Проспать Судный день

ГЛАВА 39 НАРВАЛЫ И БЛИНЧИКИ С МЯСОМ

Конечно, уснуть после такого я не смог. Лег поверх одеяла и лежал часа три с ощущением, будто какие-то два мерзких зверя дерутся у меня в животе. В какой-то момент Оксана бросила смотреть телевизор и поплелась в спальню. Я даже не заметил этого.

И мое терпение кончилось. Я встал, налил себе выпить (осознавая комизм ситуации) и позвонил по единственному номеру, по которому когда-либо звонил Сэму. Тот же самый голос на автоответчике, «Давай, удиви меня», рокочущий, как у Роберта Митчама.

— Слушай, мужик, я даже не знаю, слышишь ли ты это, — начал говорить я на автоответчик. — Надеюсь, что ты в каком-нибудь мотеле, что ты позаботился о том, где переночевать, прежде, чем начать свои вечерние приключения.

Во-первых не будь идиотом долбаным. Что бы там ты обо мне ни думал, это не стоило того, что ты взялся делать с собой. Но это уже случилось, так что теперь тебе начинать с начала, вот и все. Ты уже уходил в запои, раньше. Помнишь, когда дети в пожаре погибли? Мужик, я думал, тогда тебе одной недели хватит, чтобы пропить очередное тело. Это не помогло ни им, ни тебе. А ты мне весь костюм заблевал. Три раза.

И вот еще что. Не дурачь себя. Ты на меня злишься, потому что я не слишком-то хороший друг, и тут ты прав, но не в том, что я собирался выдать тебя Машине Великого Счастья. Если ты думал, что я собираюсь выдать парня, который как-то сгорел заживо, чтобы научить меня не бояться — ты ведь это помнишь, а? Даже с охренительного похмелья и злой, ты это помнишь, так? Если ты думаешь, что я собирался сделать это с тобой, то это очень крутой приход ненависти к себе.

О'кей, да, большая часть всего этого произошла по моей вине. Я был перепуган и готов сказать все, что угодно, поскольку дела были плохи. Это действительно выглядело так, будто я согласился сдать тебя. Мне стыдно за это. Но я и подумать не мог, что ты в это поверишь. Я ничего не сказал тебе потому, что думал, что это будет выглядеть так, будто я за тебя перед нашими боссами не заступился. Бывшими боссами, полагаю.

О'кей, может, еще и потому, что я не знал, как ты это воспримешь. Я действительно часто не знаю, что мне делать в мире, где я частенько не понимаю, что думает мой лучший друг Сэм. Ты и так меня изрядно напугал, рассказав обо всем этом Третьем Пути, и я так и до сих пор в себя не пришел. И не потому, что ты от меня это скрывал — это я могу понять, работа у нас чудная, и ты должен был соблюдать осторожность, и от тебя зависели другие. Но меня это напугало потому, что я никогда не думал, что ты способен чем-то всерьез заняться, так, что это поставит под вопрос нашу дружбу. Ага, понимаю, я сейчас говорю, будто жена сварливая. Ну и смирись. Ты был уже по уши в строительстве будущего счастья, а я все сидел дома и мыл посуду. Блин, не знаю, хочешь, сам метафору придумай. Я всю ночь не спал из-за тебя.

Иисусе, подумал я, эта хрень вообще записывает то, что я несу? Что, если она уже минут пять назад вырубилась?

— По-любому, именно это я тебе хотел сказать. Когда ты это услышишь, надеюсь, будешь уже трезвый. И если ты и дальше будешь меня ненавидеть, что ж, придется мне с этим жить. Но даже не пытайся убедить себя в том, что я реально хотел продать тебя в рабство, такого никогда не случится. Не случится. Я был военнопленным, говорил и делал все, чтобы выжить, вот и все. Ты мой лучший друг. Я тебя люблю, парень, даже тогда, когда ты звонишь мне среди ночи и говоришь, что я предатель, что я должен отвалить и сдохнуть. Вот такие дела.

Я нажал кнопку на телефоне. Лег и наконец-то ухитрился пару часов поспать.

Международный аэропорт Сан-Джудаса построили к югу от города, на осушенной приливной зоне, в те времена, когда это была неиспользуемая часть Саннивэйл (еще до того, как Саннивэйл стал частью Сан-Джудаса, одна из тех закулисных сделок проходимцев и негодяев, по поводу которой ругаются и по сей день). Он расположился у края залива, километрах в сорока-пятидесяти от аэропорта Сан-Франциско. Я всегда считал несколько странным наличие трех крупных аэропортов в относительно небольшой области залива Сан-Франциско, но, будь у нас побольше мостов, тоннелей и прочего, может, мы бы так и не считали. Как бы то ни было, залив есть, и он отделяет нас друг от друга, так что каждой крупной агломерации пришлось обзавестись своей взлетной полосой.

Эй, вы не подумайте, что я против личного аэропорта, но плакать об этом не буду.

Завернувшиеся в кельтский узел автострады и развязки у аэропорта привели к тому, что мы, наверное, добрались бы за час на велосипедах там, на что на машине ушло целое утро, будним днем. Тем не менее, я обнаружил несомненное достоинство моей нынешней машины, уродливой во всех остальных отношениях. Я имел возможность пользоваться полосой для такси. В смысле, законно, а не так, как обычно.

Раньше я никогда не имел дела с компанией LOT, польской, и решил, что рекомендованные три часа до вылета, на международный рейс — самое оно. Но, когда мы туда прибыли, выяснилось, что они еще и не начинали спешно запихивать пассажиров в самолет, так что вместо того, чтобы послать Оксану продираться через службу досмотра, мы нашли кафе и позавтракали во второй раз. Я-то голоден не был, а вот Оксана, даже в скорби, оказалась очень здоровой девушкой. Она навалилась на блинчики, бекон, тосты с джемом, выпила пару чашек кофе, а я цедил томатный сок, вознося молитву Фее Кровавой Мэри, чтобы она появилась из ниоткуда и добавила мне в сок водки.

Надо было, конечно, взять самому. Что хорошо в аэропортах, никто не знает, в каком часовом поясе ты находишься, так что никто и бровью не поведет, если ты закажешь выпивку в девять утра. Но я не стал делать этого, в силу миллиона причин. А если бы волшебным вмешательством феи это произошло бы, ведь в этом не было бы моей вины, так?

Дайте мне отдохнуть. У меня была напряженная неделя. Очень напряженная неделя.

Оксана продолжала на меня злиться, но сделала любезность и не стала раздувать все это в реальную ссору. Так что я не выглядел, как взрослый мужик, избавляющийся от молоденькой подружки, если не хуже, как человек, отправляющий назад в Матушку Россию жену, с которой познакомился по переписке, обозлившись на то, что у нее цвет волос не тот, или что-нибудь еще в этом роде.

— Но как я узнаю, как у вас дела? — спросила она. — Умерли вы или нет?

— Ну, это зависит от многого, но если ты дашь мне адрес, я всегда смогу тебе написать. Может, даже по электронке. У вас же на Украине есть электронная почта, а?

Она наградила меня взглядом, которым молодые девушки обычно смотрят на старших, когда те говорят глупости, с их точки зрения.

— Да, глупый. У нас есть машины, е-мейл и даже самолеты.

— Видимо, нет, раз мне пришлось отправлять тебя на польском.

— Ты голова-задница.

Она еще не слишком насмотрелась американского телевидения, чтобы правильно сказать слово, но, может, оно и к лучшему.

Когда она поела, у нас оставалось еще немного времени прежде, чем я со спокойной совестью отправил ее на регистрацию и досмотр, и мы решили немного пройтись по терминалу. В Сан-Джудасе нет туристических достопримечательностей или знаменитых спортивных команд, таких, как в Сан-Франциско, так что местные сувенирные лавки всегда казались мне несколько убогими. Конечно, у нас есть «Пумы», всегда были, но они играют в бейсбол не в той лиге. На следующий год город должен был получить франшизу из НХЛ, и шум вокруг этого уже начал расти. Победителями стали «Нарвалы», вроде бы, но лавки уже были завалены будущей символикой команды, лиловой, зеленой и золотистой, с официальной эмблемой, на которой был изображен нарвал, пробивающий бивнем лед, и менее официальной, типа мультяшного нарвала на футболке, с подписью «Я рогатый. Шайбу дай!»

На самом деле, с названиями команд у нас тут была целая история. В Стэнфордском университете их было штук девять. Сначала они были «Индейцами», потом — «Кардиналами» (из-за красного цвета формы, а не в честь тех, кто выбирает голосованием Папу Римского), потом ненадолго — «Редвудс», «Секвойи». А лет двадцать назад в университете провели опрос, по выбору нового талисмана, и с большим отрывом победило название «Воровские Бароны». Можете себе представить, как отнеслось к этому университетское начальство. Открыто оскорбить Леланда Стэнфорда и его друзей, но, как говорится, богачи — совсем другие люди, не то, что мы с вами. Они сократили название до «Баронов», и с тех пор так оно и осталось символом корпоративного бандитизма для многих и вполне приемлемым символом благородства для людей с деньгами и властью.

В любом случае, кроме футболок со спортивной символикой в аэропорту было множество местной еды, чудной — можно было даже отправить друзьям в родной Канзас мороженые эмпанадас, блинчики с мясом! Были и другие странные заведения, такие, какие встретишь только в аэропортах — торговые автоматы с дорогущей электроникой, зарядниками, наушниками-затычками и прочей ерундой. Оксана даже купила себе такие (я дал ей на дорогу пару сотен баксов, чтобы она смогла добраться в горы, до своего скифского лагеря). Она и Галина наверняка с удовольствием сходили бы в «Бендер Электроникс» или другой подобный гипермаркет электроники. Скверно, что вместо этого я отвел их в оружейную лавку, а потом в этот долбаный музей.

Аэропорты — место странное. На самом деле, они чем-то напоминают мне Небеса. Сами понимаете, упаси Бог, не красотой, а, скорее, тем, что здесь каждый находится в пути по своему маленькому делу, будто в своем маленьком пузыре. Точно так же, как радостные, но не слишком разговорчивые души Наверху. Уверен, бывает, что люди знакомятся в аэропортах, становятся друзьями на всю жизнь, но представить себе не могу, чтобы со мной такое случилось. Они все слишком отдельные. Слишком… аэропортовские.

Мы еще некоторое время шли в мрачном молчании. Я подвел Оксану к линии досмотра, обнял ее, а потом глядел ей вслед, пока она не исчезла среди сканеров и контрольных пунктов. Я обращался с ней, не как с ребенком — скорее, как с закоренелым преступником. Если бы я просто довез ее до аэропорта, она наверняка бы сдала билет, развернулась на сто восемьдесят, и в следующий раз я услышал бы о ней в связи с бомбой, взорвавшейся в каком-нибудь местном иранском общественном центре. Она вряд ли хотела причинить вред простым персам, только самой богине, но она действительно хотела хоть как-то отомстить Энаите. Так что я не был уверен даже в том, что она не сбежит даже сейчас. Ладно, я сделал все, что мог, разве что до Киева с ней не слетал. А теперь мне очень хотелось поразмышлять в одиночестве.

На обратной дороге зазвонил мобильный, но я был слишком занят, стараясь, чтобы меня не притерли большой мебельный фургон и чья-то машина с другой стороны, съезжавшая на Бэйшор со скоростью километров пятьдесят, не больше. Проехав километра три, я съехал с автострады, остановился у заправки и проверил мобильный.

Сообщение от Сэма. Знаете такое выражение — «смерти подобный»? Его голос был подобен смерти, но потом стал прогреваться, пока не загорелся настолько, что хотелось применить анестезию киянкой. Будто человек, попавший под газовую атаку в окопах Первой мировой и только что снова научившийся говорить.

Я себя ненавижу, Доллар. Больше, чем тебя. На хрен тебя, твою дружбу, здравый смысл и способность везде видеть другую сторону. На хрен все это.

Ты все равно крыса. Помнишь, когда ты сожрал все мои «Баха Начос», пока я в сортир ходил? Пошел на хрен.

Отправка в Зазеркалье. Напиши свое имя кровью на зеркале. Да, задница, кровью. И проходи.

Мне теперь застрелиться хочется. Я вспомнил, что самое худшее в пьянке — когда трезвеешь.

Я уже сказал тебе, чтобы ты на хрен шел? Надеюсь, башка слишком болит, чтобы еще раз говорить.

На этом сообщение закончилось.

Хотите верьте, хотите — нет, но это было хорошо, несмотря на этот предсмертный голос. Сэм простил меня, простил по-своему, как мог, а еще сказал, как мне попасть к нему в Каинос. И это было хорошо, поскольку план, который я обдумывал последние пару часов, начал приобретать конкретные очертания, в рамках которых я решил, что мне действительно необходимо посетить скомпрометированный рай Сэма. План безумный, практически лишенный шанса на успех, но время летело, а полезных идей, скажем так, приходило в голову немного, и выбирать было не из чего.

Чем больше я все обдумывал, проезжая по мокрой от дождя автостраде, тем больше убеждался в том, что я либо гений, либо законченный идиот, достойный таблички «Просто убей меня» на спине. И не только сама идея, которая выглядела потрясающе опасной, но и каждый шаг на пути ее выполнения, граничивший с самоубийством. Но это была первая приличная возможность что-то сделать после того, как мы сбежали из Стэнфордского музея — побежденные, залитые кровью, держащие в руках лишь тело мертвой украинской девушки.

Знаете, если честно, у меня особо идей и не было. У меня редко бывают хорошие идеи (Сэм первым бы об этом сказал), но даже если отвлечься от их качества, у меня их все равно немного. Так что мне хотелось начать исполнять хоть эту.

К сожалению, как я понял, сворачивая с автострады в Сан-Джудас, для ее выполнения мне нужен был один важный компонент, а обрести его было непросто. Для этого мне требовалось заключить сделку с тем, кто, возможно, был даже могущественнее Энаиты и кто в прошлом убедительно доказал мне, что ненавидит меня ничуть не меньше, чем она.

Ага, вы понимаете, к чему идет. Да, вы правы. Это было глупо, в силу дюжины причин, и самоубийственно. Но терять мне, похоже, было особо нечего. Так или иначе, кто-нибудь очень скоро вырвет мою душу из тела — вопрос лишь в том, кто и когда и насколько официально это произойдет, так что поехать в «Файв Пейдж Милл» к Элигору всего лишь означало дать палачу выбор оружия.

Это, конечно же, не означало, что я не был в ужасе. Вовсе не означало.