Да, это была обычная "Волга" неприметного серого цвета, без маячков, спец сигналов, и других знаков различия. О ее принадлежности к МВД можно было судить лишь по забытой в салоне милицейской фуражке, да брошенному на заднем сидении мегафону. Жорка мгновенно все оценил: это как раз, то что нужно.
Дверь оказалась открытой. Вот только ключа не было.
Устинов рванул на себя пучок проводов, идущих к замку зажигания, поколдовал над контактами, надежно замкнул нужную пару.
- Э, э, ты куда?! - заорал часовой, минуту назад спокойно куривший на высоком крылечке. - А ну, выходи из машины, вылазь, кому говорю!
Отступать было поздно: страж закона бежал, нелепо подпрыгивая, на бегу срывая со спины автомат. На крик обернулись двое в бронежилетах и тоже опустили стволы.
- Ша, пацаны, - сказал им по "матюгальнику" Жорка и вырулил на проезжую часть, - не поубивайте друг друга!
Он знал, что никто не будет стрелять: побоятся попасть в своего или, что еще хуже - в машину большого начальника.
Наглость, применимая к наглецам, последних обезоруживает. Патрульная "Нива" встала на колесо с очень большим опозданием. За ней стартовал какой-то "Жигуль" (то ли "девятка", то ли "восьмерка"), а потом уже - две иномарки.
Устинов проехал ровно четыре квартала. Погоня не отставала. Рация злобно шипела, буквально захлебывалась от избытка эмоций и информации:
- Это он, это он, - повторял, как молитву, ликующий голос.
Наверное, у него "заело" тангенту и станция работала только на передачу, слегка заглушая беспорядочный ор преследователей.
- Перестань забивать частоту! - рычали на бедолагу. - Что там сказал семнадцатый, прошу повторить.
- Тот, кого мы гоняем по парку, преспокойно угнал служебную "Волгу" от самого КПП.
- Начинайте преследование!
- Я пятый: сижу почти не хвосте. Подрезать не получается, больно улица узкая.
- Внимание всем постам...
Этот "первый" был далеко не дурак. По части стратегии все задумки его на "ять" - это Устинов вынужден был признать. Вот волчара! И как только он догадался отключить автоматику светофоров?! А что? - все правильно: отжимает подальше от центра, туда, где не так интенсивно движение, где можно заранее все перекрыть и устроить классическую засаду. Типа, стой, или стреляю на поражение!
"Волга" попалась с инжекторным двигателем. Устинов не проигрывал в скорости: движение на этом участке дороги было односторонним, преследователи нервничали, суетились и все больше мешали друг другу. А он с милицией не играл. Он над ней издевался, как мудрый гроссмейстер над наглым перворазрядником.
Из скупых сообщений на радиочастоте, Жорка получал полное представление о планах и чаяниях тех, кто очень хотел у него выиграть. В кои века улыбнется такая удача: не угадывать, а стопроцентно знать каждый последующий ход.
Азартные хлопцы, - думал он с тщеславным презрением, - энергии через край, а такие детсадовские проколы: совсем упустили из виду, что я их могу подслушивать. Да и гонки в условиях города по приказу начальника не выигрывают. Здесь все по-взрослому. Должны быть хоть какие-то навыки. А откуда их взять выкидышам ДОСААФа?
Он решил пробиваться к центру. На первом же перекрестке резко уйти влево с выходом на встречную полосу. Справа висит "кирпич" и помехи, в принципе, быть не должно. Сея панику, он несся вперед, в поперечный поток машин, целя в кузов большегрузного трейлера.
Когда ситуация на дороге выходит из-под контроля, каждый нормальный водитель давит на тормоз. Солидная пробка мгновенно запечатала перекресток. Было много округлившихся глаз, но никто не сумел угадать, что будет в ближайший момент. Особенно сбитая с толку погоня.
Тот, кто учился водить в автошколе, никогда не поверит, что можно так поворачивать: руль немного качнулся влево, а дальше - лишь тормоз и газ. Машину несло, как городошную биту на полном излете. Дымилась, стонала резина, чертя на асфальте жирные полосы. Вопреки всем законам физики, тяжеленная "Волга" четко вписалась в траекторию поворота.
- Это вам первый урок! - громко сказал Устинов в разом притихшую рацию.
- Не понял первый? - озадаченно отозвался эфир.
- Это я не тебе! - отмахнулся Жорка, оборачиваясь назад.
Результат превзошел все его ожидания: патрульный "УАЗ" валялся на крыше, под стойкою светофора. Обняв придорожный столб, рядышком отдыхала "девятка". Остальные машины тоже сошли с дистанции, судя по прорехе в кирпичном заборе, они попрятались где-то там. Здесь же, на тротуаре, валялась перевернутая коляска. Рядом с ней, на коленях, стояла женщина с исцарапанным, перепачканным грязью лицом. Она прижимала к груди голубенький сверток с безвольно свисающей детскою ручкой и что-то беззвучно кричала.
Это он запомнил прочнее всего: и черный провал рта, плюющийся сгустками крови, и кровь на плече, и грудь под разодранной кофтой. А глаза! Такие глаза он видел лишь на иконах. В них суть материнской любви: страдание, страх, исступленная вера в чудо.
Жорка настолько оцепенел, что едва справился с управлением. Жалость горячей, душной волной навалилась на сердце, полоснула невыносимой, безжалостной болью. Никогда еще по его вине не страдали младенцы.
- Сволочь! - зарычал он, кусая сухие губы, - что же ты натворил, сволота?!
- Нет, это не я! - взвился подленький голос с самого донца души.
Устинов оставил его без ответа. Он был еще достаточно молод, хоть и мнил себя человеком старой формации, но, не в пример нынешним беспредельщикам, жизни людские ценил. Конечно же, выбор профессии наложил отпечаток и на его убеждения. Науку убивать он освоил довольно легко и мог порешить человека в кромешной тьме, любым предметом, подвернувшимся под руку, даже обычной спичкой. Но мясником себя не считал: в самых крутых переделках, в любой формуле боя, он искал наименьшее общее кратное и во всем полагался на совесть, как на лучшего советчика в этом вопросе.
Жизнь есть жизнь. Подличать ему приходилось и дома в Союзе, и за границей. За неполные девять лет редко кто проходил сложный, тернистый путь от рядового масона до Мастера ложи. Скольких пришлось убрать, поднимаясь по иерархической лестнице! Но и тогда, убивая в общем то безразличных ему людей, он не испытывал к ним ничего личного - просто считал себя лезвием в руках своего государства. Случались (как в случае с той же Ингрид), что бывало ему по-настоящему стыдно. Но потом притупилось и это чувство, ведь нет ничего проще, чем найти себе оправдание. Но только не здесь, не сейчас. Ну как вырвать из памяти такую занозу?!
Дай Бог, чтобы мальчонка выжил и выздоровел! - это все, что Устинов просил у неба. О себе он больше не думал. Эта детская ручка исцарапала душу, вывернула ее на испод. Господи, как все непрочно и зыбко в созданном тобой мире!
Жорка мчался вперед, не сворачивая, наплевав на дорожные знаки и всех, кто за ним увязался. Он действовал как сомнамбула: если что-то и соображал, то натужно и туго, и успел совершить целую кучу детских ошибок. Ведь, по большому счету, он ушел от погони. В такой ситуации нужно было бросать машину и скорее сливаться с толпой. Его сейчас могут найти лишь по этой злосчастной "Волге", опознать - только по фотографии. Согласитесь, шансы непрочны и призрачны, но слишком уж он промедлил и, как следствие - наследил.
Что затевает коварный "первый", Жорка больше не знал. Скорее всего, штаб приказал подчиненным перейти на резервную частоту. Рация вдруг замолчала, хоть и продолжала исправно шипеть. Как раз в это время его попытались подрезать - не милиция, а какой-то чудак с обостренной гражданской позицией. Пришлось открывать чемодан и показывать ему "пушку". Бедолага тот час же отстал. Дорога совсем опустела: ни встречных машин, ни попуток, ни, даже, прохожих на тротуарах.
- Эй, сусленок, ты еще жив? Ничего, мы это дело быстро поправим! - барский, бархатный голос легко подавил все помехи. Он так и сочился высокомерием.
Жорка сплюнул от омерзения: это Кривда. Ну, конечно же, Кривда - кто же еще? - дознаватель и штатный конторский палач. А значит, все намного серьезней, чем он ожидал.
- На хрену я тебя вертел! - в сердцах огрызнулся Устинов, отпуская собачку предохранителя.
Рация хмыкнула и замолчала. Потом из нее зазвучала музыка: нечто из классики, на манер похоронного марша. Жорка вскрикнул и трижды нажал на курок, целясь в ту самую точку, откуда минуту назад звучал ненавистный голос. Он слишком хорошо знал, что может случиться сейчас.
Ненависть мобилизует. Устинов очнулся и это его спасло. Трактор с прицепом, груженый бетонными плитами, вынырнул откуда-то слева из хоздвора небольшой стройплощадки. Он еще не успел перекрыть дорогу, а из кузова ударили выстрелы. Первая очередь вспорола асфальт. Второй автоматчик прицелился лучше - пули прошлись по капоту аккуратным пунктиром. Брызнуло лобовое стекло, двигатель зачихал, захлебнулся, вспыхнул язычками голубоватого пламени. Осколки стекла и пластмассы больно ударили по лицу. Под приборной доской что-то щелкнуло и замкнуло. Салон затянуло едким слепящим дымом.
Жорка локтем разбил боковое стекло. Дышать стало легче. Снова заработала голова, перебирая варианты спасения. Он резко затормозил и открыл ответный огонь. Не по людям - по бензобаку.
Тракторист (или как там его называть?), быстро понял свою оплошность. Он резко "крутнул" вправо, сокращая угол обстрела - хотел схоронить свою допотопную тачку за бетонными плитами, но не успел. Пуля из новой обоймы проникла в узкую щель между каской и бронежилетом. Парень обмяк, лишенный хозяина трактор послушно завершал разворот, подставляя под выстрелы автоматчиков. Те тоже смекнули, что дело хреново. Двое спрыгнули наземь, попытались укрыться за движущейся тележкой.
Попали мальчонки, как хрен в помидоры, - усмехнулся Устинов, - ни залечь, ни огрызнуться огнем. Что делать-то будем, олухи?
Их мысли и робкие чаяния читались с листа: "Из пробитого насквозь бака на землю хлещет солярка. Солидная лужа заполнила все выбоины в асфальте, а этот придурок в горящей машине пусть медленно, пусть накатом, но явно идет на таран!"
- А-а-а!!! - зарычал Устинов, стреляя им под ноги, - танцуйте, суки, танцуйте!
К нему пришло упоение боем. Он даже не чувствовал, что языки пламени лижут лицо и руки.
Десять, девять, восемь, семь, - стучало в мозгу, - шесть, пять... пошел!!!
Подхватив чемодан, Жорка резко распахнул дверь и выбросился на обочину, в три прыжка долетел до забора и рыбкой нырнул за спасительную преграду. В него не стреляли - во время лесных пожаров даже у диких зверей хватает ума забывать о голосе крови и внутренних разногласиях. А на другой стороне траектории пули тоже умели считать.
Гудящий, пылающий факел поднялся до крыши соседней "хрущебы". Зазвенели, посыпались стекла. Дебелый кирпичный забор погасил взрывную волну, пустил ее выше. Затылок окутало жаром, слегка заложило уши, но Устинов даже не пошатнулся. Этот город он выучил наизусть: не раз и не два, во время долгих пеших прогулок, мысленно убегал из любой его точки. В душе крепла уверенность, что оторвался, что победил.
- Сволочь! - хрипел Жорка, кусая сухие губы, - что же ты натворил, сволочь?!
И снова одно, и то же: милицейский "УАЗ" под стойкою светофора, дыра в кирпичном заборе, перевернутая коляска. Опять эта женщина, упавшая на колени и этот голубенький сверток, прижатый к ее груди. Голубенький сверток с безвольно свисающей детскою ручкой...
Усилием воли Устинов проснулся. Постель была мокрой от пота. Над оконным проемом висела луна - большая, кроваво-красная. Не зажигая света, он встал и поплелся на кухню. Холодильник сыто звенел, заряженный с вечера "полной обоймой". Хоть это немного порадовало. Жорка налил и выпил полный стакан водки, закурил и долго сидел за столом, стиснув в ладонях седеющие виски...
Опять эта женщина! Уйдя от погони, он несколько раз звонил и в скорую помощь, и в приемный покой больницы: Что с ней? Как ребенок? На другом конце провода справлялись, кто говорит, обещали "сейчас уточнить", говорили "подождите минуточку", долго молчали. А потом, где-то по близости появлялись наряды милиции.
То ли Кривда подозрительно поумнел, то ли я становлюсь слишком уж, предсказуемым? - мелькнула горькая мысль.
Он ушел из этого города, так и ничего не узнав: быстрым шагом, при свете луны, прямиком, по полям и посадкам - сам себя наказал за потерю квалификации и полное отсутствие свежих идей.
Раз, раз, раз, два, три, - звучал в голове хриплый голос полковника Векшина, - не отставать, не растягиваться!
Марш-бросок завершился прохладным утром, как положено: чисткой оружия, водными процедурами, сменой белья и бритьем в холодной воде. Все ненужное он загрузил в чемодан и пустил по течению Дона, остальное рассовал по карманам. На целую Ростовскую область, у него оставалось всего три патрона.
Городок был довольно продвинутый: с троллейбусной линией, сетью маршрутных такси, десятком заводских труб. Даже местные проститутки пытались говорить по-английски:
- What do you want? - с придыханием прошептала одна, отрезая "клиенту" пути отхода.
- May I to help you? - тоном экскурсовода спросила ее подруга, роняя бретельку на мраморное плечо.
Устинов поднял глаза. Чуть выше лица путаны заметил броскую вывеску: "Гостиница Интурист".
Ну, блин, попал, как в том анекдоте! Ситуация получилась настолько комичной, что Жорка не выдержал, подыграл:
- O! Russian girls! - с восхищением вымолвил он, играя белками глаз, и добавил на чистом русском, - ты бы, бабка, пожрать дала, спать положила, а потом приставала с расспросами.
"Бабкам" было едва за тридцать. Поэтому все рассмеялись.
Устинов в душе уважал проституток. Работа с людьми их рано делает мудрыми. Кому как не им знать все о людских пороках? Дегустатор судит о букете вина по одной-единственной капле. Они о нашей душе - по первой минуте общения. Отнесись к путане с добром - и она отплатит сторицей, сделай ее своим другом - ты увидишь образец человеческой верности.
Жорка назвался Игорем, благо, в кармане лежал подходящий паспорт. За годы работы в конторе он "пережил" много легенд, помнил о "прошлых жизнях" в мелочах и подробностях. Был у него и особый дар: мгновенно вживаться в роль и играть ее убедительно. Секрет мастерства был прост: поменьше болтать самому, отвечать только по существу и только когда спрашивают.
- Кем же ты, Игорь, работаешь, если ходишь в таком "прикиде"? - спросила Виктория Павловна, поправляя бретельку.
- Никем не работаю, - ответил он беззаботно, - десять лет, как на пенсии.
Еще не погасшие искорки смеха вспыхнули с новой силой.
- Я тебя умоля-я-аю, - проворковала Лялька.
- Подумаешь! - вполне натурально обиделся Жорка и сделал назад два курбета и сальто. - Между прочим, пашу с пяти лет, трудовой стаж соответствующий.
Все получилось гораздо лучше, чем он задумал. Широкая амплитуда, приземление с хорошим запасом - не пришлось даже ловить себя за коленки. Пистолет остался сидеть в кобуре. Плюс ко всему, из бокового кармана упала на землю неполная пачка долларов.
- Может быть, ты циркач? - предположила Вика. Она аккуратно собрала деньги, возвратила владельцу и только потом продолжила мысль, - или спортсмен: акробат там, эквилибрист?
- Хуже, - ответил Жорка.
- Неужели артист?
- Еще хуже.
Знакомство отметили за углом. В мрачной "тошниловке" не спеша попивали "Шампанское", заедая его шоколадом. Девчонки давно оценили и внешность Устинова, и номиналы купюр, случайно выпавших из кармана его пиджака. Но им теперь это было не столь уж важно. Манила, звала, как волшебная сказка, судьба человека из другой, очень красивой жизни. Каждую фразу они вырывали с боем. Жорка постепенно сдавался и, честно сказать, врал с особенным вдохновением.
По действующей легенде он - профессиональный танцор - закончил балетную школу, "Вагановское" училище, студию при "Большом". Потом выступал солистом в молдавском ансамбле "Жок", потом в труппе у Моисеева.
- А как же балет?! - возмутилась Лялька, - ты же учился?!
- Для балета рылом не вышел, - Жорка развел руками, улыбнулся грустно и виновато, - туда отбирают лучших. Врач сказал, что косточки слабоваты.
- Я бы ему! - Лялька стиснула кулачки.
- Он прав, этот врач. Бывают такие люди, что очень подвержены травмам. Я, когда выступали в Болгарии, упал в оркестровую яму...
- Как упал?! - ахнули слушательницы.
- Да... по пьяному делу.
- И что?
- Ногу сломал. А она срослась как-то неправильно. Пришлось уходить на пенсию.
- Сколько ж лет тебе было?
- Двадцать шесть, и еще чуть-чуть.
- Хорошая пенсия?
- Сто шестнадцать с копейками.
- И хватало?
- Хватало бы, если б не пил, - Жорка еще раз вздохнул, - пришлось подрабатывать. Устроился в "Москонцерт", администратором у Кобзона. Однокашники помогли.
- У кого, у кого?! - девчонки отпрянули, широко раскрыли глаза.
Устинов почувствовал, как над его нечесаной шевелюрой горит, разгорается нимб.
- У Кобзона. Между прочим, хороший мужик, но я его звал только по имени, отчеству: Иосиф Давидович.
- Боялся? - поежилась Лялька.
- Нет, уважал. За три с половиной года мы с ним хорошо сработались. Он не хотел, чтобы я от него уходил.
- Почему же ушел?
- Женился.
- На артистке?
- Почему обязательно на артистке? Я их терпеть не могу! Ну, на ком можно жениться? - на обычной питерской бабе, она за мной с детства ухлестывала. Я ведь сам тоже из Ленинграда.
- Значит, женился! - мрачно сказала Вика и крепко задумалась.
- Ты, подруга, губищи-то не раскатывай! - подпрыгнула Лялька, - ишь ты, чего удумала!
- Ты что, мать? Окстись! - залепетала Вика.
- Смотри мне! Видишь, горе у мужика! Не по своей воле он здесь оказался, - строго вещала Лялька голосом школьной учительницы. Потом взглянула на Жорку и продолжила более ласково:
- Ты, Игорь, дальше рассказывай. Не обращай на нее внимания. Она у нас с прибабахом, книжек про любовь начиталась.
- Ну, женился, - неохотно продолжил Устинов, - переводом ушел в "Ленконцерт". Работал еще три года у разной горластой сволочи, а потом окончательно спился. Жена меня, естественно, бросила...
- Лечиться хоть пробовал? - тихо спросила Вика и испуганно замолчала.
Жорка вздохнул:
- Два раза лежал в ЛТП, если это так интересно. Честно скажу, воспоминания не самые светлые. Врач на прощанье сказал: "У вас, молодой человек, деменция головного мозга. Есть уже первые признаки. Скоро вам будет нечем думать. Хотите влачить растительное существование? - можете продолжать. Хотите остаться человеком? - меняйте свой образ жизни. Мой вам совет: перебирайтесь на юг, поближе к природе - подальше от собутыльников. Присмотрите квартиру. Жилье там намного дешевле, чем у нас, в Ленинграде".
- Что же мы тут сидим, чем занимаемся?! - всполошилась Лялька и вылила на пол остатки "Шампанского. - Поехали, мы сведем тебя с человеком, который решает любые проблемы. Викентий, махни Толяну!
- У стеклянных дверей, как будто из воздуха, материализовалась машина. Стояла, наверное, в пределах прямой видимости. Устинов это заметил и мысленно оценил: да, девочки еще те, все у них на широкую ногу! Полез было в карман, хотел расплатиться за столик, но куда там!
- Спрячь сейчас же! - искренне обиделась Лялька. - Чай к людям попал! Ты деньги для дела держи, они тебе еще пригодятся. Садись вон, рядом с водителем, да смотри: в этой машине не курят. Толян может обидеться, он с табаком завязал.