Проспать Судный день

ГЛАВА 14 ЧУЖИЕ ПРОБЛЕМЫ

Этой ночью я спал немного, и не из-за скверных снов. У меня было четкое ощущение, что на моей шее затягивается петля, все сильнее. Надежда была одна — найти рог и стащить его у Энаиты. Тем временем я терял друзей и союзников со всех сторон.

Я не думал, что Сэма уже не вернешь, на самом деле. Но и не привык к тому, чтобы он так на меня злился. Кроме того, я все еще не знал подробностей его соглашений с Кифой. Более всего, у меня была еще пара поводов не доверять ему. В конце концов, он с самого начала лгал мне по поводу Третьего Пути, а я и подумать не мог, что такое когда-то случится.

Так кто же остается в «Команде Бобби»? Фокси-Фокси ясно дал понять, что более не желает во все это ввязываться — думаю, старая добрая фраза «обгадился со страху» вполне к нему применима, если можно сказать такое о японском духе. Клэренс… ну, Клэренс, возможно, еще со мной, хотя он еще не до конца оправдался в моих глазах, после того как начал свою карьеру, шпионя за мной и пытаясь арестовать Сэма. Конечно, я тогда ему двинул по башке рукоятью пистолета, но это не делало меня великим учителем. Джордж Иннфосвин обретался где-то в Сентрал Вэлли, Сестрички Соллихалл в таких делах совершенно не котировались, а Обломыш обломался еще больше обычного, ответив на мои последние вопросы. Кто же у меня оставался?

Две амазонки, с которыми я только что познакомился, Орбан, поставщик оружия и мой автомобильный гуру — две девушки, едва говорящие по-английски, и бессмертный венгр, который не станет за меня драться. Кто еще? Профессор Густибус, но он слишком странный и непонятный, чтобы на него рассчитывать.

Конечно же, я забыл про моего старину Джи-Мэна, Гарсию Виндовера, дебильного подростка, косящего под гангстера и считающего себя одним из моих оперативников. Он сделает для меня все, несмотря на полное отсутствие квалификации и элементарного соображения. По-английски он тоже говорит плоховато, хоть это и его родной язык. Здорово, вверить свою бессмертную душу заботам Джи-Мэна.

Я решил поскорее забыть о нем.

И всю ночь пытался решить судьбоносные вопросы, те, от разрешения которых зависит не только моя загробная жизнь, но и, возможно, равновесие между Небесами и Адом. Когда я понял, что нормально поспать не удастся, то сделал себе кофе. И пришел к одному серьезному решению, тому, что меня очень и очень огорчало, но которое придется исполнить.

Пора продавать мою машину.

— Ты шутишь.

С Орбаном всегда было сложно отличить вопрос от утверждения, да и вообще понять, не говорит ли он с кем-то еще, поскольку он редко смотрел в глаза и обычно вокруг него толпились бородатые мужики, желая привлечь его внимание, будто гномы в брачный сезон вокруг Белоснежки. Я дождался, пока очередная группа оружейников отойдет в сторону. Орбан повторил свои слова, что давало основание предположить, что он все-таки со мной разговаривает.

— Хотелось бы, — ответил я. — Я люблю эту машину так, как обычный человек любит мать родную. Более того, поскольку эта машина никогда не кормила меня ливерной колбасой на ланч и не водила за ручку в школу, я люблю ее еще больше. Но мне нужны деньги, и, честно говоря, я уже не уверен, что когда-нибудь смогу на ней ездить, не чувствуя себя Самым Разыскиваемым Преступником в Америке.

Орбан пошел вместе со мной в гараж и скинул брезент с моей машины, моего любимого АМС «Матадор». Медная окраска, черно-белая обивка салона — такая красота, что я едва не расплакался.

— Уродливая хреновина, но мотор как часики работает, — сказал он. — Новехонький 401-й.

— Даже не напоминай.

Почему все кому не лень брались ругать внешний вид моей машины? Неужели у всех в этом городе в душе не было ни капли чувства прекрасного?

— Я тебе уже десятку должен. Как думаешь, сколько сможешь за него выручить?

— Если найду слепого с любовью к быстрой езде, может, штук двадцать пять в итоге.

Он поглядел на меня, прищурившись, и нахмурился, отчего стал выглядеть, как венгерская версия Лупоглазого Моряка.

— Все совсем плохо? Если ты действительно хочешь его продать, могу дать тебе еще десятку прямо сейчас, если это поможет.

— Поможет. Еще как.

Я уже начал мыслить странно, совсем не как прежний Бобби, думать о том, как бы укрыться в лесу, обложившись оружием и отпустив бороду. Или просто устроиться на работу к Орбану, поскольку остальные его работники именно так и выглядели. Но мне нужна была наличность, и быстро.

В силу специфики своей работы, вернее, своей клиентуры, Орбан всегда имел дело с наличными. Это хорошо знали наркоторговцы и грабители, которые были постоянными покупателями оружия и бронированных машин и пытались взять его под покровительство, но пока что никто из них не попытался его ограбить. Возможно, это многое говорит об Орбане, как и о десятках хорошо вооруженных парней, которые здесь работали днем и ночью. Сам Орбан заявлял, что лично изготовил пушки, применявшиеся при осаде Константинополя. Даже не лезьте в Google, я сам скажу. 1453 год от P. X. Возможно, он был просто отъявленным лжецом, но учитывая то, что моя подруга родилась примерно в те же времена, я был более чем склонен принимать его слова на веру. Еще он говорил, что попросту решил не умирать, почему и остался в живых до сих пор. Проведя с ним полчаса, особенно, если бы он посмотрел на вас так, как это он часто делает, вы бы тоже приняли его слова на веру. Он не был особенно большим, но ощущение от него было сильное, которое нельзя было не заметить, как иглы у дикобраза.

У себя в конторе он отсчитал мне сотню «Франклинов», и я расписался на малиновом листочке. Потом он открыл бутылку вина, и мы выпили. Еще один совет, по поводу Орбана. Никогда не говорите ему, что венгерское пойло, которое он пьет, на вкус типа коровьей мочи. Он, конечно, говорит, что это вино называется «Бычьей Кровью», но, думаю, это ошибка перевода.

Я сразу же отдал ему обратно пару сотен за то, чтобы его парни покрасили древний «Датсун», на котором я уже некоторое время ездил. Опять же, к кому за таким обратиться, как не к Орбану. Если я хотел исчезнуть, мне нужна была машина, которой еще никто не видел, но я предпочел просто покрасить прежнюю в непритязательный черный цвет. Когда высохнет, пыли на него кину.

Пока парни возились с машиной, я пошел к Солт Пирс в небольшую забегаловку, где давали бургеры, и позавтракал. Пока я ждал хашбрауны и яичницу с колбасой, принялся читать добытые Жировиком материалы по Персии, а потом отправил ему по электронке рекомендации по уточнению сферы поиска. За окном шумно переругивались чайки. Сложно было не представить на их месте воронов, которые точно так же будут драться из-за моих останков, когда Энаита со мной разделается.

Я ехал обратно, а слова Сэма все жгли мне сердце и голову. Может, он прав? Может, все это случилось только потому, что я — упертый засранец? В том смысле, никто не спорит, я действительно упертый засранец, и уже давно перестал спорить по этому поводу, но неужели я действительно сам во всем виноват? В конце концов, ведь именно Сэм сунул перо мне в карман (в некотором смысле этого слова — оно было не только в моем кармане, но и в другом кармане, вневременном), и я ввязался во всю эту кутерьму. Не то чтобы я был зол на него за это, поскольку в результате я встретил Каз. Конечно, в результате за мной гонялся древний шумерский монстр, пытаясь меня убить, и у Элигора ко мне личные счеты появились, и в Ад я потом отправился…

На самом деле, я действительно был на него зол. Ублюдок.

Даже после часа под термолампами новая краска не схватилась окончательно. Она будет застывать еще где-то месяц, но сверкала она уже сейчас, и я развернулся обратно, чтобы проехать по парочке покрытых песком грунтовых дорог, которые, как я знал, шли вдоль залива. Да, я портил новую краску, но суть была не в том, что она «новая». Главное, что она «другая» и более «незаметная». Мне не нужна была сверкающая черная краска, мне нужно было, чтобы машина выглядела потертой, старой и чтобы она выглядела так к моменту, когда я вернусь на старую квартиру, пусть и ненадолго.

Это действительно будет ненадолго, поскольку я решил, что бы там ни думали на Небесах, я съеду с квартиры на Терра Грин. Слишком много неприятностей меня там нашли. Наиболее важные вещи я уже упаковал заранее. Сейчас я не собирался брать с собой многое, поскольку не хотел, чтобы для моих боссов и моих врагов стало очевидным, что я уезжаю, так что большую часть хлама я оставил на старой квартире. А какая же будет новая? Ну, скажем так, у меня была на этот счет мысль.

Как только я подъехал к деловому кварталу, то позвонил на мобильный, номер которого мне дала Галина (или Рыжая Амазонка). Я не общался с девушками с Ночи Свастики, так что удивился и обрадовался, когда она взяла трубку. Я сказал ей, что мне надо встретиться с ней и Оксаной, объяснил, что взять с собой и куда ехать, добавил, что жду их через час, и нажал отбой.

Я снова оказался в центре города с некоторым количеством лишнего времени, но я не собирался даже близко подъезжать к «Циркулю», особенно на свежеперекрашенном «Датсуне». Если за заведением следили, а скорее всего, так оно и было, я мог с тем же успехом вывесить в Интернете фотографию с подписью «Вот моя свежеперекрашенная машина! ЛОЛ!» Вместо этого я отправился в бар, в котором никогда не бывал, и припарковал машину на муниципальной стоянке за углом. Заведение называлось «Затычка» и по уровню было именно таким, как можно было бы подумать по названию — темное депрессивное тихое место, где можно было нажраться среди дня и на тебя бы никто и не глянул. Мне нужно было лишь пиво и тишина, чтобы снова заняться материалами по Персии, хотя пиво было очень кстати, чтобы опохмелить мою гудящую от водки голову. Надо было еще прояснить ситуацию с Клэренсом, Мистером-Угадай-Что-Я-Гей, Мистером-Я-Просто-Завалился-Без-Спросу, но это могло подождать.

В любом случае, оставался вопрос с очаровашками из «Черного Солнца», особенно с тем лысым, с большими, костистыми кулаками, который так славно поразвлекся с моим лицом и ребрами. В обычной ситуации я бы уже давно нашел этих ублюдков и порадовал бы их семьи, но последние дни у меня были очень занятые.

Продолжив просматривать файлы Жировика, я все больше и больше убеждался, что реально возможными из всех персидских имен, которые могла бы носить Энаита в Сан-Джудасе, были четыре-пять из приведенных. Я отправил Джорджу письмо по электронке, чтобы он сосредоточился на них. А потом просто откинулся на спинку стула, потягивая пиво и слушая, как парень у бара жалуется на свою бывшую. Это странным образом успокаивало, слышать о чужих проблемах.

На город спускался вечер, когда я пришел в Гувер-Парк. Окна в высотных домах уже зажглись, и я был окружен ими, будто висящими в небе квадратными звездами. Дойдя до скамейки в южной части парка, я уселся. Сюда амазонки могли добраться от нашего дома без особых хлопот.

Спустя десять минут я их увидел, с армейскими вещмешками на плечах, вполне похожих на обычных современных молодых девушек, без своего жилья. Помахал им рукой.

— Давайте пройдемся, — сказал я.

Мы пошли в более уединенную часть парка, подальше от детских площадок. Единственным человеком в парке в это время оказалась молодая мамаша с парой сопливых детишек, но и они уже собирались домой. Глядя, как они пошли прочь по дорожке, я обратился к Галине:

— А теперь расскажите мне снова, что вам нужно. Подробно. И почему вы мне помогаете.

Она несколько удивилась вопросу. Удивилась еще больше, когда я достал пистолет.

— Что происходит?

— Ничего особенного. Говоря технически, «проверка благонадежности». Оксана, ты тоже присядь.

Они широко открыли глаза, но, к их чести, явно ни разу не испугались. Интересно, подумал я, сколько уже скверных ситуаций им пришлось пройти за их короткие, лет в двадцать с небольшим, земные жизни?

— Зачем это? — спросила Оксана, показывая на пистолет.

— Затем, что мне нужны ответы, и ответы настоящие, правдивые. Сначала ваши люди, ваши Скифские Амазонки, или как там вас, хотели заполучить перо, а теперь вы пытаетесь не допустить, чтобы рог попал к «Черному Солнцу». Откуда вы вообще знаете о «Черном Солнце»? Откуда вы обо всем этом знаете и какое вам до этого дело?

— Мы знаем потому, что сука Энаита была нашим врагом уже сотни лет, — зло ответила Галина. Судя по всему, злилась она не на меня. — Она приказывала своим персидским прислужникам красть наших сестер и обращать их в рабство.

— Когда?

— Когда? Когда все персы ей повиновались. Поклонялись ей.

— Вы ведь понимаете, что говорите о том, что происходило более двух тысяч лет назад.

— Мы не забываем, — сказала Оксана.

— Нас растили, чтобы мы не прощали этого, — добавила Галина.

— А откуда вы знаете про «Черное Солнце» и их лохматых зверушек?

Галина кивнула.

— Потому, что после пера и аукциона «Черное Солнце» заинтересовалось вами. Но мы уже их знали, поскольку в России они тоже есть, и русские из «Черного Солнца» ненавидят нас, скифов. Называют нас предателями расы и шлюхами.

Она улыбнулась.

— О, и, конечно, лесбиянками, хотя некоторых из нас это не особенно беспокоит. Они однажды пытались пробраться в наш лагерь, одного мы убили. С тех пор между нами идет война.

— Значит, они не работают на Энаиту?

— Нет. Я не знаю, почему им нужен рог, кроме того, что это могучий предмет, — ответила Галина, пожимая плечами. — Нас рог не интересует, только, чтобы навредить Энаите.

— Значит, вы собрались низвергнуть богиню. Теперь ставшую ангелом. Вы ведь понимаете, что этого невозможно достичь, так?

Оксана продолжала нервно глядеть на пистолет, но Галина, похоже, совершенно забыла о нем. Я старался не спускать взгляда с их рук и стоял так, чтобы им было не слишком просто до меня дотянуться. У меня достаточно хорошая реакция, особенно по сравнению с обычными людьми, но я видел те острые предметы, с которыми тренируются эти девушки, и их здесь двое. Кроме того, я был совершенно уверен, что в прошлую ночь ни одна из них не выпила семь стаканов алкоголя.

— Мы ведем долгий бой, — сказала Галина, и прядь рыжих волос упала ей на лоб, будто струйка крови. — Мы не даем ей победить. В этом наша победа. Наши лидеры говорят, что, поскольку у нас нет ее пера, мы не можем нанести ей вред, но если мы получим рог, мы сможем причинить ей вред другим способом. Она потеряет власть.

Да, Энаита потеряет власть над Элигором, это точно. А если Элигор падет, то он уж точно попытается прихватить Энаиту с собой — уж это великий князь постарается сделать. Я надеялся на то, что его влияние достаточно велико, чтобы поднять очень серьезные вопросы среди старших ангелов на Небесах, если дойдет до такого.

— Значит, это не имеет отношения ко мне? Тогда зачем вы живете в одном доме со мной?

— Чтобы следить за вами, — сказала Оксана. — Не вредить.

— Потому, что много людей знают, что вы обладали пером, — объяснила Галина. — Теперь они прослышали, что у вас, возможно, есть рог. Для некоторых людей это важная новость, особенно для плохих людей. Мы думали, что «Черное Солнце» придет к вам, поэтому следили. Они не должны получить рог.

Галина пожала плечами.

— Вот и все. Мы делаем свое дело. Ради наших людей.

— Всем только и нужен, что этот рог. Вот в чем проблема. Я не могу допустить, чтобы он оказался у вас. Вы понимаете? Мне он нужен больше, чем кому-либо. Но могу вам пообещать, что если я получу его, результат очень не понравится Энаите. И мы вполне можем сойтись на том, что его не должны получить эти ублюдки из «Черного Солнца».

Галина повернулась к Оксане, и они быстро заговорили по-украински. Я не опускал пистолет, но уже не держал его направленным им в лицо. Иногда вежливость не менее важна, чем доверие.

— О'кей, — наконец сказала Галина. — Это о'кей. Вы обещаете, мы верим. Не отдавать рог Энаите, все о'кей. Мы можем работать вместе.

— Не просто работать вместе, — сказал я. — Воевать. Вы готовы к этому?

Оксана с воодушевлением закивала.

— Мы всю жизнь на войне. На этой войне. Той же самой войне. Против персидской суки.

— О'кей, — сказал я. — И последнее.

Я развернул пистолет рукоятью вперед и отдал Галине. Та взяла его, с удивлением на лице.

— Зачем? — спросила она, приподняв брови. — Не заряжен?

— О, совершенно точно заряжен. Давай, погляди.

Я смотрел, как она быстро проверила обойму, набитую патронами.

— Серебряные. Последнее время мне пришлось окончательно отказаться от свинца.

Галина подержала пистолет, потом навела на меня. Судя по всему, она была вполне способна спустить курок, если бы сочла нужным.

— Зачем вы даете этот пистолет мне?

— Потому что я устал не верить людям. Честно говоря, отныне я уже не думаю, что у меня будет время проверять их как следует. Так что, если на самом деле вы хотите убить меня, застрелите меня сейчас. Я слишком устал ото всего этого надувательства.

Галина поглядела на пистолет, потом на меня.

— Что такое… надувательство?

— Забудь. Скажу по-другому. Я слишком устал от одного и того же дерьма. Мы на одной стороне? Если нет, то просто всади мне пару пуль в череп, и я буду смотреть за происходящим из другого места.

Галина пару секунд глядела на меня, потом быстро глянула на Оксану, которая тоже явно была готова ко всему, а потом отдала мне пистолет.

— На одной стороне, Бобби Доллар.

— Хорошо. Берите вещички. Немного прокатимся.

Знаете, сообщение-через-слизедемона, пришедшее от Каз, не просто напомнило мне о ней, о том, что я к ней чувствую, поскольку, если честно, то я ни на мгновение не переставал думать о ней с этой точки зрения. Оно еще напомнило мне, что она и я всегда играли с судьбой, даже до того, как встретились, и Графиня — в большей степени, чем я, учитывая, что это именно она украла самый ценный предмет своего хозяина. Почему же тогда Элигор просто не схватил ее? Потому, что часть этого времени он не знал, где она находится. И это было важно.

Я поехал кружным путем, убеждаясь в том, что никто не сидит на хвосте у моего старого нового «Датсуна». Амазонки очень удивились, когда я остановился у автоматических ворот жилого комплекса на Рэвенсвуд, еще сильнее — когда я зарулил в крохотный гараж, но вот когда задняя стена гаража открылась, пропуская нас в тайное убежище Каз, они окончательно остолбенели.

Оказаться здесь для меня было сомнительным удовольствием. Отличное укрытие, поскольку, как мне было известно, никто о нем не знал, с обеих сторон. Я рассказал Элигору все, что он хотел узнать (поскольку, ребята, меня пытали), но, насколько я помню, он ничего не спрашивал про убежище Каз. Поверьте, я с радостью вывалил бы ему и эту информацию, чтобы хоть на минуту отвести жгучее пламя, но мне просто не задали такой вопрос. Те, кому не довелось проводить дни, пока с них медленно сдирают кожу, потом дают вырасти новой, а потом снова начинают сдирать, не имеют права обсуждать нехватку у меня молчаливого терпения. Нет, правда, заткнитесь на хрен. Вы просто ничего не знаете.

Итак, я начал говорить о смешанных чувствах. Квартира Каз была чертовски красивее и удобнее моей прежней, но еще это было место, где мы проводили время вместе — ночь и утро, не особенно отвлекаясь на сон. И это были лучшие мгновения моей жизни. Раньше я никогда и не думал, что смогу вернуться сюда, поскольку понимал, как это будет болезненно. Так оно и оказалось.

Амазонкам здесь очень понравилось. Все то время, что они провели в Америке, они жили как цыгане, и у меня было ощущение, что в их украинском лагере в Карпатах вряд ли было очень комфортно. На самом деле, из того, что они мне рассказали, это больше походило на Гомосексуально-Садистический Лагерь, но, поскольку я отслужил в «Арфе», то питал отвращение как к дисциплине, так и к половому разделению. Сейчас можно было бы сказать, что Оксане с Галиной дали увольнение. Они бегали по квартире, все рассматривая, возились с телевизором, трогали дорогие ткани, которыми были отделаны комнаты, открывали и нюхали духи Каз, от одного Запаха которых у меня сжимало сердце, в изумлении глядели на дорогую одежду в ее шкафу Я два дня не был в душе, так что, пока они принялись драться на подушках — говорю вам, это было все равно, что вытащить подростков в лесной домик на каникулы, — я пошел в ванную и принялся сдирать с себя грязь и пот.

Когда я вышел, то заказал ужин из «Эль Сальвадоран», заведения, находившегося рядом. Амазонки никогда в жизни не пробовали панес реленьос и, откусив по первому кусочку, поглядели на меня, как на волшебника. Местное заведение оказалось весьма приличным. Мы выпили немного пива, и я оставил в их распоряжении спальню. Я был готов вынести в этой квартире практически все, но не нашел в себе сил спать на кровати Каз. Сам я устроился на диване, со своими всевозможными заметками, бумагой и ручкой. Долго просидел, рисуя в блокноте тонкие линии и пытаясь выстроить диаграмму связей между всем тем безумным дерьмом, которое происходило в последнее время, пытаясь понять хоть как-то, что происходит и что делать дальше. Но я не думал, что такая диаграмма действительно отражает реально существующее в этом материальном мире, так что на самом деле я просто пытался занять свой ум, спасаясь от преждевременного безумия.

Задремав, я проснулся посреди ночи. Устраиваясь поудобнее, я услышал шум из соседней комнаты. Сначала я решил, судя по шлепкам, крикам и стонам, что амазонки спаррингуют, но через некоторое время понял, что они заняты несколько более дружеским взаимодействием. Это продолжалось некоторое время. Достаточно долгое.

Какая ирония. Скрыться от мира, будучи снова отвергнутым любимой женщиной, наедине с двумя горячими юными амазонками и лежать на диванчике, слушая их возню, будто старый грустный извращенец. Не то чтобы у меня был выбор, слушать или нет. Но даже если мне это было бы интересно и если бы им тоже стало интересно, я был человеком влюбленным и должен был хранить верность хоть чему-то, даже если это что-то означало просто самоотречение.

Не скажу, что это мне сильно нравилось.