Откуда-то из окрестностей Аляски к нам принесло один из тех холодных атмосферных фронтов, и, проезжая через город, мне даже пришлось включить обогрев стекол и дворники. Шел холодный дождь, и я предпочел бы сидеть в теплой квартире, в которой еще остался запах Каз, хотя из-за того, что амазонки принимали горячий душ по два раза в день, запах почти исчез. В нашем прежнем доме домовладелец поставил совершенно старый и убогий водонагреватель, произведенный где-то в «третьем мире», который вырубался не реже пары раз в неделю. Так что девушки месяцами не видели горячей воды вдоволь, и теперь наверстывали упущенное.
Я слушал «Роллинг Стоунз», «Let it bleed» — почти идеальный альбом как для дождливых дней, так и для дней, когда кончается привычный нам мир. Не то, чтобы я действительно планировал низвергнуть Небеса целиком, лишь малую их часть — отдельную, весьма могущественную, если быть точным, но даже так, «Ты не можешь всегда получать желаемое» и «Безнадежная любовь» были поразительно кстати.
Я припарковал машину на Пэрэйд, все еще пытаясь скрывать мой недавно перекрашенный автомобиль от любопытных глаз, и пошел кружным путем к «Циркулю», по дороге проверяя, не следят ли за мной. Приятель, небесный адвокат Кул Фильтер, ссутулившись, стоял у дверей «Альгамбра Билдинг», пытаясь укрыться от дождя под козырьком, но дождь несло сильным ветром, и у него ничего не получалось.
— Молчаливый протест против несправедливости законов об ограничении курения, — сказал я, проходя мимо.
Кул выставил кулак, и я стукнул по нему своим.
— Молчаливый, блин. Я уже два года по этому поводу ругаюсь. Но какая разница, если никто не слушает.
— Наше истинное положение в этом мире незаметно.
— Что за хрень? — спросил он, уставившись на меня.
— Сам знаешь. Все мы работаем на незримые силы, следуем правилам, которых не понимаем, а когда жалуемся, то ничего не происходит.
— Не знаю, парень, что происходит, когда ты жалуешься, — ответил он, выкидывая сигарету в лужу, — но знаю, что когда жалуюсь я, то получаю пинков от Мула.
Кул мне нравился. Он был хорошим парнем, прямодушным — моим идеалом ангела.
— Ты не думаешь, что все это вообще чушью может оказаться? — спросил я.
— Ага. Так и есть, — ответил он, снова поглядев на меня. — Погоди-ка, как там ты тогда говорил?
— Наверное, что… те, на кого мы работаем, не настолько совершенны, как кажутся. Что, возможно, некоторые из них испорчены. Что некоторые вещи, которые мы делаем, нужны вовсе не для того, чтобы помочь людям и прославить Всевышнего.
Кул рассмеялся.
— Черт, парень, что на тебя нашло? Наши боссы несовершенны? Что-то из того, что мы делаем — полная чушь, а остальное — сомнительно?
Он прикурил сигарету.
— Что еще новенького, вот и все, что я могу спросить в ответ на это.
Он выпустил клуб дыма.
— Но это оплачивается, — с улыбкой сказал он. — Типа, в метафизическом смысле слова.
Я оставил его там, ссутулившегося у двери, пытающегося не замочить под дождем чудесную одежду. Штука в том, что Кул, наверное, прав. Наверное, все мои товарищи по работе, все ангелы, во всех городах, уже давно это поняли. Может, один я не желал мириться с положением дел. Каз несколько раз называла меня романтиком, и это не выглядело комплиментом.
В «Циркуле» все было так, как можно было и ожидать днем в среду — несколько обычных посетителей, пара заезжих, зашедших случайно. Практически все ангелы в окрестностях Залива знали, где есть хорошие бары, безопасные, где можно ненадолго снять нимб и, так сказать, распустить волосы. Я увидел Джимми Стола и еще несколько знакомых за одним столом, за другим сидели Моника и Тедди Небраска. Моника помахала рукой. Последнее время у меня не было возможности поговорить с ней, но Моника Нэбер была еще одной из попадающих в категорию «хороших людей», даже несмотря на то, что, как и большинство моих друзей, она не была человеком.
Я позволил Молодому Элвису на минуту отвести меня в угол и рассказать мне, что он успел за последнее время сделать со своим «Камаро» 72-го года выпуска — кучу усовершенствований, на мой взгляд, дорогих, бессмысленных и крикливых, в его обычном стиле, но, только что выставив на панель моего любимого АМС «Матадор», я был не в настроении о таком разговаривать. И ушел, взмолившись, что мне срочно надо пива, что, по счастливой случайности, было правдой. Дошел до бара. За стойкой стояла Кейси, подменный бармен, Чико же занимался учетом товара. И после того, как Кейси дала мне пиво, я пошел на склад.
Помещение за баром, вероятно, раньше было частью Масонского Зала, по крайней мере, судя по обоям с цветочным орнаментом начала 20-го века, которые полосами проглядывали там, где были видны стены. Теперь большая часть стен была закрыта полками до потолка. Хотя одну стену занимали холодильники с едой, остальные были уставлены всевозможными бутылками. Зрелище потрясающее, все эти бутылки с выпивкой, разных форм и оттенков стекла, объединяемые лишь тем, что содержимое каждой из них позволяло тебе напиться вдребезги. В прежние дни я с радостью бы выбрал из них пару самых особенных, чтобы опробовать на себе, но я пришел сюда по работе. Моей собственной работе, но, тем не менее, работе.
Я не увидел Чико сразу и окликнул его по имени. Он встал, одетый в передник с кучей карманов, будто милая Домохозяйка Сьюзи из тюрьмы сверхстрогого режима.
Поглядел на меня гневно, так, будто не рад был меня видеть. Иногда я раздумывал, не заключили ли Чико и Элис тайный брак, или, по крайней мере, не были ли они братом и сестрой, разлученными в детстве.
— Ну, Доллар. Чего надо?
— Пару минут твоего драгоценного внимания, которое наполнит меня отвагой, чтобы прожить этот унылый день.
— Эй, знаешь что, пошел на хрен.
Я обожал Чико. Он чудеснейший ангел из всех, кого я знал, которому никто и ничто не нравилось. Кроме клиентов, разумеется, и то, поскольку они деньги приносят. В остальном он реально их ненавидел. А, поскольку он был способен согнуть железную трубу голыми руками и отлично стрелял, я постоянно раздумывал над тем, из какой такой особенной части Небес происходит наш бармен. Может, в этом и дело. Может, и он, и Элис служили в одной части в «ООУ».
— И тебе тем же концом, чувак. На самом деле, хотел попросить об одолжении.
— Попросить — не значит получить.
— Что у тебя была за такая соль серебряная, в твоем ружье?
Он поглядел на меня так, будто я разом встал ему на обе ноги, не заметив этого.
— Чо?
— Откуда ты ее берешь?
Он пожал плечами и снова повернулся к полкам.
— Через друзей. Сам понимаешь.
— Как считаешь, твой друг не мог бы мне достать ее, некоторое количество?
— Это просто нитрат серебра, в порошке. Можешь сам такую хрень купить, через Интернет. Сколько тебе надо?
— Не знаю. Двадцать пять кило, полсотни.
Чико резко рассмеялся.
— Блин, чувак, это тебе обойдется тысяч в двадцать баксов где-то — это же серебро, чтоб его! Хочешь поохотиться на крупную дичь в Аду?
Было бы даже смешно, если бы не прошла всего пара недель, как я оттуда вернулся.
— Нет, парень. Но у меня есть идея, и я хочу попробовать.
— Ладно, только не рассказывай. Хватит того, что ты приволок сюда этого громадного демонического ушлепка, который разнес мой бар. Я не хочу потерять лицензию только потому, что ты еще какую-нибудь безумную хрень сотворишь.
По крайней мере, я знал, с чего начать. Возможно, Орбан сможет мне достать некоторое количество Оружия Массового Поражения со скидкой.
— Круто. Не напрягайся. Меня здесь не было, если что. Спасибо за совет.
— Эй, погоди-ка, — сказал он, когда я уже дошел до двери. Поставил пару бутылок на полку и снова выпрямился. — Чуть не забыл — у меня кое-что есть для тебя.
— Прямо для меня? Еще рановато для Дня Святого Валентина, Чико, даже для Рождества, но я тронут.
— Знаешь, Доллар, за что я тебя люблю? — начал он, ведя меня через склад к небольшой комнате с низким потолком, в которой он держал документы «Циркуля».
— За что?
— Хитрый вопрос. Не за что.
Протянув руку он взял что-то со стола и отдал мне. Это был запечатанный конверт, на котором было написано мое имя — земное имя.
— Какой-то парень в костюме оставил это для тебя. Спросил, когда ты будешь в следующий раз. Я сказал, что, будь моя воля, век бы тебя не видеть.
Я поглядел на конверт. Не знал, что это, но он мне уже не нравился.
— Ты все злишься за то, что то шумерское чудовище бар сломало? Сам знаешь, это Сэму в голову пришло сюда прийти, не мне.
— Такая же задница вместо головы, — ответил Чико, закрывая дверь конторы. — Обоим вам веры нет.
Вернувшись в бар, я допил пиво и решил, что могу позволить себе еще одно. Немного поболтал с Джимми Столом, который хотел, чтобы я в пятницу вечером пришел играть в покер, но только не в пятницу, поскольку теперь еженедельную игру перенесли на четверг, пусть мероприятие и продолжало именоваться Покером по Пятницам. Я насилу отговорился.
— Мы тебя вообще не видим, Бобби, — печально сказал он. — И Сэма тоже. Вы нашли себе другое место?
— Не знаю, как Сэм, но я предпочитаю пить дома, под свою музыку, в окружении классных книжек и двух горячих украинских девчонок, которые со мной живут.
— Шутник, — ответил он. — Ладно тебе, не ерепенься.
— Не более, чем обычно, — сказал я, наклоняясь и целуя в щечку Монику. Хлопнул по плечу Тедди Небраску, дружески (поскольку это все время заставляло его нервничать, а мне это, типа, нравилось), а затем вышел. Мне очень хотелось открыть конверт, но, поскольку я понятия не имел, что внутри, то решил, что лучше сделать это в укромном месте. Половина того, чем я нынче занимался, должна была совершаться в строжайшем секрете от Небес, так что если мне прислали тайное послание или угрожали, то один из самых популярных среди ангелов баров в Сан-Джудасе был не лучшим местом для просмотра такого письма.
Дождь немного ослаб, но все равно, пока я дошел до машины, замерз и промок. Хорошо было то, что сейчас было намного проще определить, не следят ли за мной, поскольку на улице почти никого не было. Тем не менее, я выехал из делового квартала кружным путем, на всякий случай поглядывая в зеркало заднего вида. Но на хвосте никого не было.
Остановился у гастронома, чтобы купить сэндвичей. На самом деле, я не очень-то представлял, что едят амазонки, хотя пока что напрашивалось определение «все, до чего дотянутся», так что я выбрал еду на свой вкус. И поехал обратно к квартире Каз.
Когда я уже заезжал в подземный гараж, то вдруг понял, что с того момента, как я отправил послание Каз, по крайней мере, попытался это сделать, я продолжал надеяться на то, что снова получу от нее весточку. Проблема только в том, что я переехал, после того как низзик нашел меня. Я, конечно, сомневался, что все это работает обычным способом, с адресом и картой, но даже если этот мелкий расплющенный жабик обладает каким-то чутьем, чтобы найти меня на новом месте, сейчас, когда я оказался в бункере без единого окна, принадлежащем моей подруге-демону, я вряд ли даже узнаю, если он снова меня найдет. Еще один повод для размышлений.
Меня совершенно не удивило, когда я увидел, как Галина и Оксана смотрят телевизор, одно из тех ужасных реалити-шоу, где ведущий подлавливает людей на вопросах родительских прав и супружеских измен. Похоже, оно им нравилось, так что я просто кинул несколько купленных сэндвичей на тарелку и поставил перед ними.
— Когда что-нибудь начнет происходить, мистер Бобби Доллар? — спросила Галина, не сводя взгляда с неряшливого парня на экране, который кричал, повернувшись к слушателям: «Вы ничего об этом не знаете! Ничего не знаете!»
— Этот человек безумен, — сказала Оксана, с удивлением молодой девушки, которая только что поняла, какими глупыми могут быть окружающие.
— Нет, правда. Мы хотим помочь вам, — сказала Галина. — Когда мы сможем помочь вам?
— Раньше, чем вам того бы хотелось, по всей видимости, так что наслаждайтесь свободой.
Я взял из шкафчика под раковиной на кухне резиновые перчатки и пошел к столу Каз, где освещение было получше. Большая часть ламп в гостиной были скрыты за просвечивающими вуалями, придавая всему отчетливое сходство с борделем. Когда я увидел это в первый раз, меня это ошеломило, но потом я осознал, что Каз, насколько бы она ни изменилась за сотни лет загробной жизни, в глубине души так и осталась средневековой девушкой. Наверное, в молодости она мечтала жить в такой обстановке, чем-то вроде мавританской роскоши, совсем не такой, как в холодном замке в Польше.
Надев перчатки, я снова оглядел конверт. Его не пересылали по почте, так что никаких отметок на нем не было, только мое имя — «Мистер Роберт Доллар», написанное фломастером. Даже смешно.
Внутри все оказалось иначе. И не только то, что письмо было написано на специальной дорогой бумаге для писем и начиналось со знакомого мне символа.
Уважаемый мистер Доллар
Напечатано с компьютерного файла, шрифтом «Гельветика» 14-го размера.
Мне поступила информация о трагической ошибке, которую совершили некоторые из моих сотрудников, нарушив Вашу неприкосновенность. Уверяю вас, что я бы никогда такого не допустил, а когда я узнал, что дело дошло до физического противостояния между вами и моими излишне ревностными подчиненными, я наказал ответственных за это.
Мы не враги, мистер Доллар, и нам незачем быть врагами. Надеюсь, что смогу вам это доказать. На самом деле, у нас есть ряд общих целей, и моя организация может посодействовать вам в достижении Ваших. Был бы очень признателен, если бы мы смогли обсудить с вами это, а также другие вопросы. Приходите к нам в наш офис в 15.00 в пятницу, и я все вам объясню.
Вынужден извиниться за необычный способ связи, но вы, похоже, сменили место жительства, и у меня не было другого способа связаться с вами. Если по какой-либо причине вы не сможете прийти в назначенное время в пятницу, пожалуйста, позвоните, и я с готовностью назначу другое время. Очень важно, чтобы мы поговорили и чтобы между нами более не осталось никакого недопонимания.
Там даже был адрес. 378, Сентениэл-Авеню, Сан-Джудас, Калифорния, 90460. В деловом квартале, поблизости от магазинов и больших стадионов, где так удобно проводить факельные шествия.
Я не смог удержаться от смеха. «Физическое противостояние»? Должно быть, герр Варенменш имел в виду, как нанятый им громила едва не выбил (в буквальном смысле слова) все святое дерьмо из меня? Да, недопонимание, это уж точно. Мы вполне можем работать вместе, я и нацисты. Мне от них будет очень много пользы.
— Ага, — сказал я. — Как полякам.
Переписав адрес и время встречи, я порвал письмо и выкинул. Для меня в нем не было ничего ценного, разве что еще раз посмеяться. Взял со дна пакета сэндвич с бастурмой, который оставил для себя, разогрел утренний кофе и сел поесть. К тому времени, как я принялся стряхивать крошки со стола, то пришел к выводу, что отморозки из «Черного Солнца» сейчас имеют слишком сильное влияние на мою жизнь, чтобы их проигнорировать, а поскольку у них в распоряжении имеются сверхъестественные твари, такие, как «Дети Кошмара», то они достаточно опасны. Надо получше выяснить, какое место они занимают в этом мишигасе из Элигора, Энаиты, пера и рога. И простейшим способом узнать это было принять их приглашение.
Позже вечером, когда я составил неотложный список того, что мне понадобится прежде, чем я отправлюсь в гости к Бальдуру и его Воинам Бликрига, то понял, что не могу усидеть на месте. Амазонки отправились в кровать, заниматься своей лежачей гимнастикой, так что я взял пива и вышел во внутренний двор жилого комплекса, чтобы размять ноги. В некоторых окнах горел свет, но пока что я не видел ни одного из соседей. Это можно было понять — Каз выбрала для своего «земного пристанища» место, где ей не пришлось бы слишком часто встречаться с другими людьми, но, поскольку, как я теперь знал, неонацисты не одну неделю жили в квартире надо мной, на старом месте, то подумал, что был слишком небрежен в вопросе того, кто находится внутри охраняемой зоны рядом со мной.
Я пробыл снаружи почти час. Ливень уже закончился, но холод в воздухе остался. Было весьма холодно даже для ангела, но я твердо вознамерился дать шанс посланцу Каз найти меня, а низзик, похоже, отправлялся в путешествия только после наступления темноты. Но единственным, кто в это время был на улице, кроме меня, оказался какой-то пес, живший неподалеку и оглашавший окрестности громким хриплым лаем снова и снова. Он прекратил свои усилия, отчаявшись, но спустя пару минут снова залаял, возмущаясь несправедливостью мира, в котором люди спят дома и в тепле, а ему приходится ночевать на холоде снаружи.
— Я тебя понимаю, брат, — тихо сказал я ему и, допив пиво, вернулся в дом.