Простые вещи

Глава 5

Миша вернулся домой гораздо раньше, чем ждала Ляля, открыл дверь и протянул ей охапку огненно-красных тюльпанов.

— Помнишь? — спросил он с улыбкой.

Ляля взглянула на мужа сначала с недоумением, потом тоже улыбнулась и даже покраснела — ей вдруг почему-то стало неловко за себя давнюю, своенравную и строптивую. Она вспомнила, как вышла на балкон, а там лежит, пламенея, целая груда тюльпанов. С удивлением оглянулась вокруг и увидела: сидит на дереве Миша и смотрит на нее с вниманием и нежностью. А она в тот день не пошла на свидание, хотя они с Мишей договорились о встрече. «Подумаешь! — решила она. — Ничего страшного, перебьется!» Какие-то у нее дела набежали, сейчас она уже не помнила какие. А вот тюльпаны запомнила. И Мишу, сидящего на дереве.

— Если гора не идет к Магомету, Магомет становится птицей, — сказал он невозмутимо, когда Ляля его заметила. — Мне все же хотелось повидать тебя.

Ляля оценила Мишин юмор. Может быть, в тот день она впервые вообще его оценила.

— Погоди немного, — сказала она, — гора придет.

Она спустилась вниз, вышла из дому и тоже влезла на дерево, и они долго сидели в зеленой беседке между небом и землей и разговаривали. И еще дольше стояли у нее на столе отчаянно-красные тюльпаны. Миша и потом сигналил ей иногда огненными букетами — когда она зарывалась или чего-то не замечала. Но прошло столько времени, и она забыла об их условных знаках. А сейчас к чему букет? Просто напоминание? Или деликатная просьба остановиться и не ходить туда, куда не следует?

Она испытующе взглянула на мужа. Тот ее обнял, прижал к себе с нежностью, и в тепле его рук растаяли все Лялины тревоги и вопросы, осталось только ответное тепло. Прискакала Ирка, и обычная домашняя жизнь потекла своим чередом. Ляля отправилась ставить цветы в воду, папа с дочкой пошли мыть руки. Потом они на кухне ужинали, и Миша рассказывал про доклады на конференции, были среди них до того интересные, и вот он подумал… Иринке тоже было что рассказать, и она рассказала, как играла сначала с дядей Саней, потом с тетей Верой.

Миша оживился, услышав про Веру.

— Ну и как себя чувствует мой боевой соратник по ремонту? — осведомился он с улыбкой. — Мы ведь славно с Верочкой потрудились, скажи, Лялек?

— Да! Я до сих пор нарадоваться не могу, — отозвалась Ляля и оглядела кухню, предмет своей особой гордости, с чувством необыкновенного удовлетворения. — А соратник чувствует себя очень даже боевито. Приготовься, что и тебя могут призвать друзья на помощь, — добавила она. — Вера с Саней бегают сейчас по квартирным делам, оформляют бумаги. Оформят и, я думаю, будут ремонтироваться. Так что у тебя есть шанс принять участие в их ремонте.

— Всегда готов, сама знаешь, — добродушно отозвался Миша. После того как он освоил всевозможные мужские работы, он чувствовал себя настолько комфортно, что ему даже хотелось помочь.

Лялю радовала отзывчивость мужа, она прекрасно знала на собственном опыте одинокой жизни, что не всегда и не все охотно берутся за чужие дела.

— Ты мне еще про какую-то свою подругу хотела рассказать, — вспомнил Миша.

Но Ляле совсем не хотелось возвращаться к дневным беспокойным мыслям, на нее уже наплывали совсем другие, вечерние, и не мысли даже, а волны — теплые, разнеживающие. И тюльпаны, стоящие на столе, пламенели только любовью.

Миша взглянул на жену, потом на дочку и сказал:

— А не пора ли нашей девочке баиньки? Пойдем-ка почистим зубки и в кровать!

— Пора! Пора! — благодарно поддержала Ляля. — Папа тебе сказку расскажет, а я быстренько посуду помою и приду тебя поцеловать.

Сказка примирила Иринку с чисткой зубов, и она отправилась в ванную. Миша привлек к себе Лялю и поцеловал в шею возле плеча, она откинула голову, и тогда он коснулся губами ямочки между ключиц — всегда, когда он целовал ее в эту ямочку, она смеялась тихим воркующим смехом. И, услышав этот смех, он прижимал ее к себе крепче, и ничего не было для него отраднее этого теплого счастливого воркования.

— Я, пожалуй, не буду вечером работать, — шепнула Ляля.

— Я помогу тебе… не работать, — шепнул он в ответ.

Потом она стелила постель, а он укладывал Иринку, она пришла поцеловать дочку на ночь, и они втроем болтали и смеялись. Ирка никак не могла угомониться, подскакивала, возилась, хихикала и требовала продолжения сказки. Вдруг Миша сделал очень серьезное, значительное лицо.

— Вспомнил, — сказал он. — У меня же есть любимая Иркина книга. Сейчас принесу.

Он ушел и вернулся с толстым растрепанным томом.

— Читай! — потребовала Иринка.

Миша начал читать заунывным голосом про математические функции, и на третьей строке Ляля почувствовала, как у нее смыкаются веки.

— Эй! — шепотом окликнул ее Миша. — Это я не тебе, это я Иринке читаю!

Ляля засмеялась.

Ирка выдержала еще две строки и заснула.

— Волшебная книга, — все так же серьезно сказал Миша, глядя на посапывающую дочку. — Теперь и ты знаешь, почему наша дочь так любит, когда я укладываю ее спать.

Ляля тихонько прыснула.

— А эту девочку я буду укладывать спать по-другому, — пообещал он и, сурово взглянув на жену, подхватил ее на руки и понес в спальню.

Ляля не слышала, как Миша ушел на конференцию, она никак не могла выплыть из сладкого утреннего сна, спала и чувствовала, как ей сладко спится. Проснулась она оттого, что ее теребила Иринка. Дочка сидела у нее на кровати и молча будила ее.

— Имей совесть, Ирина, — басом попросила Ляля. — Дай в кои-то веки выспаться!

И она готова была перевернуться на другой бок, но Иришка судорожно затрясла ее за плечо, испуганно глядя на нее и тыкая пальцем в свой открытый рот.

— Господи! Что с тобой? — перепугалась Ляля.

— Не знаю, — еле слышно выдохнула Иринка. — Я боюсь.

Глаза у нее налились слезами.

— У тебя нет голоса! — грозно произнесла мать, быстренько сообразив, в чем дело, и поставив диагноз. — А я тебе вчера говорила: не ешь столько мороженого!

— Пират голос украл, — прохрипела Иринка. — Позвони дяде Сане, пусть назад отдает.

— Пират! Не пират пусть отдает, я тебе надаю по попе, горе ты мое, луковое! — запричитала Ляля. — Только твоей простуды мне не хватало!

Приговаривая, она уже быстро сновала по комнате, соображая, какая погода и что надеть.

— Ну-ка марш в постель! — скомандовала она дочке. — Лежи под одеялом и носа не высовывай. Среди лета простуду подхватить! Да где это такое видано!

Иринка мигом ушмыгнула к себе в комнату, сообразив, что с мамой сейчас спорить нельзя.

Ляля раздвинула шторы, обнаружила, что погода переменилась, жара разрешилась проливным дождем, и достала из шкафа коричневые брюки. Собственно, что она так встревожилась? Простуда — дело житейское. Сейчас попоит Ирину молоком с медом, потом молоком с содой, потом молоком с винными ягодами, и все как рукой снимет. Только бы не ангина. С ангиной без антибиотиков не сладишь. А простуда — пустяк!

Ляля пошла на кухню, достала молоко из холодильника и поставила греть. Ирка терпеть не могла горячего молока, но на этот раз не отвертится.

По коридору затопали босые ножонки.

— Брысь в постель! — грозно крикнула Ляля, выглядывая из кухни.

Ответом ей было молчание, потом щелкнула задвижка в туалете.

— Ну, теперь начнется беготня в пижаме, — вздохнула Ляля. — И все по уважительной причине.

Она обрадовалась, что молоко выдержало испытание огнем и не свернулось, налила его в толстую фаянсовую кружку, пошарила по полкам, не нашла меда и насыпала соды.

— Смотри, какие дивные пузыри, — сказала она в утешение дочери, которая уже тихонько сидела под одеялом.

Но Иринку пузыри не утешили.

— Это гадость, — прошептала она.

— Зато ты умница, — возразила ей Ляля.

Ирка поддалась на лесть и отпила глоток молока, личико у нее тут же сморщилось, и она уже протянула руку, чтобы вернуть кружку, но мать грозно нахмурилась, и девочка покорно отпила еще несколько глотков.

— Ладно, хватит, — сжалилась Ляля, вспомнив совершенно отчетливо свои детские мучения. — Сама знаю, что молоко с содой не сахар.

Иринка, повеселев, быстро закивала головой.

— Если посидишь одна, я схожу в магазин за медом и винными ягодами.

Ирина не знала, какие такие винные ягоды, и представила себе что-то вроде крупного черного винограда. Надавишь языком, и в рот вино течет. В общем, что-то вроде конфет с ликером. Она опять торопливо закивала, давая понять, что охотно посидит одна и дождется винных ягод.

— И кашу съешь, а то никаких винных ягод!

Иринка опять закивала — она кашу и без ягод съест, с одним вареньем.

Устроив дочку поудобнее, надев на нее шерстяные носки и вручив тарелку с кашей, Ляля со спокойной душой отправилась по магазинам.

Дождь страшен только из окна. На улице он прибил пыль, помыл асфальт и сменил запах выхлопных газов на горький тополиный аромат. Даже в городе повеяло чем-то луговым и летним. «Отпуск-то на носу! Нужно поскорее книгу сдавать, а то не вырвешься никуда», — сказала себе Ляля. Она любила гулять под дождичком, он смывал с нее все печали. Аптеки попадались на каждом шагу, и она накупила против Иринкиного безголосия столько полезных и быстродействующих средств, что если они и вправду все помогут, то заголосит Ирина, как речное пароходство.

Когда нагруженная свертками Ляля появилась на пороге Иринкиной комнаты, та сиплым шепотом спросила:

— А где винные ягоды?

— Сейчас принесу, — отозвалась Ляля, — но их нужно непременно залить горячим молоком. А голосок-то у тебя от соды прорезался.

Через несколько минут она вернулась с чашкой, и Иринка торопливо заглянула в нее, потом перевела недоуменный взгляд на мать — где ягоды?

— Это они и есть, — объяснила Ляля.

Сморщенные желтоватые мешочки с носиками и есть винные ягоды? Не может такого быть. Иринка надкусила один мешочек и сморщилась — мешочек был набит мелкими косточками, и они захрустели на зубах. Да нет, мама пошутила, винные ягоды не могут быть такими!

Ляля улыбнулась недоумению дочки.

— Да-да, — подтвердила она. — Они еще называются инжир и фиги.

«Вот фиги им подходит, фиги и есть», — решила про себя Иринка, она уже знала, что фиги — это ругательное слово и ругаются им чаще всего мальчишки. Ну и ладно, она будет есть невинные ягоды, а вовсе не винную фигню.

— Да Бог с ними, не ешь, — поняла ее гримасу Ляля, — ты только молочка попей, и горлышку сразу станет легче.

Взгляд Ляли упал на лежащую на одеяле куклу, Иринка навертела на нее газовую косынку, которая должна была изображать бальное платье, и заколола ее брошкой. Но какой! Большой ослепительно синий камень переливался среди вспыхивающих разноцветными лучиками мелких прозрачных камешков.

— Батюшки-светы! — ахнула изумленная Ляля. — Откуда у тебя красота такая?

— Тетя Вера подарила, — прошипела Иринка, крепко прижимая к себе куклу. — А дареное не дарят, — прибавила она, повторив то, что так часто повторяла ей Ляля.

— Да я и не собираюсь ее никому дарить, — пожала плечами Ляля, — только посмотрю. Можно?

— Можно.

Иринка протянула ей куклу, и Ляля принялась рассматривать брошку. Брошка была тяжелая, старинная, посередине красовался скорее всего сапфир, а сияющая мелюзга — бриллианты. Ну и подарочек! С чего вдруг Вера сделала Ирине такой подарок? Да этой брошке цены нет!

— Ирин, а Ирин, — окликнула она дочку, — давай заколем платье твоей кукле другой брошкой, ты же видишь, эта по цвету не подходит.

— Не хочу, — уперлась Ирина. — Мне эта нравится.

— А может, другая еще больше понравится, — предположила Ляля.

— Не понравится, — упрямо просипела Иринка.

— Ты же не знаешь, какую я тебе предложу.

— Какую? — наконец-то заинтересовалась Иринка.

— Подожди немного, увидишь.

Ляля ушла к себе в спальню и стала искать достойную замену. Она перебрала в шкатулке все драгоценности, и свои, и мамины, пока наконец не выбрала лилию из искусственного жемчуга. Лилия и в самом деле смотрелась на кукольном вечернем платье гораздо красивее.

— Ну что? — спросила она. — Скажешь, я не права?

Иринка одобрительно закивала.

— А что тетя Вера тебе сказала, когда дарила? Поздравляю с днем рождения?

Иринка беззвучно захихикала, она оценила мамину шутку, день рождения у нее будет еще не скоро.

— Ничего, дала брошку, и все.

— Значит, не подарила, а дала поиграть, — сделала вывод Ляля. — Ты уже поиграла, и теперь пусть она поживет в коробочке, ладно?

— А коробочка где поживет?

— Вот в этом ящичке.

Ляля показала самый маленький из ящиков секретера, она понимала, что просто так забрать у дочки украшение не может. Но и оставить его среди игрушек тоже нельзя, потому что это совсем не игрушка.

Иринка согласно закивала: да, пускай в ящичке лежит.

— А когда захочу, опять возьму?

— Конечно, — вздохнула Ляля, ей только чужих фамильных драгоценностей не хватало! Мало у нее головной боли! — Я тебе сейчас красивых тряпочек принесу, и ты наделаешь для своей Марго много-много бальных платьев, — пообещала она дочке и вышла из комнаты.

Пока Ляля рылась в шкафу, разыскивая лоскуты для кукольных платьев, в голове у нее вертелся один-единственный вопрос: почему вдруг Вера ни с того ни с сего, не сказав ей ни слова, подарила Ирине такую брошь? Она думала, думала, и наконец ей показалось, что она поняла, в чем дело. И чем дольше думала, тем отчетливее убеждалась: да, так оно и есть.

Все просто — Санька подарил Вере прабабкину брошь. Потом нахамил, набедокурил или даже загулял. Вера решила от него уйти. Рассказывать о своих бедах не захотела. Ляля прекрасно ее понимала. Стоит открыть рот — все сразу начинают ахать, охать и отговаривать. А брошь вернуть надо. Вот она и нашла самый идеальный способ вернуть семейную драгоценность. Все вы тут родня, сами разбирайтесь, а я пошла! Ох, Санька, Санька! Что же ты там такого наворотил? И сама она хороша! Толковала Вере о квартире, о симпатии к ней Саниных родителей… Нечего сказать, нашла время! Теперь Ляля видела всю ситуацию совершенно отчетливо. И стало яснее ясного, с какой радости Александр Павлович прискакал к ним с утра пораньше. Хотел попросить Лялю помирить их с Верой. А Вера взяла и сама приехала, но совершенно с другой целью. Санька понадеялся, что у них и без его просьбы сложится женский разговор, и смылся. Вот и видно, что Веру он знает плохо. Вера — молчунья, слова лишнего о себе не скажет. Но она-то, друг детства называется! Нет чтобы спросить сразу: «Саня! С чем ты ко мне приехал?» Нет! Ей такое в голову не пришло. У нее на уме один Миша! А с Верой они никогда не обсуждали сердечных дел. И потом она настолько была уверена в их благополучии! Болтала себе и болтала. Вера не хотела ее разочаровывать, встала, простилась и ушла. И вполне возможно, навсегда. С молчуньи станется.

Ляля и ругала себя, и корила, и винила, а потом принялась утешать. Нечего себя грызть. Глупости какие! Хотел бы Санька от нее помощи, дождался бы и все рассказал. Но скорее всего расхотел. И вообще, слава Богу, не маленький, сам способен во всем разобраться. А Вера и не собиралась ничем делиться, она — человек скрытный, один раз уже поставила Лялю на место, когда она заговорила об их с Санькой семейной жизни. Ляля вообще ничего о Вере не знает, кроме того, что она — избранница ее друга детства, можно сказать, брата, и помогла ей сделать ремонт. Брошку Ляля Саньке вернет, и пусть сам улаживает свои отношения. Третий, как известно, лишний. Теперь Ляля совсем по-другому смотрела на разлуки. Она не видела в них трагедии. Собственный опыт подсказывал, что иной раз разлуки полезны. А как иначе поймешь, что потерял свою половину? Поймешь, что потерял, и кто тебе мешает опять с ней соединиться? Так что ссорьтесь, дорогие, на здоровье, горевать и отчаиваться рано. Глядишь, и для Иргунова разлука только прелюдия.

Ляля приложила брошку к платью, ее синие глаза заиграли еще ярче. Красивая, только слишком уж дорогая.

— Мы с тобой поняли друг друга, да, брошка? — сказала она. — Но с Веруней вы тоже друг друга понимаете, потому что и у нее голубые глазки.

Ляля нашла лоскуты, разыскала коробочку для брошки, заняла Иришку кукольными платьями, убрала брошку в ящик и внезапно поняла, что ни слова не скажет Мише о Тамаре. Впервые в жизни она почувствовала, что не должна вмешиваться в сложное и прихотливое плетение жизни, что-то обрывать в нем, пресекать, нарушать. Жизнь их совместилась, стала общей и требовала к себе особой бережности. Кому, как не Мише, знать, что ему нужно… Она доверяет Мише. Полностью. Глубинно. Он пусть и решает. А она согласна с его решениями. Какими бы они ни были. Она не просто доверяет ему, она ему доверяется. Оказалось, что дело совсем не в том, есть в Мишиной жизни Тамара или нет, а в том, что Ляля не упрекнет Мишу за то, что ему нужна еще и Тамара. Нужна — пусть будет.

С совершенно удивительным чувством покоя и еще более удивительным чувством невозможности нарушить ее взаимное глубинное согласие с мужем Ляля вновь занялась домашними делами. Их лад больше не зависел от внешних обстоятельств — дорожа им, Ляля сохранит его при любых обстоятельствах. Она напоила дочку молоком с боржоми, убедилась, что температура у нее нормальная, и спокойно села за компьютер работать и дожидаться своего Мишу.