! Уходи или я опять войду в воду. Я ведь голая…

— Куда ты денешься от меня! Иди ко мне!

— Не дождёшься! Уйди, говорю, или я пожалуюсь твоему отцу.

— Ой! Испугала! — голос Бабуша выдавал похоть и желание обладать ею. Ей это показалось опасным, и она вошла в воду и прошла по мелководью дальше, на глубину,]

Услышала плеск воды и поняла, что Бабуш бросился за нею. Обернувшись в испуге, Настя нырнула и постаралась подольше пробыть под водой. Плыла в сторону и тихо вынырнула, сдерживая дыхание. Бабуш стоял по грудь в воде и оглядывался. Озорной смех вырвался из её рта, и Бабуш увидел её шагах в пятнадцати левее.

— Догоню, и тогда ты у меня поплачешь, девка! Иди ко мне!

— Ты только жених, и ещё не имеешь никаких прав на меня, Бабуш. Хочешь догнать — так начинай, — подзадоривала она, зная, что тот плавать не умеет.

Бабуш сделал два шага к ней, испугался и остановился. А Настю захватил азарт. Бабуш стал медленно приближаться к ней. Настя опять нырнула, и мужчина завертел головой, надеясь увидеть её и попытаться догнать.

Она опять осторожно высунула голову подышать. Ей оставалось совсем намного до берега, и она без всплеска опустилась под воду и поплыла. Бабуш в недоумении и злости вертелся на месте.

Она выбралась на берег и хихикнула. Бабуш обернулся, в ярости крикнул:

— Ну погоди, сучка! Догоню и возьму силой!

— Поспеши, благородный Бабуш! Догоняй! — Схватила его сапоги, свою одежду и с хохотом от нервного напряжения, побежала прочь в заросли камыша и тростника.

Слышала, как Бабуш медленно выбирался на берег и стал ругаться, не найдя сапог и отфыркиваясь в злобе. А Настя перестала смеяться и ужаснулась содеянному. Зная мстительность Бабуша, она понимала, что её ждёт после свадьбы. И тут опять мысли завертелись в направлении бегства из этого гнилого посёлка и от Бабуша. Но надо дождаться отца. Без него ничего не выйдет. Всё следует обговорить с ним. Он, только он, может её понять и помочь.

«Никому не говорить о случившемся, — подумала она лихорадочно, хотя понимала, что удержать язык за зубами будет трудно. — Иначе он меня со света сживёт, проклятый! Как же от него избавиться?»

С этими крамольными мыслями Настя вернулась в свою кибитку, тщательно всё закрыла и укрепила. Бабуш мог и к ней попытаться проникнуть. Страх долго не давал ей сомкнуть глаза и заснуть. Всё прислушивалась к звукам и представляла, как Бабуш ищет свои сапоги и не может найти в тех зарослях. Будет знать!

На следующий день девочки, придя к Насте за молочными продуктами, со смехом поведали ей, как Бабуш вернулся в посёлок без сапог и сильно ругался. Многие с него смеялись, а жена заподозрила его в любовном похождении и учинила скандал с воплями и проклятьями. Всё закончилось её битьём. По этой причине и жене досталась изрядная порция смеха сельчан.

А Настя заметила, что с этих пор Бабуш стал избегать её. Было радостно от сознания крохотной победы и страшно одновременно. Наверняка, Бабуш вынашивает замысел жестокой мести. Настя содрогнулась, представив себя его женой. Спуску он ей не даст, это уж точно! И решимость сбежать в Астрахань стала укрепляться, и скоро она окончательно уверилась в реальности такого шага. Пусть только вернётся отец. С ним она сумеет договориться.

Считая каждый день, Настя уже надеялась. По её расчётам судно уже на подходе. Вспоминала погоду, и посчитала, что ничего страшного в море за последние недели не происходило. Бурь не было, остальное не так страшно.

Она даже ослабила бдительность и смело шастала по посёлку. Часто посещала старика Матира и продолжала пользовать его настоями и пасами ладоней. Хуже ему не становилось. Хворь словно затаилась перед окончательным броском. А старик был доволен и боготворил девчонку.

— Как ты связана с пропажей сапог моего сына? — спросил Матир у Насти в очередной её приход к нему в кибитку.

— Я уже столько раз про это слышу, Господин! А при чем тут я?

— Что-то мне подсказывает, что без тебя не обошлось. Может, расскажешь старому ворчуну? Ругать при любом положении не буду. Обещаю!

Настя поняла, что скрыть своё участие не удалось и, вздохнув, сказала:

— Я не виновата, господин. Я пошла вечером искупаться в море. Это мне очень нравится. Привыкла ещё с Сибири. А туда пришёл и ваш сын. Стал приставать. Я и убежала от него. А чтобы он меня не догнал, захватила его сапоги. Потом бросила и вернулась домой. Вот и все, господин. Пусть не пристаёт… пока…

Матир улыбался, потом рассмеялся и смеялся долго, не торопясь остановиться.

— Ну и насмешила ты меня! Давно так не смеялся. Молодец! Так ему и надо. Пусть уважает девочек. А ты и правда голышом купаешься? — вдруг серьёзно спросил он и строго глянул на немного обескураженную Настю.

— Никого же кругом никогда не бывает, господин. Это же далеко от села. Ваши девушки никогда в море не купаются. А мне так нравится! И Бабуш грозился карами за такое купание. А что тут такого? Очень приятно ведь. И пот смыть хорошо.

— Больше так не делай, Настя. Тебя не смогут понять наши люди. И так косо на тебя посматривают. Мне уже трудно уговаривать их не обращать внимания на тебя. И тут я согласен с сыном. Не надо дразнить собак.

— Я постараюсь, господин, — скромно потупилась Настя, совсем не уверенная в исполнении своего обещания. И Матир это понял по выражению её лица.

Идя домой, Настя ругала себя за неумение скрывать лицом своих мыслей и слов.

«Хорошо бы перестать смущаться и краснеть, и вообще выдавать себя выражением лица, — думала Настя и с опаской оглядывалась по сторонам. — Будем учиться этому!»

Матир подарил ей корову, и теперь она ходила в поле доить её. Молока давала мало, и Настя раздаивала её по совету хозяек.

До пастбища не более двух вёрст, и путь пролегал по вполне пустынному месту. Примерно посередине пути стояла небольшая роща деревьев, заросшая высоким кустарником и травами. Видимо подземные воды питали это место влагой.

Тропинка пересекала рощицу, и Настя присела в тени передохнуть. Кувшин оказался достаточно тяжёл, а солнце изрядно пекло.

Она сидела и мечтала о скором приезде отца. По её предчувствию он должен вернуться на будущей неделе. Сейчас был четверг. Или что-то такое. Клонило в сон, и она боролась с ним вполне успешно. Хотела уже продолжить путь, как лёгкий шум шагов заставил её встрепенуться. Оглянулась и встретилась глазами с Бабушем. Тот подходил неторопливо и был уже шагах в шести.

— Вот так встреча! — воскликнул он, делая удивлённое лицо. — Отдыхаешь?

Он подошёл вплотную. От него несло конским потом и слегка степью. Глаза, заметила девочка, горели плотоядным желанием. Она только задышала учащённо. Испуг словно парализовал её, и она так и осталась стоять на месте.

— Не вздумай кричать, девка! — прошипел он с придыханием. — Зарежу! Теперь ты не сбежишь от меня! — И обнял её крепко и жарко. Его губы шарили по её горячему телу, и она с ужасом осознала, что её платье частично разорвано. Его руки уже больно мяли её крохотные груди, только что начавшие оформляться. Она взвизгнула и упёрлась ладонями в его грудь. Но он был силён, и это ничуть не спасало Настю. Его ладонь сильно ударила её по щеке, и та тут же запылала огнём боли.

Крик заглох у самого рта. Бабуш повалил её и навалился сверху. Рука торопливо шарила по её телу, рвала тесёмки шальваров и клочья юбки платья. Девочка извивалась, царапалась что есть мочи, но силы оказались неравными. Боль то и дело полосовала её ноги и тело.

Наконец силы её иссякли. Смутно ощущая происходящее, Настя успела крикнуть:

— Подонок! Отвратительный подонок! — Она не заметила, что говорит по-русски.

Ответом был сдавленный смех и стало больно ногам. Его колени раздвигали их, а сил сопротивляться уже стало мало. Дышать стало трудно от навалившегося потного вонючего тела ненавистного человека. И тут острая боль чуть не оглушила её юное тело. Крик был зажат грязной ладонью, и Настя уже ничего не ощущала. Сознание помутилось и тело обмякло.

Она очнулась довольно скоро. И первое, что она поняла, что Бабуш всё же овладел ею, обесчестил, взяв силой. Он ещё не отвалился от неё, и она с усилием всё же столкнула его тело в бок. Прошипела словно змея:

— Месть моя будет ужасной, скотина!

Она намеревалась продолжить, но ладонь Бабуша опять полоснула по губам. Вкус крови слегка успокоил девочку. Она откатилась от него и опять прошипела, слизывая кровь с губы:

— Ты ещё пожалеешь, шакал проклятый! Я этого так не оставлю. И рожать твоего ублюдка не стану! — Она вынуждена была замолчать, получив очередную пощёчину. — Ты вша ползучая, жаба с отравленной кожей! Но я отомщу тебе! — Она отвалилась от уже настоящего удара кулаком в лицо. Откатившись ещё дальше, рука оперлась о кувшин с молоком. Он опрокинулся, но рука сама сжала его горловину. И когда Бабуш на четвереньках подполз к ней, ударила по бритой голове. Осколки порезали кожу и Бабуш на миг оторопел. Настя вскочила и бросилась бежать со всех ног. Шальвары мешали ей, приходилось поддерживать их рукой. Платье развивалось клочьями.

Редкие бабы из посёлка провожали её странными взглядами. А Настя не оглядывалась. Торопилась побыстрее спрятаться в кибитке. Но до её двери необходимо пробежать четверть посёлка. Это её не смущало. Лишь слезы мешали хорошо видеть, и это почему-то смущало её.

Мужчины улюлюкали, собаки бросались за ней, лая и забегая вперёд. Но ни одна не осмелилась куснуть её.

В кибитке Настя прежде всего схватила кувшин с водой, разделась и с остервенением стала обмываться. Крови было не так много, но внутри саднило, и отвращение волнами накатывалось на её измученное сознание. Потом села на кошму и уставилась в одну точку выше двери. В голове ничего кроме отвращения и боли не было.

К ней никто не зашёл. Она знала, что как бы мужчина не был повинен, она будет считаться опозоренной и общаться с нею никто не станет. Она будет отвергнута. И лишь брак с насильником может спасти её репутацию. Для неё это был не выход.

Вечером к ней заглянула служанка Матира. С равнодушным лицом сказала:

— Тебя зовёт хозяин, — повернулась и ушла, так больше ничего и не добавив. Казалось, что Настя не расслышала её слов. Продолжала сидеть, как истукан, никак не заставив себя хоть чуточку помыслить и вернуться в этом мир. Голова оказалась пустой без единой мысли. Она даже не вспомнила ни одной молитвы и молча продолжала сидеть в одной и той же позе, скрестив ноги и положив руки на колени.

Время перестало течь в её мозгу. И она удивилась, когда первые лучи солнца заглянули в тонкие щели двери. Оглянулась. Пусто. С трудом поменяла позу. Тело словно одеревенело. Стала помаленьку двигать руками, ногами, встала с трудом. В теле ощущалась какая-то усталость. Двигалась с трудом, и никак не могла начать мыслить. Лишь обрывки мыслей проносились в голове, не оставляя следа.

Но одна мысль молнией прорезала её сознание. Внутри уже растёт проклятое семя! Его необходимо немедленно вытравить. Попыталась вскочить, но тело плохо слушалось головы. Пришлось успокоиться и собрать мысли в одно место. Просто так ничего нельзя теперь делать.

Она почувствовала жажду и с удовольствием выпила воды. Идти к животным вовсе не хотелось. Даже выйти из кибитки она боялась. Боялась насмешек, презрительных взглядов и откровенных издёвок и злорадства. Теперь уж никто не возьмёт её в жены. Тем более её насильник Бабуш. И подумала, что о нём уже всё в посёлке должны знать и понять кто совершил подлость с нею.

Затем мысли вернулись к себе. К семени, что зреет в её теле. И как от него избавиться. Знала от местных знахарок много трав и снадобий из них, и сама немного добавляла своих знаний и умений. И решила ничего не откладывать в долгий ящик, а побыстрее вытравить проклятое семя. Другого она себе не представляла.

Она вспоминала всё нужные травы и корешки с почками. Когда и как их собирать, сушить или нет, и тут же, пренебрегая всем посёлком, вышла с корзинкой из кибитки и пошла в овраги, лога и рощи искать то, что ей необходимо. Пока отец не вернулся.

Никто с нею не поздоровался. Лишь злобно провожали взглядами. Она ещё подумала, что Бабуш мог легко распространить слух о её похоти, и что он не смог устоять её домогательств. И никого не смутит такая ложь. Ведь все знали, как Настя пренебрежительно относилась к Бабушу. Зато его никто не осмелится упрекнуть. Вдруг почувствовала, как её охватила апатия и безразличие. Смело и гордо миновала половину селения и углубилась в поля. Солнце уже пекло, хотя осень уже стучалось в двери, проса впустить её. А лето ещё сопротивлялось жарким солнцем.

Вернулась в кибитку уже вечером. Солнце давно село и мало кто заметил её с корзиной, полной трав и стеблей с кореньями. Руки испачканы, тело ныло непривычно и противно. Свежести в нём не чувствовалось.

Сделав первый настой, Настя стала регулярно пить его. Три раза в день. Потом сменила настой и тоже неделю пила. И так три недели. Едва заметила, как с капельками крови всё у неё вышло, и она вздохнула с облегчением. Только подумала, как возмутится посёлок, узнав про такой грех Насти. Ей было наплевать. Она ждала отца с нетерпением и жаждой услышать его мнение о её замысле мщения. О мщении она решила особо не распространяться. Боялась решительного противостояния.

Зато стала очень интересоваться рабами. Молодыми и сильными, которые только и мечтают о побеге, вынашивая различные бредовые планы.

Как ни удивлялась Настя, Матир больше ни вызывал её к себе. Даже для лечения. Хотелось узнать хоть что-то об этом. Но ни одна девочка больше не заглядывала к ней. Даже лишнее молоко она выливала свиньям. Их совсем недавно стали разводить под влиянием русских. С ними у местного населения всё чаще случались встречи. Уже совсем близко, и десяти вёрст не будет, те устроили себе деревню. Промышляли рыбалкой, разводили свиней и овец с конями. Изредка кого-то из них можно было увидеть и в посёлке.

Настя тоже раза два их видела. Очень хотелось подойти и поговорить, но боялась накликать на себя ещё больших бед и воздерживалась. Думала, что отец сам с ними познакомится, когда приедет домой. А дом ли это их? Сомнительно.

Настя узнала о прибытии отца лишь под вечер. Никто ей ничего не сказал. Зато встреча оказалась такой бурной, что Тимофей сразу почувствовал неладное.

— Доченька, ты не в себе как будто. Что-то произошло? Не скрывай от меня.

Несчастная Настя, вся в слезах, поведала своё горе, и с ужасом ждала ответа.

— Поэтому ты не вышла меня встретить?

— Нет, тятя! Меня никто не предупредил. А сама я редко выхожу. Меня тут все презирают, и никто не хочет со мной даже разговаривать. Только меня и виноватят. Проклятого Бабуша что-то никто не обвиняет. Но я поклялась, что обязательно отомщу этому подонку!

— Ну что ты такое говоришь? Как ты сможешь отомстить? Ведь мы рабы. А Матвей? Я у него был только что, и он ничего про тебя мне не сказал. Странно.

— Что он может сказать? Не станет он обвинять единственного сына. Разве я для него важнее сына-преступника? Но я отомщу. Или мне не жить, тятя! — слезы ручьём полились из её глаз.

— А как вы совершили своё плавание, тятя?

— Хорошо. Даже лучше чем можно было ожидать. Вот гляди, что я привёз, — Тимофей выложил на подушечку мешочек с монетами. — Серебро. Ты никому о нём не говори. То тайна. Это может нам помочь в дальнейшем. Или ты уже что-то надумала? Смотри, доченька, дело уж очень опасным может быть. Народ здесь буйный и на расправу скор. Будь осторожна и не высовывайся без толку. Да ты и так, наверное, уже это ощутила на себе, — он обнял дочь, чувствуя внутри пустоту.

Что он может сделать, будучи рабом? Да ещё главе рода! Тут стоит долго думать, чтобы додуматься до чего-то дельного. Таки головы надо бы сберечь. А так попусту рисковать и дурак может.

Такие мысли мелькали в голове. Они не давали покоя и вечно напоминали о собственной слабости. А тут ещё Настя со своими навязчивыми мыслями о мщении! Куда ей справиться в самом логове зверя? Всё здесь против нас. И всё же следует искать пути освобождения. Осень уже началась, и море стало слишком бурным. Море придётся оставить в покое. А степью бесполезно. Догонят и в миг голов лишат. До Астрахани слишком далеко и опасно. Не доехать конями.

После долгих раздумий, Тимофей посчитал своим долгом посетить Матвея и поговорить с ним про его сына и свою дочь. Был уверен, что говорить о свадьбе просто нет никакого смысла. Перенести такое оскорбление и унижение и играть свадьбу будет кощунством. И об этом хотел хозяину сказать открыто. Была и ещё одна просьба, почти требование.

Матвей не стал запираться и принял Тимофея вполне любезно. После такого захвата судна и приказчика он просто не мог отказать в приёме и поговорить о деле первейшей важности для несчастного отца.

— Я догадываюсь, что привело тебя ко мне. Должен признаться, что сына я не одобряю и готов обсудить с тобой, как загладить сей поступок моего балбеса.

— Спасибо за понимание, хозяин, — поклонился Тимофей. — Однако мне хотелось услышать что-то более весомое, хозяин.

— Я готов тебе возместить то оскорбление, которое совершил Бабуш. Чего бы ты хотел для своей дочери? Учти, что я ей многим обязан, Тимофей. Проси.

— Я прошу свободы для дочки и для себя, хозяин. Посуди сам, как ей теперь можно жить в среде людей, что презирают её и никогда не поймут её?

— Тебя можно понять. А куда ты потом денешься? В Русь отправишься?

— Об том рано судить и гадать, хозяин. Лучше скажи, что ты об том думаешь?

— Честно говоря, мне не хотелось бы тебя отпускать. Ты мне нравишься и работаешь хорошо. И к тому же единственный русский в посёлке. Это мне приятно сознавать. И можно сказать, что ты даже оплатил своё рабство и можешь такое требовать. А я бы предложил всё же сыграть свадьбу. Сын бы женился на Насте. Мне не составило бы труда его заставить. Но будет ли толк?

— Никакого толка не будет, хозяин, — поспешил ответить Тимофей. — Настя ни за что не согласится на такое супружество. И её я понимаю. Даже одобряю, хозяин.

— Да, да! Что тут возразишь. Ладно, Тимофей. Пока живи, а я подумаю, и тебе обязательно скажу своё решение. Хочу ещё поговорить с сыном.

Дома Настя пристала к отцу с расспросами. Пришлось поведать все. Под конец признался дочери:

— Я никак не ожидал, что Матвей так по-людски провёл разговор. Он, в общем, со мной соглашается почти во всём. А мне хотелось бы получить с него больше.

— Так вы ещё будете говорить, тятя?

— Обещал подумать и мне сказать. О времени не заикался. Подождёт. Куда деваться. Осень на дворе и надо думать, как зиму пережить. Пока это главное для нас. Бежать или куда-то переезжать сейчас нет смысла. Коней у нас нет, а пешком слишком трудно. К тому же есть надежда, что Матвей сможет пойти нам на уступки и постарается увеличить плату за надругательство.

— Хорошо бы, — согласилась Настя. — Когда он закончит думать? Ещё хворь опять на него навалится и что тогда? Ты, тятя, поспеши с этим.

— Хотелось бы, дочка. Да не всё от меня зависит. Я, конечно, попрошу его поторопиться. А послушает он меня — не знаю. Да и жить тут становится невмоготу. Я тоже подпал у народа в немилость. Буду просить его… А ты чем занимаешься? — отец имел в виду её месть и девочка поняла его. Долго молчала, раздумывая.

— Ты знаешь, тятя, я всё это время искала сообщников в нашем деле. Из рабов.

— Поиски успешно идут? — встрепенулся отец и с любопытством ожидал продолжения. — Хоть кого успела уговорить?

— Два молодых раба соглашаются на побег. А я просила ещё подобрать хоть пару надёжных ребят. Больше нам и не надо. У меня сложный план, тятя. А без тебя его не исполнить никак. Его ещё надо хорошенько обдумать и всё предусмотреть.

— Всего не предусмотреть, Настенька. Всегда найдётся что-то упущенное.

— Для всего этого времени до весны у нас достаточно. Конями, сам понимаешь, не уйти. Так я посчитала, что лучше всего на судне. Баркас захватить и на нём уйти в Астрахань. Думаю, что так будет надёжно для нас. Вот с рабами хуже будет. Хотя один мне говорил, что в Астрахани охотно берут любого, кто изъявит желание поселиться в том городе или вокруг. Разного сброда там много. Сам говорил.

Отец согласился с доводами дочери. Но полагал, что многое ещё предстоит решить. Он нарочно не заговаривал о мести. Надеялся, что Настя откажется от неё.

А тем временем Матвей всё же вспомнил обещание. Слуга мрачно сказал, войдя:

— Хозяин кличет, — и, не проронив ни слова, ушёл.

— Хоть бы сказал, когда посетить его, — недовольно буркнул Тимофей. — Ладно, иду сразу же. Чего тянуть?

Он ушёл, а Настя осталась с невесёлыми мыслями в голове. Хотелось верить в успех, да её месть не давала ей покоя. А отказаться от неё она никак не хотела.

Матвей принял гостя сидя на кошме, и вид его был неважным. Тимофей поздоровался, поклонился и сел напротив. Принесли по пиале кумыса и в молчании выпили. Тимофей ждал. А Матвей вздохнул и тихо молвил, не глядя на гостя:

— Ты не передумал с отъездом?

— Нет, хозяин. Ждём весны. Зимой неудобно, хозяин. А что ты скажешь?

— Говорил с сыном. Прости, но он отказался от такого брака. Ты должен быть доволен. Особенно Настя. Я не стал настаивать, помня ваше с дочерью отношение.

— А как насчёт свободы, хозяин? — несмело заикнулся Тимофей.

— Будет тебе свобода. Весной. А пока поработаешь. Ты ведь должен понимать, что ты вовсе не раб уже. Живёшь лучше, чем простой пастух. Подождёшь. Мало осталось. Если не возражаешь, то работать станешь на ремонте захваченного судна. Справишься? Уверен, что так и будет.

— Как скажешь, хозяин. Буду на такой работе.

— И вот ещё, Тимофей. Вы с дочкой много сделали для меня, и я с удовольствием даю тебе уже сейчас десять монет серебром. Это те дирхемы, что ты отобрал у разбойников. Для начала тебе хватит.

Тимофей поклонился и благодарил за щедрость. Уточнил срок освобождения и тихо вышел. Мешочек приятно ощущался в кармане.

— Договорились? — встретила отца Настя и глаза её загорелись надеждой.

— Да, дочка, всё в порядке. Весной будем свободны. Ещё денег дал для начала новой жизни, как сказал он. Вот, гляди. Десять дирхемов серебром.

Настя с интересом разглядывала монетки. Спросила с удивлением:

— А это что за монетка? Одиннадцатая! Золотая.

— А ну-ка! Дай глянуть. Неужели ошибся? Или нарочно положил. Полагал, что нас подслушивают, и тайно положил золотую? Ну и на том спасибо. И так здорово!