Проспать Судный день

ГЛАВА 23 ТЕНЬ ВО СВЕТЕ

Так поразительно видеть все это через крохотное окно монитора ноутбука. Так, будто мы подглядываем, будто это происходит сейчас, будто мы дети, глядящие в замочную скважину, пытающиеся понять, чем это там взрослые занимаются.

— Это… ужасно, — сказала Оксана.

Младенец перестал шевелиться, и его бросили в сторону, как пустой мешок.

— Кто эти люди? — спросил Уэнделл.

— Безумцы-неофашисты, но их цели явно идут много дальше, чем заставить поезда ходить по расписанию, — ответил я. — Они не одну неделю за мной следили. Думали, что я знаю, где спрятан рог Элигора.

— Мы говорим о том самом Элигоре? — спросил Уэнделл. — Великом Герцоге Ада?

— Ты о нем знаешь? — удивленно спросил Клэренс. Видимо, он считал, что в таком дерьме копаются только умалишенные ангелы, типа меня.

— Я о нем знаю, точно так же, как любой рядовой американской армии знает, кто такие Гиммлер и Геринг. Он один из худших среди них.

Уэнделл поглядел на меня.

— Зачем им нужен этот рог?

— Понятия не имею. Мог бы предположить, что они работают на Элигора, но не могу себе представить, что он стал бы нанимать такую кучку дешевых клоунов. Он слишком умен для этого.

— А у тебя есть этот его рог или ты знаешь, где он? — спросил Уэнделл, внимательно глядя на меня и явно ожидая объяснений, зачем такая штуковина ангелу.

— Нет. Но у меня есть свои причины искать его. Уважительные причины, — ответил я, уязвленный сомнением в его взгляде.

Клэренс наклонился к Уэнделлу.

— Проблемы с девушкой, — громким сценическим шепотом произнес он.

— Все совсем не так просто, будь ты проклят! Но я заверяю тебя, что это связано со всеми остальными проблемами, и мои причины абсолютно уважительные. Я ничуть не меньше желаю, чтобы эти долбаные фашисты не получили его, и желаю получить его сам.

— Что там теперь? — спросила Оксана, не слушая нас. — Все темно.

Я повернулся к экрану. Прямоугольное окно экрана стало совершенно черным, будто мерзкий фильм Урука закончился. Но так продолжалось буквально секунду. Потом в темноте что-то появилось и стало расти.

Поначалу это был лишь тусклый желтый свет, медленно пульсирующий на полу вокруг чадящего пламени. Кровь в огонь, вспомнил я. Кровь невинного. Свечение начало подыматься, скорее, словно туман, и превратилось в колеблющуюся колонну мерзкого желтого цвета. Я увидел нечто в центре, там, где был огонь. Нечто, совершенно отдельное от окружающего его сияния, искаженное, дрожащее, будто изображение при съемке из-под воды или на планете, где атмосфера в тысячу раз плотнее земной. Грязно-желтый свет образовал полую колонну, до самого верха картинки.

Существо, находящееся внутри колонны, было огромным, и его покрывала тень. Я не мог разобрать очертания, лишь две моргающие щели в верхней части комка мрака. Глаза. Затем открылся рот, слишком широкий даже для такого уродливого тела, так и остававшегося внутри переливающейся желтой колонны.

— Кто звал меня?

Голос был похож на звук бетономешалки, наполненной камнями и падалью.

И я знал этот голос.

Галина снова подошла к экрану, увидев наши ошеломленные лица и услышав этот жуткий грохочущий голос.

— Так это ты, толстый ублюдок, — сказал я.

Бальдур фон Варенменш появился в кадре, на коленях подползая к колонне света, ничтожный пред тварью, им вызванной.

— Ситри, великий принц! Ты, именуемый Битру, Владыкой Тайн! Мы призвали тебя! Мы связали тебя! Пока ты находишься внутри круга, ты не причинишь нам вреда!

— Простите за ругань, — сказал я Клэренсу и Уэнделлу. — Хрен мне в бок! Поверить не могу, что в «Черном Солнце» такие идиоты, что решили заключать сделки с Ситри. Они еще узнают, чего им это стоить будет.

Силуэт внутри колонны резко шевельнулся, растягиваясь в одних местах и съеживаясь в других, но так и оставшись тенью посреди света. Теперь он напоминал человека с огромными ястребиными крыльями и лицом, похожим на кошачью морду.

— И что же вы от меня хотите? — изумленно спросил голос.

— Твоей помощи, чтобы низвергнуть полукровок и неверующих! Твоей помощи, чтобы принести на Землю эру чистоты, эру власти тех, кто этого действительно заслуживает!

Я явственно слышал, как запинается фон Варенменш, испугавшись своего собственного успеха. Может, я и ненавидел его до глубины его мерзкого нутра, но не мог винить его в трусости. Заняться вызовом демона и узреть перед собой самого Ситри было все равно, что поставить мышеловку, а потом увидеть в ней медведя-гризли.

— Взамен вы исполните мое поручение, так?

Голос остался тем же, но силуэт внутри потоков света изменился, превратившись в дерево с человеческими пальцами и глазами, горящими огнем. Прежде, чем фон Варенменш успел ответить, силуэт снова изменился, превратившись в черный перекошенный трон.

Главу неонацистов будто загипнотизировали эти перемены.

— Д… да, конечно, Повелитель, — наконец сказал он. — Конечно же, великий Ситри! Мы сделаем все, что ты скажешь. Ты почтил нас своим доверием.

Ситри превратился в каменную колонну.

— Я почтил вас моей сдержанностью, — произнес рокочущий голос. — Одно мое слово, и ваши души будут порваны на клочки и натянуты на вратах внешней тьмы. Помните это.

Произошла новая перемена, более сложная, и теперь внутри колонны света плавало существо с щупальцами, клювами и нитями, помесь кальмара и медузы.

— Вы найдете то, что я желаю, и принесете мне. Чтобы помочь вам в этом, я дам вам власть над тремя слугами, Детьми Кошмаров, Бескостными и самыми могучими из трех…

Силуэт перестал говорить. Тянулись мгновения, а внутри желтой колонны света ничто не шевелилось, лишь несколько тонких отростков колыхались в невидимом течении. Силуэт снова изменился, очень резко, превратившись в нечто слишком длинное, угловатое и многосуставчатое, чтобы уместиться внутри колонны. Будто человек, собранный из деревянных палок, или пугало.

— Что это? — спросило существо, и его грубый голос стал еще более холодным и угрожающим. — Что делает это создание?

Фон Варенменш поглядел в сторону камеры.

— Он… записывает нашу историческую встречу, великий принц! Во славу «Черного Солнца» и…

— Нет.

И спустя мгновение из колонны света вырвалась струя тьмы, прямо в камеру. Все мы вздрогнули — Галина, опершаяся о мое плечо, едва не грохнулась задницей на пол. Экран стал черным. Запись кончилась.

Очень долго мы лишь переводили взгляд с пустого экрана друг на друга и обратно.

— По-моему, меня сейчас стошнит, — сказал Клэренс и ринулся к ванной комнате.

— Это тот, против кого ты воевать собрался? — спросил Уэнделл. Здоровый румянец напрочь исчез с его лица. Я чувствовал себя не лучше.

— Круглые сутки, на хрен. Но не только с ним.

Я повернулся, чтобы поглядеть на Галину, и увидел, что она и Оксана сели на диван и испуганно перешептываются.

— На самом деле, чтобы расставить все точки, я не думаю, что Принцу Ситри есть до меня хоть какое-то дело. Он хочет навредить Великому Герцогу Элигору. Они друг друга ненавидят. Если про рог узнают все, у Элигора будут большие проблемы с остальными властителями Ада, поэтому Ситри и хочет его найти.

— Но зачем? — спросил Уэнделл, закрывая окно видеоплеера. — К чему ведет вся эта борьба за этот рог? Почему он вообще начал фигурировать?

— Сделай-ка лучше себе кофе, — ответил я. — Даже Кл… Гаррисон всего этого не знает. А когда ты узнаешь все, то, возможно передумаешь насчет того, чтобы в этом участвовать. Как я уже говорил, тут замешаны очень скверные персоны.

— Мне плевать, будь это хоть сам Отступник, — сказал Уэнделл. — Этих людей надо остановить.

— «Черное Солнце»? Ага, с удовольствием это сделаю, если шанс представится. Но они здесь не главные.

Конечно, я никому не говорил, что для меня главное — вернуть Каз. Вражда между демонами, нацисты, убивающие детей, разборки между ангелами — ничто это не имеет для меня значения, если я не спасу ее.

«Я тоже это почувствовала. С самого начала», — призналась она мне в своем послании. Вот это и было для меня главным.

Когда я изложил всю картину событий, Уэнделл и Клэренс были настолько ошеломлены, что я просто отправил их домой, дав им пару новых мобильных, которые нельзя было отследить. Выглядели они так, будто побывали в перестрелке, и неудивительно. В смысле, одно дело — думать, что за кулисами происходит совсем не то, что ты думаешь, и совсем другое — что смысл происходящего совершенно безумен. Все мы, и ангелы в том числе, большую часть времени действуем так, будто окружающая нас реальность безопасна, мир более-менее нам известен, и наибольшие трудности можно преодолеть упорством и тяжелым трудом, а также (если мы сентиментальны) благими намерениями. Но все обстоит совершенно иначе, и иногда напоминание об этом очень болезненно.

Когда ангелы уехали, амазонки отправились в спальню. Услышав шум, я решил было, что они находят утешение в объятиях друг друга, но через некоторое время понял, что был прав лишь отчасти. Они спарринговали. В какой-то момент начали тренироваться на клинковом оружии, поскольку квартиру заполнил звон стали о сталь. Наши соседи и понятия не имели, как им повезло, когда Каз выдала указание соорудить толстые бетонные стены.

Время шло к полуночи, заканчивался один из самых тяжелых дней в моей жизни за пределами Ада, но у меня остались еще несколько дел. Ждать, пока у Жировика снова образуется человеческий мозг, я не хотел, однако хотел, чтобы он занялся новой информацией, теперь, когда я получил подтверждение того, что Донья Сепанта и есть Энаита. А особенно я хотел побольше узнать о багберах, по крайней мере, о том, как их убить. Кроме того, в моей голове до сих пор звучали зловещие слова Принца Ситри насчет трех слуг. С Детьми Кошмаров я уже познакомился, лучше, чем хотелось бы, но багберы, Бескостные, как назвал их Ситри, оказались намного опаснее «щенков свастики». Не хотелось даже и думать, что там за третий слуга, но, скорее всего, он еще могущественнее, так что я хотел быть готовым ко всему.

К моему приятному удивлению, Хавьер ответил на звонок из дома Жировика. Джордж вернулся в город, сказал он мне, и чувствует себя намного лучше после посещения долины. Да, он даст мне оставить сообщение на автоответчике, хотя если я перезвоню всего через полчаса, то смогу лично поговорить с хозяином…

Но я просто слишком устал. Оставил сообщение Джорджу и тут же, по наитию, позвонил Густибусу. Трубку взяла одна из русских монахинь и сообщила мне, что Густибус отошел. Оставалось только надеяться, что отошел он ко сну. Я попросил ее передать ему, чтобы он со мной связался, и дал ей номер одного из новых мобильных.

К этому времени я едва мог держать глаза открытыми, но в то же время ощущал некоторую нервозность и взвинченность, отчего мне хотелось выпить. С выпивкой такое дело, я все время к ней возвращаюсь, как мужчина, который не может оставить женщину, которая продолжает терзать ему сердце. Выпивка помогает выключить мозги, когда не помогает ничто другое. Ослабляет натянутые нервы настолько, чтобы я мог уснуть, в такие ночи, когда ничего не остается кроме как спать.

Это не оправдание, вернее, это и есть оправдание, чтобы вы поняли, почему я так поступаю. Да, я пью больше, чем следовало бы, и не будь у меня идеального тела, данного ангелу, которое в течение суток может справиться с самым жестоким похмельем, наверняка бы моя печень заняла достойное место в банке со спиртом, рядом со знаменитой распутинской сосиской и тонко нарезанным мозгом Эйнштейна. Но я пью, потому что мне это помогает.

Только я успел разлечься на диване, в надежде посмотреть новости спорта или что-то еще, что займет те части мозга, которые не выключила водка, как мимо меня из ванной прошла Галина, в носках и фуфайке с капюшоном, на улицу покурить. Я как раз раздумывал над тем, что студенческий американский футбол, наверное, самый перерекламированный из видов спорта, после гольфа, конечно же, у которого в этом не было конкурентов, когда Галина вернулась обратно с очень озадаченным выражением лица.

— Вы разбираетесь в битах? — спросила она.

Шестеренки в моей голове провернулись не сразу. Сезон игр в бейсболе давно кончился.

— Биты?

До меня дошло, что в английском у слова «бэт» есть целых два значения.

— Ты имеешь в виду летающих грызунов?

— Да. Вы в них разбираетесь?

— Немного знаю о них. А что? Ты снаружи увидела летучую мышь?

Может, она наткнулась на больную или увечную, подумал я, уже хотел предупредить ее насчет бешенства, но выражение на ее лице было слишком уж озадаченное.

— Что такое?

— Там… летучая мышь, на заборе. Кажется. И она разговаривает.

Полные две секунды я вообще не мог понять, что она сказала, что за выверт случился у нее в голове с переводом с украинского на английский, приведя ее в область невозможного. И вдруг понял, что происходит. Подпрыгнул и ринулся к двери, отталкивая ее в сторону. Она выбежала во двор следом за мной.

— Вон, — напряженно и тихо сказала она. — На заборе.

Что-то действительно повисло на заборе, и выглядело оно действительно как летучая мышь, вот только одно ее крыло было сильно больше другого, а тело больше походило на пулю, за исключением множества мохнатых лап. Когда я подошел, маленькое чудовище повернуло голову, на пол-оборота, оказавшись одновременно спиной и мордой ко мне. Похоже оно было на одно из тех мадагаскарских созданий, лазающих по веткам, лори, потто, или как их там. За исключением того, что лори и потто не состоят из слизи и не имеют всего один большой глаз посреди морды.

— Ты самый упертый, надоедливый и эгоистичный мужчина из всех, кого я встречала, — сказала сидящая на заборе тварь, голосом, искаженным ртом и глоткой демона, но четко узнаваемым голосом Каз. — Не забудь, я столетия провела в Аду, так что я встречала там весьма неприятных мужчин, и не одного. Я не забыла сказать насчет твоих безумных болезненных иллюзий насчет твоих способностей?..

— Я ее заберу, — сказал я Галине. — Это для меня. Посланец издалека.

Интерлюдия: трансляция через слизедемона

— Ты самый упертый, надоедливый и эгоистичный мужчина из всех, кого я встречала. Не забудь, я столетия провела в Аду, так что я встречала там весьма неприятных мужчин, и не одного. Я не забыла сказать насчет твоих безумных болезненных иллюзий насчет твоих способностей?..

Для начала, ты очень, очень жесток по отношению к низзикам. Тот, которого ты перепрограммировал, если использовать ваше новое слово для этого, просто испорчен. Он до сих пор целыми днями сидит в пламени свечи, дрожа и стеная. Если ты сочтешь нужным ответить — а я уверена, что сочтешь, поскольку тебе никогда не удавалось держать рот закрытым, даже когда надо, просто сожги у него под носом немного белой камфары, и он будет готов запомнить новое сообщение. Пожалуйста, не делай с ним то, что сделал с предыдущим. Ты понятия не имеешь, как сложно мне было добыть этих, да еще и отправить к тебе.

А теперь самое важное. Ты НЕ СМОЖЕШЬ вытащить меня отсюда, Бобби. Даже не думай об этом. Последнее время тебе досталась вся возможная удача, выделенная тебе судьбой, и все равно ты едва смог выкарабкаться. Элигору было что-то от тебя надо, поэтому ты остался жив. Второй раз такого не случится.

Я серьезно. Не делай ничего. Пусть будет как есть. В любом случае, у нас бы ничего не получилось. Случись нам жить вместе, ты бы от меня ушел или я бы тебя бросила, не прошло бы и года. Мы слишком разные, и я говорю не только о различии между Небесами и Адом.

Позаботься о себе, ты, упертый, ужасный и такой чудесный мужчина.

Ответное сообщение.

— Ты вообще слушаешь, ты, склизкий мелкий ублюдок с кривым крылом? Тогда сиди на месте, нюхай свою камфару и сделай вид, что слушаешь, иначе окажешься в кутузке, как предыдущий.

— О'кей. Прошла пара часов после того, как я получил твое послание, Каз. Ты никогда не думала, насколько сложно найти белую камфару после полуночи, даже в Сан-Джудасе? В конце концов я нашел круглосуточную индийскую бакалейную лавку.

Что ты хочешь сказать, мы не можем быть вместе? Неужели ты думаешь, что мне в самом деле нравится быть таким, какой я есть, жить, как я живу? Ради тебя я отправился в Ад, неужели ты думаешь, что ради тебя я не научусь мыть посуду и держать рот закрытым, пока ты будешь смотреть тупые телешоу, которые тебе нравятся и которые я ненавижу? Я не претендую на совершенство. Но небольшой простор для того, чтобы изменить себя, у меня есть.

На самом деле, в последние дни моей первоочередной целью является жить, как обычный рабочий из пригорода. Я не шучу, Каз. Действительно не шучу. Я пожертвовал бы нимбом и крыльями — ладно, у меня нет ни того, ни другого, но ты понимаешь, о чем я — ради того, чтобы весь день валяться с тобой в постели, занимаясь любовью и читая воскресные газеты, если только газеты до сих пор еще печатают. И пусть мои боссы говорят мне, что «тысячи душ не попадут на Небеса, если ты бросишь свою работу». «Ага, жалко это слышать. Вышлите выходное пособие по адресу». Вот что я скажу в ответ. «Следующий месяц, как минимум, я намерен провести в постели».

Серьезно, неужели ты даже попытаться не хочешь? Я и ты, обычная, скучная парочка. Ходить вместе на вечеринки, не беспокоясь, что какой-нибудь древний демон Прежнего Мира выпрыгнет из гуакамоле и попытается нас убить? Отправляться в отпуск, не думая, что Апокалипсис случится сразу же, как мы уйдем от наших рабочих: столов?

Я буду рад проводить годы, просто целуя все твое тело, сверху донизу. Я не преувеличиваю. Ты мне снишься, все время. Хочу облизывать, кусать и сосать каждый дюйм твоей прохладной кожи. Ты будто один большой кусок кокосового фруктового льда, бледная, холодная, сладкая. О, и горячая внутри. Такая горячая.

Как ты смеешь сдаться, женщина. Как ты смеешь забыть то, что было между нами.