Прыжок леопарда 2

Глава 19

В новой своей ипостаси я вошел в самолет сквозь лобовое стекло. Прошил его насквозь и вынырнул вместе с дымом прямо по центру приборной доски. На панелях задергались лампочки, что-то несколько раз щелкнуло, сработал какой-то зуммер. Если я где-то и навредил, то не очень: самолет продолжал лететь, а это самое главное.

- Не шевелись, - еле слышно сказал командир корабля, - я слышал о шаровых молниях. Они реагирует на любое движение.

Мимино побелел. Он сидел, вцепившись в штурвал и выпрямив спину. В его напряженных глазах я видел себя как в зеркале: сверкающий сгусток плазмы размером с футбольный мяч. Когда на лице затрещала щетина, глаза его чуть ли не вылезли из орбит. Запахло паленой шерстью. Тогда я поднялся чуть выше и замер под потолком.

- А-а-а! Шевелись - не шевелись, все равно амбец: не упадем, так сгорим! - сказал бортмеханик.

- Эй, ты, - просипел Мимино, тыча трясущимся пальцем в сторону бортрадиста, - ну-ка ходи сюда. Попробуй включить передатчик. Если получится, гукни на землю, можешь даже на своей частоте: "Попали в грозовой фронт. На борту пожар. Приборы выходят из строя. Идем на вынужденную". Если спросят координаты, честно скажи: того я и сам не знаю.

- Не надо, - мрачно сказал Аслан, - не надо никому ничего говорить. На все воля Аллаха! Чтоб ни случилось, пускай эти суки думают, что у нас все срослось.

Он был совершенно спокоен. Стоял истуканом у выхода в тамбур и смотрел сквозь мою оболочку рассеянным, немигающим взглядом. Что он там видел, куда заглянул? - не знаю. Может, развеялась мгла над воронкой великой бездны, что вбирает в себя судьбы людские, где запросто теряется то, что так тяжело обрести.

Я медленно двинулся к выходу в тамбур. Он даже не шелохнулся, не дрогнул зрачками. И только когда загорелась папаха, бережно снял ее, несколько раз прихлопнул ладонью, сбивая огонь, и снова надел на голову. Его короткие волосы стали белее снега...

В салоне восстановилось хрупкое перемирие. Никита валялся на грязном полу, скованный наручникам по рукам и ногам. Яхъя полулежал в мягком кресле и занимался любимым делом - скрипел вставными зубами. Салман, мрачный как тень, перебинтовывал его бедовую голову. Ох, и крепко досталось злому чечену, Бог шельму метит! В целом, восстание было подавлено. Вот только Мовлат с Шаниязом все никак не могли успокоиться. В который уже раз, порывались сорваться с места и снова пинать Никиту.

Салман что-то орал на вайнахском наречии с вкраплением русского матерного, но братья по косяку ничего не хотели слышать. Тогда он оставил болящего и начал хватать подчиненных за шиворот, раздавая, как указания, затрещины и пинки.

- Застегните ремни, - сердито сказал репродуктор голосом Мимино, - мы горим и будем садиться. Молите Аллаха, чтобы нам повезло!

Заискрил, а потом замолчал правый двигатель. В салоне запахло подпаленной изоляцией. Самолет накренился, клюнул носом и начал планировать - съезжать по пологой касательной с вершины высокой воздушной горы.

- Это все ты, - взвизгнул Яхъя, - ты, шайтан, загнал нас в эту ловушку, из-за тебя мы сейчас умрем! Я знаю, я слышу, как меня призывает Аллах. Это его слова звучат в моей голове: "И не опирайтесь на тех, которые несправедливы, чтобы вас не коснулся огонь. И нет у вас, кроме Аллаха, помощников, и потом не будете вы защищены!" Я знаю, что я умру, но ты, шакал, сдохнешь первым! - Белые зрачки сумасшедшего уставились на Никиту, дрожащие пальцы вцепились в рукоятку кинжала.

Его монолог впечатлил, прозвучал приговором для всех. Салман побледнел, Мовлат уронил автомат, Шанияз упал на колени, и вдруг, стремительно съехал влево - не смог удержаться на вставшем дыбом полу. И только Никита воспринял происходящее, как милость судьбы. Не о такой ли смерти он не смел и мечтать?

- Э-э-э, - затянул он гнусаво, - ки нам приходи, дорогой сосэд, весь аул гости зову: шашлык-машлык кушить будэм, коньяк-маньяк пить! Наш Яхъя ишака в задницу поимел, настоящим мужчиной стал.

- Что бы ни хрюкала эта свинья, - сказал бородач со зловещим спокойствием, - она это делает слишком громко. Кто-нибудь заткнет ее грязную пасть?

Но спецназовец не унимался. Он по-своему верил в Бога, уважал чужие религии. Но он ненавидел этих людей и как мог, хотел досадить, отравить им последние мгновения жизни, не дать провести их в раскаянии и молитве.

- Эх, - сказал он мечтательно, - был бы я самым главным муфтием! Я бы вас обрезал по самые помидоры, а вместо штанов заставлял носить паранджу, чтобы мужчинами даже не назывались!

На Никиту ринулись сразу все трое: такие обиды смываются только кровью.

- Это ты, ишак, сейчас не мужчиной станешь! - исступленно орал Яхья, расстегивая штаны.

Вот и настал удобный момент свести кой-какие счеты. Я с шумом прошил железную дверь, огненной линией вписался в пространство и застыл рядом с Никитой. Капли металла стекли на потертый линолеум и он задымился.

- Что такое, Салман? - изумленно спросил Шанияз. Он отступил на шаг, обернулся, - Почему оно здесь?

- Осторожно, нохче, не двигайся. Это молния. Говорят, она убивает, - прошептал бородач.

- А мне насрать! - заорал Яхъя и рванулся вперед.

Он коснулся меня ножом и стал ослепительной огненной вспышкой. Еще через миг - обугленной черной куклой. Мощный хлопок, больше похожий на выстрел мортиры, разметал террористов в стороны.

Никита корчился на полу. Из-за сильной рези в глазах он ничего не видел. Протереть их запястьями рук мешали наручники.

Придя немного в себя, Мовлат с Шаниязом зажали носы, молча переглянулись и скрылись за дверью тамбура. Салман проводил их презрительным взглядом. Он остался один. Бравый ковбой машинально достал пистолет. Руки тряслись, но с оружием в правой руке он чувствовал себя намного спокойнее.

- Кто ты, шайтан? - громко спросил чеченец, глядя в нутро шаровой молнии. - Я воин Аллаха и тебя не боюсь!

- Сейчас же убери пушку! - мысленно приказал я и медленно двинулся в его сторону.

Салман покачал головой. Огненный шар отражался в его глазах. Я смотрел в них, как в зеркало, корректируя свою деформацию. Отражение потемнело, слегка вытянулось. Контур лица, отороченный бородой... ехидный рот... железные зубы. Почти портретное сходство! Лицо без шеи и туловища медленно плыло в метре от пола. Таким был Яхъя в мгновение смерти: с оскаленными зубами, безумием в белых зрачках, наполненных ненавистью и страхом.

- Опусти пушку, придурок, - сказал я его голосом. - Опусти пушку и будешь жить.

- Я тебя не боюсь, шайтан! - тихо сказал бородач и поймал Никиту на мушку.

Он сгорел вместе с креслом - странный, уверенный в себе человек, так и не понятый мной до конца. Потому, что не оставил мне выбора.

Я пережег наручник, пристегнутый к ножке пассажирского кресла, Никита на ощупь избавился от второго. Глаза у него болели, и сильно слезились. Он ничего не видел, но шлепал ладонями по грязному полу - пытался найти хоть какое-нибудь оружие. Подвинув ему пистолет Салмана, я мысленно посоветовал:

- Вспомни, что говорил один полискарь, когда княжич по дурости на солнце смотрел, а потом чуть не ослеп: "Самолучшее средство - поссать на тряпочку и к глазам приложить". Не стесняйся, здесь все свои. Тем, что за этой железной дверью, не до тебя.

Никита остолбенел. Изумление стерло гримасу боли на грубом лице. В дымке смутных воспоминаний он вспомнил иного себя.

- Кто ты? - спросил он, пересчитывая патроны в обойме, - Почему мне помогаешь? Я не верю в разную чертовщину.

В нем проснулся и победил бравый спецназовец. Он отбросил чужое прошлое, как пустую обойму, как нечто, мешающее ему выжить и победить.

- Кто ты? - еще раз спросил он, но уже с затаенной угрозой.

- Я? - как и все сущее - игра света и тени на экране бесконечной вселенной.

- Ты, что ль, Мордоворот?

- Ну, я.

- А по виду не скажешь!

Сашка обернулся на голос. Но лишь со второй попытки зацепился глазами за его обладателя. Где-то внизу блеснули две золотые фиксы. Маленький человек улыбался:

- Давно ждешь?

- Да нет. Пять минут как приехал.

- Ну и добре. Сейчас до места рванем. - Коротышка присвистнул и лихим кандибобером вывернул руку. Там где надо, этот жест восприняли верно. От стихийной автостоянки важно отпочковалась белая "Ауди" и мягко причалила рядом с рукой.

- Шо, Амбал, встретил сродственника? - Водитель, по виду типичный куркуль, улыбался всем ртом. Эта улыбка сдержано отливала благородным металлом.

Сашка подумал, что вопрос обращен к нему, но решил промолчать, чтоб по дурости не попасть в неловкую ситуацию. И правильно сделал.

- Все клево, Парашютист, поехали! - цыкнул сквозь зубы маленький человек и хлопнул Мордана по почкам. Хотел, наверное, по плечу.

Удар был довольно болезненным. Сашка поморщился, но опять промолчал и послушно скользнул в раскрытую заднюю дверь.

В салоне царили уют и прохлада. Негромко играла музыка. В мягком свете приборной доски над головой у водителя проступил его жизненный лозунг в виде клише на прозрачной пленке: "Лучше пузо от пива, чем горб от работы!"

Сашка удобно откинулся на мягком сидении. Тот, кого называли "Амбал", пристроился рядом, потянул его за рукав и негромко сказал на ухо:

- Только Черкесу не говори, что пришлось меня ждать. Я, блин, не утерпел, за куревом отлучился.

Мордан согласно кивнул.

- Поздно уже, - на пару порядков громче продолжал коротышка, - Черкес все дела решает на свежую голову. Куда мы сейчас рванем: в сауну или сразу на хату?

- Если будет хорошее пиво, можно и в баньку.

- Пиво будет. А бабы?

- Что бабы?

- Каких ты предпочитаешь: блондинок, брюнеток, помоложе, постарше?

Сашка расхохотался:

- Такие мочалки что нравятся мне, встречаются только на русском Севере. И то очень редко. А у вас на Дону их и с ментами не сыщешь.

- Это что ж за мочалки такие? - обиженно крякнул "куркуль" и дал по газам. Было видно, что ему, краеведу и патриоту, очень обидно за родную Ростовскую область. Уж что-что, а по части баб...

- Негритянки, или эти... которые чукчи? - выдвинул версию коротышка, - так и у нас есть такие: В РИСИ и, опять же, в РИИЖДе...

- Негритянки, мулатки, японки... какая разница, мужики? В бабах не это главное!

- А что же??? - хором спросили представители донского казачества.

Интрига, похоже, достигла своего апогея.

- Главное, - с чувством сказал Мордан, - чтоб была у нее крутая русская задница, широкая, как мечта: в тридцать шесть сдвоенных кулаков.

Амбал механически сдвоил ладони, сжал кулаки. Потом положил их на спинку сидения, что-то в уме прикинул и взорвался гомерическим хохотом.

- Таких не бывает, - выдавил он сквозь слезы.

- Знаю, что не бывает, - грустя, согласился Мордан, - а знаешь, как хочется?

- Молодца! Ай, молодца! - трясся всем телом куркуль. Его необъятный живот, квадратный, как запаска парашютиста, выпрыгнул на баранку и всячески выражал свое одобрение...

Прощай, Сашка, - подумалось мне, - я оставляю тебя надолго. Кажется, началось...