Глава XVI Неожиданный враг

Сердце английского юноши охвачено радостью: Крестоносец словно говорит ему: «Видишь, я не оставил тебя»; к тому же он рад, видя, что конь способен находить пропитание в дикой местности. Если когда-нибудь удастся спуститься с горы, конь и хозяин могут еще встретиться. Но к радости примешивается страх, который заставляет Генри Трессилиана быстро посмотреть налево, где за стенами утесов видна небольшая часть лагеря индейцев; он каждое мгновение ожидает, что оттуда вырвется группа всадников и снова начнет преследование его любимца.

Крестоносец как будто опасается того же; он стоит неспокойно и время от времени смотрит в сторону корраля из фургонов и на сотни лошадей за ним. Смотрит подозрительно: это те самые лошади, с которыми он отказался сближаться; может, он гадает, где остальные лошади, его спутники по каравану. Так это или нет, но он не приближается к прежнему месту, держится подальше от него. Он стоит так близко к хозяину, что тот может его окликнуть, и молодой англичанин едва не посылает ему дружеское приветствие, но сразу понимает, что это неблагоразумно. Это худшее, что он мог бы сделать для коня. Крестоносец определенно узнает его голос и ответит ржанием, а это, в свою очередь, поднимет лагерь койотерос и насторожит дикарей.

Больше получаса черный конь стоит спокойно, и есть несколько причин, по которым его не могут увидеть. Он на противоположном, западном берегу ручья, который окаймлен полосой тростника и кустов; эта полоса разрывается, но тут и там тянется непрерывно на несколько ярдов, и конь стоит за одним из таких участков; даже в яркий день, а день уже наступил, он остается невидимым со стороны лагеря.

Но скоро индейцы поведут лошадей на водопой к озеру, и тогда у Крестоносца не будет шансов оставаться незамеченным.

Еще более внимательно наблюдая за конем — что-то в его поведении кажется ему странным, — Генри Трессилиан удивленно смотрит на него, сердце его громко бьется. Что если индейцы снова окружат его и на этот раз будут искусней оперировать лассо? Крестоносцу не может всегда везти.

Пока он об этом думает, до слуха юноши и остальных караульных доносится звук, который сразу заставляет их посмотреть в противоположном направлении. Слышно много громких возбужденных голосов. Голоса мужчин, крики женщин, плач испуганных детей — все это доносится от нового лагеря у источника.

Караульные оставляют свой пост и бегут к oro de agua. Звуки неожиданные и загадочные! Единственное предположение: индейцы сумели по какому тайному, известному только им пути подняться на месу и теперь нападают с тыла. Какой враг еще мог так испугать обитателей лагеря? Во всех голосах слышен страх.

Молодой англичанин бежит первым, раздвигая ветви и перепрыгивая через упавшие стволы. Висенте, в одной смене с ним, бежит следом, хотя у него нет таких стимулов торопиться: в смеси голосов Генри Трессилиан слышит милый голос, умоляюще зовущий его по имени.

Только выбежав на самый край поляны, они видят причину этого дикого смятения, хотя на несколько шагов раньше Висенте о ней уже догадался. На ветвях деревьев, так высоко, как они могли забраться, сидят мальчики и девочки; они как будто забрались туда, чтобы посмотреть удивительное зрелище.

— El orso — гризли. Должно быть, он, — говорит на бегу Висенте.

Так оно и есть. Так загадочно призванные караульные видят на другом конце поляны, окружающей источник, двух гигантских зверей: один стоит на четырех лапах, другой — на двух. Это звери, встреча с которыми самая опасная в пустынных местах Америки. Они настолько равнодушны к соотношению сил, что могут напасть на двадцать человек, и известны случаи, когда они нападали на хорошо оборудованный лагерь, вызывали страшный переполох, и приходилось использовать все средства, чтобы защититься от них.

Индийский тигр и африканский лев не так страшны, как ursus ferox в тех местах, где он обитает.

Странно, но пара в конце поляны не проявляет намерения нападать на лагерь; звери как будто забавляются тем, какой переполох вызвало их появление. Зверь, стоящий на задних лапах — это самец, — машет лапами, как фокусник; самка время от времени тоже встает на дыбы, словно ассистент жонглера, и весь этот спектакль кажется очень комичным. Трагическая часть его еще не началась, и по двум причинам.

Первая в том, что гризли редко нападает сразу; он оказывается на поле боя скорее случайно, чем с заранее принятыми враждебными намерениями. Но если его разозлят, горе тому человеку или лошади, которые оказываются в пределах досягаемости его мощных лап! Известно, что своими огромными кривыми когтями в несколько дюймов длиной гризли может сбить на землю быка или лошадь, как терьер кролика.

Бросив взгляд на палатки, Генри Трессилиан видит, что сеньора внутри одной из них, ее лицо видно сквозь отверстие, а Гертруда снаружи рядом с отцом. Девушка как будто ведет себя храбрей окружающих взрослых. Ее храбрость объясняется тем, что она видит юношу, бегущего к ней с ружьем в руках.

К этому времени остальные тоже схватили ружья и, предводительствуемые мажордомом, готовятся стрелять в медведей. Гамбусино, который их раньше не замечал, теперь видит и понимает их намерения. Он пытается их остановить и громко кричит:

— Ради вашей жизни, не стреляйте! Они могут уйти…

Слишком поздно. Его последние слова заглушает грохот выстрела большого ружья мажордома, и самец опускается на четвереньки; он очевидно ранен, но легко; последующие движения говорят, что рана у него не страшней царапины или укола булавкой. Он словно испытывает зуд и, кусая рану, хочет от него избавиться. Однако он очень рассердился, потому что снова встает на задние лапы, поворачивает голову, презрительно фыркает и рычит. Рычание говорит о боли или о стремлении отомстить.

Ни самец, ни самка не собираются отступать; они как будто действуют согласованно и понимают друг друга, и это заставляет их оставить свое место и бежать к палаткам и шалашам. Бегут они очень быстро и сразу оказываются у палаток; самка мгновенно хватает мальчика, который, испугавшись, упал с ветки прямо перед ней, и убивает его одним ударом мощной передней лапы. Но он не остается неотмщенным; она в ярости ищет новую жертву и оказывается так близко, что ружья буквально упираются в ее длинную косматую шерсть. Одновременно раздаются выстрелы восьми или десяти ружей, и самка падает на землю.

Но самец, более грозный, стоит, и где эти восемь или десять ружей, чтобы нанести ему последний удар? В руках осталось только четыре заряженных ружья; большинство тех, кто успел схватить ружья, инстинктивно бросились к самке, напавшей на мальчика. Но эти четыре ружья защищают палатку, в которой находятся сеньора Виллануэва и ее дочь. Нет надобности говорить, что эти защитники: дон Эстеван, Роберт Трессилиан, его сын Генри и гамбусино. Защита надежная, потому что, помимо ружей, они вооружены ножами и двуствольными пистолетами.

Они набросили плащи и темную одежду на палатки, чтобы сделать их менее заметными, но медведь как будто охвачен мстительным намерением напасть именно в этом направлении и идет прямо к палатке.

— Позвольте мне выстрелить первым, сеньоры, — просит Втисенте. — Я буду стрелять с колена, и моя пуля может заставить его повернуться; тогда стреляйте ему в бок и цельтесь ниже плеча.

Говоря это, гамбусино опускается на одно колено, поднимает ружье к плечу — и вовремя, потому что медведь уже в десяти шагах от него. Громкий выстрел, клок шерсти вырывается у медведя с правой стороны шеи: Висенте попал туда, куда хотел, и его план сработал: медведь повернулся, чтобы укусить раненое место, и следующие выстрелы пришлись ему в бок. Пули из четырех ружей со вдвое большим количеством пуль, образовали неправильный круг размером с человеческую голову. Ни пистолеты, ни ножи, ни другое вспомогательное оружие не понадобились: не успело прекратиться эхо выстрелов, как медведь испустил последний вздох.

Загрузка...