Пропавшая гора

Глава XXX Индейцы возвращаются из набега

Прошло еще десять дней, и осажденных по-прежнему неусыпно стерегут: постоянная сильная стража дежурит в двух местах, где можно спуститься на равнину.

За все это время ничего не нарушало монотонной жизни осажденных. Один день неотличим от другого, людям нечем заняться, только караул в голове расселины продолжает бдительно наблюдать за индейским лагерем.

И все же в жизни и во внешности осажденных произошли большие изменения. Продовольствие заканчивается, порции уже давно срезали наполовину, и на лицах заметны следы голода. Бледные худые щеки, впавшие глаза; самые слабые пошатываются на ходу, и место начинает напоминать больницу, а не лагерь путников. Они неверно рассчитали припасы, которые кончились гораздо быстрей, чем ожидалось.

В таком тяжелом состоянии они по-прежнему не уверены в судьбе своего посыльного, опасения в его безопасности усиливаются с каждым днем — с каждым часом. Они не думают, что он пал от руки койотерос. Напротив, убеждены, что ему удалось уйти, иначе в лагере индейцев были бы следы того, что его схватили; ничего подобного не видно. Но могло случиться что-нибудь другое: несчастный случай с ним самим или с конем мог задержать его в пути, если не остановить совсем.

А может быть, как сказал дон Эстеван, полковника Реквеньеса и его солдат нет в Ариспе, а собрать гражданский отряд, достаточный, чтобы справиться с индейцами, трудно.

Это и многие другие предположения возникают у них в сознании, вызывая отчаяние, все более черное и глубокое. Вначале они нетерпеливо ждали, что их крылатый посыльный — их Меркурий быстро приведет помощь. Но эта светлая мечта быстро рассеялась, и реакция была мрачной, как тень самой смерти.

Но и в лагере осаждающих не заметно особого веселья. Сверху видно достаточно, чтобы рассмотреть отдельные фигуры дикарей и следить за их действиями на открытых местах. А в бинокль видно выражение их лиц, на которых тоже тревога и опасения¸ несомненно, из-за того что посыльный на черном коне ушел от них.

Замечено, что индейцы рассылают разведчиков. Некоторые из них уходят на север, другие — на юг: очевидно, ждут возвращения отряда грабителей с Хоркаситаса.

Спустя день разведчики возвращаются; видно, что они несут какие-то важные новости. Это понятно по радостным крикам, какими встречают их в лагере.

Вскоре на месе узнают причину: ушедшие в поход возвращаются из него, причем выглядят они совсем по-другому. Раньше у них было только оружие и легкое оборудование, теперь все нагружены добычей, каждая лошадь, помимо всадника, несет груз, и с ними другие лошади, целый табун, а также мулы с вьками.

Но не на всех вьюки. Когда они подъезжают к Серро, с вершины видят, что на некоторых мулах не просто добыча из разграбленных домов. На них женщины, большинство кажется молодыми девушками. Их ведут в лагерь, и в бинокль дон Эстеван видит на их лицах и телах следы отчаяния: порванная одежда, растрепанные волосы, опущенные глаза, в которых ни искры надежды.

Другие смотрят в бинокль и испытывают боль от этого душераздирающего зрелища; семейные, глядя на это, думают о своих женах и дочерях, боясь, что у них такая же судьба, слишком ужасная, чтобы думать о ней, тем более говорить.

В этот день им больше не позволено видеть. Уже наступили сумерки, почти сразу сменившиеся темной ночью, и больше не видно, что происходит внизу.

Но если они не видят, то слышать могут. Всю ночь из лагеря доносится постоянный шум — крики и веселые восклицания. Койотерос совершили удачный набег, взяли много добычи, захватили много пленных, убили много бледнолицых — они почти утолили свою жажду мести. Они веселы, и их крики и похвальба отражаются от скал.

Еще одна шумная ночь, как та, что сразу после начала осады. Среди их добычи несколько мехов с agwardiente, и этот крепкий напиток, к которому у всех свободный доступ, доводит их почти до безумия.

Они кричат так громко, так гневно и яростно, что наверху начинают бояться, что индейцы станут безрассудны и решат любой ценой штурмовать месу. Их сейчас много, они чувствуют свою силу и могут пойти на потери. К тому же они по-прежнему опасаются действий из Ариспе; если не довести дело до конца сейчас, потом придется бесславно отказаться от осады.

Осажденные только предполагают это, но весь остаток ночи продолжают караулить выход из расселины. Они, как никогда, бдительны, хотя¸ кажется, в этом нет необходимости; до самого рассвета никто не приближается к расселине, не слышно звуков, которые говорили бы о попытках подъема по крутому склону.

Но Педро Висенте не боится, что он и попытаются это сделать. Чтобы внушить уверенность своим сомневающимся товарищам, он говорит:

— Я слишком хорошо знаю койотерос, чтобы поверить, будто они способны на такую глупость. Вся agwadriente в Соноре не заставит их подставлять себя под нашу каменную артиллерию. Они не забыли, что она у нас здесь и что мы следим за их движениями; они знают, что стоит им подойти, на них обрушится град камней. Поэтому, камарадос, сохраняйте в сердцах мужество. Сегодня у нас не больше оснований бояться, чем вчера. Нужно бояться голода, а не их копий или ножей для скальпирования.

К тем, к кому обращены эти слова, возвращается уверенность, и они сохраняют терпение и выносливость.