На озеро они собирались медленно, разморенные едой и свежим воздухом. Торопиться не хотелось, да и незачем было: казалось, у них есть все время мира. Это, конечно, было лукавством, думалось Птице, но он упорно пытался замедлиться и никуда не бежать. У ребят был такой же настрой.
– Я собираюсь, просто со стороны это выглядит как будто я лежу, – отмахнулась Лиза, когда Птица спросил, переоделась ли она уже. Птица усмехнулся. Ему самому не терпелось зайти в воду, и он никак не мог понять, откуда это желание, если он все еще не был уверен, умеет ли плавать. Обнадеживали только слова Леры о том, что озеро все равно неглубокое.
Птица развалился в кресле около Лизы и закрыл глаза. Его окружали звуки леса и приглушенные веселые голоса друзей, никаких машин и шума города. Среди всех звуков больше всего его тянуло к озерному плеску и смеху, доносившемуся с берега, – наверное, час пик на Плещеевом озере, всем до ужаса хочется смыть с себя город и наплескаться вдоволь в прохладной воде. Озеро звенело в его голове.
– А кто-нибудь хочет взять сапы? На сайте кемпинга вроде что-то писали про них, – спросил прошедший мимо Илья; у него на плече висело серое полотенце, сам он был только в шортах, уже готовый стартовать к воде.
– Я бы попробовал, – ответил Птица, открывая глаза. На сапах он точно никогда не плавал, было бы обидно упустить возможность. Он оглядел остальных – они потихоньку подтягивались к кострищу. Надя с Лизой синхронно помотали головами в стороны, Лера добавила:
– Я не фанатка такого.
– Понял, принял, тогда возьму сапы нам с Птицей. Повторим сцену из «Титаника»? – ухмыльнулся Илья, кидая в Птицу свое полотенце.
– Только если тонуть будешь ты, Илюш, – засмеялся в ответ Птица, ловя полотенце. Илья подмигнул ему и умчался в сторону основного дома, где хозяйствовала Женя. – А Илья вообще умеет пользоваться сапами?
– Вот и узнаем, – ответила ему Лера. – Я тут вообще только ради заброшки.
– Ах вот оно что! – притворно оскорбилась Лиза. – А я думала, ты тут ради нас, друзей твоих любимых, а ты все по заброшкам да по заброшкам.
– Одно другому не мешает, – хмыкнула Лера. Птица с улыбкой наблюдал за их шутливой перепалкой.
Наконец среди зелени показался Илья, еле-еле тащивший два сапа, которые то и дело выскальзывали у него из рук. Он радостно провозгласил:
– Ну что, идемте?
Птица резво поднялся с кресла, с короткой благодарностью перехватил у Ильи сап и двинулся первый в сторону озера. Ребята потянулись за ним. Уже на песочном берегу его нагнала Надя:
– Не терпится окунуться? – спросила она. – Ты так убежал.
– Да, я что-то и сам от себя не ожидал, – признался ей Птица, перехватывая сап поудобнее. – Так уже хочется к воде, тянет прямо.
– Это ты устал, Птица. Сейчас в водичке расслабишься хоть, – ответила Надя, улыбаясь краем губ. – Если Илья не решит, что роль Джека из «Титаника» все-таки будешь играть ты.
Птица рассмеялся.
– Думаю, он поступит по-джентельменски и уступит мне плот, – уверил он Надю.
Плещеево озеро выглядело бескрайним. Птица даже поверить не мог, что это озеро, а не далекое море. В воде отражалось небо, пестрящее облаками, смазывало водную гладь и линию горизонта, будто дальше ничего, кроме воды и неба, нет и не будет. Птица опустил сап на песчаный берег, чуть поросший камышом, сел на него сам и начал стягивать кеды, а потом с наслаждением зарылся пальцами ног во влажный песок. Песчинки шебуршили и перекатывались между пальцами, пока Птица водил ногами туда-сюда, сам неотрывно глядя на воду. Внутри у него было по-хорошему пусто и тихо, все тревоги остались далеко – если не в городе, так в пении птиц на деревьях вокруг домиков. Не было ничего важнее воды.
Он и сам не понял, как оказался в озере. Кажется, машинально ответил что-то ребятам, перехватил сап и бросился в воду, уплывая все дальше. Голоса на берегу совсем стихли, он оглянулся по сторонам и спиной улегся на сап, подложив руки под голову. Одну ногу он спустил в воду, и та обнимала его, обволакивала и будто тянула к себе. Нет, не сейчас, думал Птица. Еще немного тишины.
Кроме глади озера и облачного неба Птица не замечал ничего. Он был крошечной точкой в этой бесконечности, как когда-то, когда еще мог летать. Ему тогда тоже казалось, что есть вечность, а он в ней – маленькая точка, незаметная и незначимая, но тоже вечная, как пчела, застрявшая в янтаре и застывшая там на долгое время, если не навсегда.
Птица глубоко дышал. Вздохи распирали грудную клетку, наполняли кислородом, и в этот момент больше всего хотелось взлететь. На секунду он даже поверил, что сможет это сделать, стоит только расправить крылья. Птица сел на сапе и потянулся к голым лопаткам, покрытым каплями воды. Они казались горячими и будто пекли ладони, когда он их касался. Крылья трепетали внутри него, рвались на свободу и радовались, что Птица наконец вспомнил о них.
Плещеево озеро продолжало облизывать лодыжки, и он поддался воде, спрыгнул с сапа, закрыв глаза. Казалось, в воде он может все. Хочешь – плыви, хочешь – лежи на спине, пока вода тебя держит, хочешь – кружись на месте, рассекая руками озеро. Это было почти как полет, думал Птица. Такая же свобода и вседозволенность, чистая радость без метаний и мыслей.
Озеро звенело и пело, и Птица отдавался этому звону полностью. Он не помнил, когда в последний раз ему было так хорошо, когда на задворках сознания не мельтешили тревоги и страхи – и не нужно было ни о чем думать и ни за кого беспокоиться. Вот и на земле он нашел небо – и даже взлетать не понадобилось. Он улыбнулся, зачесывая мокрые волосы назад.
Глубоко вдохнув и набрав побольше кислорода в легкие, он закрыл глаза и нырнул вглубь. Вода тут же охватила его, объяла озерным коконом, а солнечные лучи остались на поверхности. Стоило Птице открыть глаза под водой, он понял, что свет остался где-то совсем высоко. Дотянуться до него он не мог, как ни старался. Все вокруг было прозрачной водой – и ничем больше.
Он держался между дном и поверхностью, размеренно покачиваясь, разглядывая пустоту. Странное какое-то озеро, подумал Птица коротко. Больше и глубже, чем кажется на первый взгляд. Пузырьки кислорода поднимались вверх, заканчивались, а он все не спешил выныривать, зависнув в водяной невесомости и почти не чувствуя тяжести своего тела. Он был легким, как сердце праведника на весах Осириса, и его позабавила мысль, что чье-то сердце может весить меньше перышка. Последний пузырек кислорода вырвался из его рта и поспешил наверх.
А потом Птицу потянуло на дно.