Проклятая Мангазея

Глава 22

Тимофей уже в который раз расспрашивал дочь о способах общения с животными.

— Откуда я знаю, как это получается? Просто понимаем друг друга и всё тут!

— Ну тогда ты чуточку зверёныш, Настя! — серьёзно заметил Тимофей.

— Ничего я не зверёныш, тятя! А умение лечить хвори разные? Особенно открытые раны. У Тюли она тут же стала затягиваться. И четверти часа, наверное, не прошло, а вокруг всё становится лучше и боль утихает. Дар, значит, такой.

— Всё равно зверёныш! — со смехом повторил отец. — Но я такого так люблю! Ты у меня сама дар божий! Иначе чем можно пояснить, что ты выжила в тех условиях, что мы жили в тайге? И почти не болела! Правда, мать умела хорошо лечить. Но того, думаю, мало было. Сама ты уж очень походила на маленького зверька. Сама куда хотела могла пойти в тайге и не заблудилась ни разу. Как ты находила дорогу, ума не приложу! Сколько страхов натерпелись с тобой, а тебе хоть бы что! Сейчас, можешь пояснить мне? — Тимофей вопросительно глядел в расширенные глаза дочки.

— Я об том просто никогда не думала, тятя. Просто шла и выходила к нашей пещере. Как всё звери, что находят свои норы и логова чутьём или ещё как…

— Получается, что ты сама признаешь в себе что-то звериное, так ведь?

— Вроде того, — согласилась Настя и настороженно смотрела в глаза отцу.

— Стало быть, ты и есть мой зверёк, Настька! — весело воскликнул отец и обнял дочь, прижав к груди, целуя в макушку грязных волос. — А чего ты перестала купаться в море, Настя? Холодно?

Настя смутилась, но ответила, потупившись:

— Купаюсь, тятя, но не так часто. Стало неловко как-то… Вроде стыдно…

— О-о! Так ты стала взрослой, дочка! Да и то, пора ведь. Тебе скоро шестнадцать стукнет. Замуж пора думать выходить. А? — усмехнулся отец. — Задумываешься?

— Что ты, тятя! За кого тут выходить? Да мне вовсе не хотелось бы…

— Ты не хочешь замуж? — удивился отец.

— После Бабуша мужчины меня как-то не интересуют. Боязно мне даже думать о них, — покраснев, заметила Настя и опустила голову.

— Ты ещё помнишь того ублюдка? Забудь! Он того не стоит. К тому же ты жестоко отомстила ему. И можно выбросить из головы. Однако без мужа так или иначе трудно жить, девочка. Не принято вроде бы… Люди не поймут.

— Обязательно это учитывать, тятя? — скромно спросила дочь.

— Не обязательно, но тоже будет трудно. Как жить в окружении людей, которые тебя ненавидят? А в таких случаях такое сплошь и происходит. Полагаю, что ты не правильно понимаешь жизнь. Среди людей надо жить, не нарушая их уклад и хоть для видимости надо соблюдать обычаи и уклад окружающего люда.

Настя задумалась и потом сказала с неуверенностью:

— Значит, это так обязательно? Я об этом не подумала, тятя. И в Астрахани мне будет трудно жить?

— С такими повадками будет трудно, детка. Ты об том хорошенько подумай.

С этих пор Настя была молчалива, задумчива и больше уединялась. Отец с опаской поглядывал на неё, молча переживал. Ждал, что дочь сама до чего-то додумается. Знал, что Настя много времени уделяет Тюле и надеялся тоже на успех. Но пока результат был мизерным. Всего одиннадцать монет, из них только две золотые. Настроение начинало падать, как и тепло, уходящее на поддень.

Настя жаловалась, что Тюля без охоты ищет монетки.

— Разве не может получиться так, что монетки буря разбросала на большие расстояния? Тогда понятно, что Тюля ничего не может больше найти.

— Всякое может быть, Настя, — соглашался отец, но настроение от этого не улучшалось.

Уже наступили холодные дни с дождями и утренними туманами. С неба даже снежок однажды срывался. И отец с дочкой помаленьку начали мёрзнуть. А одеть ничего было. Тимофей стал что-то мастерить из кож тюленей.

А Настя всё реже виделась с Тюлей. Правда, в последний раз Тюля принёс ей из воды кошель с тремя монетками. Одна из них оказалась золотым флорином. После этого Тюля больше ничего не смог найти и достать.

— И то слава Богу! — крестился Тимофей, подсчитывая своё богатство. — Если доберёмся до Астрахани или куда ещё, так будет на что жить в первое время.

Остров покрылся снежным покровом, и жизнь наших бедолаг стала ещё труднее. Единственная радость — изба, и надежда, что сюда могут наведаться промышленные.

— Коль появятся, то смогут ли они нас забрать с собой? — говорил Тимофей. — А каким способом они могут сюда доехать? Лодками или по льду? Может, здесь льда и не бывает. Мы об том ничего не знаем.

— Если б знать как далеко до берега, устья Волги? — восклицала Настя горестно. — Если близко, то можно бы и пешком пуститься.

— С харчами трудно. Мы и так обессилили уже порядочно. А в пути что есть будем? Пустое это дело. Будем выжидать. Авось кто и сюда заявится. По избе видно, что в прошлую зиму здесь были люди. Стало быть, есть надежда и для нас.

По прикидкам Тимофея уже прошёл праздник Рождества. Никто не появился. Море покрылось льдом, но насколько далеко — неведомо. А Настя, утешая отца, заметила:

— Вряд ли до праздников сюда кто заявится, тятя. Будем ждать.

Тимофей с грустью заметил, что дочь как-то скисла. И Тюля перестал её навещать. Значит, надежда на дополнительные монетки исчезла окончательно. А это никак не способствовало хорошему настроению.

Наконец поздним вечером, когда ночь уже опустилась на остров, послышались голоса мужиков. Говорили на русском, и Тимофей тут же вскочил и зажёг жировик. С волнением в груди увидел караван саней, запряжённых конями и полдюжины мужиков.

— Это кто тут поселился? — услышал Тимофей ещё издали. Видать, заметили огонёк в оконце. — Кто такие? — голос был требовательный, смелый и уверенный.

— Неужто русаки, Господи! — прокричал Тимофей в ответ. — Потерпевшие тут мы… двое… с дочкой я, Тимофей. А вы кто будете?

— То наша изба, Тимофей! Мы на промысел тюленя приехали. Из-под Астрахани.

Обоз остановился поблизости от избы и мужики с интересом смотрели на неожиданных Тимофея и Настю. Та тоже вышла, кутаясь в шкуру тюленя.

— Ну и дела! — воскликнул один из мужиков. — Каким чином тут оказались?

— Буря выкинула нашу лодку на этот берег. Ещё летом… — ответил Тимофей и жадно рассматривал в темноте обоз и мужиков.

— Как же вы тут жили одни? Чем живот набивали?

— Так и жили, мужики. Питались, чем Бог пошлёт, да вот тюленя иногда удавалось добыть. Травку дочка собирала. А теперь и вовсе отощали. Лёд нечем пробить и с рыбой стадо совсем плохо. Оголодали мы совсем, мужики. Может, поддержите бедных?

— Куда мы денемся, Тимофей! — голос принадлежал первому мужику. — Место для нас осталось? Устали мы с дороги. Завтра всё уладим и договоримся. Меня зовут Сидором. Я главный артели. Ивашка, дай бедолагам каравай хлеба! Чай полгода не едали его. Пусть подкрепятся пока. А мы спать, и до утра нас не беспокоить!

Сидор по-хозяйски осмотрел избу. Мужики тем временем распрягали коней, задавали им корм и укладывали вещи у избы. Всё торопились отдохнуть с дороги.

Утром встали поздно и первым делом рассмотрели Настю. Та испуганно поглядывала на мужиков, переглядывалась с отцом. А Сидор, мужик ещё молодой и крепкий, оглядев Настю, успокоил её:

— Ты, девка, наших не бойся. Не тронут. У всех семьи, а я ещё холост. Батька ещё не подыскал мне невесту. Так что старайся, может, и ты пригодишься. Сколько тебе годков будет?

— Ей ещё пятнадцать, господин, — опередил Тимофей. — Рано ещё невеститься.

— Там видно будет. Что-то у тебя морда не русская вроде бы.

— Есть маленько, — ответил Тимофей. — Татарская кровь ещё видна. По матери…

— А где ж мать будет? Утонула в бурю?

— Умерла ещё давно. Дочке было лет девять. В тайге дело было.

— Ого! Издалека, значит?

— Издалека. Сам я на полночи жил с родными. Да вот занесло сюда. Судьба-то нас не спрашивает. Из Дербента бежали с дочкой. Да не судилось… Так-то…

— Ладно, живите. Отъедайтесь, потом поработаете с нами. Мы тут с месяц будем промышлять тюленя. Так и отработаете харчи и жилье, ха-ха!

Отец с Настей переглянулись, Тимофей согласно кивнул, заметив:

— Мы работы не боимся, Сидор. Отработаем, куда деться. А вы не из Астрахани?

— Нет, Тимофей. До Астрахани ещё почти сотня вёрст. Но туда часто ходим водой. Коль будет охота, то держись меня. Помогу…

Через три дня Тимофей тоже стал помогать в промысле. Каждый день артель отправлялась на промысел, вечером привозили туши битых тюленей. Настя с ужасом осматривала зверей, боясь там увидеть Тюлю. Пока ничего не узнавала. Но страх не покидал её. Да и узнать разбитые морды было трудно.

Мужики споро разделывали туши. Сало потом вытопят и продадут купцам. Шкуры тоже выделают, те пойдут на базар. Мясом питались, лишнее выбрасывали тем же тюленям, что ещё были живы. Да и рыбы без жратвы не оставались.

Так в заботах и трудах промелькнул месяц. Повеяло теплом, и Сидор заторопился с возвращением. Ивашка тоже беспокоился.

— Как бы с полудня тепло не нагнало, — опасался он. — Лёд и так не слишком крепкий. Поспешить бы…

— Завтра выезжаем, — отозвался Сидор. — Ты прав, Ивашка. Лёд может подвести. Жердей побольше наготовить стоит. А то тоже работа долгая.

Ночью ударил мороз, мужики обрадовались. Лёд укрепится. Ещё в темноте обоз, тяжело груженный, тронулся на полночь. Тимофей уже всё знал о дорогах, о пути, и с нетерпением дожидался его окончания. Настя чутко прислушивалась к разговорам, и тоже с волнением ожидала встречи с новым для неё миром русского поселения или даже Астрахани. Сейчас она уже побаивалась всего этого. И Сидора тоже побаивалась. От неё не укрылось, что этот мужик поглядывал на неё заинтересованно и вполне откровенно. Но обещание выполнил, её никто не трогал. Даже с уважением отнеслись, видя её работу и усердие. Удивлялись её выносливости и силе.

Восемь саней спешно двигались по льду моря. Иногда он не вызывал уверенности. Но мороз стоял довольно крепкий, и мужики надеялись успешно вернуться в родное село в одном из рукавов Волги. Около двухсот вёрст пути Сидор рассчитывал пройти за неделю или чуть больше.

Всё же прибыли в деревню Сидора позже. В пути пришлось почти на день задержаться. Одни сани проломили лёд и едва не ушли под воду, хлынувшую из пролома. С трудом спасли груз и лошадь с санями. Но день потеряли.

— Вот наше село, — указал Сидор на довольно высокий берег протоки, покрытой ещё крепким льдом. — Ещё четверть часа — и мы дома! Слава Богу! — все перекрестились и воздали молитвы в небеса. Их примеру последовал и Тимофей. Настя оставалась задумчивой и лишь с интересом следила, как приближается село. Там уже их заметили, несколько баб и мужиков спускались к протоке. Мальчишки с воплями неслись впереди. Спешили первыми узнать результаты промысла. Скупые приветствия сменились требованием баньки и обеда.

Сидор тут же познакомил Тимофея с отцом. То был мужик довольно старый, но бодрый. Колючие глаза тотчас уставились на прибывших чужаков. Сказал спокойно:

— Ну что ж. Дело житейское. С помощью Господа устроим прибывших. Божье это дело. Ивашка, устрой их у Устиньи. Она одна и тесно не будет.

Иван без охоты повёл гостей к Устинье. Баба она была в годах, молча прошла в избу и указала на печь. Молвила басом:

— Пока тут будете спать. Потом сами посмотрите. Девку как звать?

Отец с дочерью назвали себя, поблагодарили и осмотрелись. Изба оказалась довольно большая. Тимофей спросил скромно:

— А что, Устинья, мужа у тебя нет? А дети?

— Муж погиб два года, почитай, назад. Дети в Астрахань перебрались. Два сына. Дочь вышла замуж и живёт отдельно с мужем. Тут же, почти рядом. Платить будете или работой отдарите?

— Платить нечем, Устинья, а работы не боимся. Всё сделаем по требованию, — Тимофей поклонился и толкнул дочь в спину.

Работы оказалось много, но это не страшило гостей. Жратва стала приличной и забот пока никаких. Лишь молодые парии заглядывались на Настю, и та ломала голову — что так притягивает парней к её особе? Сама она считала себя серой и незаметной и не могла понять такого внимания к себе.

— Тятя, можно спросить у тебя?

— Что тебя беспокоит, дочка? — с готовностью откликнулся отец. — Спрашивай.

— Не могу понять, что молодых ребят тянет ко мне? Стыдно ведь…

— Ну-у-у, — протянул Тимофей. — Стыда тут нет никакого, Настя. А ответить тебе и я не смогу сейчас.

— А когда сможешь? Что мешает?

— Завтра обязательно скажу. А пока не ломай себе голову такими пустяками.

Сам он всё же задумался. Дочь сказала правду. Отбоя от ребят не было. Даже лёгкие потасовки случались, как он узнал недавно, из-за неё. Это тоже его немного смущало и озадачивало. Подумал сейчас: «Понаблюдаю я её завтра тихонько. Вдруг что и обнаружу. А девку надо успокоить. Мало ли что».

Весь день Тимофей то и дело обращал внимание на дочь и к вечеру уже созрел ответ. Самому стало немного не по себе от наблюдения дочери. Раньше он никогда не рассматривал её, как девушку или даже женщину. А она уже вполне девушка и такие могут уже свадьбу играть.

Настя вопросительно поглядывала на отца, ожидая обещанного ответа. Он это видел, но никак не решался начать разговор. А начинать надо. Куда деться…

— Вижу, вижу, Настя! — Тимофей был нерешителен. — Я понял, что тянет к тебе парней. Раньше я просто не обращал на такое внимание. Хоть ты и не красавица, однако в тебе что-то такое есть привлекательное. И это что-то настолько сильно, что каждый парень это замечает и стремится к тебе приблизиться. Словно тянет…

— Что такое может во мне быть, тятя? — чуть испуганно, спросила Настя. — Ничего я не вижу и не чувствую. Даже немного страшновато становится.

— Дочка, мне трудно тебе объяснить такое. Матери было бы легче. А я… Вот у меня в Мангазее была девка, поповская дочка. Тоже ничего особенного в ней не было. А к ней тоже тянулись молодые парни. И не только молодые. Исходит от таких девок что-то притягивающее. Скоро ты сама всё поймёшь, а мне неловко говорить.

— Это как у собак или других кого из животных, когда самцы за самками увиваются? Ты об том говоришь, тятя?

— Вроде того, — согласился смущённый отец. — Но там это происходит в определённое время, а у людей всегда. Ты подумай и сама всё поймёшь. А мой тебе совет, дочка, будь с парнями очень осторожна. С ними легко докатиться до страшного греха. Потом отмолить не всегда получится. Ты уж прости меня. Не мне такое тебе, девке, говорить. Даже в жар бросило от смущения. Тут легче у Устиньи спросить совета. Баба всё ж, и с нею легче об том говорить. Но и сама кумекай. Чай не дура какая…

Тимофей чувствовал себя утомлённым, просто разбитым, как после тяжёлой работы. Даже глядеть на дочь было неловко. Лишь подумал, что девку пора приобщать к пониманию того, что жизнь изменилась. А это его беспокоило.

Настя на самом деле серьёзно задумалась над словами отца и несколько дней ходила молчаливой и замкнутой.

Наступила настоящая весна. Апрель растопил льды, вода в протоке нагрелась, Настя с удовольствием принялась купаться ежедневно. Уходила подальше в камыши, где её никто бы не смог обнаружить, стирала одежду и купалась. Иногда приносила небольшого осётра, тогда устраивали пир. Лукошко трав всегда было на столе, баба Устинья ворчала на такое, стыдя за примитивную еду.

— Бабушка, — возражала Настя мягко, — то самая полезная еда. Куда полезнее любого мяса и рыбы. Правда, икра тоже очень полезна. Так что вам есть её обязательно. Иначе можно заболеть разными хворями.

— Я не коза какая, — ворчала бабка Устинья и отодвигала миску с салатами.

Скоро Тимофей узнал, что готовится большая лодка для поездки в Астрахань. Дома он с волнением заявил дочери:

— Готовится поездка в Астрахань. Я намерен упросить Сидора взять нас туда. Хватит сидеть в этой глуши. Пора кончать со скитаниями по чужим местам. Надо наконец нам определиться самим. Готовься!

Тимофей видел, что Настя чем-то недовольна или просто не хочет менять жизнь. Но даже не пожелал спросить причину такого отношения. Всё было договорено, и он намерен выполнить свои и её задумки. А присмотревшись к дочке, понял, что тут не обошлось без парня. Кто он? Признался, что проморгал его. Накручивать себя не стал, понимая, что начинается новая жизнь и не стоит задерживаться в старой.

На четвёртый день лодка уходила в Астрахань с грузом жира и шкур тюленей. Были ещё бочки с икрой и солёной рыбой.

Сидор со смешинками в глазах, заметил Насте:

— А я подумывал о тебе, как о невесте, Настя. И отец вроде бы был не против.

— Ты же вдвое старше меня! — улыбалась девушка с затаённым недовольством.

— Вот невидаль! Такое сплошь случается. Зато у меня будут деньги и достаток.

— А я тебя не люблю, Сидор! — глаза её лукаво улыбались и лицо сияло. Ей было приятно внимание серьёзного человека. — Мне хотелось бы жить в городе. Никогда даже не видела города. Слыхала, что там интересно.

— Можно было б и в городе обосноваться, — улыбался Сидор. — Отец стар и болеет.

В словах Сидора звучали неприятные нотки, и Насте то не понравилось. Как-то сразу он показался чужим и неприятным.

Сидор ещё несколько раз за долгую дорогу заводил подобные разговоры. Настя же оставалась холодна и замкнута при нём.

— Что это с тобой? — как-то спросил он, с любопытством глядя в её посуровевшие глаза. — Обидел чем?

Она не ответила, лишь неопределённо пожала плечами. Разговаривать не хотелось.

Астрахань встретила новых гостей шумом, толчеёй грязного разноплеменного люда. И говор у всякого был свой. Правда, почти все как-то изъяснялись по-русски.

— Вот и Астрахань, — услышала Настя у самого уха слова Сидора. — Смотри, определяй, как намерена тут жить. Мне такое мало подходит. Не передумала? — неожиданно спросил Сидор таинственным голосом.

— Ты о чем? — не поняла Настя, но тут же по глазам догадалась, о чём он. — И не думай! Я ещё маленькая! — и опять её глаза улыбались озорно и заманчиво.

— Пожалеешь! — вздохнул Сидор и отошёл по делам. Они ждать не собирались.

— О чём он? — кивнул Тимофей, подойдя.

— Да всё о том же. Предлагает жениться.

— Отказала? — пытливо посмотрел отец на дочку.

— Он мне не нравится, — резко ответила дочь. — В нём что-то есть нехорошее, тятя. Да и стар он для меня.

— Ну это-то ты зря, Настенька. А жених он вполне достойный. Но как знаешь.

— Спасибо, тятя! — воскликнула Настя и глазами, полными любви смотрела в его лицо, заросшее давно не стриженой бородой. — Что нам делать тут?

— Пока поселимся в караван-сарае или на постоялом дворе. Последнее мне больше подходит. Нет желания с неверными жить рядом. А ты как с этим?

— Как ты, тятя! — блеснула она глазами со смешинками в уголках. — Будем прощаться? Мне не терпится побыстрее пройтись по городу. Устроимся, и можно будет, а?

— А как же! Надо познакомиться с городом. Тут так шумно и тесно! Непривычно нам будет. В Дербенте и то не так тесно было. Зато тут больше своих, русаков.

По прошествии недели дочь с отцом уже достаточно освоились с городом. Тимофей всё присматривался к людям торговым, купцам, мечтая завести знакомства и с их помощью начать собственное торговое дело. Часто сидел в кабаках и прислушивался к разговорам соседей.

Жили пока на постоялом дворе, но приоделись с дочкой. Этого требовали предстоящие дела. Одновременно искали подходящее жилье. Дешёвое и поближе к домам богатого люда. Пока ничего подходящего не находилось.

— Тятя, как долго ты намерен заниматься поисками? — спросила дочь поздно вечером при лучине. — Не слишком ли затягивается это у нас?

— Ничего сразу не получается, Настя, — серьёзно ответил Тимофей. — Мы ещё плохо узнали возможности устроить свою жизнь. Я вот подумал, что стоит попытать рыбаков. Думается, что их можно собрать в артель и заняться рыбным промыслом.

— Тут их и так много, — с сомнением ответила дочь. — Сможешь ли ты устоять против уже имеющихся артелей? Новичков завсегда плохо принимают.

— Потому и стоит поглядеть, что тут с этим и как. Завтра и начну. А ты тут сама поживёшь несколько дней. Особо не шляйся. Береги себя.

Настя кивнула, а по её лицу отец понял, что девка побаивается. Промолчала, понимая важность отцовской заботы.

Тимофей вынужден был сильно задержаться. Дело оказалось сложнее, чем он гадал. Как и предрекала Настя, промышленные без охоты расставались со своими тайнами, многие пугали трудностями. Лишь рыбаки могли себе позволить откровенные разговоры, именно от них Тимофей узнал самое главное о рыбном промысле.

Потому вернулся домой через неделю. Настя встретила отца осуждающим взглядом. Тот тут же стал оправдываться и поведал о результатах поисков работы.

— Так получилось, Настенька, — говорил отец, гладя по её гладко причёсанной голове. — Слишком трудное и долгое дело оказалось. Пришлось потратиться изрядно. У тебя всё в порядке?

— В порядке, да я сильно переживала, тятя! Обещал скоро. Ладно уж, рассказывай подробнее. Мне же интересно.

— Узнал, что дело трудное, но можно браться. Понял, что для начала стоит поглубже запрятать свою жадность. Буду платить работным людям больше. Доход уменьшится, зато будут людишки добросовестные. Для начала это очень важно.

— А старые промышленные не окрысятся на тебя? — усомнилась Настя.

— Как без этого, дочка? Обязательно! Да мы не станем сильно большое дело заводить. Пусть думают, что на большее мы не способны. Постепенно расширимся. Пока и малым удовлетворимся. Лишь бы на жизнь хватало. Две лодки вполне нас с тобой устроят. А через год посмотрим, как дела пойдут.

— Слыхала разговор, тятя. Мужики говорили, что их, промышленных, сильно власти прижимают. Податями разоряют. Разными бумагами стращают. Как с этим будешь справляться? Ты ведь читать не умеешь! А писать и того труднее, как я узнала.

— Тут ты, доченька, не права. Твой батька читает отменно. Не одну книгу в своё время прочитал. С письмом похуже, но тоже могу. Я ведь в монастыре жил год. Там научился. Не хотелось, да пришлось. Стало быть, и такое может пригодиться в жизни. Правда, вспомнить многое надо. Но то дело наживное. Не заново учиться.

— А читать на самом деле так трудно научиться? — Настя вопросительно расширила глаза. — Я бы хотела попробовать.

— Тебе такое к чему? — удивился отец. — Женщинам то без надобности. Редко какая из них осилит ту науку.

— Я ведь настырная, тятя. Научишь?

— Глупости то, дочка. Много надо будет запоминать. Осилишь ли?

— А что мне тогда делать? Одним хозяйством заниматься? Прошу тебя!

— Ладно, посмотрим. Заладила! — недовольно закончил Тимофей.

Ещё не заснув, Тимофей всё же улыбнулся, вспомнив разговор с дочкой. Как ни верти, а приятно слышать такое от девки, его дочке. Да и мне стоит всё вспомнить.

С этим он заснул и снов не видел. Устал за неделю.

Однако дела навалились сразу и времени для обучения дочки у Тимофея не находилось. Если не считать, что она сама частенько спрашивала о буквах, тыча в книгу пальцем и спрашивая название и произношение букв. Тимофей отмахивался, говорил быстро, и тем заканчивал обучение.

А к середине лета у Тимофея появились две лодки и пять работных рыбака. Дело пошло, а сам делец уже занимался сбытом улова и заготовкой икры. Жили очень скромно. Тратить опасались. Работным людям надо было платить, сборщикам податей хабаря давать, а с деньгами было в обрез, и их стоило беречь. Тем более, что неизвестно как ещё с доходом будет. Всё это сильно волновало Тимофея и настроение его часто случалось пасмурным. В такие дни Настя старалась ему не докучать глупостями и мелочами жизни.

Тимофей скоро понял, что затеянное дело слишком трудно, а опыта у него мало. С ужасом ждал осень, когда можно будет подсчитать затраты и доход, если будет.

Поздней осенью Тимофей с мрачным лицом вынужден поведать дочке печальные итоги прошедшего сезона.

— Все деньги потратили, дочка. Осталось совсем ничего. Как начнём промысел?

— На жизнь хоть хватит? — испуганно спросила Настя.

— На жизнь хватит, — уверенно ответил отец. — Но тоже надо без лишних трат. Хорошо, что ты у меня не требовательная девочка. Умеешь сохранять добро. Надо тебе состоятельного жениха искать.

— Это так необходимо? — испугалась Настя.

— А как же? Да и ты уже вошла в возраст. А пока найдётся, пока то да се — и совсем пора будет. Да ты что-то не рада, вижу?

— Не рада, тятя. Боязно мне такое принять на себя.

— Всем боязно бывает, — возразил отец. — Да как можно без семьи? Вот и я подумываю себе жену подыскать. Сколько можно бобылём ходить? Думаю, что через год у нас дела пойдут лучше, и к этому времени можно всё устроить. Вместе и свадьбу сыграем. Всё дешевле станет.

— Значит, тятя, ты моего желания учитывать не хочешь? — Настя не смотрела на отца. В её поведении сквозила неприязнь и сопротивление. Но только на вид. Сама она тоже понимала необходимость такого шага для семьи, для дела, что начал отец. А сердце колотилось в тревоге и страхе. Тут же в памяти всплыли картины насилия, и протест был готов вырваться наружу. Сдержалась. Подумала, что до этого ещё далеко, и всё может случиться не по плану или желанию.

— Хотелось бы, Настенька, да жить как-то надо. А ты девка заметная. Может, сама что подыщешь себе. Год впереди ещё.

Настя не отозвалась, а Тимофей погрустнел. Так не хотелось насиловать любимую доченьку. Посчитал за лучшее пока не настаивать. Время само может многое изменить. Решил ждать и надеяться, что с Настей всё уладится к лучшему.

Все же работники его были довольны и обещали в новый сезон опять заниматься рыбалкой и заготовкой икры. К тому же Настя опять стала мариновать сельдь. В ближайших домах поговаривали, что её селёдка оказалась лучшей в округе. Покупали охотно. Оказалось, что за зиму удалось накопить больше пяти рублей серебром.

— Твоя дербентская затея оказалась вполне прибыльной, Настя, — хвалил её отец.

— На свадьбу коплю, батюшка! — весело блеснула глазами. — Хотела рублей десять насобирать, да что-то не выходит.

— Ещё есть время, дочка! — улыбался отец, полагая, что дочка что-то уже имеет в вицу. Не утерпел с вопросом так волновавшем его: — Неужели сама встретила жениха? Было бы знатно! Или ошибаюсь?

— Ошибаешься, тятя, — опять лукаво заблестели её глаза, а отец в растерянности вопросительно уставился на дочь.

— Был уверен, что нет, — с сожалением ответил Тимофей. — Неужели так никого не смогла найти? Печально.

— Разве девушка может на такое пойти, тятя? Самой искать жениха! Сказал тоже!

— А что? Ты у меня самостоятельная девочка. Надеялся, признаться. Жаль, что не повезло. А весна на носу уже. Февраль заканчивается. И тебе уже шестнадцать.

Настя всё так же лукаво поглядывала на отца и помалкивала. Тот был в замешательстве и ломал голову в поисках решения такого щекотливого и важного вопроса.

А у Насти сердечко уже билось тревожно и замирало от некой мысли, которую она тщательно скрывала. Даже себе боялась признаться и подумать над этой мыслью. А поведать отцу такое и осмелиться не могла. Ждала, что всё само произойдёт. Или ей самой придётся кое-что сделать, осмелиться переступить обычай. И всё это часто бросало её в краску, и тело томительно пульсировало при одной только мысли.