Пропавшая гора

Глава III Бег к воде

Тем временем с щелканьем кнутов и криками «Anda!», «Mula maldita!»[5] шахтеры продвигаются к Потерянной горе. Движутся медленно потому что у животных, измученных долгой жаждой, едва хватает силы, чтобы тащить фургоны. Даже вьючные мулы с трудом идут под грузом.

Глядя на возвышение с того места, где они остановились, шахтеры, как и англичанин, сомневались в оценке расстояния, сделанной проводником. Люди, большую часть жизни проводящие под землей, так же беспомощны, как моряки на берегу, которые знают только внутренности питейных заведений. Поэтому их сомнения в словах Висенте естественны. Но мулы и погонщики знают больше, и они понимают, что гамбусино говорил правду.

Достаточно одного часа, чтобы шахтеры убедились в своей ошибке; через час, хоть они движутся непрерывно и с максимальной доступной для них скоростью, гора кажется такой же далекой, как раньше. А еще через час уменьшение расстояния до горы почти не заметно.

Солнце садится, оно почти у самого горизонта, когда они подъезжают достаточно близко с серро, чтобы увидеть своеобразные очертания горы — потому что они очень своеобразны. Гора продолговатая и со стороны напоминает гигантский катафалк или гроб; ее вершина — крышка. Однако ее горизонтальные линии разрывают деревья и кусты, которые четко видны на голубом фоне неба. Стороны мрачные, крутые и высокие, в пятнах растительности, на карнизах и в ущельях, где могут пустить корни растения-вьюнки. Гора длиной в милю, расположена почти точно с севера на юг, ширина почти вдвое меньше длины. Высота около пятисот футов. Не очень похоже на гору, но высоты достаточно, чтобы сделать это возвышение заметным на большом удалении на гладкой равнине. Гора особенно заметна, потому что она одна, ни возвышения, ни хребта нигде во всей сьерре. Она выглядит одинокой и потерянной — отсюда ее своеобразное название.

— В каком ее конце озеро, сеньор Висенте? — спрашивает старший Тресиллиан, когда они по извилистой тропе приближаются к горе; как и раньше, он, дон Эстеван и проводник идут впереди.

— В южном, более узком конце, твоя милость. И для нас это очень хорошо. Если бы оно было в другом конце, нам пришлось бы идти не меньше мили, чтобы добраться.

— Как это? Я слышал, что Серро меньше мили в длину.

— Это верно, сеньор. Но внизу по ллано много камней, они на сотни ярдов от горы и лежат так часто, что фургоны не пройдут. Вероятно, упали с вершины, но всю жизнь я удивляюсь, как они могли рассыпаться так далеко.

— Значит, все-таки рассыпались, Педро, — говорит дон Эстеван. — И ты изучал их с какой-то целью. Но давай не обсуждать геологические проблемы. Меня больше интересует кое-что другое.

— Что именно, твоя милость?

— Я слышал, что индейцы часто бывают у Серро Пертидо. Хотя не вижу никаких следов пребывания людей, но кто знает, где они могут быть?

Это он говорит, осмотрев основание горы во всю длину в полевой бинокль, который дон Эстеван всегда носит с собой.

— Поэтому, — продолжает он, — я считаю разумным, чтобы пять-шесть человек поехали впереди, те, у кого лошади посильней, и убедились, что дорога чиста. Если здесь много краснокожих, мы успеем вовремя построить корраль и защититься от нападения.

Прежде чем стать хозяином шахты, дон Эстеван был военным и участвовал во многих компаниях против местных племен команчей, апачей и навахо. Поэтому гамбусино относится к совету серьезно и одобряет его. Конечно, в группу разведчиков должны войти добровольцы.

Короче говоря, во время еще одной краткой остановки отбираются добровольцы, с полдюжины смелых мужчин, у которых лошади еще сильны и могут скакать быстро, если их начнут преследовать индейцы.

В числе этой полудюжины Генри Трессилиан, он сразу откликается на призыв. Не боится, что лошадь подведет и не даст ему уйти от преследователей. Он на благородной лошади арабской породы, угольно-черной, с тускло-коричневыми пятнами на бедрах и на морде. Не зря молодой хозяин делил с ней свой скудный рацион воды, даже самую последнюю порцию сегодня утром.

Через несколько минут добровольцы отобраны, они получают последние указания, и группа выступает.

Старший Трессилиан не возражает против присутствия в ней сына; напротив, гордится его смелостью и восхищенными глазами следит за ним, когда он уезжает.

Еще один взгляд, с котором смешиваются гордость и страх, следует за молодым человеком. Это взгляд Гертруды Виллануэва. Она гордится тем, что тот, кому она отдала свое молодое сердце, так храбр, хотя впереди может ждать опасность.

— Adelante[6]! — восклицает распорядитель каравана, который называется мажордомом, и снова приходится хлопать кнутами, потому что упрямые мулы начинают движение неохотно и с трудом.

Но через двадцать минут их поведение меняется. Лошади и мулы — все животные в караване — подняли головы, насторожили уши и расширили ноздри. Заразился даже идущий в тылу крупный рогатый скот, коровы низким мычанием ответили на ржание лошадей и крики мулов. Звуки смешиваются, словно в аду, и слышен голос мажордома:

— Guarda, la estampada[7]!

Действительно животные устремляются вперед, и все понимают причину. Они учуяли воду, и больше не нужно подгонять их кнутами и криками. Напротив, погонщики и пастухи не могут их сдержать, потому что это борьба против самой природы. Закусив удила и не обращая внимания на узду, лошади и мулы одновременно бросаются вперед, словно стая оводов вонзила им в тело свои ядовитые жала.

Под крики в полном беспорядке тяжело груженные фургоны, легкие и быстрые, как велосипеды, с грохотом несутся по земле. Потому что здесь, у основания горы, поверхность усеяна камнями; некоторые из них такие большие, что фургоны, переезжая через них, едва не переворачиваются, и женщины и дети в них громко кричат. Больше никто не думает об индейцах; и так достаточно опасности: здесь сломанные кости означают смерть.

Но никаких несчастных случаев не происходит. К счастью — больше благодаря удаче, чем действиям людей, — фургоны сохраняют равновесие, а те, что в них, свои места¸ пока движение не прекращается. Все видят впереди воду, освещенную лучами заходящего солнца; на краю воды полдюжины всадников — это разведчики, удивленные таким быстрым появлением каравана.

Но животные, по-прежнему в спешке, не дают возможности для объяснений. они заходят в озеро, лошади, мулы и коровы смешиваются и не останавливаются, пока не оказываются в воде по брюхо и вода заливает им ноздри. Больше они не ржут и не мычат, но довольно пьют.