Проспать Судный день

ГЛАВА 30 СМЕРТЬ ОТ ФАРФОРА

Фон Варенменш и его подручные подвели нас к лестнице, ведущей в тайный кабинет Доньи Сепанты. Ублюдки уже некоторое время за нами следили, это стало очевидно, вернее, по всей вероятности, это делали их демонические прислужники. Предметный урок на тему могущества, получаемого в обмен на продажу души. Они воззвали к Принцу Ситри, сопернику Элигора, и получили из глубин Ада все необходимое. Любой выскочка-панк становится опасным, когда у него в руках оружие, любой, получивший поддержку из Ада, становится чудовищем. И мы оказались в лапах таких чудовищ.

— И что вам хорошего с того, что вы получите этот рог? — спросил я Бальдура фон Варенменша. Плевать мне было, какой у него план, конечно же, я просто хотел потянуть время. Полдюжины парней держали нас на прицеле, но все ублюдки очень любят поговорить о себе самих.

— Вам не понять, — ответил он. — Вы мыслите мелко-о женщинах, боссе, работе…

— Я годами уже не задумывался о своей работе, фон Белохлебофф. Только ушлепок считает ушлепками всех остальных.

— Ограниченные всегда считают себя мерилом. Не могут понять тех, кто мыслит о большем, стремится к большему…

Пусть болтает, пусть считает, что делает этим из себя могучего человека, «которому суждено править миром». Я оказался достаточно близко к Сэму, чтобы прошептать, так тихо, как могут услышать только уши ангела.

— У тебя все еще при себе та сверкающая штука? — спросил я тишайшим голосом ученика на задней парте. — Та, которую ты надевал, чтобы творить всякое?

— Перчатка?

Сэм называл ее Перчаткой Господа. Энаита дала ему ее, чтобы выполнять работу во имя Третьего Пути.

— Да, но я не думаю, что это хорошая мысль…

— Мне сейчас плевать, какие мысли плохие, какие хорошие, — прошептал я. — Потому что как только мы окажемся внизу это место станет нашей могилой. Они с нами покончат — тра-та-та.

— Нет, говорю тебе, Би, это плохая мысль! — ответил Сэм, уже не шепотом.

— Плевать! Сделай что-нибудь!

— …вижу, что вы даже не слушаете, — сказал фон Варенменш. — Думаете, что смогли отвлечь меня и обдумать свой план. Спускайтесь вниз, мистер Доллар. Один. Если через две минуты не принесете рог, один из ваших товарищей умрет.

Он усмехнулся.

— На мой выбор. Вероятно, одна из девушек.

— Трахни ты сам себя, выблядок норвежский! — крикнула Галина, что, как я понимал, не способствовало смягчению тона беседы. — Мы не девушки, мы скифы, мать твою!

Клэренс протянул руку и схватил Галину за предплечье, чтобы она замолчала, и та едва не уронила Оксану, которая только начала приходить в себя. Все это обеспокоило охранников — я надеялся, что не настолько, чтобы кто-нибудь случайно нажал спусковой крючок и дал очередь. Тогда стрелять начнут все, и все будет кончено.

Фон Варенменш улыбнулся, поглядев на Галину, а потом на часы.

— Итак. Если Доллар не вернется через… минуту сорок пять секунд, тебя застрелят первой, шлюха.

— Я думаю, вы, ребята из «Черного Солнца», не поняли одного, — сказал я, делая шаг вперед и закрывая от них Сэма собой. (И надеясь, что он воспользуется этим.) — Вы всего лишь дети с оружием. А мы… мы ангелы Господни!

Фон Варенменш поглядел на меня безо всякого страха и смущения. Видимо, он это уже знал.

— И что? У вас тела, внутри которых кровь и органы. У нас оружие. Мы победили.

Он посмотрел на часы.

— Минута двадцать две секунды уже.

— Нет, говорю я, — сказал я громче. — Мы ангелы Господни!

Ничего не произошло, лишь я, как полный идиот, орал на людей с AR-16 в руках.

— Сэм! — заорал я. — Сделай что-нибудь, на хрен, не заставляй меня отдуваться!..

Вспыхнул ярчайший свет, будто стартовала ракета «Сатурн», и неонацисты попятились. Спустя мгновение свет ослаб, оставшись лишь на поднятой вверх руке Сэма. Тимон и Пумба приободрились и шагнули обратно.

— Они должны были умереть или что, Сэм? — спросил я.

— Заткнись, я еще не закончил, — ответил он.

— Меня начинает утомлять все это ваше глупое дерьмо.

Фон Варенменш просветлел лицом, хотя, на самом деле, просветлело все вокруг, но уж точно он не выглядел пораженным ангельским огнем, или даже слегка обожженным от ангельского тепла.

— Пристрелите их всех, — сказал он своим людям. — Всех, кроме Доллара и рыжей девчонки.

Я даже не успел броситься на пол. Загрохотали винтовки, изрыгая пламя. Вылетели пули, со скоростью вдвое быстрее скорости звука, которые покрошили бы нас в куски, вылетели быстро, так, что я не смог бы увидеть их ангельским зрением… но я их увидел. Они быстро теряли скорость. На самом деле, чем ближе они к нам были, тем медленнее летели. А затем остановились и упали на пол, будто выбившиеся из сил свинцовые птички. Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь. Десятки пуль со звоном упали на выложенный плиткой пол музея.

— Вау, — сказал я. Поглядел на ошеломленные лица неонацистов в нескольких метрах от нас. Все выглядело нормально, кроме какого-то свечения в воздухе, угловатого, призматического. — Неплохо, мальчик Сэмми.

— Поторопись… придумай… что… делать дальше, — ответил Сэм. По его лицу стекал пот, а рука светилась, как факел в руке статуи Свободы. Голос его был такой, будто он толкал большую машину. — Потому, что… я не смогу это делать… достаточно долго… и у нас будут реальные неприятности… и скоро.

Неонацисты попытались пройти сквозь барьер, но не смогли этого сделать, точно так же, как пули, упершись в силовое поле Перчатки Бога, или что там это было. Продвигались чуть-чуть, но затем пустота перед ними будто уплотнялась. Я видел, как у них на шеях выступили жилы от натуги, но они не могли подойти ближе двух с половиной метров. Когда они попытались стрелять с этого расстояния, пули тоже не смогли достичь нас. Некоторые замедлились и упали сразу же, как вылетели из стволов.

Но внутри силового поля Сэма у нас не было оружия, и я задумался, что мы станем делать, когда его силы кончатся. Оксана пришла в себя и встала на четвереньки. Галина присела рядом, Клэренс тоже, и они помогали Оксане подняться. Оставалось надеяться, что по ходу они описали ей ситуацию и что Оксана не слишком сильно ранена, поскольку наверняка следующим моим приказом будет «Бегите, мать вашу!»

Где-то в середине этих лихорадочных размышлений, продлившихся от пяти до десяти секунд, сработала память. Я резко опустился рядом с Оксаной и принялся обыскивать ее.

— Она в порядке! — запротестовала Галина.

— Хорошо, — ответил я. — Но я не за этим.

Я рискнул бросить взгляд вперед, поверх голов охранников, которые все так же пытались прорваться сквозь защитное поле. Фон Варенменш отошел дальше, на пару ступеней ближе к витринам, словно кот, старающийся найти самое высокое место в комнате. Но он явно не отступал. Снял с груди причудливый медальон и поднял, держа в руке. Я лихорадочно обыскивал комбинезон Оксаны в поисках оружия, поскольку она оказалась единственной, кого не обыскивали. И увидел, как фон Варенменш раскачивает медальон перед собой на цепи, будто плохой гипнотизер. А потом он начал петь заклинание.

Я бы сказал, что мое сердце упало, но второй по важности для меня орган (первый по отношению к мозгу и второй после, сами знаете, чего) уже опустился в самый низ грудной клетки, с тех самых пор, как на сцену вышли нацисты с оружием. Я узнал заклинание, даже не зная языка, на котором распевал его фон Варенменш. Заклинание вызова, такое же, как на фильме, который мы нашли на его флешке. Оставалось только молиться — в буквальном смысле слова, поскольку я все-таки ангел, и иногда я должен это делать, — что он не вызывал Ситри.

Прошу тебя, Господи, я знаю, что я очень плохой Твой слуга, но здесь люди, которые практически совершенно невинны…

— Ангел! Ты думал, ты умный! — крикнул фон Варенменш. Он, очевидно, завершил призывание. У его ног клубился туман, от которого завеса света дрогнула и заколебалась. — Тебе понравились меньшие, маррерит? Тогда Нёккен понравится тебе еще больше!

Я бы что-нибудь сказал в ответ, если бы мог собраться с духом, но карманы Оксаны оказались пусты, а клубящийся туман У ног фон Варенменша становился все больше и плотнее. Появились и закачались щупальца, на конце одного из них был стеклянный цветок, который повернулся ко мне и превратился в рот огромной и отвратительной миноги, окруженный волосками и бахромой, еле заметно шевелящимися. Щупальца продолжали расти и подыматься, заслоняя фигуру торжествующего фон Варенменша. Он держал медальон перед собой, будто медаль за победу в изматывающей гонке. Нёккен был плотным и бесплотным одновременно, прозрачным и водянистым, но его массивные щупальца уже разнесли вдребезги ближайшие витрины экспозиции. Голова-щупальце поднялась на три с лишним метра вверх, ища добычу, и, увидев ее, стала еще толще, со ствол небольшой секвойи. Рот открылся до такой ширины, что туда можно было бы закатить тележку, даже не коснувшись краев.

Я глянул на Сэма. Его глаза были плотно закрыты, а лицо было смертельно бледным. Я понимал, что он жив, лишь по шевелению его губ, которыми он беззвучно повторял одну и ту же фразу.

Я подумал, что и мне бы пора, и начал читать «Отче наш», когда Оксана схватила меня за руку. Видимо, она пыталась привлечь мое внимание все то время, что я пялился на гидроподобную тварь. Она сунула мою руку себе под рубашку.

Меж грудей у нее были спрятаны ножны, и рукоять ножа была вплотную к ее грудной кости. Мои пальцы сомкнулись на ней. Я крикнул от радости.

— Хватит, Сэм! Выключай! — заорал я.

Он замешкался, на секунду или две. Нёккен собрал щупальца клубком, чтобы двинуться на нас. Такая мощная и мерзкая тварь прожевала бы ослабшую защиту Сэма, как игрушечный домик щенка. Сэм открыл глаза, увидел тварь, увидел меня, и странное радужное свечение… просто исчезло.

Я уже держал нож в боевой позиции. Боевой универсальный нож, не самый лучший для метания, но выбирать не приходилось. Я делал все, чтобы не умереть. Когда барьер исчез, напиравшие на него бойцы упали вперед. Один вскинул винтовку, целясь в меня. Я отвел руку за ухо и изо всех сил бросил его, с подкрутом.

Кстати говоря, метание ножа помогает редко, а сам я не был слишком искусен в нем. Лео, мой наставник в «Арфах», часто говорил мне: «Парень, надеюсь, у тебя в руках всегда будет большая пушка, поскольку с режущими предметами у тебя плохо, а с рукопашной — еще хуже». Он был прав, знаете ли.

Я не попал туда, куда целился, в самую большую и удобную цель, грудь фон Варенменша. Нож полетел мимо, и если бы фон Варенменш не повернулся, чтобы получше посмотреть, что сделает с нами его мерзкая водянистая тварь, нож бы пролетел мимо, до стенда с тканями из Южной Кореи. Но вместо этого нож воткнулся ему в предплечье, и даже лезвием. Недостаточно сильно, чтобы остаться в ране, но хорошо порезал руку выше запястья. Медальон вылетел у него из руки и упал на пол в нескольких метрах. Фон Варенменш схватился за кровоточащее предплечье и поглядел на меня с такой злобой, что если бы Норвежский Смертельный Взгляд работал, я бы уже играл на банджо где-нибудь на задворках Ада.

А потом он понял, что у него нет медальона. И Нёккен тоже понял это.

Прозрачная тварь набросилась на бородатого так быстро, что я едва успел разглядеть это. Будто змея на мышь. Мгновение Бальдур еще смотрел на меня так, будто я протолкался вперед него в очереди в «Экспресс Чекаут», а в следующее гигантская колонна пульсирующих прозрачных мышц и слизи изогнулась и поглотила его, с головы и по пояс. Я видел, как выпучились глаза фон Варенменша, как его рот беспомощно открылся, а затем пульсирующее нутро твари заслонило его и заглотило еще глубже. Нёккен начал меняться, становясь дымоподобным и непрозрачным, и спустя мгновения я был способен разглядеть сквозь него лишь конвульсивно дергающуюся темную фигуру, пытавшуюся сделать последний вдох, которому уже не суждено было случиться.

Из транса меня вывел грохот стрельбы позади. Клэренс подобрал выпавшую из рук одного из нацистов AR-16, когда тот упал после исчезновения барьера, и методично расстреливал все перед собой, едва не попадая в меня. Я отбежал на пару метров, чтобы уйти с линии огня. Нёккен почти исчез, сделав это у меня на глазах и оставив после себя лишь грязное пятно и один из дорогих черных ботинок Бальдура фон Варенменша.

Галина к этому времени тоже подобрала оружие, а оставшиеся в живых нацисты бросились убегать со всех ног. Я присел рядом с Сэмом, чтобы поглядеть, все ли с ним нормально. Едва-едва, он хрипел и свистел, как туберкулезный. Я попытался поднять его на ноги, но он начал сопротивляться.

— Хватит, тупица, — сказал я. — Я тебе помочь пытаюсь!

Он схватил меня за подбородок и с удивительной силой для того, кто выглядел так, будто его переехал цементовоз, повернул меня в сторону так, что я поглядел в зал.

Нёккен исчез, Дети Кошмара тоже бежали, буквально вскакивая на спины убегающим нацистам. Некоторые спотыкались друг о друга, других затаптывали, некоторые из нацистов упали под напором волны обезумевших от страха Детей Кошмара и не поднялись. Но багберы…

Багберы никуда не делись. На самом деле, они надвигались на нас, и все происшедшее до этого для них, видимо, было только прелюдией к настоящему развлечению.

— Блин! — сказал я. — Блин, блин, блин!

Оксана уже была на ногах, слегка пошатываясь, но уже искала взглядом оружие. Галина и Клэренс начали стрелять в надвигающиеся сгустки желе (без особого эффекта, лишь отрывая от них куски, которые сразу же начинали ползти в сторону родных сгустков). Сэм попытался встать.

— Галина, бросай винтовку Оксане и ищи огнемет! — крикнул я.

К ее чести, она всего секунду глядела на меня как на безумного, а потом резко повернулась и отдала AR-16 Оксане. И побежала вперед под не слишком эффективным прикрытием нашей стрельбы. Схватила древнее неуклюжее оружие и быстро подползла обратно.

— У тебя два выстрела осталось, так? — крикнул я Галине, перекрикивая грохот выстрелов. Она поглядела на бак и кивнула. Она была испугана, но не паниковала, и в данный момент я мог лишь восхититься ею.

— О'кей, попытайтесь прижать этих тварей к стене, — сказал я, показывая на свободный участок рядом с дверным проемом, метрах в полутора от того места, где продолжала висеть под потолком огромная мозаика с изображением Энаиты, глядя на все происходящее с божественным спокойствием. Я перебежал туда.

— Ударишь по ним всем одним выстрелом, когда я скажу! — заорал я. — Но побереги второй, Галина — побереги! Остальные, внимание, гоните их на меня!

Я глядел, как Клэренс выстрелами направляет багберов в нужное место, попеременно наступая, стреляя и отступая. Сказал всем сменить позицию так, чтобы они гнали эти горы слизи на меня.

— Галина, давай! Поджарь их!

Раздалось громкое шипение, и из наконечника огнемета, сделанного в форме винтовки, вырвалась струя желтого пламени. Ошарашенные багберы дрогнули и отступили, застонав от ярости и злобы так, что немногие оставшиеся в целости стеклянные витрины задрожали и лопнули. Некоторые из мерзких желевиков горели, как рождественский пудинг, политый бренди. Повернувшись, я протянул руку как можно выше и открыл «молнию», прямо по стене, с высоты в полметра над головой и до самого пола. А затем поступил благоразумно, убравшись к чертям подальше.

Я знал, что Галина не видит этого.

— А теперь второй выстрел! — крикнул я ей. — Снова гони их на меня! До самой стены!

Я, конечно, ужасно рисковал, поскольку понятия не имел, пройдут ли такие странные и неестественные существа, как багберы, через «молнию» в пространство Без Времени, но ничего лучшего мне в голову не пришло.

Огнемет изрыгнул последнюю порцию пламени и черного дыма. Сэм понял, что я хочу сделать, и зашел сбоку от меня, с ревом, выставив перед собой руку с Перчаткой Бога. Не думаю, что он мог сосредоточить силу, достаточную, чтобы сбить хотя бы детскую игрушку, но перчатка светилась, будто горящий магний. Оказавшись между пламенем огнемета Галины и ослепительным сиянием перчатки Сэма, твари поникли и ринулись в сторону «молнии». В последний момент, когда заряд в огнемете уже кончился, я побежал на Бескостных, вопя, как идиот, в духе окружающего хаоса. Желеобразные твари начали втискиваться в щель «молнии», чтобы сбежать от огня, и ухнули во Внешнее Пространство. Для Галины и Оксаны это, должно быть, выглядело так, будто они растворились в воздухе.

Пламя погасло. Последний багбер, все еще шкворча от жара, приостановился и начал перетекать обратно. Я схватил его, стараясь не обращать внимания на жжение в руках, и изо всех сил толкнул вперед. Тварь на мгновение покачнулась на краю проема, но в следующее мгновение рядом оказался Сэм, и вдвоем мы затолкали тварь в «молнию». Протянув руку вверх, я закрыл ее.

И она закрылась.

— Что случилось? — спросила Оксана. — Куда они делись?

— Потом объясню, — сказал я. — Надо заканчивать и убираться отсюда.

— Нам надо убираться, точка, — сказал Сэм.

— Нет! Только не теперь, когда мы так близко! Примени перчатку, Сэм.

Я схватил его за руку. Рука его сильно дрожала.

— Я понимаю, что тебе хреново, и мне тоже, но мне надо, чтобы ты ее применил. Мне надо выяснить, не спрятан ли здесь этот рог.

— Вы сбрендили на хрен? — спросил Сэм, отдергивая руку. — Вы хоть понимаете, какое дерьмо случится в течение пары минут уже? Она почувствует, если кто-то воспользовался Перчаткой Бога, полученной от нее.

— Энаита? — спросил я его, ведя его к лестнице. Он был слишком ошеломлен, иначе у меня бы ничего не получилось. Сэм — большой парень.

— Слушай, даже если она узнает не только, что ты ею пользовался, но и где ты ею пользовался, я у нее дома был! Она в нескольких милях отсюда — добираться ей минут пятнадцать, даже если у нее есть личный вертолет! Поторопимся и управимся за пять минут!

Я повернулся к Клэренсу.

— Охраняй Оксану и Галину здесь. Мы быстро.

Мы уже спустились по лестнице, а Сэм все спорил.

— Сэм, прошу, просто используй перчатку Просто скажи мне, есть ли здесь что-то, обладающее большой силой. Эди сказала, что оно здесь, и чем меньше мы будем болтать, тем быстрее закончим. Давай, парень, я еще никогда тебя ни о чем не просил!

— Ты дерьмо и ты врун, — ответил он, но выставил перед собой светящуюся руку. Свет был слабый, я даже мог разглядеть внутри свечения его пальцы. И свет мерцал, будто люминесцентная лампа, готовая перегореть.

— Ну? — спросил я.

— Заткнись. Ты прав, здесь что-то есть. Не знаю, что, но оно определенно…

Закрыв глаза, он повел рукой в воздухе.

До этого у меня не было времени разглядеть кабинет. На самом деле, он был очень красив, что было еще более странно, учитывая, как надежно его спрятали. Большой стол из темного полированного дерева, стул с высокой спинкой из такого же дерева, богато украшенный позолотой. Восточные ковры на стенах, бронзовые и серебряные масляные светильники, чаши и вазы, изящно расставленные по полкам. Стоимости великолепного ковра на полу, вероятно, хватило бы, чтобы платить жалованье всем охранникам и пенсию вдове погибшего охранника двадцать жизней подряд.

Сэм резко развернулся, позволяя руке переместиться в сторону, двигая ею вдоль стен, подымая к потолку и опуская к полу. Продолжал поворачиваться, пока не оказался лицом к предмету на противоположной стороне кабинета — мраморному прямоугольнику, покрытому буквами неизвестного мне алфавита, такому простому, что его можно было бы принять за произведение современного искусства. На мгновение задумавшись, он повернулся дальше и снова обвел рукой комнату. А затем снова повернулся к мраморному прямоугольнику.

— Вот, — сказал он. — Но это не рог.

— Что ты такое говоришь?

— Рога здесь нет. Что еще ты от меня хочешь услышать?

— Так что же тогда почувствовала Эди? Она хороша в этом деле, Сэм. Как ты можешь знать, что его здесь нет?

— Знаю потому, что знаю. Перчатка заставляет… по-другому все ощущать. Будто холодное и горячее, потоки воздуха, но это другое.

Он покачал головой. Выглядел он лет на десять старше, по сравнению с тем, каким я видел его в последний раз, когда он меня обругал в ресторане.

— Думаю, это дверь.

— Дверь?

— Блин, ты что, вместо эха тут? Да, ее дверь в Каинос.

— В смысле, Третий Путь?

— Да. Единственная магическая, ангельская вещь в этой комнате — вот эта, на стене, и это дверь в Каинос. Если хочешь понять получше, сам перчатку надень.

Об этом я и не думал.

— А я смогу?

— Ага, конечно, если ты не против сунуть руку в огонь, защиту от которого я получил как законный владелец.

Он помрачнел.

— Пока что законный. Давай уматывать отсюда. Ложная наводка, Бобби. Рога здесь нет.

Я даже не знал, что сказать. После всего этого, после огня и крови, армий ужаса, с которыми мы сражались…

— Я не верю. Попробуй еще раз.

— Ты не понял? У нас нет времени!..

— Сэм, Бобби! — заорал Клэренс. — Давайте сюда!

Спустя мгновение его голос стал выше.

— Быстро!

— Блин, что еще?

Я взбежал по лестнице, Сэм, хромая, поднимался следом. Когда я вышел в зал, Клэренс глядел на то место на стене, где я загнал багберов в «молнию», и на долю секунды я подумал, что они как-то ухитрились просочиться обратно из Внешнего Мира.

Если бы мне так повезло.

Но мальчишка показывал вверх, туда, куда глядели Галина и Оксана, с бледными и обмякшими от страха лицами. На огромную мозаику с изображением Энаиты, ту, что закрывала дверь в ее тайный кабинет. Мозаика искрилась. Нет, она искрилась и двигалась. Волны движения прокатывались по ней, она будто вибрировала и расплывалась по краям.

— Бежим, — сказал я Клэренсу. — Быстро. Сейчас же.

— Что?..

Он не мог оторвать взгляд от мозаики, и я толкнул его в спину. Сильно.

— Убираемся отсюда на хрен, Гаррисон! Ты нам еще пригодишься, поскольку здесь все зашло слишком далеко.

Он наконец поглядел на меня и затряс головой, будто проснувшись. Открыл рот, но я снова его толкнул. Он наконец понял и, хотя будто и не хотел этого, побежал через зал экспозиции Азии.

Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, что плоская фигура из стекла, камней и фарфора вышла со стены и опустилась на пол. Мгновение спустя на пол спрыгнули два льва, из фарфора и самоцветов.

— Пятнадцать минут на вертолете, — сказал Сэм. — Уж точно.

Она была ростом в три с лишним метра, состоя из стекла и камней. Ее глаза горели, как угли. Плоское и грубо обрисованное лицо улыбалось. Внезапно по залу пронесся вихрь, сбив меня набок и подняв с пола рассыпанные куски стекла, камня и самоцветов. Сверкающий смерч пронесся мимо меня, краем порезав и ссадив мне кожу на лице, и прилип к ожившей мозаике. И стих так же быстро, как начался.

Она обрела форму. Обрела объем и светилась изнутри, будто созданная искусством мастера-стеклодува. Но осталась такого же роста, и львы тоже не уменьшились. Они мотали хвостами, украшенными самоцветами.

— Что ж, — похожим на жидкое серебро голосом сказала Энаита. — Долориэль. Мы снова встретились.

— Ой, да ладно! — пробормотал я. — Это какая-то скверная шутка с измерениями, так?

В том смысле, что после всего, что мы перенесли, мы едва стояли на ногах, не говоря уже о том, чтобы сражаться с живой богиней. Облажались хуже, чем… ну, облажались образцово.

— Возможно, у вселенной действительно есть чувство юмора, мелкий пакостник, — сказала королева испорченных ангелов. Ее львы двинулись на нас, щелкая сверкающими каменными когтями по полу.

— Но, боюсь, эту шутку оценю только я.