Проклятая Мангазея

Глава 6

В Мангазею пришёл большой караван стрельцов, купцов, промышленных, и в городе стояло столпотворение и веселье. Рубились новые избы, достраивались стены и башни острога, собирались ватаги для веслования — весеннего промысла. В такой кутерьме Тимошке удалось найти девушку, и он уговорил её скрыться с ним, пока мать не хватилась её и не послала дьякона искать её.

— Тимошка, куда ты меня тянешь? — Агафьи испуганно смотрела по сторонам. Кругом были незнакомые люди. И она чуть успокоилась. — Люди кругом!

— Ты только этого боишься? Я люблю тебя, и уже давно! Помнишь, как мы целовались? Разве нам было плохо?

Он видел смятение на лице девушки, но отрицания не заметил.

— Я думала, что ты забыл меня, Тимошка. А ты…

— Всё время думал о тебе, любимая! Так хотел посватать тебя после получения денег. Да твой тятька и слушать не хотел. Что было делать? Я думаю, что и ты в меня втрескалась. Или нет? — пытливо смотрел он ей в глаза, но поцеловать на улице не осмелился. Она побледнела, потом краска залила лицо. Хотела что-то сказать, открыла рот и замолчала. — Чего молчишь? — шептал Тимошка.

— Я не знаю, что сказать, Тима! Я ничего не знаю! — уже громче чуть не крикнула девушка и жалобно глянула в его лицо.

— Пойдёшь со мной? Ко мне домой. Там никто нам не помешает.

— Нет! — решительно отстранилась она и с недоумением смотрела на него. — Что ты задумал? Я боюсь тебя, Тимка! Идём домой, а то мне попадёт. Запрут и не выпустят неделю. Прошу тебя, Тима!

— Ладно, — с трудом согласился он и добавил: — В другой раз поговорим ещё. А братец стал меньше за тобой следить, а?

— Вроде так. Видишь, уже что-то лучше стало. А ты знаешь, что в таком наряде ты намного лучше смотришься. Можно сказать, что ты красивый парень.

— Что толку, раз ты ничего не хочешь, — буркнул недовольно Тимошка и потянул в тупичок. — Вот, здесь народу нет, и мы сможем поговорить, — с этими словами он грубо притянул её к себе и приник к её губам. Чувствовал, как она трепещет и с удовольствием продолжал целовать её шею, щеки и опять губы. Она млела, ойкала в моменты перерыва и робко сопротивлялась, тем самым разжигая его страсть.

Наконец он отстранился и впился глазами в её красное взволнованное лицо.

— Ты любишь меня? — шёпотом спросил, но в голосе слышались требовательность и власть. Это почувствовала и Агафья. Прошептала со страхом:

— Я не знаю! Как я могу это понять? Это же впервые со мной.

— Но тебе было приятно, хорошо со мной… целоваться?

— Да! — прошептала она и подняла голову. Он воспользовался этим и снова стал целовать её в губы. Вдруг она сильно вздрогнула. То его ладонь осторожно легла на её грудь и слегка сжала. — Что ты делаешь?! — чуть не крикнула она, но не отстранилась, продолжая мелко дрожать.

Однако Тимошкина ладонь нахально протискивалась под накидку из куницы, и когда он ощутил тепло её груди, Гапка опять ойкнула и приоткрыла рот для крика.

Он тотчас схватил губами её губы и надолго присосался к ним. Она быстро затихла, но продолжала дрожать, вздыхать и даже хватать открытым ртом ещё холодный воздух. Сказать она ничего не смогла. А Тимошка сообразил, что то её возбуждение так захватило всю.

Воодушевившись этим, Тимошка сильнее нажал на грудь, схватил другую и это вызвало очередной всплеск страсти у Гапки. Она уже сама обнимала его, искала его губы, и они слились в страстном юном поцелуе.

Когда они пришли в себя, словно очнувшись, Гапка с осоловевшими глазами спросила, едва шевеля губами:

— Что это было, Тимочка? Я вся дрожу. Но мне так хорошо!..

— Это, Гашка, и есть любовь, — смело ответил Тимошка и легко и нежно поцеловал её в слегка курносый носик. — Здорово, правда? Но может быть во много раз лучше.

— Разве может быть лучше того, что мы пережили? — удивлённо раскрыла она глаза, и лёгкая улыбка недоверия скривила её губки. — А как это?..

Домой Агафья прибежала запыхавшаяся и долго стояла у калитки, перекидываясь незначащими словами с соседской девчонкой чуть моложе её. А в голове сверлила лишь одна мысль: как успокоиться и не показать своего волнения матери. А та с лёгкостью может всё увидеть по её лицу. Это страшило, беспокоило. А воспоминания только что закончившегося свидания никак не оставляли её. То и дело лицо окрашивалось румянцем восторга и мечтами о продолжении таких свиданий. Сама удивлялась, что смогла позволить этому Тимошке так вести с собой. Но как устоять, когда всё оказалось столь приятным и волнующим.

— Ты где пропадала? — услышала она голос брата Петьки. Вздрогнула и, обернувшись, зло ответила:

— Ну и вредина ты! Испугал! Чего пристал? Сама вас искала столько времени. Кругом столько пьяных! — Обернулась к девчонке: — Ладно, Ксюша, я пошла, а то дома нагоняй будет. После поболтаем.

Дома не обошлось без ругани и обещаний строго наказать за пропажу.

— Отец сегодня заставит тебя отстоять на коленях перед образами. Будешь полночи замаливать свои грехи, бесстыдница! Где шлялась?

— Вас искала, маменька! Столько народа! Даже страшно стало. Вот поспешила домой, а у калитки чуть поговорила с Ксюшей. Письменного головы дочка, — пояснила девушка.

Мать грозно взглянула на дочь, заметив несколько смягчившись:

— Знаю я эту Ксюшу. Не нравится она мне. Поменьше с ней лясы точи. Беги в поварню, работа стоит! Гулёна!

Дочь не стала спорить, понимая, что будет только хуже и поспешила раздеться.

Тело пульсировало от пережитого и никак не хотело успокаиваться. И видения тех пленительных минут продолжали кружить голову. Сердце колотилось, как телячий хвост, не хотело мириться с обыденной работой. И лишь усилием воли и страх, что мать может заподозрить её с Тимошкой позволили ей всё же приняться за приготовление ужина. Время клонилось к вечеру.

Отец всё же ограничился выговором и угрозами. Бдения не назначил, чем сильно обрадовал дочь. Та полезла благодарить его даже с поцелуями, что в семье не приветствовалось. Да отец всё же сильно любил дочь и изредка позволял вольность.

Все успокоились. Один Петька продолжал с подозрением поглядывать на сестру. Это смущало её, волновало и беспокоило.

В своей постели она никак не могла заснуть. Слышала, как вернулся Тимошка и затих в своём углу на лавке. Вспоминала все мелочи их свидания, и в который раз не могла не признать, что парень он приятный, и вполне даже красивый.

В новой одежде он выглядел весьма привольно. Немного развязно, как посчитала девица, но так даже лучше. А как жарко он целовал её. А вспомнив про тисканье её грудей, всё тело покрылось испариной и томлением. Никогда не могла представить, что такая ласка может доводить до безумия. Но так оно и было. А что он говорил о том, что может быть намного приятнее? И снова тело испытало чуть не взрыв чувств и блаженной неги. Подспудно она догадывалась, что он имел в виду. Только признаться себе было стыдно и страшно. И все эти воспоминания и мечты мешали ей заснуть и видеть сладкие сны. Лишь под утро Агафья забылась и вскочила от грубого окрика матери, требующего приниматься за работу. Казалось, что она и не спала вовсе. И тут же вчерашние приключения нахлынули на неё с новой силой.

А Петька опять встретил её наглыми глазами, сверлящими её, тревожа и волнуя.

Хорошо, что в это утро она не встретилась с Тимошкой. Было страшно даже подумать об этом. Можно сразу выдать себя.

Мысли бедной девушки разбегались. Страх и любовь мешались вместе, и постоянно раздумывала, как поступить. Отлично знала отношение родителей к Тимошке и не надеялась на что-то хорошее. Хотя… у тяти с Тимошкой что-то было! И это что-то оказалось очень похожим на некую дружбу. Спросить у Петьки? Да он ни за что не скажет. И почему иногда Тимошка всё же ночует у нас? Значит, отношение к нему у папеньки изменилось. А что за причина такого крутого отношения?

Все эти мысли проносились в мозгу Агафьи обрывочными кусочками и не успокаивали её ничуть. А спросить не у кого. Только у Тимошки. А где теперь его искать? Значит, надо знать, где он живёт или куда ходит. Лишь потом спросить у него, что за события произошли, что он стал вхож в их дом. Да и одет он во всё новое и выглядит значительно лучше. А как целует!

Даже дома она покраснела не то от смущения, не то от удовольствия, которого теперь ждать неизвестно сколько времени.

А тем временем папенька уже почти нашёл жениха. То был приказчик купцов Строгоновых, появившийся в Мангазее пару недель назад. Знала, отец ведёт переговоры, и по поведению матери можно понять, что успешно. Это просто пугало её. Мужик лет сорока, никак не меньше. Она его видела, и он ей ничуть не понравился.

А Тимка! Молод, почти красив! Как он хорош! И каким-то образом разбогател. Пусть при встрече он ей всё расскажет. Тогда у неё появится хоть что-то в своё оправдание, когда она осмелится отказаться от того жениха. Тятя убьёт её! И такая мысль настолько испугала её, что она уткнулась лицом в подушку и заревела.

А Тимка мало думал о Гапке. Как-то не стало никакого желании родниться с их семейством. Все они ему вовсе не нравились, особенно мамаша. Да и поп не лучше!

Тимка завёл себе приятеля. Мужик лет около тридцати. Промышленный. Весной вернулся с промысла. И не всё ещё пропил. Немного оставил для свадьбы.

— Два десятка шкурок обязательно оставлю. Вернусь домой — и тут же женюсь.

Звали его Игнатием, и Тимошка позволил ему поселиться в его теперь доме.

— Не маловато для начала самостоятельной жизни? — сомневался Тимошка.

— Хватит! Ещё могу пару зим пройтись по тайге. Чего-то да добуду. А потом и бросить можно. Буду своим хозяйством заниматься. Вот и проживу с семьёй.

— А невеста есть уже?

— За этим дело не станет, друг мой. Пруд пруди. Да ещё с деньгами я. Выберу получше. Имею право. А ты как с этим?

— Невесты нет, но девка есть. Пока не осмелился просить родителей. Они у неё важные люди и надежда у меня малая. Да я не спешу. Молод ещё. Можно и повременить года два-три. Куда спешить? Надо жизнь глянуть. Вот тут и осяду года на четыре. Там посмотрю.

В конце лета стадо известно, что приказчик дал своё согласие на брак с Агафьей, и Тимошка подумал, что и ему стоит поспешить. За это время они встречались около десяти раз и он замечал, как прикипела к нему Гапка. Да и у него вдруг неожиданно взыграло чувство. Был уверен, что не любовь, но что-то похожее. Несколько дней мог вовсе не вспоминать девушку. Пока не соскучился. Потом искал встречи. Они сообща её искали и часто находили.

— Милый Тима! — чуть не плакала Гапка. — Свадьба уже намечена, через месяц с небольшим! Как он мне противен! Даже голова идёт кругом, вспоминая его. Тимочка, а что ты скажешь? У тебя же, вижу, есть деньги. Может, попросишь батюшку тебе меня уступить? Ну как я смогу жить с тем стариком? Ужас меня каждый раз охватывает.

— Попросить не задача, Гапка. А что толку? Хотя есть одна мысль. Может, она нам поможет. Надо попробовать. На денежки твой тятька падок, как я заметил, а у меня они могут появиться. Да и ты могла бы закинуть удочку матушке. Она тож может позариться на лишнее богатство.

— Почему ты так говоришь, Тима? — В голосе девушки слышалась обида за родителей. — Они же мои… родные, близкие.

— Были б такими родными, так не заставляли б тебя идти за старика.

— Так ведь… как же иначе, Тима? Всегда так было, и не нам устои предков менять. Тут мы бессильны.

— То как посмотреть, милая дурочка! — и, отвлекая от опасной теми, стал целовать её мягкие сладкие губы.

Уже дома, Тимоха всё же подумал и решил не откладывать разговор. Завтра же нужно посетить дом попа и предложить себя за мешок шкурок. А то ещё пропадут или кто додумается поискать и найдёт.

И всё же старое желание не пропало. Он ещё надеялся соблазнить Гапку и овладеть ею до свадьбы. Ну, а коль поп откажет ему, то и думать нечего. В ближайшую встречу затащит её к себе и возьмёт. Был уверен, что сумеет уломать дуру.

Подумав на следующий день, Тимоха отправился в избу попа, зная, что в это время он обедает, а потом спит часок или больше. И он спешил быть до обеда.

Встречу обставил под случайность. Поп не удивился, завидев Тимошку. Но разговаривать не захотел. Лишь позволил облобызать руку. А Тимошка заспешил, заметив поспешно, боясь, что поп уйдёт и не станет слушать:

— Батюшка, я о шкурках хотел с вами поговорить, — и тут же заметил изменение в его лице. Оно стало внимательным, даже глаза чуть заулыбались. Голова крутанулась в разные стороны.

— Ты что такое говоришь, бродяга? Какие шкурки? — Говорил он негромко и это лишний раз убедило юношу в своём правильном стремлении.

— Ну… как в прошлый раз, батюшка. Может, я провожу вас в дом? Там и поговорить сподручнее, ваше преподобие.

Поп думал недолго. Кивнул и молча пошёл дальше. Тимка плелся следом.

— Матушка, ты готовь обед на стол, а мне не мешать. Я поговорить охоч с этим балбесом. Надо наставить его на путь истинный. Пошли, — кивнул он Тимошке.

Поп уселся на лавку, присосался к чашке и выцедил квас целиком. Тимке не предложил. А тому тож хотелось испить прохладного кваска. На улице было жарковато.

— Ну, говори, юный босяк. Что у тебя там ещё есть ко мне?

— Я же говорю, батюшка. Шкурки, как в прошлый раз. Продать бы с вашей помощью.

— Выходит, у тебя ещё имеются? — вытаращил глаза отец Яков. — Значит, ты меня прошлый раз обманул, негодный грешник! Ну-ка выкладывай все!

— Так не обманывал я вас, батюшка. Тогда у меня ничего больше и не было. А сейчас опять появились. Вот, помня ваше расположение ко мне, батюшка, осмелился беспокоить по такому пустяку.

Поп вполне догадывался про игру юноши. Спорить и журить не стал. Он лихорадочно думал, что и как ответить. И вдруг спросил:

— Ты, видать, всё уже пропил, и посчитал, что с моей помощью опять получить дармовые деньги? Ишь какой ушлый нашёлся, Господи, прости меня грешного! — перекрестился и вздохнул чуть ли не горестно.

— Деньги, конечно, нужны, батюшка. Однако пропивать те не стал. Целы они почти все. Разве что истратил на себя, — Тимофей оглядел себя.

— Да? — удивился поп и с интересом оглядел юношу. — А для чего тебе столько денег? Аль жениться собрался?

Тимка обрадовался, что поп сам дал повод заговорить о женитьбе и тут же сказал:

— Так и есть, мой благодетель батюшка!

— И кто же согласился пойти за такого? — глаза попа заблестели любопытством.

— Нашлась, батюшка. Да я хотел получить ваше благословение. Всё ж очень важный шаг намечается, батюшка. Благословите?

— А что ж… Дело не хитрое. Да кто она-то? Я должен знать.

— Ваша дочь, батюшка. Её хочу в супруги, — наконец брякнул он, побледнев.

Глаза отца Якова округлились, щеки стали наливаться краской. И тут он прошептал как-то странно и угрожающе:

— Как ты посмел, грешная падаль, такое мне сказать?! Как язык повернулся? О Господи, — поднял он глаза к потолку, — вразуми меня и помилуй! До чего я дошёл! Со мной хочет породниться нищий бродяга! Вон!

— Простите, батюшка, — продолжал играть Тимошка, — хотел, как лучше. Без ссоры.

— А ты, божья сволочь, говорил с дочкой? — вдруг спросил поп.

— Как мог, ваше преподобие! Она вообще ничего не знает.

Поп пристально глядел в честные наивные глаза Тимошки и долго не смог найти нужных слов. Краска сменилась бледностью лица, и он чуть успокоился.

— Не смей ничего больше мне говорить, негодный прощелыга! Больше сюда ни ногой! Спущу собак на тебя!

— Очень жаль, ваше преподобие, — вздохнул Тимошка и направился к двери. Он медлил в надежде, что поп вернёт его. Не вернул. И Тимошка вышел, окончательно решив, что обязательно обрюхатит Агафью.