Птицу прошибло паникой, как электрическим током. Он заметался под водой, задергался, замахал конечностями во все стороны, но вода не отпускала. Тело отяжелело, а озеро, будто ухватившись за накатившую на Птицу усталость, голодно утягивало его все глубже. «Не может такого быть, – с широко раскрытыми от ужаса глазами думал Птица. – Это не такое глубокое озеро, невозможно в нем утонуть, тем более так нелепо».
Плещеево озеро не было согласно с этим утверждением. Птице казалось, что вода вокруг него становится все плотнее, хватает за лодыжки и тянет ниже. Он тревожно посмотрел вниз – дна не видать. Плотная масса воды темнела вокруг него, и Птица не был уверен, это проделки озера или он начинает задыхаться. Сил оставалось все меньше, легкие горели, а голова начинала кружиться без кислорода. Он еле держался, чтобы не вдохнуть в себя воду.
В страхе он посмотрел наверх, надеясь увидеть свет, пробивающийся через водную массу, но вокруг была только плотная чернота. Птица всхлипнул еле слышно, и Плещеево озеро поглотило этот звук и последние остатки воздуха. Перед глазами все плыло, они слипались и закрывались. Птица уже совсем не соображал, сил не было даже чтобы попытаться всплыть.
Птица закрыл глаза. Он чувствовал, что легкие будто разрываются изнутри, просят кислорода, а он ничего не может сделать. Крылья бы сейчас не помешали, отстраненно думал он, ощущая, как проваливается все глубже. Жаль, что так и не полетал напоследок и настолько бездарно все провалил.
Горячую пульсацию в лопатках он ощутил не сразу – боль в легких перебивала все. Доверься, Птица. Доверься. Он слышал, как кто-то лепечет тихонько, будто ему на ухо, но вокруг было только темное озеро. Не борись, Птица.
Сил не оставалось совсем. Голос был еле слышным, почти незаметным, как феи, которых можно увидеть только краем глаза и никогда – упрямо уставившись вперед. Непроизвольно Птица расслабил плечи, поник головой. Ему казалось, он превращается в воду – настолько он больше не чувствовал свое тело. Будь что будет. Он перестал бултыхаться и дергаться, позволил озеру делать все, что вздумается, тянуть его на бесконечно далекое дно и наконец погрести в толще ила. Жаль, что все так. Пусть так.
Птица чувствовал, что отключается, когда его легкие заполнила волна кислорода. Он снова забарахтался, вдыхая сколько может и судорожно кашляя. Когда он распахнул глаза, их ослепило яркое солнце.
Он был на поверхности, в паре метров от брошенного сапа, мерно покачивающегося на воде. Продолжая кашлять и выплевывать воду из легких, он в несколько движений доплыл до сапа и вцепился в него обеими руками, еле-еле вытаскивая себя на доску. Птица дрожал, уткнувшись лбом в пластмассовую поверхность. Медленно он начинал снова чувствовать свое тело, а не воду вокруг, а легкие постепенно наполнялись кислородом, избавляясь от воды.
Озеро его вытолкнуло. Он перестал бороться, и озеро выбросило его наверх. Птица, все еще охваченный сильной дрожью, которая прошивала тело, поднял глаза и огляделся. Плещеево озеро выглядело, как обычно, спокойно, где-то вдалеке у берега плескались местные дети, смеялись и носились по пляжу. Он покачал головой, чувствуя, как внутри горячими волнами поднимается злость. Это небесные испытания? Попытка его утопить в озере настолько мелком, что в нем практически невозможно утонуть? Нелепица.
– Невероятно, – пробормотал он себе под нос, опираясь на локти и все еще глядя вдаль. Его взгляд зацепился за Илью, который расхаживал по берегу и нахмуренно смотрел в его сторону. Птица набрался сил и помахал ему коротко, тот поднял руку в ответ, а потом поднял с песка сап и решительно пошел к воде.
Птица перевернулся и лег спиной на сап, вглядываясь в небо. Солнце слепило глаза, и он зажмурился, качая головой и поджимая губы. Страх внутри не унимался, его продолжало мелко потряхивать.
– Так и знал, что все у тебя получится.
Звонкий голос откуда-то сверху разрезал тишину, и Птица вздрогнул от неожиданности, весь подорвался с сапа, распахивая глаза. В полуметре над ним завис Ру, и, когда Птица садился на сапе, они чуть не стукнулись лбами. Ру светился и улыбался во весь рот, огромные крылья держали его в воздухе без труда. Птица в панике обернулся через плечо: к нему уже подплывал Илья, но на Ру никакого внимания не обращал.
– Осталось всего два, Птица, и домой! Видишь, все совсем не страшно, нужно было только…
– Только что? – раздраженно перебил Птица, украдкой поглядывая на Илью. – Смириться со своим положением и позволить небу делать со мной что угодно?
– Ты слишком много общаешься с людьми, – обеспокоенно сказал Ру. – Говоришь прямо как они. А небу доверять надо. И верить тоже, что они все правильно делают.
Птица фыркнул и зло выдохнул. Его не покидало ощущение, что он выиграл это испытание, потому что отчаялся и был готов утонуть, а не потому что «верил небу» – по крайней мере, так ему сейчас казалось.
– Ты все верно делаешь, Птица. На небе тебе будет лучше. И я по тебе тоже скучаю, – произнес Ру, под конец фразы подняв взгляд на Илью: тот все так же беспечно греб. Когда он был совсем близко к Птице, Ру сказал: – Ладно, вон твой человек уже рядом. Счастливо!
С этими словами он взмыл вверх и растворился в воздухе.
– Ру! – потянулся за ним Птица, но было уже поздно. Сап Ильи приблизился вплотную.
– Чего говоришь? – спросил Илья, оказываясь рядом. – Ты в порядке? Думал, ты утонул, так долго тебя видно не было.
Птица покачал головой.
– Немного запутался, – ответил он другу. – В водорослях на дне, в смысле. Все окей.
– Ну слава богу, – потрепал его по мокрым волосам Илья. – Водичка – кайф!
– Не то слово, – на выдохе сказал Птица, надеясь, что в его словах не сильно был заметен горький сарказм. Минус одно испытание, думал Птица. Плюс стопятьсот вопросов к небу.
– Чего ты так резво уплыл-то? Мы даже офигели немного.
– Да не знаю, – отмахнулся Птица. – Чувствовал, что меня тянет в воду.
– Ну, надеюсь, обошлось без сущностей. Не хватало нам тут еще «Битвы экстрасенсов», – подмигнул Илья. Птица коротко усмехнулся. Сущностей тут было навалом, вот только ни Илья, ни ребята их не видели: слишком твердо стояли на земле, а не витали в облаках. Птице тоже так хотелось бы, если бы не трепещущие в лопатках крылья – им все не терпелось ввысь, на волю. Что это будет за воля, правда, было неясно. Птица злился, но мечтал снова взлететь, и крылья радостно поддакивали, грели его теплом и почти звенели от нетерпения.
Наконец Птица с Ильей не спеша погребли к берегу. Птица все ловил на себе подозрительные взгляды друга, но они оба ничего не говорили. Внутри Птицы бурлила злость, перемежающаяся с тревожностью: что будет дальше? Каким будет следующее испытание? Он смутно помнил, что дальше его ждет огонь, но придумать, как именно полыхнет его жизнь, не мог. Небо креативно относилось к мученичеству. Перед глазами пронеслись всего несколько случаев – зажаренный чуть ли не на гриле Лоуренс, раздавленная Маргарет Клитроу, выпотрошенный Варфоломей, – и Птица крупно вздрогнул, тряхнул головой, пытаясь избавиться от ярких картинок. Некоторые из мученичеств он видел вживую. Наблюдает ли за ним кто-то, кроме Ру, или все ждут настоящего экшена?
Берег Плещеева озера был окрашен закатным солнцем. Когда Птица с Ильей ступили на него, устало таща за собой сапы, девчонки их даже не заметили: они расположились кружком на полотенце и внимательно наблюдали, как Надя раскладывает им карты Таро. Птица подошел к Наде, которая сидела к нему спиной, погруженная в пестрые картинки, и тихо опустился рядом на песок.
– Привет, – тихо сказал он. Она вздрогнула, обернулась.
– Вот ты где, – улыбнулась Надя, оглядывая его.
На ее загорелых плечах блестели капельки воды, мокрые кудри змеились, небрежно убранные за уши. Птица залюбовался, совсем отвлекшись от своих пернатых проблем. Сейчас он был готов вспыхнуть и без небесных испытаний, только бы Надя продолжала так нежно на него смотреть.
– На женихов гадаете? – усмехнулся Илья, падая рядом с Птицей. Лера фыркнула, одарив Илью снисходительным взглядом.
– На невест, – с иронией в голосе ответила Лиза, подняв голову. – Но тебе и на женихов можем, правда, Надь?
– Конечно! – с энтузиазмом подхватила шутку Надя, возвращаясь к картам. – Все для вас! Но сначала Лиза!
Надя обвела ладонью разложенные на полотенце карты. Те блестели рубашками кверху, переливались перламутром. Колода Нади была почти русалочья, подумалось Птице. От глянцевых рубашек карт отражалось солнце, бликовало, падало вкраплениями света на ребят, как будто те были покрыты сверкающей чешуей. Лиза потянулась к картам, замешкалась на секунду, выбирая, а потом ухватилась за центральную и, не переворачивая, протянула ее Наде.
– О, Паж Кубков! – радостно провозгласила Надя. Лиза недоверчиво покосилась на нее и нахмурилась. Птица переводил взгляд с одной девушки на другую, решительно не понимая ничего в картах Таро.
Нью-эйдж практики по типу Таро его пугали: стоило ему наткнуться на какой-то гороскоп, даже шуточный, он начинал обсессивно о нем думать, искать смыслы, прикладывать к своей жизни. Мемный гороскоп из бота в телеграме в итоге превращался в самосбывающееся пророчество, надуманное самим Птицей. От этого он тревожился еще больше – и в конце концов совсем перестал соприкасаться с астрологическими приколами, чтобы не накручивать себя сильнее обычного. Сейчас ему хватало спущенных с неба команд, поэтому с Таро у него было как у некоторых с сигаретами: это друзья гадали, а он просто рядом стоял.
Надя тем временем пустилась в объяснения, что значит Паж Кубков, вытащенный Лизой:
– Вообще это про любовь и новые отношения, – объяснила она. – Причем про такую, знаешь, подростковую любовь – бабочки в животе, мысли только о возлюбленном или возлюбленной, вот это все. Не уверена, правда, что бабочки в животе – это влюбленность, а не тревожность, но обычно так объясняют гадальщики. Так что, возможно, тебя ждет новая влюбленность! Или уже!
– М-м-м, – протянула Лиза. – Лучше бы светлое академическое будущее выпало.
– Одного другого не исключает, – заметил Илья, привалившись к боку Леры и приобняв ее одной рукой. – Может, ты встретишь кого-то, когда начнешь работать ассистенткой у Васильевой в следующем году. Тебе ж как раз предложили.
Лиза пожала плечами.
– Давайте лучше Птице погадаем, – предложила она. Птица невольно дернулся. – А то он нам совсем ничего не рассказывает, может, карты расскажут.
Птица замялся. Он чувствовал, как в животе снова скручивалась тревога, а карты, лежащие на полотенце, казались не обычными бумажными прямоугольниками с красивыми картинками, а пророческими свитками.
– Я вообще не очень в это верю, – начал он. Его взгляд метался между друзьями.
– Да мы тоже, у Нади просто колода красивая, – подала голос Лера. – Это мы перешли с гадалки-оригами, как в детстве, на Таро.
– Давай, Птиц. Не думаю, что там будет что-то роковое, – толкнул его в плечо Илья. Птица поджал губы, перевел взгляд на Надю в поисках поддержки.
– Ты всегда можешь интерпретировать карты в свою пользу, Птица. Мне всегда казалось, что в этом прикол Таро. Мы отменяем фатализм, – улыбнулась Надя. – Но, если тебе некомфортно, не надо.
Птица поник. Таро его пугало, но притягивало, как детские энциклопедии про космос, в которых бездумно и очень просто написано: однажды Вселенная взорвется. Случится все нескоро, и взрыв этот вы вряд ли застанете, но когда-нибудь он произойдет. Лет в пять это впечатляет и заставляет засунуть энциклопедию подальше, не думать о звездах и надвигающихся катастрофах, но к космосу все равно влечет. Птица видел такое не раз у детей на земле, когда сам наблюдал за ними с неба. Тогда он не особо понимал, чего бояться, если ты этого все равно не застанешь, но теперь он чувствовал тревожно-любопытствующих жучков внутри себя. Давай, вытащи карту. Вдруг она скажет тебе, что делать, и тогда, если что-то не получится, можно обвинить во всех грехах ее? Или вдруг все будет хорошо, а карта подскажет, как именно поступить, чтобы задуманное сбылось?
Сейчас Птица очень хорошо понимал людей, ухватившихся за тарологические практики, чтобы хоть как-то взять под контроль свою жизнь и чуть меньше бояться принимать решения. Птица судорожно выдохнул, еще раз оглядел друзей и как-то отчаянно потянулся за картой. Цветной переливающийся прямоугольник он протянул Наде, даже не взглянув на него.
– Ну, с днем Страшного Суда, – сказала Надя, перевернув карту и покрутив ее в руках. Птица вздрогнул и поднял взгляд на Надю. Та выглядела беспечно, расслабленно разглядывая иллюстрацию. Потом она протянула карту Птице, и тот с опаской снова взял ее в руки.
Сверху на карте был изображен сурового вида ангел, окруженный перистыми облаками и трубящий о наступлении Страшного Суда. Внизу из могил поднимались мертвые, радостно раскинув руки в стороны и благоговейно глядя вверх на ангела. Птица почувствовал, как у него все сжимается внутри. Ему не нужна была интерпретация Нади, чтобы сразу связать свою жизнь и карту: вот он, падший ангел, изо всех сил пытается вернуться на небо, ввязавшись в очередную небесную игру, но поверить до конца в то, за что он борется, не может. И все, что ждет его впереди, – Страшный Суд, где ему скажут, что в этой игре он проиграл, потому что никто не выигрывает у неба.
Птица почувствовал, как Надя чуть привалилась к нему, опустив подбородок на плечо. От ее прикосновения Птицу пробила дрожь, и он опустил на песок руку с картой. Надя тихо вздохнула.
– На самом деле, Страшный Суд – это не какая-то роковая карта, которая обязательно означает что-то плохое, – ободряюще проговорила она. – Страшный Суд, как и Смерть, например, это про перемены и перерождение. Карта новой жизни, если так можно сказать. Я читала про эту карту, что она одна из немногих, которая, хотя и предвещает перемены и непростые выборы, оставляет за тобой решение, как именно поступить. Что-то делать все равно придется, но это будет только твой выбор – и ничей больше.
Птица скосил взгляд на Надю и задумался. Из двух интерпретаций – граничащей с апокалипсисом, которую придумал он, и сложной, но веющей надеждой, которую предложила Надя, – его не устраивала ни одна. В обеих было страшно. В обеих надо было нести ответственность за свои поступки. Он хотел бы, чтобы в карте была не картинка, а четкая методичка: как поступить правильно и как своим выбором не ранить ни окружающих, ни себя?
Птица тяжело вздохнул. Наверное, такой методички не существует. Именно поэтому ему и было интересно наблюдать за людьми, думал он. У них не было методички. Они не знали, что предопределено и расписано наперед, если вообще расписано. Люди сами наполняли свою жизнь смыслами и разбирались по ходу дела, а он наблюдал за этим, как за сериалом. Со стороны все выглядело увлекательно, изнутри все казалось страшным.
– Не пугайся раньше времени, Птица. Какой бы выбор перед тобой ни стоял, – тихо сказала ему Надя. Он неуверенно кивнул и положил карту в колоду.