Прыжок леопарда 2

Глава 6

Было, пожалуй, два родника, два места на этой планете, которые Векшин то ли обожествлял, то ли очеловечивал - Голгофо-Распятский скит на Анзерском острове и дом-музей Эрнеста Хемингуэя в пригороде Гаваны. Ну, с Соловками вроде бы все понятно: заповедный осколок Родины, вечная оттепель сердцу. Там форель в прозрачных озерах, болота, желтые от морошки, небо невиданной чистоты. А грибов по склонам - хоть косой коси! И комарье, как кара Господня. Но вдруг, после изматывающего бездорожья, будто удар по глазам! - белоснежный блистающий скит, взлетающий с вершины высокой горы белым лебедем в синее небо. Глянешь на него - обомлеешь, только совесть голодной собакой завоет в изумленной душе. Там, внутри, все, что возможно, порушено. Даже лестница, ведущая на хоры. А сумеешь туда взобраться - вовек не забудешь: сохранились, не выцвели краски сумасшедшего богомаза, не изгажены богоборцами, не тронуты временем. Как живые, цветы разноцветным нимбом и Святая в их ореоле - земная, красоты неземной.

Это, пожалуй, лучшее, что написал его сын. Неделю после поездки ходил под впечатлением и все недоумевал:

- Пропустил же такое церковный цензор?

- Не его одного бес попутал, - заметил тогда Мушкетов, - в этом окраинном ските начинал свое восхождение по вертикали власти неистовый патриарх Никон - человек, поднявшийся выше царей и вставший у истоков раскола. От этого образа начал он путь на большую Голгофу, здесь оттачивал лезвие новой веры. Он-то куда смотрел: не поднялась рука? А если и поднялась, только для крестного знамения?

Сто семь метров над уровнем Белого моря... но что может быть выше? Сколько еще таких вот, жемчужин уронила Святая Русь?

Соловки и Гавана - нонсенс. Казалось бы, что сравнивать несравнимое? Приказы, конечно, не обсуждаются, но первый раз он туда вообще не хотел ехать, ну, не лежала душа. Еще бы, его отвлекли от живого мертвого дела и срочно доставили в Кубинку спецрейсом из аэропорта Батьмай. В конторе, как обычно, не церемонились: знакомство с приказом, бумаги под роспись - и вперед:

- Космонавты наши летят на Кубу, эт самое так, с женами и детьми. Твоя задача - их безопасность. Вопросы?

- Послали бы Витьку Мушкетова - лучше него в подобных делах мало кто разбирается.

- Учтем. А тебя тогда, братец, куда? Прямым ходом обратно, на озеро Меча, к пиву с креветками?

Для рутинной сидячей работы Сидор Карпович Корнелюк очень неплохо знал тонкости жизни Ханоя. Впрочем, чему удивляться? - в совсем недалеком прошлом их легендарный "эт самое так" вовсю куролесил в Хюэ, в одном из отрядов дакконгов.

- Там же ребята молодые, совсем необстрелянные, - почти возвопил Векшин. - Как они без меня, горячие, без царя в голове?

- Ду-ра-ак! - зевнул Сидор Карпович, - ему честь, можно сказать, оказывают, а он "ребята, ребята"! Куда они денутся, эти ребята? - звонили уже, докладывали: нормально управились, без потерь. Хе-хе-хе... ты, эт самое так, подумай: путевка на Кубу знаешь сколько сейчас стоит? - за тыщу рублей зашкаливает. А с тебя не возьмут ни копейки, еще и накормят за государственный счет: и зарплата тебе, и суточные, и гробовые, и пайковые, и, опять же, валюта...

- Валюта?!

- Валюта на депонент. Вон с моих глаз, изыди! Машина стоит перед входом и чтоб ты через полчаса сидел в самолете. Да, чуть не забыл: по дороге никаких гастрономов!

Самолет задержали. Поэтому взлетали уже ночью. В салоне было на удивление многолюдно: кроме них с Витькой Мушкетовым было еще с десяток коллег - вечных конкурентов друг друга: представителей КГБ, ГРУ и службы внешней разведки. У каждого ведомства были большие дела в регионе Вест-Индии, Векшина они не касались.

- Серьезная агентура, - усмехнулся Мушкетов, разливая "Столичную" в мельхиоровые рюмашки, - любого возьми, посади на пальму, люди скажут, что на ней и родился. Ну, за то, чтоб легли на крыло!

- Будем!

Формально за всех в многочисленной делегации отвечали два идеолога средней руки: Зырянов и Кочубей. Держались марксисты гордо и неприступно, особняком от всех, даже от космонавтов. Они были тоже, "эт самое так, с женами и детьми".

Одна из "матрон", почуяв знакомый запах, пошептала на ухо супругу. Тот оглянулся, строго глянул поверх очков и погрозил Мушкетову пальцем.

- Послать его? - по-вьетнамски спросил Витька.

- Не тот случай, - еле слышно ответил Векшин, - пойдем ка лучше проверим, что творится на вверенной им, то есть, нам территории.

Посылать уже было некого. Идеолог успел отвернуться и опять уткнулся в газету, задыхались от гордости и собственной значимости. Он не знал недалекого будущего, а в конторе предусмотрено все. Согласно той же инструкции: "Оба уже на излете, это последний заграничный вояж перед почетной отставкой. Будут лезть не в свои дела - посылай смело, но так, чтобы, эт самое так, никто не услышал".

Все было штатно. Космонавты уже отдыхали. Они разместились в первом отсеке, ближе к кабине пилота. А в хвосте самолета шумно гудели вечные странники - корреспонденты центральных газет и журналов, радио и телевидения. Верховодил в этой компании спецкор ТАСС Максим Задорожный - человек, в принципе, неплохой, с очень культурным и очень цензурным прозвищем "Пенис".

Мэтр пребывал в образе светского льва: с коллегами был ироничен и снисходителен. В общем, держался, как истинный англичанин.

- Нет, эта кличка объекту совсем не подходит, - иронично заметил Витька, - не подходит, даже если назвать это слово понятнее и короче.

- Суворову тоже когда-то не шло прозвище "Рымникский", - отпарировал Векшин, - тут дело не в сути, а в случае. Пойдем, просвещу, но только под строгим секретом и, как говорится, без ссылок.

Дело было давнишнее. Будучи как-то в Архангельске, Максим Задорожный здорово досадил тамошним журналистам. От нечего делать, шлялся по местным редакциям, навещал старых друзей, заводил знакомства и связи. Человек щедрой души, он угощал коллег из провинции: кого водочкой, кого коньячком, кого - просто импортной сигареткой. А под сурдинку, чтобы зря не терять время, втихаря изымал информацию. Горячие материалы Максим чувствовал за версту и слизывал чуть ли ни с пишущих машинок. А вечером, слегка переправив, отправлял их телетайпом в Москву. Естественно, за своей подписью.

- Вот гад, - шептались у него за спиной, - и претензий то никаких не предъявишь: коньячок пил? - пил. Но все равно, до соплей обидно!

Отомстил за всех Гай Валеевич Ханов. На Архангельском областном радио он заведовал народным хозяйством, изредка подрабатывал диктором и вел шахматную страничку в утренней передаче "Беломорская зорька". Этот комик с лицом трагика был наслышан о привычках высокого гостя и принял его, как родного брата. Гай долго ходил за закуской, тщательно мыл "граненый хрусталь", а гость, как и было расчитано, заглатывал крючок и наживку.

Тем же вечером на телетайпную ленту ТАСС обрушилась информация:

"Вчера, в строительном котловане, на месте закладки нового дома по улице Энгельса, бригадой строителей был обнаружен хорошо сохранившийся пенис коня Петра-Первого. Как пояснил член-корреспондент АН СССР, зав. кафедрой истории Архангельского лесотехнического института, профессор Тыркалов-Грунау, в болотистой почве предметы подобного рода могут храниться веками. На реликвии четко читается надпись: "1715 год". Скорее всего, она сделана в честь вторичного посещения нашего города царем-реформатором Петром Алексеевичем Романовым".

Может, все бы и обошлось, но столичный товарищ, который принимал информацию, шуток не понимал, а может, был просто не в настроении, или подумал, что над ним издеваются. Он срочно прислал ответ: "Сам ты пенис!"

В Москве было раннее утро, в Гаване - поздняя ночь. Но город не спал: русских встречали, как национальных героев. Первые сутки все отсыпались, входили в рабочий ритм, а потом началось. Культурная программа была насыщенной и очень разнообразной. Здесь было на что посмотреть и было чему поучиться в плане человеческих отношений. Сухой протокол разбивался о волны народной любви, а встречи с общественностью больше всего походили на дружеское застолье. Их не делили на "русских героев" и "просто русских". Каждый из тех, кто ступил на Остров Свободы, не мог не почувствовать себя космонавтом. Все вместе ездили в зоопарк, на песчаный пляж Варадеро, махали мачете на сафре, пробовали на вкус свежий срез сахарного тростника, из душистых табачных листьев крутили "Гавану". Все вместе прошли по "местам боевой славы": лагерь барбудос в горах Сьерра Маэстра, казармы Монкада в Сантьяго де Куба...

Труднее всего приходилось Векшину. Естественно, ему помогали - работа велась в тесном контакте с местной госбезопасностью, под личным контролем Рауля Кастро, но голова все равно шла кругом. Из известных схем безопасности в данном случае годилась только одна, где охрана растворялась в толпе и каждый "держал" свой сектор. Иначе никак: показать кубинцу, что не веришь ему - все равно, что плюнуть в лицо.

С космонавтами проблем не было. Туда и отбирают людей, надежных во всех отношениях. Счастливы дети, рожденные в таких семьях. С первых дней своей жизни они принимают, как аксиому: есть небо, есть солнце, есть земля и трава, есть огромный устоявшийся мир, есть в этом мире мама и папа, любящие их и друг друга. Так было и будет всегда.

Константин и Владимир постоянно держались вместе. Люди военные, они тяготились славы и всех ее атрибутов. Боря Егоров был слишком умен и тактичен, чтобы обременять кого-то со стороны, знакомством, похожим на дружбу. Все свое время он с радостью посвящал своей маленькой дочке, а ко всему остальному вежливо проявлял ровный, сдержанный интерес.

Зато журналисты, как дети, летели вперед, в поисках впечатлений. За них, по идее, отвечали "марксисты". Но оба крутых идеолога, как и примкнувший к ним Пенис, ежеминутно норовили нажраться. Они делали это с методичностью роботов, запрограммированных на халяву. Здесь, как у нас на Кавказе, подносили везде и помногу, охотно давали с собой, чем мужики и пользовались:

- Ну, с господцем! Как говорится в этих местах, салют динаро у посетос, мухэро кон грандос тэтос!

Кубинцы в таких количествах не несли, чурались запойной "троицы", как прокаженных и убегали, отбившись набором стандартных фраз:

- Маньяно, амиго, маньяно - мучо тарабаха.

Это новым друзьям показалось настолько забавным, что они стали куражиться. Пенис настолько увлекся новой забавой, что пригласил на фуршет комсомолку Оливию - дежурную горничную с третьего этажа.

Оливия посчитала: если гость предлагает выпивку, значит он претендует на что-то еще и сразу расставила все точки над "i":

- Уно моменто фоки-фоки - твенти файв песо.

Вот и попробуй ей докажи, что деньги - пережиток капитализма.

Валюты у Пениса, естественно, не было - на Кубе и в странах соцлагеря валюту не выдают, а депонируют. Пить просто так Оливия отказалась, зная коварство мужчин. (Выпьешь, а потом просто так.) После немой сцены, красотка вежливо удалилась, покачивая ядреными ягодицами.

- Эх, братья мои, - вздыхал Задорожный наутро, - как же мне было стыдно!

- Вот олух! - отчитывал его Кочубей, - ты что, впервые на Кубе? Дал бы девчонке кусок мыла, или флакончик одеколона. Пока здесь все по талонам, у них это дело дороже валюты!

Все случаи подобные этому, становились известны Векшину (в данном конкретном случае рапорт писала сама Оливия), все контакты его подопечных с гражданами других государств также фиксировались и подлежали анализу. Работа такая: знать все и про всех: ведь любую защиту, любые заслоны, проще всего обойти и прорвать изнутри.

В этом плане особо незащищенным выглядел "левый фланг" - те самые жены манкирующих идеологов. Что стоит обиженной женщине построить в коварной душе свой маленький остров свободы? Со страхом и тайным желанием они уже смотрели налево - на шоколадных поджарых самцов. Слава Богу, пока только смотрели, но бабы - они ведь хуже шпионов, поди, уследи! Отвечать же за все и за всех придется, опять же, Векшину.

Вот так, транжиря силы и нервы, он подошел к одному из главнейших дней своей жизни, с наивной надеждой на то, что работа излечит...