Птица

глава 18 прощальный подарок

– Что теперь? – спросила Надя.

После того как Птицу отпустили врачи, ребята вернулись к домикам, утеплились и расселись вокруг костра. На улице были сумерки, темнело, но костер никто разжигать не стал. Илья вынес из их домика бутылки пива, раздал каждому и тяжело опустился на бревно рядом с Птицей, не желая оставлять его одного. В темноте они едва могли разглядеть друг друга. Птица пустым взглядом пялился в холодные угли костра.

Он пожал плечами.

– Не знаю, – ответил он негромко и опустил голову на руки, сложенные на коленях. Илья мягко положил ладонь ему на спину, следя за тем, чтобы не коснуться ожогов между лопатками, укромно укутанных тканью толстовки.

– А Ру был? – спросила Лиза.

– Не видел его. Мне кажется, он и после озера являлся сам по себе, а не как «посланник». – Птица выразительно показал пальцами кавычки вокруг последнего слова, приподнимаясь.

Лиза раздраженно цокнула:

– Что ж он тебя из пожара не вытащил?

– Он и не должен был. Я сам не уверен, что должен был там сделать. Опять сдаться? Поверить, что огонь меня не тронет? Черт его знает.

– Но огонь тебя тронул. И довольно серьезно.

Птица снова пожал плечами и потянулся за бутылкой пива, которую поставил около лавки. Он неловко покрутил жестяную крышку, на которой была нарисована стрелочка, предполагающая легкое открытие без лишних манипуляций, но открыть бутылку не вышло. Птица разочарованно забурчал и без слов протянул бутылку Илье. Тот в одно движение открыл ее и передал обратно Птице, убирая крышку в карман фланелевой рубашки.

– Спасибо.

– Все для вас, – ответил Илья.

– Почему ты нас не позвал, Птица? – спросила вдруг Надя. Птица замер.

– Испытания проходят вроде как в индивидуальном порядке, – попытался объяснить он. – Там некого было изгонять вениками, кроме меня самого. Я думал, что справлюсь. А потом не справился.

– Потом ты позвал на помощь. Меня, – напомнил Илья. – И все обошлось.

– И я до сих пор не знаю, прошел ли я испытание. Но там… было еще кое-что, – решился Птица. – Вы видели этот ожог у меня спине, в форме перьев?

Ребята неуверенно кивнули, Надя нахмурилась.

– Я крылья раскрыл. Почему-то подумал: может, если зависну там в воздухе на какое-то время, это поможет. Я мог бы что-то придумать. Не знаю, осознать там что-то. Для неба. И я правда поднялся в воздух. И в крыльях был полет, я чувствовал его, почти как раньше. А потом перья загорелись.

Лера ахнула.

– Да, такие дела. Я думал, может, все в порядке, раз крылья изменились с мая. Но ничего не вышло. Не знаю, чем я думал. – Птица отхлебнул пива из бутылки и поморщился. – Меня надежда охватила, наверное, когда я крылья увидел. А потом надежда рухнула, и я тоже рухнул. Все оказалось напрасно.

Птица снова отпил из бутылки и шмыгнул носом. Послышалось, как Илья открывает пиво для себя и Леры. Какое-то время они молча пили, маринуясь в тишине и невыразимом отчаянии.

– Птица… – начала Надя. – Я не знаю, может, у вас, ангелов, какой-то особый этикет вокруг крыльев, но то, что ты описал, звучит очень болезненно. Может быть, нам как-то попробовать подлатать твои крылья? Хотя бы убедиться, что они заживают? Не всей толпой, конечно, но, например, кому-то одному. Я могу или, там, Илья.

Надя впервые на памяти Птицы говорила неуверенно и немного смущенно. Птица и сам смутился – может, из солидарности с Надей, но все равно. Он был даже рад, что на них опустилась темнота и никто не видел его заалевших щек. Крылья и правда были щепетильной темой. На небе, конечно, никто не обращал на них внимания, потому что они всегда были раскрыты и в действии, но разглядывать крылья пристально или тем более трогать их было как-то немного неприлично. Крылья, стоило их заметить, превращались в сакральную субстанцию, которой просто так красоваться было не принято.

– Э-э-э… – замычал Птица. – Наверное, не стоит. Не надо. Я не уверен, что готов их показывать. Да и… может, их вообще скоро не будет. Если они уже не исчезли.

Он грустно усмехнулся, но крылья внутри зазвенели болью и тоской. «Я тоже буду по вам горевать», – думал он отстраненно. После испытания огнем, обернувшегося настоящим и разрушительным пожаром, который потревожил весь район и оставил Птицу в болючих ожогах, он чувствовал только опустошение. Осталось одно испытание, и Птица не представлял, как небо будет проверять его веру и будет ли вообще. Небесного гайда по квесту у него не было, и на это испытание огнем ему тоже пока не приходило никакого фидбека и одобрения. Будут ли правки или ему сразу влепят ноль? Птица хмыкнул на свою же безмолвную шутку.

– Что такое? Поделись с классом, – услышал он голос Лизы напротив.

– Почему-то мысленно представил испытания как курсовую, на которую тревожно жду правок от научрука, – ответил он, салютуя бутылкой.

– Это ты рационализируешь, – рассмеялась Лиза. – Очень человеческая черта, кстати говоря.

– Да, у меня этого всегда было хоть отбавляй, даже на небе, – улыбнулся Птица.

– Вы не хотите посидеть у нас в домике? У нас еще есть диван. Хотя и кровать огроменная. Места хватит. Как-то зябко. И стемнело совсем. Как я понимаю, мы не будем разжигать костер, – вдруг предложила Лера, поежившись, и прислонилась к теплому боку Ильи.

Послышалось неразборчивое коллективное согласие.

– Ща, я покурю и приду, – сказал Илья, доставая пачку с красной зажигалкой Птицы из кармана, когда все уже встали со своих мест. – Птиц, посидишь со мной?

Птица кивнул, опускаясь обратно на место. Девчонки ушли в треугольный домик, он тут же осветился теплыми огонечками гирлянд. Илья прикурил сигарету, она мелькнула красной яркой точкой у его рта. Он затянулся и, выдохнув, сказал Птице:

– Тебе, вероятно, не предлагаю.

– Бросил, не курю, – отчитался Птица, а потом вытащил из карманов шорт еще два мини-бика и отдал их Илье. Тот бережно сложил себе в карман, усмехнувшись. – Может, только одну затяжечку?

Илья, не говоря ни слова, осторожно протянул ему дымящуюся сигарету. Птица аккуратно перехватил ее большим и указательным пальцами, с наслаждением глубоко втянул в себя никотин и ненадолго задержал дыхание. Он вдруг ощутил, как дым оседает в его и без того поврежденных легких и судорожно выдохнул, кашляя.

– Неудачная идея, – прокомментировал он, продолжая кашлять.

– Может, оно и к лучшему, – поддерживающе отозвался Илья, забирая у Птицы сигарету из задрожавших пальцев. Птица фыркнул:

– Да уж.

Илья продолжал курить, а Птица без сил склонил голову ему на плечо. На него разом накатила усталость и тяжесть целого дня.

– Ты знаешь, я там, в огне, думал, что правда умру. Ну, зная небесные приколы, я бы просто исчез, а вы бы в этот раз на самом деле обо мне не вспомнили, – признался Птица шепотом. Илья замер, продолжая слушать. – На секунду я подумал, что так было бы даже лучше.

– Нет, Птица, – возразил Илья тут же, а потом почти взмолился: – Пожалуйста. Ты… человек из тебя сложный, Птица. Но я люблю тебя. Надя тебя любит. И девчонки тоже, я уверен в этом. Мы теперь в этой лодке вместе. Мы против неба, как тебе такое?

Птица печально усмехнулся.

– Это очень громкие слова, Илья, – сказал он. – И против неба мы проиграем.

– Я всегда за то, чтобы хотя бы попробовать. Попытка не пытка, или как там.

– У кого как… – пробормотал Птица, опуская взгляд на свои перебинтованные и ощутимо ноющие от ожогов ладони.

– Извини.

Вместо ответа Птица повернулся и обнял Илью, обвивая руками его широкие плечи. Он тяжело выдохнул. Илья осторожно, чтобы не коснуться ожогов, обнял его в ответ.

– Я тоже люблю вас, – признался Птица тихо. Они так и сидели, обнимая друг друга, пока Лера не окликнула их, открывая дверь дома.

– Идем! – крикнул ей Илья и за запястье потянул Птицу с лавки за собой. Птица поддался, позволяя втащить себя в тепло и свет дома.

Гирлянды в доме мерцали приглушенным светом. Из портативной колонки негромко мурлыкала группа «Свидание», которую Птица очень любил на пару с Лизой и даже ходил как-то раз на концерт с ней же вместе, где они медитативно качались в толпе под любимые песни. Надя села на край дивана у деревянной стены, попивая пиво, и Птица плюхнулся рядом с ней, укладываясь головой ей на колени, а потом болезненно ойкнул, когда его лопатки соприкоснулись с поверхностью дивана.

– Аккуратней, – тихо сказала Надя, опуская взгляд. Птица поерзал, устраиваясь.

– Порядок, – успокоил он ее.

– Обгорел немного. – Надя трепетно провела рукой по его волосам.

– Отрастут, – улыбнулся Птица. – Не зубы же.

– И то верно, – улыбнулась она в ответ, не прекращая нежно касаться его взъерошенных волос. Она выглядела встревоженной.

– Какой у нас план, друзья? – спросил Илья, тоже усаживаясь на диван. На мгновение он подвинул Птицу, приподняв его ноги, а потом уложил их себе на колени. Лиза и Лера свернулись на Лизиной кровати в похожей позе. Птицу объяло спокойствие и безопасность от близости друзей. Они были прохладной и нежной водой, которая тушила его тревожный пожар и мягко обрабатывала ожоги.

– Завтра съезжаем, – отозвалась Лиза.

– А в заброшку едем?

Повисло молчание. Птица почувствовал, как все взгляды обратились к нему.

– Да, – ответил он. – Что еще может случиться, правда?

Ребята нервно рассмеялись. Птица тоже улыбнулся и закрыл глаза, убаюканный теплом и Надиными прикосновениями. Одну руку Надя положила ему на грудь, и Птица накрыл ее ладонь своей, чувствуя, как мерно бьется его сердце под ее пальцами. В итоге они все так и уснули вместе в треугольном домике, переплетаясь конечностями и иногда толкая друг друга острыми локтями.

Часам к четырем утра, когда рассветное солнце уже начало подниматься и проникать тонкими лучами через панорамные окна, Птица раскрыл глаза. Какое-то время он не двигался и просто лежал, слушая, как тепло ему в шею дышит Илья, как чуть сопит Надя, которая ухватилась за его пальцы в ночи и так и не отпустила. Птице хотелось бы задержаться в этом моменте подольше, ухватиться за него и никогда не отпускать. Он довольно закрыл глаза, наслаждаясь.

Когда Птица чуть подвинулся, чтобы угнездиться поудобнее, он невольно поморщился – ожоги ныли и зудели. Птица глубоко вздохнул и аккуратно выпутался из конечностей, оплетавших его оберегающим осьминогом. Он изо всех сил старался никого не разбудить, когда тихо выскользнул из кровати на втором ярусе домика, под самой крышей, куда они все переместились в какой-то момент ночи, когда начали почти синхронно клевать носами. На лестнице он чуть споткнулся, спускаясь, и негромко выругался себе под нос. Наконец он вышел на улицу, тихо прикрывая за собой стеклянную дверь, и опустился в кресло на террасе.

Утренний воздух был свежим и чуть прохладным, он еще не нагрелся от летней жары под тридцать градусов, и Птица с наслаждением сделал вдох. По привычке захотелось курить, но он мысленно ударил себя по рукам, почти физически ощущая, как протестуют его пострадавшие во вчерашнем пожаре легкие. Птица закрыл глаза и запрокинул голову.

Практически моментально он услышал звон и шорох крыльев. Птица хмыкнул и открыл глаза, уверенный, что увидит Ру. Он не ошибся. Ру стоял перед ним литой фигурой, крылья его были раскрыты на полную мощь и мерцали, закрывая солнце. Лицо Ру было серьезное, а брови нахмурены. Птица сощурился.

– Ты мне солнце загораживаешь, – сказал он негромко.

– Переживешь, – холодно ответил Ру.

– Уверен?

Ру пожал плечами и отвернулся. Он был заметно раздражен и нервно кусал нижнюю губу, отказываясь смотреть на Птицу.

Птица сам поднялся на ноги и поравнялся с ангелом:

– Ну?

– Дурак ты, Птица, – сказал ему Ру, все еще не поворачивая голову.

– Ты правда спустился, только чтобы оскорбить меня?

– Нет, – с заминкой ответил Ру.

– Тогда посмотри на меня, – потребовал Птица. Ру медленно перевел взгляд на него. Птице казалось, что Ру ищет в его лице что-то: старого доброго Сэла, ангельскую благодать, воспоминания. Взгляд его бегал. Птица упорно не отводил глаз, а потом пропустил забинтованные пальцы сквозь свои взъерошенные со сна волосы, взлохматив их еще больше. Ру проследил за его движениями, а потом напрягся, когда заметил бинты.

– Этого не должно было произойти, – тихо сказал он с грустью в голосе, кивая на руку Птицы.

– Уже произошло, – ответил Птица немного резко, опуская руку, и тяжело вздохнул. – Что теперь?

Ру нехарактерно для него пожал плечами.

– Ты не должен был звать на помощь.

– Позвал. И?

Ру молчал, разглядывая Птицу.

– Я прошел испытание? – снова попробовал Птица. Крылья Ру зазвенели, Птица услышал это не вживую, а будто у себя в голове.

– Да, – негромко ответил Ру.

– Почему баня сгорела по-настоящему? Когда я тонул, никто не заметил и не узнал бы, если бы я не рассказал.

– Ты хочешь жить в человеческом мире, мирись с человеческими последствиями.

Птица хохотнул.

– Разве вы мне позволите жить в человеческом мире?

– Это не я решаю.

– Конечно, – закатил глаза Птица и покачал головой. Крылья Ру продолжали мерцать и блестеть в утренних солнечных лучах.

– Птица? – позвал Ру. Взгляд его смягчился. – Мне жаль, что так все выходит. Мне жаль, что одна ошибка…

– Одна ошибка – и ты ошибся, – пошутил Птица, перебивая Ру, который в непонимании поднял брови. – Извини. Шутка.

– Ты меня прости, – сказал Ру, кусая щеку изнутри. – Я должен был… быть лучше. Для неба. Для тебя.

– Для неба в самый раз, – грустно ответил Птица. Внутри него было спокойно и печально, под сердцем не кололо тревогой, только екало болезненно. Он чувствовал, что прощается.

– Для тебя – нет.

Птица ничего не ответил, только замялся на минуту, а потом порывисто обнял Ру, зарываясь пальцами в его грозовые перья, и закрыл глаза. Ру неуверенно обнял его в ответ и уткнулся лбом в плечо.

– Я прощаю тебя, Ру, – прошептал Птица. – Пусть все будет как будет.

– Сердце у тебя тяжелое, Птица, человеческое. Оно тебя на землю и тянет, – тихо сказал ему Ру в плечо.

– Другого сердца у меня нет.

– Это хорошее сердце, Птица, очень хорошее.

Птица обнял его крепче, замирая ненадолго. Ему казалось, что крылья Ру отзываются на его прикосновения, дрожат в ожидании разлуки, а перья оборачиваются жалостно вокруг его пальцев, не желая отпускать. Птица понимал их и тоже чувствовал, как в глазах собираются слезы.

Ру все-таки отстранился первым, борясь со своими крыльями. В его глазах тоже стояли слезы, и Ру быстро вытер их тыльной стороной ладони, стыдливо отворачиваясь. Птица мягко улыбнулся, ловя взгляд Ру. Они смотрели друг на друга, запоминая, не зная, случится ли следующая встреча. Вряд ли, думал Птица. Что бы ни произошло дальше, это, кажется, в последний раз. Ру кивнул – будто в подтверждение его мыслей. Птица не злился, что тот залез в его голову. Сейчас это было совсем не важно.

Ру коснулся плеча Птицы – и все вокруг осветило небесным светом. Птица физически ощутил, как свет проходит через его болезненно ноющее после вчерашнего испытания тело и залечивает каждый ожог и каждую случайную царапинку. Последний поток света прошел через лопатки Птицы, задержался там подольше, а потом осел теплом и нежностью. Крылья Птицы больше не болели.

– Прощальный подарок, – прошептал Ру.

Потом он исчез.

Птица вернулся в дом, тихо вскарабкался по лестнице на второй ярус и, все так же стараясь не шуметь, улегся обратно между Надей и Ильей, мерно сопящими во сне. Аккуратно, чтобы не разбудить, обнял со спины Надю, тут же придвинувшуюся поближе. Илья уткнулся лбом ему между лопаток и всхрапнул. Птица беззвучно хохотнул, продолжая улыбаться. Он чувствовал себя на своем месте.

В следующий раз он проснулся последним: рядом на цыпочках ходила Лера, собирая вещи, потом она спустилась, ойкнув на лестнице. Снизу доносился звон посуды и негромкий смех. Птица повернулся на спину и потянулся. Круглые часы на стене показывали девять утра.

Кто-то накрыл его легким пледом, и по телу Птицы растеклась благодарность. Он довольно потянулся на кровати, почти урча от легкости. Конечности не болели. Он сел на кровати и методично размотал бинты на пальцах, а потом скептически оглядел ладони – они выглядели как обычно, без единого ожога и кровоподтека. Птица хмыкнул, мысленно благодаря Ру за его прощальный подарок.

Колени и спина тоже не болели, и Птица, нелепо вывернувшись, отклеил лечебные пластыри с лопаток. На них были отпечатки в форме маховых перьев. Все это добро Птица собрал в один ком и выбросил в мусорку, стоявшую в углу комнаты, а потом спустился вниз.

– Доброе утро! – тут же услышал он голос Лизы. Она сидела на высоком стуле в углу кухни и пила кофе, уткнувшись в телефон. – О! Выглядишь непривычно свежо.

– У меня были утренние гости, – ответил Птица, падая на диван без страха, что он заденет раны.

– О? – приподняла брови Лиза. Остальные, стоявшие кучкой около обеденного стола, заметно напряглись.

– Да – Ру, – ответил Птица и быстро прояснил: – Все окей, насколько это сейчас возможно. Я прошел огонь. Ру меня вылечил. Мы попрощались. Кажется, навсегда.

Повисло молчание. Птица продолжил:

– Баня сгорела, потому что я принял помощь Ильи. Как я и предполагал. Я, правда, не знаю, что будет дальше. И что будет после последнего испытания. Но, видимо, оно все-таки будет и от него я тоже не смогу сбежать.

Надя кивнула в ответ на его слова, отпивая кофе из чашки.

– Ты как? – спросила она.

– Будто бы нормально, – ответил Птица. – Сам не знаю почему. Но нормально. А вы?

– Сойдет для сельской местности, – хохотнул Илья. – Но я рад, что этот придурок свалил. Спасибо, что вылечил. Не-спасибо, что тебе пришлось подгореть.

– Илюш, – строго посмотрел на него Птица. – Он просто… вестник. Если можно так назвать. Я тоже таким был.

– Сейчас ты по другую сторону баррикад, – заметила Лиза.

– Меня, честно говоря, вообще бесит, что есть какие-то баррикады. Это дурацкая система.

– Все системы не очень. Важнее то, как мы с ними работаем, – сказала Надя.

Птица кивнул.

– Можно мне тоже кофе? – перевел он разговор на другую тему. Надя подорвалась за своим спасительным набором дрипов.

– Конечно!

Оставшееся время до выезда они пили кофе, неспешно завтракали бутербродами, потихоньку распихивали вещи по рюкзакам, периодически через весь стол показывая друг другу мемы из соцсетей и заливисто смеясь. Птица смеялся вместе со всеми. В одном Ру оказался не прав: сердце его было легким, как перышко, и вниз оно не тянуло. Так легко, как в последние часы после ужасного пожара, когда его окружили друзья и отказались позволить страдать в одиночестве, он не чувствовал себя никогда. «Все ожоги стоят этого», – думал Птица, улыбаясь и разглядывая такие же улыбчивые и солнечные лица друзей.

На улицу они вышли ближе ко времени отъезда. Птица с Надей быстро забрали свои почти не разобранные рюкзаки из домика на дереве, посидели на дорожку, потому что Надя рассказала по секрету, что это очень важное для нее суеверие, а потом оставили двухрублевую монетку на верхней полке в домике – чтобы вернуться, только на сей раз без испытаний, объяснила Надя. Птица улыбнулся, удивляясь, как в ней сочетаются безупречная логика и вера в такие маленькие и для кого-то глупые суеверия. Для Нади они не были глупыми, и через Надю они показались важными и для Птицы тоже.

Когда они вышли из домика, где у кострища их ждали остальные, Птица пошарил по карманам в рюкзаке и достал оттуда сверкающую монету в пять рублей – единственную наличку, которая у него была. Он протянул монету Наде. Та чуть приподняла брови в удивлении, но монету взяла и крепко сжала в ладони.

– Чтобы вернуться. К тебе, – пояснил Птица негромко. Надя улыбнулась и обняла его, положив голову на плечо.