Простые вещи

Глава 11

Чем больше думала Наталья Петровна о грозящем ей на днях вторжении, тем больше огорчалась. И как она только согласилась? Морок какой-то нашел. Отговорила бы она своего Пашу от ремонтных работ, и дело с концом! А тут чужой ребенок. Хлопоты, ответственность. И Ляля приедет — чужой женский глаз. А у них все немыто, нечищено, все увязано, убрано. Весной квартирой занимались, не до дачи было. А теперь спешить, все в порядок приводить — тоже сил нет. Не молоденькая уже.

Еще с тех времен, когда народ обчищал дачи, они с Павлом Антоновичем привыкли все аккуратнейшим образом на зиму убирать: ложка к ложке, простынка к простынке. Уезжали из пустой дачи, но ведь и приезжали в пустую. Приедут, и дня три проходит, а то и неделя, пока все снова в порядок приведут. А тут изволь быстро, быстро!

Ходила Наталья Петровна по комнатам, за одно бралась, за другое, и дела у нее не спорились. Беспорядка только больше становилось. И ругала она про себя Саню ругательски — шебутной он все-таки парень. Весь в Ольгу. Хорошо, что Паша с ней разошелся. Никакого бы ему покоя не было. И этот налетел, наговорил. Все так складно, ладно, а приглядишься — вовсе не подарок.

Павел Антонович приводил в порядок участок, а когда пришел и сел обедать, сразу понял, что Наташенька его в большой печали. И сразу догадался, по какой причине — недаром столько лет душа в душу прожили. Пожалел ее, посочувствовал — устала она и отдохнуть некогда — дочке помогай, Саньке, а тут еще Ляля на голову насыпалась. Но не помочь нельзя. Лиза Саню вырастила, Ляля сиротой осталась, никогда их ни о чем не просила, сейчас настала у нее крайность, как не помочь? Понятное дело, этот кусок жизни мимо Наташи прошел, она Калашниковых больше понаслышке знает, но для него-то они, можно сказать, родня. Он и Ляльку с пеленок помнит. А сейчас не знает, какая стала — давно не виделись. Когда-то они с Лизой даже подумывали, не поженятся ли их дети… Но из детских дружб редко семьи получаются. Теперь-то они это знают, а тогда надеялись. Хорошо еще, что дружат по-прежнему, а то, бывает, жизнь разведет, и даже не встречаются прежние «не разлей вода».

— Я придумаю что-нибудь, — сказал он, взглянув на жену. — Не горюй. Я все понимаю. С ребенком столько забот, а ты устала. Но, понимаешь, нельзя не помочь. Саня мой дневал-ночевал у Калашниковых, я спокойно на работу ходил, так что потерпим как-нибудь три недельки.

— Потерпим, — покорно сказала Наталья Петровна и с тоской посмотрела вокруг.

Она бы и потерпела, да ведь, кроме терпения, еще работать надо, засучив рукава. Павел Антонович ел макароны с тушенкой и так прикидывал, и этак, ища выхода из положения, и нашел выход. Тут Наташа — хозяйка, за все отвечает, за все переживает. Удобств у них маловато, с продуктами не так, чтобы очень. В общем, одни напряги. А почему бы им на это время не поехать в Посад погостить? Там хозяином будет он, Павел Антонович, — все знает, за все отвечает. Удобства городские, магазины под боком. И есть где погулять…

И тут еще более счастливая мысль осенила Павла Антоновича.

— Наташенька, — обратился он к жене, — а почему бы нам не взять Ирину под мышку и не отправиться на две недели в дом отдыха? Работать мы с тобой научились, деньги есть, а теперь будем отдыхать учиться. Как тебе мое предложение?

Наталья Петровна даже замерла от неожиданности. Посидела, подумала, обживая предложение мужа. И чем дольше думала, тем больше оно ей нравилось.

— А что? Поедем, — решительно сказала она. — Вот только Милочка…

— Милочке нашей третий десяток пошел, она прекрасно без нас справляется. Только порадуется, что мы с тобой за ум взялись и надумали жить по-человечески.

— Но девочка должна к нам привыкнуть, а так, с бухты-барахты…

— А мы сначала в Посаде поживем на всем готовом, пусть Саня нас всех принимает — и тебя, и меня, и Лялю с Иринкой. Получится что-то вроде экскурсии в прошлое, а потом в дом отдыха.

И это предложение понравилось Наталье Петровне.

— Придется мне тогда гардеробом своим заняться, — так же решительно заявила она. — Мне на люди выйти не в чем.

— Вот и займись. Давно пора. Хлопоты приятные, не чета огородным. Ну что? Звоню Сане, и едем обратно в Москву? — спросил муж.

— Звони, и едем, — откликнулась жена.

Пять минут назад жизнь казалась беспросветной тяготой и вдруг заиграла новыми красками, повлекла в неведомые дали.

— Какой же ты у меня умный, Пашенька! — восхищенно сказала Наталья Петровна.

— Я у тебя не умный, а любящий, — уточнил муж.

Саня по мобильнику отыскался вмиг и одобрил отцовское предложение.

— Гениальная мысль, — сказал он. — Именно в Посаде нам всем и нужно собраться. Вам сам Бог велел Посад навестить. Ляля тоже давно о Посаде мечтает. Я же звал вас. Хорошо, что приняли приглашение.

Договорились встретиться в Москве и вместе двинуться.

— Как приедем, с домом отдыха определимся, а потом ринемся по магазинам, — боевито провозгласил Павел Антонович.

Первый звонок в Москве был от Ляли. Саня уже ввел ее в курс событий. Она звонила поблагодарить за Иринку и договориться о дальнейшем. Идея с домом отдыха и ей пришлась по душе. Разве сравнишь нагрузку? Как ей будет спокойно в Англии, когда она будет знать, что и старые, и малые отдыхают.

— Если хотите, можем вместе подъехать в турбюро, — предложила она.

— Спасибо, детка, с турбюро я сам справлюсь, — отказался Павел Антонович. — У тебя, наверное, сейчас самое горячее время.

— Не горячей, чем обычно, у меня всегда температура кипятошная, — засмеялась Ляля. — Вот разве что по гардеробным делам нужно пробежаться.

— Возьми с собой мою Наташу, у нее тоже гардеробные дела появились, — обрадованно предложил Павел Антонович. — А мы с Ириной в зоопарк сходим, мороженого поедим. Магазины — смерть моя. Как подумаю, зубы ноют.

— Ну и распрекрасно, завтра и отправимся, — тоже обрадовалась Ляля.

На следующий день они встретились с утра возле зоопарка.

— Как же ты выросла, Лялечка! — растроганно воскликнул Павел Антонович, и Ляля почувствовала себя польщенной тем, что ее рост — метр тридцать два — показался кому-то значительным.

Иринка смотрела во все глаза, как ее мама целовала веселых дядю и тетю, а те в ответ целовали ее, а потом дядя с тетей целовали Иринку, гладили по голове и хвалили за то, что умница.

Ляля напомнила дочке, что зовут знакомых деда Паша и тетя Наташа.

— Зови меня бабушкой, — сказала Наталья Петровна. — Деда Паша и баба Ната. Мы тебя видели совсем маленькой, и ты, наверное, нас забыла.

— Нет, я помню, — неожиданно сказала Иринка Лялиным басом. — Деда Паша меня на спине возил, потому что он — лошадка.

— А ведь верно, возил, — оживился деда Паша. — Мы и сегодня с тобой на лошадке покатаемся, только настоящей. Давай лапку и в путь. Мы в зоопарк, а мама с бабой Натой по магазинам.

Деда Паша взял Иринку за руку, мама — бабу Нату под руку, и, прощаясь, они помахали друг другу.

Павел Антонович в зоопарке сто лет не был — жизнь так сложилась, не с кем было пойти, последним водил Олежку маленького, а ходить в зоопарк он очень любил. Почувствовав в своей руке маленькую мягкую ручку, которая потянула его к воротам, он ощутил давно забытое счастье. Не хватало ему такой ручки. Очень хотелось бы иметь в своей жизни еще и такую направляющую. И когда направляющая возникла, Павел Антонович с радостью ей подчинился. Иришка ориентировалась в зоопарке прекрасно. А он узнал только пруд, потому что все остальное стало совершенно на себя не похоже, но с тем большим интересом он следовал за своей провожатой. И смотрел на окружающее с не меньшим любопытством. Иринка почувствовала радость деды Паши, и ей стало еще веселее.

— Пошли на пони кататься! — позвала она и пообещала: — А потом шариков купим.

Иринка не просила взрослого уделить ей немного детских удовольствий, она делилась с ним чудесными возможностями. И они вдвоем от души наслаждались всевозможными чудесами. Правда, катанием на пони Павел Антонович наслаждался из-за забора — катали на тележке только малышей, но Иринка, сияя улыбкой, так махала ему, проезжая мимо, что вряд ли, сидя в тележке, он стал бы счастливее. А как они хохотали, глядя на пингвинов! Пингвины ныряли, плавали под водой, а когда вылезали и махали крылышками, были похожи на маленьких носатых человечков, которые занимаются зарядкой.

Иринку изумляла высота жирафов, круторогость туров, полосатость тигров. Кого они только не навестили — разноцветных крикливых попугаев, обезьян-кривляк, рыбок, похожих на экзотические цветы. Иринка радовалась природным чудесам, а Павел Антонович — чуду природы, маленькому ребенку. С ним вместе входит в практичную хлопотливую взрослую жизнь райская первозданность мира, дружелюбие, доверчивость и веселье, которые взрослые добывают для себя всякими искусственными способами… Павел Антонович не осуждал Инну за то, что увезла от них Олежку; он без них обоих очень скучал. И мечтал для Сани о хорошей жене и детках. Вон какую хорошую девочку народила Ляля!

Павел Антонович с Иринкой наслаждались одними радостями, а Ляля с Натальей Петровной — другими.

Что может быть приятнее для женщины, чем вдумчивое приглядывание наряда? Добравшись до ярмарки, Наталья Петровна с Лялей принялись не спеша обходить павильоны, изучая, чем их готовы порадовать. Наталье Петровне хотелось чего-то нарядного и удобного, Ляле — модного и современного. И каждая смотрела, что бы ей подошло.

Наряды они искали? Или самих себя — новых, непривычных, неожиданных? Подтянутых и спортивных, с пружинистым шагом, в джинсах? Женственно-томных в длинных юбках? Деловых и сосредоточенных в жилетах и рубашках мужского покроя? Новая одежда — это всегда новые возможности, и среди них возможность открыть новую себя. Женщина — вечный экспериментатор, она ищет, она пробует. «Я — турчанка», — думает она, примеряя розовые шелковые шальвары. «Я — монахиня», — и запахивает серый плащ с капюшоном. Сколько разных женщин живет у каждой из них в шкафу!..

Вот и эти две женщины вживалась в витающие перед ними образы.

Ляля сначала искала удобные босоножки, готовясь ходить без устали и смотреть во все глаза. Да-а, ей нужна еще шляпа с широкими полями, чтобы солнышко не мешало смотреть вокруг. А раз шляпа, то, наверное, не джинсы, а юбка — легкая, длинная, шелковистая. И к ней майка или блузка. И вот она уже предстала перед собой аккуратной барышней вроде Джен Эйр или Лиззи Беннет из ее любимой Джейн Остен. А Наталья Петровна приглядела себе отличные кеды, а к ним светлые укороченные брючки и спортивного типа легкий пиджачок.

— Вон ту сумку через плечо я, пожалуй, тоже куплю, — решила она.

Выбранный наряд прибавил Ляле женственности, а Наталье Петровне молодости, и они остались довольны покупками.

— Я бы еще сарафан купила, — сказала Ляля.

— А я купальник, — вспомнила Наталья Петровна. — Кстати, Иринке можно купаться?

— Конечно, — отозвалась Ляля.

И они заговорили о Иринке — что любит, что ест, когда ложится спать.

Наталья Петровна то и дело вспоминала свою Милочку. Иринка показалась ей похожей на дочку.

— Не беспокойся, мы поладим, — стала она успокаивать Лялю, вспомнив, как сама переживала, когда приходилось оставлять Милочку надолго у бабушки.

Ляля в ответ вздохнула:

— Конечно, я буду беспокоиться, но у Иринки очень хороший характер, она разумная, рассудительная девочка.

— Вот и Милочка у меня такая. Но была бы Иринка капризница-раскапризница, мы бы с Пашей тоже справились, так что поезжайте и ни о чем плохом не думайте. У нас все будет хорошо.

Ляля так бы и расцеловала Наталью Петровну. Пока они странствовали от прилавка к прилавку, она убедилась, что та — человек спокойный, доброжелательный и, значит, найдет с Иринкой общий язык. Прощались они уже по-родственному.

— До завтра, тетя Наташа, — говорила Ляля. — Очень рада, что мы возобновили знакомство!

— Ляля такая милая, — хвалила ее вечером мужу Наталья Петровна. — Зря я так переживала, с ней легко.

— Умничка ты моя, — расцвел Павел Антонович. — Ты у меня легкая как пушинка. Всегда летишь навстречу. Сколько лет живем, ты не старишься. А представляешь, села бы в углу букой, ворчала бы и злилась, что все на свете не так идет.

— И стала бы Бабой Ягой, — подхватила Наталья Петровна.

— Жаль, что Саня один, — вздохнул Павел Антонович. — И что Милочка нас внуками не радует. Видишь, от Иринки сколько добра? Без нее мы бы с тобой еще кучу дел нашли, а так отдыхать едем!

Посад встретил гостей золотыми куполами среди зеленых кущ.

— Хорош, ох, хорош, — растроганно проговорил Павел Антонович, и сердце у него забилось — сейчас переступит порог родного дома, где столько лет не бывал!

Дом, двор, бочка под водостоком. А новое во дворе — гараж. Конечно, внутри уже все по-иному, современнее, удобнее, но лесенка наверх та же и скрипит по-прежнему… Зато Ляля будто к себе попала — все, что она выбросить хотела, здесь место себе нашло, и такой славной прошлой жизнью на нее повеяло, что она снова хотела Веру похвалить за предусмотрительность и заботливость, но вовремя язык прикусила. Ни к чему Саню огорчать.

Павел Антонович повел жену в сад и изумленно ахнул:

— Саня-Санек! Я и не думал, что ты у нас такой хозяйственный! И клубника в порядке, ягоды уже краснеют. И огурцы цветут. А клумба-то как хороша! И что значит детская память! Все сохранил как было! Ну точь-в-точь! Вот только скамеечки здесь у кустов не хватает. Но мы с тобой ее мигом сколотим, и будет все, как при деде с бабкой. Молодец, сынок! Молодец! Вот подарок мне сделал, так подарок.

Саня выслушал похвалы молча. Да и что тут скажешь? Что он ни при чем? А кто же тогда? И вообще не хотелось возвращаться сейчас к странной истории с Верой. Похвалы, хоть заслуженные, хоть незаслуженные, всегда приятны. Он кивал, улыбался. Да и сам увидел сад отцовскими глазами. Сейчас в цветении он стал хорош. И вправду оказался таким, каким был при дедушке с бабушкой.

— Можем чайку попить, как в старину, на крылечке, — предложил Павел Антонович.

И Саня вспомнил эти чаепития — на заднем крыльце, больше похожем на галерейку, стоял стол, и там в теньке усаживались ближе к вечеру попить чайку бабушка с какой-нибудь из соседок. Тут-то и велись самые задушевные беседы, пах жасмин, жужжали пчелы. Бабушка и варенье тут варила на керосинке, пчел тогда слеталась несметная сила. Санька ел черный хлеб с пенками и холодным молоком из погреба запивал. Теперь-то козу с трудом в Посаде найдешь, не то что корову. Трудное дело — корову держать, для стариков неподъемное, для молодых нежеланное. А хорошо бы Ирине настоящего молока попить, враз бы щеки порозовели!

— Ляль! А ты моих дедушку с бабушкой помнишь? — спросил Саня.

— Еще бы не помнить! — отозвалась она. — Я же у вас в Посаде как-то целое лето прожила, вернулась в Москву пузырь пузырем, так на оладышках растолстела.

— Вот и Иринка поправится, — подхватила Наталья Петровна. — Московские дети прозрачные, а на деревенском воздухе вмиг плотность набирают, правда, Паша?

— И мы с тобой вдвое шире станем, — засмеялся Павел Антонович и поманил жену за собой. — Сейчас я тебе кое-что дам, ты Иринку порадуешь.

Они поднялись вместе на чердак, и Павел Антонович отыскал среди старой рухляди объемистую корзину.

— Погляди-ка, и она на месте! — обрадовался он. — Я всегда знал, что сынок у нас молодец, но чтобы до такой степени хозяйственностью в дедов-прадедов пошел, не ожидал.

Обмели пыль с корзины, открыли, в ней хранились деревянные игрушки, которые резал дед Павла Антоновича, — игрушки, шкатулки, ларчики.

— Ирина у нас очень лошадок любит, вот и возьми ей попестрей с тележкой.

— И еще шкатулочку кругленькую мне дай, мы с ней рукоделием будем заниматься. Ниток разноцветных накупим, дети любят, чтобы у них все свое было.

Иринке, к полному ее восторгу, разрешили и цветы рвать, и воду из бочки лить, и тележку на дворе катать.

Саня посмотрел, как возится возле бочки Иринка, и отвел Лялю в сторону.

— Может, все-таки расспросить Ирину, что Вера сказала насчет брошки? — спросил он.

Он так и не знал, как ему поступить с коробочкой — то ли обратно ее Ляле вручить, то ли, наоборот, спрятать подальше.

— Ты с ума сошел! — замахала руками Ляля. — Только я ребенка отвлекла, она думать забыла об этой штуковине, а ты опять напомнишь? Сейчас слезы начнутся, и что тогда? Мало у нее огорчений? Не смей! И не думай даже! Вот приедет Вера, сам у нее спросишь. А хочешь, у Павла Антоновича спроси. Пусть он скажет, чья это брошка.

Но Саня не захотел ни о чем Павла Антоновича спрашивать. А точнее, не захотел про Веру рассказывать. Все снова объяснять — себе дороже. И насчет Иринки Ляля тоже права, конечно. Саня вздохнул и замолчал. Ладно, положит он коробочку в стол и до поры до времени о ней забудет. Забудет, чтобы о кольце не вспоминать: стоило о нем вспомнить, становилось тоскливо и неуютно.

— Занятий у тебя здесь, сколько душе угодно, — говорил Павел Антонович Иринке. — Хочешь — из песка куличи пеки, хочешь — в бочке пускай кораблики. А еще лес, купание. Пруд не зарос еще? — спросил он у сына.

— Да нет, не зарос. Но все равно лучше на реку ходить, там теперь сходни есть для купания.

— Ну что, Наталья, обновим купальник? — озорно спросил Павел Антонович.

— Завтра обновим, сейчас чай пить будем. Проголодались все с дороги.

И правда, проголодались. Саня захлопотал первый — как-никак хозяин. Ляля стала ему помогать и опять почувствовала Верину руку — все на кухне удобно! Не удержалась и сказала:

— Ох, Саня, Санек, улаживай скорее сердечные дела! Посмотри, как дом у тебя обихожен. С любовью, с хозяйственным попечением. Я по нему хожу и всюду о тебе заботу чувствую.

Саня от Лялиных слов отмахнулся. Но что-то от них и запало.

Стол накрыли все-таки на кухне — быстрее, сподручнее.

— В саду чаи распивать завтра будем, — распорядился хозяин, — сегодня лучше по Посаду пройдемся.

— И соловьев послушаем, — мечтательно добавил Павел Антонович. — Мы ведь с тобой, Наташенька, ни одного соловья в этом году не слышали…

После чая вышли пройтись, полюбовались видом с высокого берега речки. На каждого наплывали воспоминания, ожили дед с бабушкой.

— Завтра навестим их, — сказал Павел Антонович. — Ты, сынок, давно у них был?

— В прошлом году, — признался Саня. — К тете Лизе недавно ездил, а к нашим еще не собрался. Я, знаешь, здесь в доме будто с ними так и живу, потому и на кладбище хожу редко.

— А мы навестим, да, Наташка?

— И я с вами, — подхватилась Ляля. — А потом в Лавру сходим.

— Непременно сходим.

На закате сидели на крылечке, время текло ласково, неспешно, и казалось, что и забот-то никаких на свете нет.

— Хорошо здесь, — вздохнула Ляля. — Я понимаю, Санечка, почему ты в Москву не перебираешься.

— Чего ж не понять? Я тут помещиком живу, — засмеялся Саня. — В теплом родовом гнезде, а там, на шестке, в чужих людях.

— Это сейчас оно стало теплым, — вздохнул Павел Антонович, — а как вспомнишь жизнь впроголодь, огород, печку, керосинку и стирку в корыте, так удивляешься, как сил на все хватало. А хватало, потому что многим куда хуже доводилось. Сами знаете, о чем я говорю. Так что повезло вам, ребятки, что вы в свои времена живете — нелегкие они, конечно, но не смертельные. Тех тягот, какие наши отцы и деды выносили, вам, слава Богу, не досталось.

Все притихли, соглашаясь с ним. Нет, сожалеть о прошлом не стоило, но не хотелось и то хорошее расточить, что предки нажили, благодаря чему сегодняшнее стало легче предыдущего…