Глава XVII Новая погоня за Крестоносцем

Сцена, полная действия и возбуждения, заняла, однако, совсем немного времени: прошло едва две минуты с того момента, как гризли показались на краю поляны, и теперь они лежат мертвыми — жертвы собственной свирепости.

Все могло кончиться по-другому, и часто в подобных обстоятельствах так и кончается. Известно немало случаев, когда с десяток обитателей лагеря становятся жертвами безумной ярости одного-единственного гризли. К счастью, все шахтеры попали в цель — несомненно, потому, что стреляли с очень близкого расстояния: толстая прочная шкура этого животного почти пуленепробиваема: однажды медведь был ранен дюжиной пуль и унес их с собой.

Очевидность опасности и невозможность сбежать от нее придали шахтерам храбрость отчаяния и сделали их бесстрашными при нападении; иначе они могли бы стрелять в зверей с дальнего расстояния и промахнуться. Тем не менее ущерб большой, и вслед за выстрелами звучат плач и крики: женщины собрались вокруг тела единственной жертвы ярости животных. Мальчик изуродован, параллельные все еще кровоточащие разрезы на груди — следы когтей и большая рана на шее, куда пришелся первый удар.

— Esta Pablito Rojas! — крикнул кто-то, назвав имя мальчика. И сочувственный хор подхватил: — Pobre! pobre-ceti![12]

Но один человек не принимал участия в этом изъявлении горя — Генри Трессилиан. Его больше нет в лагере, потому что, как только был убит второй гризли, юноша, удивив всех, вернулся на наблюдательный пост. Среди удивившихся Гертруда: ей показалось странным, что он не задержался, чтобы высказать слова сочувствия. Он только произнес кличку своего коня, которая хорошо известна девушке, и ушел

Теперь с прежней точки он снова видит Крестоносца, который стоит на прежнем месте и, по-видимому, остается незамеченным. Это больше, чем ожидал Генри, но у этого есть причины: вероятно, крики и стрельба наверху на время отвлекли индейцев. Но долго это не продолжится, и хозяин Крестоносца считает мгновения до момента, когда лошадь увидят и погонятся за ней.

И проходит этих мгновений немного. Почти сразу после возвращения на свое место он замечает, что группа всадников, человек шестьдесят, движется вдоль утеса; движутся они не поспешно, не в смятении, а неторопливо длинной линией, которая растягивается по ллано.

Крестоносец тоже их видит и реагирует спокойно; вдоль ручья растет свежая трава, которая занимает его на время. Очевидно, что он причина передвижения индейцев, хотя они не направляются прямо к нему, очевидно, хотят окружить.

Почему он позволяет, чтобы его окружили и так легко смогли приблизиться? Такие вопросы задают себе стоящие наверху шахтеры: караульные вернулись на пост, и с ними пришли другие зрители.

Один из них говорит:

— Он не позволит захватить себя в ловушку. Скорее в ней окажутся индейцы. Смотрите! Они начинают это понимать!

Это говорит Педро Висенте, показывая на длинную линию всадников.

Цепочки всадников направлялись на запад, приближаясь к ручью; но, приблизившись к нему, они неожиданно, словно в удивлении, останавливаются. Потом все резко поворачивают и движутся назад, на восток, галопом скачут к лагерю. Они обнаружили, что через ручей невозможно переправиться.

— Эта лошадь — настоящий demonio, — говорит Педро Висенте. — Она, должно быть, знала, что они не смогут перейти разбухший ручей, иначе не стала бы вести себя так и стоять на месте. Но они еще не отвязались от нее. Смотрите: они обходят озеро.

Именно это делают индейцы, направляясь к тому месту, где у входа в расщелину начинается озеро. Впадающий в озеро ручей они пересекают без труда: как только кончился дождь, ручей вернулся к своему обычному состоянию, превратившись в мелкий ручеек.

Как мрачное, неприятное зрелище, проходит перед взглядом Генри Трессилиана когорта дикарей, один ряд спускается за другим и исчезает из вида, пока на равнине внизу не остается ни одного живого существа, кроме самого Крестоносца.

Следует долгий интервал без событий. Проходит почти час. Крестоносец продолжает спокойно пастись, переходя с одного места на другое. Индейцев все это время не видно, и ни звука не доносится с того направления, в котором они исчезли.

Но вот звук раздается — резкое ржание черного коня; он поднимает в воздух гриву, отступает по дуге и стремительно уносится, как будто убегает от наступающего врага; и тут же показывается и этот враг — из-за основания утеса выезжают один за другим несколько всадников, все они скачут галопом.

Крестоносец скачет вниз по течению параллельно ручью, как бежал и раньше от тех же самых преследователей. Кажется, сейчас они не смогут его догнать, потому что он с каждым прыжком, даже не напрягаясь, увеличивает расстояние. Но что это?

— Santos Dios! Они опередили его. Milraya! Какая жалость!

Это снова восклицает гамбусино, видя впереди еще одну группу всадников, направляющуюся к ручью с явным намерением перехватить коня.

Крестоносец тоже их видит, они совсем близко от него; отказываясь от прежнего направления, он резко поворачивает и скачет на запад, пытаясь вырваться из окружения; вскоре он исчезает за скалой.

Преследователи поворачивают за ним и тоже один за другим исчезают из вида, и снова эта часть ллано возвращается к прежнему строгому и дикому спокойствию.

Для большинства наблюдателей эта гонка не представляет особого интереса. Немногие следили за ней, потому что людей занимают другие, более насущные интересы. Один за другим они возвращаются к ojo de agwa, чтобы исполнять свои дневные обязанности.

Но молодой англичанин по-прежнему стоит на наблюдательном посту, смотрит на равнину внизу и напряженно прислушивается к звукам с запада — прислушивается со страхом, потому что боится услышать выстрелы.

Дикари, не поймав коня своими лассо, могу попытаться застрелить его. Именно этого боится молодой хозяин Крестоносца, именно это занимает его мысли.

К счастью, ненадолго. Менее чем через час всадники по двое и по трое возвращаются из-за озера, направляясь в свой лагерь. Так продолжается, пока с расстроенным видом не появляются последние. Захваченного Крестоносца с ними нет. И не были слышны выстрелы; скорее всего он снова ушел от них.

Загрузка...