Птица

глава 15 недомолвки

Ближе к семи утра пробуждающая магия дрипов перестала действовать и Птица все равно уснул, уткнувшись головой в Надины колени. Устав сидеть на жестких стульях, Птица с Надей в какой-то момент перебрались на кровать, и это было первой стратегической ошибкой. Второй ошибкой была фраза Птицы «Я только на минутку глаза закрою», после которой он сразу же вырубился: сказались недосып и переживания.

Проснулись они от синхронной вибрации на телефонах. Писала Лиза в общем чате их переславской поездки:

Птица протестующе замычал и откинул телефон подальше. Сон никак не сходил, крепко оборачивая в ватное одеяло. Надя легонько взъерошила ему волосы.

– Птиц, просыпайся, – сказала она, продолжая гладить его по волосам. Птица зажмурился еще крепче. Шепотом Надя продолжила: – Пс-с-ст. Птиц. Я все помню. И, судя по сообщению Лизы, ребята тоже.

Сонливость слетела с Птицы, как он сам когда-то с облака. Он подорвался на кровати, ударился затылком о стенку, к которой было приставлено изголовье, ойкнул и тут же обнял Надю, обхватывая ее руками и утыкаясь подбородком ей в плечо. Надя рассмеялась, но обхватила Птицу в ответ, погладила по острым лопаткам.

– Я же говорила.

Телефоны снова завибрировали в один голос.

Птица усмехнулся, читая сообщение на заблокированном экране Надиного телефона.

– Мы буквально в десяти метрах от них, – сказал он. – Могли бы и постучаться.

– Может, они стесняются нас беспокоить, – предположила Надя, убирая прядь волос за ухо.

– Почему?

Надя выразительно посмотрела на него, блокируя телефон и убирая его в сторону. Птица смутился.

– А… – протянул он, опуская глаза и чувствуя, как к щекам приливает жар. Надя с улыбкой и коротким смешком толкнула его в плечо. В чате она ответила:

Со ступенек дома на дереве Птица спускался вслед за Надей – осторожно, не поднимая глаз. Увидеть осуждение и обиду на лице Ильи было страшно до ужаса. Страх этот, только убаюканный Надей, снова разгорался пожаром. Как его тушить, было неясно.

– Утро, – послышался голос Леры.

Посмотреть на ребят все же пришлось. В утреннем прозрачном свете они выглядели помятыми и невыспавшимися, все как один с обеспокоенной морщинкой между бровями. Птице казалось, что они смотрят на него как на дикого и взъерошенного воробушка, случайно залетевшего на хипстерский бранч.

– Вы как? – негромко спросила Надя у них, сокращая расстояние и легко касаясь руки Лизы. Та пожала плечами, а затем кивнула на Птицу:

– А вы?

– Так же, – краем рта улыбнулась Надя и опустила глаза.

Птица попытался поймать взгляд Ильи, но друг упорно смотрел в сторону, беспокойно кусая щеку и отбивая пальцами тревожную чечетку. Лера встревоженно переводила глаза с Птицы на Илью и обратно, а потом не выдержала и мягко взяла Илью за руку – чечетка прекратилась, Илья судорожно выдохнул и покрепче ухватился за Лерину ладонь, крошечную в его руке.

Лиза показательно кашлянула:

– Тут есть блинная где-то в полутора километрах. Судя по отзывам с «Яндекс. Карт», работает она по непонятному графику три часа в день, но там есть совершенно крышесносные блины с пьяной грушей. Вот, предложение по завтраку.

Птица пожал плечами, а потом кивнул. К блинам он был равнодушен, к пьяной груше тоже. Остальные промолчали.

– Понятно, – сказала Лиза, поджав губы. – Тогда идем к машине. Потом Лера хотела в церковь какую-то в городе.

– Мы в принципе можем не ехать, – перебила Лера. – Ну, если у вас нет желания по таким местам ходить. Мне просто интересно посмотреть на иконографию новодельных фресок. И отвлечься, наверное, было бы неплохо.

– Да нет, давайте съездим. Грехи отмолим, – проговорил Илья, едко бормоча последнюю фразу себе под нос.

– Очень смешно, – строго сказала ему Лера.

– Лучшая моя шутка, – в тон ей ответил Илья. – Хотя не знаю, какой еще стендап у нас сегодня может быть в программе.

Птица покачал головой. Обиду Ильи он понимал: он и сам все никак не мог простить Ру его предательство. Но с Ру он хотя бы поговорил – возможно, не очень успешно, но поговорил. Илья же продолжал морозиться. Успокойся, пробормотал голос в голове Птицы, даже двенадцати часов не прошло, а ты уже требуешь какого-то диалога. Такое не каждый день случается, переварить бы еще. Птица тяжело выдохнул и первый поплелся в сторону Лизиной машины, попинывая зеленые травинки на ходу. За спиной ребята шептались, но Птица был так сосредоточен на шуршании травы под ногами, что слышал только обрывки их разговоров. Вслушиваться напряженнее ему не хотелось.

– Илюш, ну чего ты так… – шептала Лера.

– Как? Нормально. Что ты хочешь, чтоб я сделал? – огрызнулся Илья чуть громче.

– Ну, по-человечески как-то, – продолжала Лера. – Поговорите хотя бы, я не знаю.

– Вот и я не знаю, Лер, о чем тут разговаривать. По-моему, все ясно: мы просто перевалочный пункт до небесной канцелярии. Развлекуха такая. Как приемная семья по обмену: чуть-чуть пожил, ассимилировался и вали домой. Можешь потом порассказывать, как было прикольно, но у себя-то лучше.

– Илюш, ты проецируешь.

– Лер, может, давай без этого?

Голоса сходили на нет, а Птица все думал: еще не хватало, чтобы из-за него Лера с Ильей рассорились. Он бы тогда и правда улетел – убежал? – в стыде и разочаровании в себе. Лера с Ильей в его представлении всегда были той киношной парой, которая умеет говорить словами через рот, находить компромисс и оставаться вместе не потому, что так положено, а потому, что они правда друг друга любят. Илья никогда не огрызался на Леру и не был груб, и Птица чувствовал, как его захлестывает виной, что это из-за него Илья в таком состоянии.

«Неужели я настолько был дорог ему, что он сейчас так переживает?» – думал Птица. Он порывался остановиться, обернуться и попросить ребят не ссориться из-за него, потому что он этого не заслуживает. Решимости он так и не набрался и просто продолжил плестись по тропинке, пока не вышел во двор, где была припаркована Лизина машина. Лиза сразу обогнала его и рванула к ней, приговаривая на ходу:

– Ох, бейби «шеви», как я по тебе скучала! Как ты тут целую ночь одна-одинешенька? – В голосе Лизы слышалась нежность, какая редко звучала от нее в сторону людей. Бейби «шеви», правда, предсказуемо не отвечала на Лизины мягкие причитания. Лиза щелкнула кнопкой на ключе, «шеви» пиликнула сигнализацией.

– Можно садиться? – осторожно спросила Надя, глядя, как Лиза продолжает сюсюкаться с машиной.

– Да, давайте!

Птица поймал взгляд Нади, та кивнула в сторону заднего сидения и залезла в машину первая. Птица сел вслед за ней, мельком задумавшись, сядет ли за ним Илья, но тот демонстративно сел вперед, сразу же пристегиваясь. Птица жалобно посмотрел на Надю в поисках поддержки – она сжала его ладонь и вздохнула. Последней в машину села Лера, грустная и чуть расстроенная, и отвернулась к окну.

– Так печально мы еще никогда за блинами не собирались, – прокомментировала Лиза, хлопая дверью водительского сидения и заводя машину. «Шеви» заурчала, как соскучившаяся по хозяйке кошка, и какое-то время ребята сидели в автомобильном дребезжании, пока Лиза не подключила свой плейлист. Зазвучал незнакомый Птице русский инди со спокойными переливами и медовым голосом, но в слова он вслушаться не смог: все пытался перехватить взгляд Ильи в зеркале заднего вида, но наткнулся только на прищуренные глаза Лизы, которая начала аккуратно выезжать с парковки.

До блинной, находившейся на пересечении их улочки с главной улицей Переславля-Залесского, они ехали всего пять минут – Лиза дольше парковалась, но Птица ее не винил. В глубине души он вообще слабо понимал, как можно управлять такой механической махиной, как автомобиль, и поэтому Лизиными способностями восхищался, а ее нежные уговоры, обращенные к бейби «шеви», действовали на него успокаивающе. Птице бы тоже хотелось, чтобы все с ним разговаривали так мягко и чутко, как Лиза со своей машиной.

Блинная внутри была совсем небольшая: несколько столиков, ярко-фиолетовые диваны, высокая стойка заказов, отделяющая помещение для гостей от кухни. Лиза заказала на всех одни и те же блины с пьяной грушей и чайник фильтр-кофе – и упала на диван. Птица сел рядом, прислоняясь к ней плечом и опуская глаза. Голова была тяжелая, почти чугунная. Тяжелее было только сердце, ухнувшее вниз в очередной раз, когда Илья проигнорировал его жалобные взгляды и сел как можно дальше на диване, достав телефон и залипнув в яркий дисплей. Вокруг них висело такое напряжение, что Птице казалось, его можно потрогать и завернуться в него как в плотное старое одеяло, пух в котором скатался от времени и превратил его в тяжелый кокон.

Когда принесли блины, блестящие от грушевого сока и покрытые кусочками карамелизированной груши, Надя шепнула:

– Поешь, пожалуйста. – Она заправила прядь волос ему за ухо. – Ты совсем ничего не ел со вчера.

Птица угукнул ей в ответ и принялся механически разделывать блины, погружая сладкие кусочки в рот. Вкуса он почти не чувствовал. Блины как блины, груша как груша, неважно, пьяная или нет. Лучше бы все наладилось с Ильей. Лучше бы Илья хоть слово ему сказал.

Илья не сказал ничего. Вместо этого он, молниеносно проглотив свои блины, звонко отставил в сторону тарелку, встал из-за стола и выскочил на улицу. В окно Птица увидел, как Илья достает сигарету из мятой пачки и безуспешно пытается ее прикурить. Зажигалка не работала, из нее только летели крошечные и едва заметные искорки, но пламя никак разгоралось. Не думая, Птица вышел вслед за Ильей, копошась в карманах джинсовых шорт: из них с Ильей хранителем работающих зажигалок обычно был Птица.

Когда Птица вышел на улицу, он увидел, как Илья бессильно прислонился к бейби «шеви», незажженная сигарета вяло болталась в уголке его рта, а в пальцах он крутил предательницу-зажигалку. Птица молча протянул ему красный бик. Илья приподнял брови, оглядел Птицу с ног до головы, быстро взял зажигалку и, прикурив сигарету, так же без слов протянул бик обратно Птице. Тот отмахнулся.

– Оставь. У меня еще есть, – сказал он, складывая руки на груди.

Илья пожал плечами, затянулся сигаретой и убрал зажигалку в карман клетчатой рубашки.

– Будем молчать? – негромко спросил Птица. Голос у него чуть дрожал.

– Я пока не знаю, что еще тебе сказать, – ответил Илья. Ветерок сдул пепел с сигареты Илье на рубашку, и тот отряхнулся, а потом снова затянулся, втягивая щеки.

Птица тоже не знал, что он хочет услышать от Ильи. Что он его прощает? Понимает? Что все в порядке и все будет хорошо? Черт его знает, как будет. Может, стратегия Ильи закрыться и больше не подпускать к себе Птицу была вполне оправданной, но легче от этого не становилось. На два ангельских крыла Птицы приходились две створки тяжелого человеческого сердца, которое отказывалось легко отпускать близкого друга. Птица вздохнул и тоже прислонился к машине рядом с Ильей.

Спустя минут пять из блинной вышли девчонки. Птица пересекся взглядом с Надей, и та коротко склонила голову набок, будто спрашивая: ну как оно? Никак, покачал головой Птица в ответ. Надя кивнула, опуская глаза.

До церкви, о которой говорила Лера, ехали тоже без разговоров, только продолжало мурлыкать в магнитоле Лизино инди, а ветер из открытых окон машины трепал волосы и обнимал прохладой. Птица нервно кусал губы, переводя взгляд с дороги на лохматую макушку Ильи.

Церковь стояла на зеленом холме, за ним виднелось громадное Плещеево озеро, от одного взгляда на которое Птица невольно поежился. Озеро было величественным, но Птице теперь казалось сплошной подлянкой. Он не знал, мог ли правда утонуть в нем и насколько нелепы были бы заголовки местных новостных пабликов, если бы это случилось, но доверия к воде у него теперь не было вообще. «Еще аквафобии мне не хватало, конечно, вдобавок ко всем остальным бедам с башкой и не только», – язвительно подумал он и фыркнул.

Уже когда Лиза начала парковаться на обочине в череде машин, которые, видимо, тоже направлялись в церковь, Лера негромко спросила у Птицы, дернув за рукав, чтобы он наклонился ближе:

– Я правильно понимаю, что, раз ты ангел, бог есть?

Птица сощурил глаза и замялся на секунду.

– Я его никогда не видел, – пожал он плечами. Вышло как-то растерянно и печально. Лера поджала губы и кивнула.

– Мне жаль, – сказала она.

– Мне нет, – просто ответил он и опустил глаза.

Они вышли из машины и двинули к церкви, идя парами по обочине. Птица плелся сзади, когда к нему вдруг присоединился Илья. Он шел размашисто, засунув руки в карманы шорт, а Птица какое-то время искоса на него поглядывал, не понимая перемен.

– Что ж ты так рвешься на небо, если тебе даже не жаль, что бога не видел? – вдруг спросил он.

Птица удивленно поднял взгляд.

– Я не говорил, что рвусь на небо, – ответил он прямо. – Все не так просто.

– Да, Лиза уже сказала, что «не все так однозначно», – усмехнулся Илья в ответ.

– Это правда так.

– Окей, как скажешь.

Илья ускорил шаг, обогнал Птицу и вклинился в компанию к Лере и Лизе, которые шли первыми. Птица покачал головой и тяжело выдохнул, тоже ускоряясь и догоняя Надю. Та, увидев его рядом, сочувственно улыбнулась.

– Он отойдет, Птиц, – сказала она, кивая на Илью.

– Пока мне так не кажется, – грустно ответил Птица.

– Отойдет-отойдет, – уверенно повторила Надя.

Во дворе церкви они разделились: Лера, немного неуверенно взяв за руку Илью, потянула его внутрь. Лиза уселась на лавку, расслабленно обмякла и закрыла глаза, подставляя лицо солнечным лучам, – в церковь ее, видимо, не тянуло.

– Посмотрим тоже, что внутри? – мягко предложила Надя. Птица кивнул.

На входе в центральный неф он замер. Там, где обычно хранились свободные платки и юбки для рассеянных прихожанок и залетных туристок, висели самодельные ангельские крылья – каркасные, внутри обтянутые полупрозрачным кружевом, украшенные лентами, бусинами и блестками. У Птицы екнуло в груди, его потянуло к крыльям, и он сам не заметил, как оказался в шаге от них. Не задумываясь, что делает, он коснулся ладонью сетки, натянутой внутри каркаса, перебрал пальцами белые ленты, оплетающие конструкцию. Кончики лент немного трепетали от сквозняка, и Птицу пробрало мурашками, будто это вовсе не ленты, а самые настоящие перья в его крыльях.

– Красивые, да? – услышал он за спиной голос Нади и вздрогнул от неожиданности.

– Что? – Он быстро выпустил ленты из пальцев, одернул руку, будто Надя застала его за чем-то неприличным. – А… да. Красивые.

– Наверное, с какой-то постановки ребят из воскресной школы остались, – предположила Надя, кивая на доску объявлений, на которой висела яркая и слегка неумело сверстанная афиша. Какое-то время Надя тоже разглядывала крылья, стоя рядышком с Птицей, а потом заговорщицки повернула к Птице голову: – Хочешь примерить?

Птицу как ледяной водой окатило, он напрягся и завертел головой из стороны в сторону.

– Н-н-нет, наверное, нет, – пробормотал он. – Вдруг нельзя.

Надя пожала плечами, а сама потянулась к расшитым бисером крыльям, сняла их с петель, просунула руки в тесемки.

– Помоги-ка мне.

Птица, неловко оглядевшись, поправил тесемки на ее плечах, разгладил бутафорские крылья. Надя повернулась к нему, сжала его ладонь:

– Ну как я? Настоящий ангел, а?

Крылья, несмотря на очевидную неряшливость и небольшой размер, сидели на ней как родные. Для Птицы Надя светилась.

– Лучше их всех, – ответил Птица, ласково оглядывая ее. – Правда. Лучше их всех.

Надя поймала его взгляд, улыбнулась и дотронулась до плеча, а потом повела ладонь выше, остановившись на шее. Под ее пальцами пульс Птицы бился, как голубь, который влетел в заброшенное здание и никак не может вырваться наружу. А потом Надя чуть наклонилась и невесомо поцеловала его в щеку. Птица закрыл глаза и судорожно вздохнул, накрыл своей ладонью ее ладонь.

– Ты тоже, Птица, – тихо сказала она ему на ухо. – Не забывай об этом.

Еле слышно Птица хмыкнул на выдохе и улыбнулся уголками губ. Он перевел взгляд в сторону алтарного пространства, где стояли Лера с Ильей. Лера разглядывала фрески, подняв голову вверх, а Илья обнимал ее за плечи. Они о чем-то перешептывались и улыбались друг другу мягко, а потом Илья наклонился и поцеловал Леру в макушку, прижимая к себе сильнее. Лера опустила голову ему на плечо, ее длинные светлые волосы волной разметались по спине. Птица отвел взгляд, но улыбаться не перестал. Хорошо, что они больше не ругаются, подумал он. На сердце у него потеплело.