Проспать Судный день

ГЛАВА 18 ЗАВОДИМ ДРУЗЕЙ, СЖИГАЕМ ЛЮДЕЙ

Я хромал, шагая по Сентениэл-Авеню, но хромота эта была намеренной.

Поглядел, как мой «Датсун» доехал до угла и свернул обратно к Рэвенсвуду. Новая краска выглядела правдоподобно потертой после недавнего продвинутого издевательства. Я снова пустил амазонок за руль, поскольку не мог рисковать тем, что в каблуке ботинка взорвется заряд, но будь я проклят, если бы я позволил им участвовать в этой разведывательной операции, одном из тех глупых и, возможно, ненужных дел, которые я обычно выполнял сам.

Как, например, моя интимная жизнь. Отскок!

Сентениэл когда-то была одной из главных улиц города, в 60-х, но потом наступили более скудные времена, а большая программа реконструкции города в середине 90-х не дошла до нее буквально пару улиц. Она была широкой, но не выглядела такой, поскольку была обрамлена приземистыми домами постройки начала прошлого века. Но по ней ездили достаточно быстро, и, хотя здесь еще жили люди — на верхних этажах коммерческих зданий располагались квартиры — плохое освещение и быстрое автомобильное движение, казалось, заставляли даже местных ходить быстрее. Не говоря уже о менее приглядных элементах уличной жизни, которые можно было найти на Сентениэл, как сказали бы по телевидению, «в изобилии». На перекрестке Сентениэл и Индастриал, в паре кварталов отсюда, было самое лучшее место для съема шлюх и покупки наркотиков в любое время суток.

Здесь же, немного западнее Сендастриал, как называли ее некоторые местные, все было не столь мрачно, но только потому, что волна облагораживания сюда еще не дошла. На первых этажах располагались небольшие такерии, мексиканские закусочные, заведения восточной кухни, химчистки и педикюрные салоны, такие, какие обычно бывают в торговых рядах в пригородах.

Дом 378 оказался большим песчано-серым зданием того же возраста, что и большинство остальных, но на этаж выше соседних. Еще он был в несколько лучшем состоянии, чем остальные дома в квартале. Три входа, один — во врачебный кабинет, второй — финансовая контора, третий — с вывеской «Зонненрад Комьюникейшнз», золотыми буквами по стеклу. Я толкнул дверь и вошел внутрь. Там никого не было, это была всего лишь скромная приемная со столиком и журналами на нем (никакого неонацизма, кстати, имею честь доложить, но, полагаю, вы бы не выложили экземпляр «Геноцида в иллюстрациях» так, чтобы его увидел, скажем, курьер из UPS). На стене висел листок, с напечатанным на лазерном принтере указателем и сообщением, что приемная находится этажом выше. Я осторожно похромал по лестнице и оказался в другой комнате, еще меньше. Секретарша за столом, лет двадцати пяти, была белокурой, словно немецкая школьница из «Триумфа воли». Но говорила с четким акцентом жителя Сан-Джудаса.

— Чем могу помочь?

— У меня приглашение. Меня зовут Доллар.

Она кивнула, нажимая кнопку, сказала мое имя в микрофон гарнитуры.

— Сейчас к вам выйдут, — сказала она и вернулась к важной работе на благо расы, коей в данном случае оказалось чтение «Ю. Эс. Мэгэзин».

Через пару секунд появился один из двух ублюдков, которых я застал у себя в квартире, темноволосый, которого я прозвал «Тимоном». Он открыл другую дверь и жестом позвал меня. Я вошел, и тут «Пумба», светловолосый и коренастый, встал по другую сторону от меня.

— Герр фон Варенменш ждет вас, — сказал Тимон, зажатый, как парень, в первый раз пригласивший девушку на медленный танец. — Мы очень сожалеем о непонимании, которое возникло между нами позавчера.

Я не собирался тратить силы на имитацию вежливости.

— Давай забудем об этом.

Мы поднялись на третий этаж по лестнице, и Тимон постучал в дверь в коридоре. А затем впустил меня внутрь.

Комната когда-то была очень приятной, что-то вроде кабинета практикующего юриста или старомодного кабинета практикующего врача, но выцветшие обои контрастировали с новой мебелью. Большую часть северо-восточной стены занимало большое окно, закрытое кованой железной решеткой. Напротив меня, за большим дубовым столом, сидел мужчина лет тридцати с белой кожей и черными волосами. Волосы у него тоже были коротко острижены, в военном стиле, как и у моих сопровождающих, едва не сбриты, но, в отличие от Тимона и Пумбы, у него была густая борода. Он не был похож на стандартного неонациста, которого я ожидал увидеть, скорее, он был похож на Авраама Линкольна во время эпидемии чесотки. Ощущение лишь усилилось, когда он встал, поскольку он оказался высокого роста, метра два, с длинными руками и кистями рук.

— Мистер Доллар! — сказал он со слабым, но отчетливым скандинавским акцентом. — Так любезно с вашей стороны, что вы пришли. Еще раз хочу принести извинения за ошибки моих коллег. Уверяю вас, их проступок повлек наказание.

Мне, правда, не казалось, что мои сопровождающие как-то особо пострадали, но я лишь кивнул.

— А вы, должно быть, Бальдур фон Варенменш.

Он улыбнулся, так, будто я встретил его в людном месте и попросил автограф.

— Я и есть! Да! Нам надо о многом поговорить. Но сначала, прошу прощения, но мои коллеги должны…

Он сделал извиняющийся жест.

— Ну, давайте будем откровенны. Они должны обыскать вас на предмет оружия. У меня достаточно врагов, а с вами я еще не установил дружеских отношений.

Пожав плечами, я позволил им обыскать меня. Один нашел мой FN и осторожно, одними пальцами, достал его и положил на стол. Другой нашел нож в рукаве, но не нашел другой, спрятанный ниже воротника на спине. Решив сыграть в хорошего парня, я сам достал нож и отдал светловолосому Пумбе.

Фон Варенменш нахмурился.

— Томас, ты был тороплив, — сказал он, сдвигая пистолет и два ножа на край стола, подальше от меня. — Повтори обыск еще раз.

На этот раз они нашли третий нож, маленький, запрятанный в пряжке ремня, с рукояткой кастетного типа. А потом нащупали и свинцовую трубу, вшитую в рукав. Дабы не провоцировать их на то, чтобы порвать на куски мой пиджак, я просто снял его и кинул фон Варенменшу. Тот аккуратно сложил пиджак и положил его поверх остального.

Томас «Пумба» поставил мне стул рядом со столом, я сел, и оба парня встали по бокам от меня.

— Могу я что-нибудь вам предложить? — спросил главный.

— Нет, благодарю, — ответил я. — Только что был на ланче с дочерью.

Я проследил за реакцией бородатого, но тот лишь кивнул, и это меня очень обрадовало. Я не придумал несуществующую дочь для того, чтобы дать объяснение на тот случай, если кто-то видел, как меня подвозили амазонки, скорее, попытался выяснить, знают ли в «Черном Солнце», что я ангел. Отсутствие реакции означало, что вероятно, не знают. А тогда куда вероятнее, что все окончится в мою пользу.

Мне пришлось минут пять сидеть, выслушивая слова Бальдура фон Ерундатора о том, насколько неправильно его люди поняли указание выйти на контакт со мной, а потом и закончили свою глупую слежку, по его словам, «достойным сожаления физическим противостоянием».

— Так теперь называется бить меня, пока я кровью харкать не начал?

Он махнул рукой, видимо, призывая меня не обращать внимания на подобные мелочи.

— Как я уже сказал, мистер Доллар, мы сожалеем о допущенной ошибке. Но приняли серьезные меры к тому, чтобы подобного больше не случилось.

— Правда? Я, может, ошибаюсь, но двое парней, которые дышат мне в спину, стоят вполне нормально. Вряд ли кому-то из них ногу сломали.

БФВ улыбнулся, совершенно откровенно, и тут я забеспокоился по-настоящему. В смысле, он был рад, что я завел речь об этом. Я вспомнил сказанное амазонками. То, что эти люди опасны.

— Ну, они там были всего лишь помощниками. Все испортил так называемый профессионал, которого мы наняли.

Он имел в виду Лысого Бандита. Значит, они собираются все на него свалить. А какой смысл? Его здесь нет, тогда он сбежал, так что же они хотят сказать? Зачем вообще было заводить речь об этом?

— Ну, он явно был уверен в том, что его работа заключается в изменении моей внешности.

— Ужасно, ужасно. Но не беспокойтесь. Мы об этом позаботились.

Фон В. открыл стоящий перед ним ноутбук, с самым большим монитором, с каким ноутбук еще в состоянии остаться переносным и быть допущенным к провозу в ручной клади в самолете. Развернул его экраном ко мне.

— Глядите. Увидите сами.

Мгновение изображение на экране было смазанным, но потом камера сфокусировалась, и я увидел человека в круге света, лежащего на боку на грязном асфальте. Нет, не совсем лежащего, скорее, стоящего на коленях, со связанными за спиной руками. Достаточно хорошо разглядел его лицо, чтобы узнать Лысого Бандита. Нос кольнуло болью от воспоминаний. Л.Б. говорил, но звука не было, так что я ничего не услышал.

— О'кей, ага, вот ваш парень. Что, вы его отшлепали?

— Смотрите.

Спустя мгновение человек, державший Лысого Бандита, наклонился вперед, и я его разглядел. Сложно было понять, кто это, поскольку у него на голове была лыжная маска, но, возможно, это был сам фон Варенменш. Парень в лыжной маске достал большой нож с широким лезвием и показал его в камеру. Судя по форме, хоть я и не мог разглядеть надпись на клинке, там было написано «Meine Ehre heist Treue» — «Верность — моя честь», и это был кинжал, какие носили нацистские эсэсовцы во Вторую мировую. Я уже хотел было спросить насчет того, что еще у них есть в коллекции, но двое других людей крепко ухватили Лысого Бандита, а первый принялся резать ему горло.

Смотреть на это было ужасно, еще ужаснее, поскольку это происходило медленно. Даже сильному человеку требуется некоторое время, чтобы перерезать кинжалом мускулистую шею, даже острым, особенно, если физически крепкий человек отчаянно сопротивляется, дергаясь и вопя. Я был рад, что хотя бы не слышу его криков. Зрелище было мерзким и тошнотворным, как на бойне. Когда все закончилось, камера выключилась, и на экране осталось изображение перерезанной шеи и залитого кровью тела.

Бальдур фон Варенменш закрыл ноутбук и откинулся на спинку кресла с удовлетворенным и самодовольным выражением лица.

— Честь нашего общества очень важна для нас, мистер Доллар. Мы не прощаем долгов. На случай, если вы решите, что мы устроили инсценировку, как в каком-нибудь американском телешоу, у меня для вас подарок.

Наклонившись, он поднял что-то с пола и со стуком поставил на стол. Штуку, которую еще называют диджейским чемоданчиком, кубическую коробку сантиметров в тридцать размером с плотно закрывающейся крышкой, в которой диджеи таскают виниловые пластинки с одного концерта на другой.

— Это подарок вам, мистер Доллар, в качестве доказательства нашей искренности. Давайте, загляните внутрь. И тогда узнаете, что это злосчастное нападение на вас не осталось неотмщенным.

Многое я видывал на своем веку, так что не опасался, что меня стошнит или что случится что-то подобное, но настроение у меня уже было не такое лучезарное, как тогда, когда я пришел сюда. Конечно, и амазонки, и Густибус говорили мне, что эти парни — убийцы, в этом не было ничего удивительного, но явное удовольствие, с которым фон Варенменш продемонстрировал мне казнь, перевело его в разряд садистов и безумцев.

Черт, и чему тут удивляться, подумал я. Это те самые люди, для которых Всевышний создал Ад в первую очередь.

Я изо всех сил постарался держаться хладнокровно, но не стал открывать коробку, оставив ее на столе, будто крохотный космический корабль, прибывший с планеты Обезглавливание.

— О'кей, если ваша скромная презентация окончена, тогда я хотел бы получить ответы на вопросы. Вы сказали, что мы можем работать вместе. Что у нас общего, на ваш взгляд?

Варенменш равнодушно улыбнулся.

— Рог, мистер Доллар. Вы это знаете не хуже меня, я не собираюсь подвергать сомнению вашу осведомленность. Рог Абигора.

Очко. По крайней мере, не надо терять время.

— Абигор? Вы имеете в виду Элигора?

Он снова махнул рукой.

— Абигор, Элигор, Элигос — у этих бессмертных существ много имен, какими их именовали люди, им поклонявшиеся, в расчете на их милость. Вы обладаете редкой способностью находить артефакты, о которых другие лишь мечтают. Рог Абигора был бы особенно для нас полезен. Сколько бы вам ни платили, от имени нашего лидера я уполномочен предложить вам в полтора раза больше.

— Вашего лидера? Я думал, лидер — вы.

Он снова улыбнулся, на этот раз несколько натянуто.

— Нет, нет. «Черное Солнце» — древнее и великое общество, и, хотя мне и повезло пробиться в высшие эшелоны нашего движения, все мы принесли клятву верности владыке — Императору, будь он благословен.

Тимон и Пумба хором повторили за ним последнюю фразу, словно на катехизации.

— Мы куда более мощная сила, мистер Доллар, чем вы могли бы себе представить. Мощное движение, по сути — армия. Мы можем очень многое вам предложить, помимо нашей дружбы, но и наша дружба сама по себе — нечто очень ценное.

— Не сомневаюсь, — ответил я. — И что же вы сделаете с рогом, когда получите его?

Он покачал головой, продолжая улыбаться.

— Полноте, мы не можем ответить на все вопросы. Кроме того, решение об этом будет принимать наш владыка. Но вам незачем беспокоиться. Это пойдет исключительно на всеобщее благо. Мы не нигилистическая секта, не анархисты, желающие уничтожить цивилизацию. Мы созидатели, мистер Доллар!

— Ага, точно. Но ведь советским танкам потребовалось не слишком много времени, чтобы снести все построения нацистов в Берлине, не так ли?

На мгновение я увидел на его лице не просто злость, но отблеск безумия в его зеленых глазах. Уже приготовился к тому, что меня ударят, но он лишь снова откинулся на спинку кресла и погрозил мне пальцем, будто сердящийся учитель в школе.

— Не дождетесь, мистер Доллар, чтобы я на такое клюнул. Да, мы имеем связи с некоторыми из Народных движений, но Гитлер был дураком и любителем — а еще расистом!

Он сказал последние слова, явно рассчитывая на мое удивление.

— Он слишком много времени потратил на евреев, когда настоящие враги были рядом, совсем рядом.

— И что это за настоящие враги?

— Мы слишком много времени потратили, мистер Доллар, — сказал он, подымая свое рослое подтянутое тело из кресла быстро, будто кто-то щелкнул тумблером у фигуры Линкольна в Диснейленде.

— Итак, договариваемся ли мы о сотрудничестве? Для вас это — больше денег, а в длительной перспективе — и многое другое. Вы станете частью очень, очень влиятельного движения, которое в предстоящие годы будет все больше набирать силу.

— А что, если я отвечу «нет»? В силу того, что, типа, привык работать один.

— Именно в этом и состоит проблема, — сказал фон В. — Она приводит к непониманию… подобного рода.

Он показал на коробку на столе.

— Нет, я думаю, что вы скажете «да». В конце концов, что еще вам остается сказать?

— Итак, я говорю «да», и просто ухожу?

— Более-менее так, — ответил он. Нажал кнопку на телефоне, и открылась боковая дверь. Появились еще трое мужчин, того же возраста и внешности, что и миссионеры (я все еще так их называл). На них были куртки, очень удобные для скрытого ношения, и, как я был уверен, вовсе не перцовых баллончиков.

— Безусловно, некоторые мои сотрудники пойдут с вами, чтобы помогать вам во всем, пока вы не переберетесь к нам сюда. На верхнем этаже есть просторные комнаты, есть, из чего выбирать. Уверен, вам это понравится больше, чем то, прошу прощения, гетто, в котором вы жили прежде.

Значит, они не знали, что я переехал и куда я переехал. Приятно слышать.

С учетом еще троих парней в комнате мои шансы вырваться с боем сильно ухудшались. Но я не собирался этого делать. Однако решил, что пора начинать праздник, пока не появится еще больше неонацистов. Встал и осторожно шагнул к столу. Как я и ожидал, фон В. переместился так, чтобы остаться между мной и моим оружием. Он был не только большим и сильным, но и умным. Я напомнил себе, что не следует быть беспечным, купившись на весь этот маскарад со Столом Переговоров.

— Да, кстати, еще хотел спросить, — сказал я, останавливаясь у стола. — А почему Бальдур фон Варенменш?

— В каком смысле? — спросил он, явно застигнутый врасплох.

— В смысле, Бальдур, языческий бог света? «Варенменш» — «истинный человек»? Это вам не напоминает что-то вроде «Иисуса Супермена»? В том смысле, никто из вашей организации не посмеивается?

Его вытянутое бледное лицо стало холодным.

— Ах. Мне говорили, что у вас… странное чувство юмора.

— На самом деле, нет. Я провел кое-какие исследования.

Я повернулся к Тимону, Пумбе и остальным.

— Вы, ребята, это знаете? В смысле, что у вашего босса уже до хрена имен было? Сначала он был просто Мортеном Эгге, сыном стоматолога из Осло и большим фанатом «Звездных войн». Потом, некоторое время — Свеном Хвиткригером, или как-то похоже, когда начал тусоваться с долбанутыми блэк-металистами. Эй, никто из вас в такой группе не играет? Так, что там у нас дальше?

Я повернулся к фон Варенменшу, который стал еще бледнее.

— Ах, да, дела с блэк-метал шли так хорошо, что он снова сменил имя, назвав себя «Уруком». Стал пресс-секретарем движения — движения дет-металистов, сжигающих церкви и глушащих сироп от кашля, которые так обожают имена из книг Толкина. А теперь он — Бальдур фон Варенменш, обер-лейтенант «Движения Черного Солнца».

Я покачал головой.

— Оппортунист или просто подросток? «Помогите, я не понимаю, кто я такой!» Вы не планируете в будущем стать хиппи, назваться Ячменем, или Подсолнечником, или как-то еще?

Фон Варенменшу стало не до шуток.

— Бейте его, — приказал он своим людям.

— Ага. Можете пытаться, — сказал я, вскидывая руку в нацистском приветствии. — Зиг хайль, крошка!

И я изо всех сил ударил в пол правой пяткой.

Если это не сработает, то у меня будет море проблем. Дайте мне пистолет, пару острых предметов, хорошо выспаться и прикрытую спину, и я, с моим преимуществом ангела, наверное — наверное — одолею пять-шесть парней. Но ничего не обещаю. Посреди вотчины моих врагов, в офисе на верхнем этаже, с руками, в которых нет ничего, кроме капель пота, меня, скорее всего, разнесут в клочки пулями. Вот поэтому-то я и не ложился спать так долго вчера вечером.

Может, вы и не знаете, но можно сделать прекрасную светошумовую хреновину в духе ниндзя из того, что имеется в обиходе. Я добавил пару собственных компонентов к этому, чтобы дыма было больше и он быстрее расходился, но вы сами можете соорудить нечто подобное из калийной селитры, сахара и той крупинчатой хрени, которую можно найти повсюду во время китайского Нового года, в маленьких петардах, которые бросаешь, и они взрываются с легким хлопком.

А еще я приклеил небольшую металлическую пластинку внутри дырки, просверленной в каблуке ботинка, на случай того, чтобы мне не разнесло ногу, если я в чем-то просчитался. Я ангел, и нога, конечно, со временем отрастет, но это не доставит мне никакой радости.

В любом случае, я топнул, и заряд рванул. Вау, как он рванул. Поскольку я прикрыл дырку лишь черной замазкой, весь импульс ушел назад (ощущение было такое, будто мне кто-то прострелил каблук). Прямо в Тимона и Пумбу. БУМ был такой, что все в комнате, кто не ожидал взрыва, оглохли и пошатнулись, а меня он едва не свалил с ног. И дым пошел очень хороший. В течение первых полутора секунд все только могли, что хвататься за кобуры, пытаясь вытащить оружие, а облако уже поднялось на уровень головы. Бальдур фон Белый Мальчик что-то кричал, но остальные лишь дергались туда-сюда, пытаясь найти рассказывающего это.

Вот почему я был так рад, что они не знают о том, что я ангел. Я упал на колени, в самый густой дым, открыл «молнию» и заполз внутрь.

Знаете, приятная особенность «молний» и пузырей вне Времени, куда они ведут, что их в состоянии видеть только ангелы и подобные им существа. С точки зрения парней из «Черного Солнца», я просто исчез. Внутри вневременного пространства я оказался среди клубов застывшего в воздухе дыма, упругих на ощупь, будто сахарная вата.

Разницу во времени между Внешним и реальным мирами нельзя определить точно, так что мне надо было подождать достаточно, чтобы Бальдур и его люди отправились искать меня. Если я вылезу слишком рано, то окажусь посреди нескольких полуоглушенных и разозленных нацистов с оружием в руках, и жизнь моя станет ужасна и болезненна.

Я не мог слышать и видеть, что происходит за пределами пузыря, в котором я находился, и ждал, считая про себя. Прикинув, что прошло уже три-четыре минуты, я вышел обратно через «молнию». В комнате не было ничего, только остатки дыма. Окно за железной решеткой было открыто, и свежий ноябрьский ветер выдувал дым наружу. Я схватил со стола фон Варенменша пистолет и прочее оружие. Заметив торчащую из его ноутбука флешку, тоже схватил, и выскользнул за дверь в коридор третьего этажа так тихо, как только мог.

Парни из «Черного Солнца» понятия не имели, что я сделал, поэтому они рассредоточились по всему зданию в поисках меня. Я слышал, как пара человек перекрикивается от пожарных выходов в обоих концах коридора, которые были первыми в моем плане бегства, значит, это не пройдет. Я ринулся по лестнице вниз, на второй этаж, где секретарша все так же сидела за столом, явно не понимая, почему ее товарищи бегают по всему зданию, размахивая оружием и крича.

Я остановился у ее стола. Глаза секретарши расширились от страха, хотя я даже не повел пистолетом в ее сторону.

— Слушай, — сказал я. — Не знаю, такая же ты, как эти потребители «Кул-Эйда», но если ты не расистское чудовище, хватай куртку и сумочку и уматывай ко всем чертям отсюда и никогда не возвращайся. Там наверху в кабинете — отрезанная человеческая голова. Скоро здесь будет полиция, и все станет весьма сложно.

Я не стал смотреть, что она сделает, поскольку услышал, как уличная дверь с грохотом распахнулась и по лестнице загрохотали чьи-то ноги. Ринувшись на лестницу и пробежав до половины, я снова открыл «молнию», но на этот раз не для того, чтобы прятаться от них — я не хотел рисковать, дважды повторяя один трюк, — а просто чтобы получить пару секунд на размышления. Выйдя наружу, я с размаху ударил первого из подымавшихся по лестнице рукоятью пистолета промеж глаз. Он рухнул, как бык, получивший удар из пистолета с ударником, валясь под ноги своему товарищу, и выпущенная из пистолета напарника пуля пролетела над моим правым плечом. Я перепрыгнул через них обоих и ринулся к двери, ударом распахивая ее. К своему стыду, забыл про лестницу снаружи и едва не сломал ногу, но, встав, понял, что дело обошлось драной штаниной и ссадиной на колене.

Я пытался понять, куда мне лучше всего бежать, чтобы скрыться без перестрелки, когда второй парень с лестницы (который всего лишь упал) с грохотом распахнул дверь. Мне показалось, что это Тимон, темноволосый миссионер. У него в руке был пистолет, и вид у него был такой, будто он только что понял, что «Акуна Матата» на самом деле означает «Забот полон рот». К этому времени я уже бежал, конечно же.

Бах! Пуля пролетела мимо меня и отколола кусок кирпича, осколки полетели во все стороны, в том числе мне в лицо. Я обернулся, пытаясь прицелиться на бегу, так, чтобы не попасть в случайных прохожих, если промахнусь, и врубился в долбаный паркометр. Будто получил удар клюшкой для гольфа от самого Бога. Пистолет вылетел из руки, я упал и покатился вперед, на улицу.

Когда я сумел сесть, Тимон уже понял, что поймал меня, и перешел с бега на шаг, наставив на меня пистолет. Я прикидывал ничтожные шансы того, что смогу попасть в него единственным из моих ножей, сбалансированным для метания, сидя на заднице в десятке метров от него, как вдруг он споткнулся и завопил, будто человек, которому внезапно удалили аппендикс без наркоза. Упал на тротуар и лежал, хрипло крича и катаясь, и из него торчало нечто тонкое и странное, будто не к месту оказавшаяся в нем палочка для еды.

Рядом со мной с визгом шин затормозила машина. Открылась дверь, и прежде, чем я что-то понял, кто-то принялся втаскивать меня внутрь. Я уже начал было отбиваться, но узнал Оксану. Стряхнул ее с себя, дополз до пистолета, взял его и ринулся к машине. Я еще не успел закрыть заднюю дверь, когда Галина вдавила педаль газа в пол, и приземистая машина, сделав «полицейский разворот», вызвала шквал сигналов от машин со встречной полосы. Тимон все еще стонал на тротуаре, когда мы уже свернули за угол.

— Я его подстрелила! — гордо заявила Оксана, помахивая спортивным арбалетом с переднего сиденья.

— Вы должны были держаться подальше, — сказал я, пытаясь перевести дыхание.

— Он пытался тоже вас застрелить, поэтому я застрелила его! — сказала Оксана, не обращая внимания на мои слова.

— Хорошо попала, — признал я. — Прямо под колено. Наверное, ему придется уйти из команды Арийского Университета по ориентированию.

— Колено? — разочарованно переспросила она. — Я пыталась попасть ему в яйца.

— Знаете, что? Смешные вы девчонки, но иногда вы меня пугаете, — сказал я, откидываясь на спинку кресла и обливаясь потом. — Прежде, чем выедем на автостраду, надо найти таксофон, если такие вещи еще остались в этом мире. Мне надо позвонить полицейским и сделать анонимное сообщение об очень нехороших людях на Сентениэл-Авеню.