Пустой гроб

Глава семнадцатая ЧТО ПРИДУМАЛ МИНЬЯС

В тот вечер в ресторане «Фазан» было не протолкнуться, публика собралась роскошная, элегантная.

Зимой и весной этот известный ресторан на бульваре Мадлен посещали избранные завсегдатаи, сюда наведывались самые хорошенькие парижанки, принадлежащие к разным общественным слоям, а те, кто сопровождал их, непременно были чем-то знамениты, за ними всегда следовал легкий шепоток — на ушко передавали друг другу их имена, рассказывали приключившиеся с ними истории.

Примерно в половине девятого к столику с табличкой «занято», который весь вечер героически отстаивал метрдотель, подсели двое мужчин.

Оба новых посетителя были уже немолоды: одному могло быть лет сорок, второй давно разменял пятый десяток.

Оба были во фраках, но хорошенькие женщины их не сопровождали, и, наверное, поэтому в празднично освещенный зал они прошли незамеченными.

Казалось, начисто позабыв о существовании внешнего мира, новые посетители погрузились в изучение меню; тем временем сидевшие за соседними столиками принялись их разглядывать, оживленно обсуждая, кто бы это мог быть.

Все вокруг зашушукались, из чего можно было заключить, что по крайней мере один из вновь пришедших многим был знаком.

Завсегдатай ресторана, молодой высокий блондин, неизменно заказывавший спагетти и шампанское по двадцать пять франков за бутылку, знаком подозвал метрдотеля.

Напустив на себя вид полнейшего безразличия, бледный молодой человек как бы между прочим поинтересовался:

— Господин, сидящий за тем столиком, это ведь, если не ошибаюсь, известный хирург?

— Вы правы, господин маркиз, — почтительно склонился к нему метрдотель, — это хирург Поль Дро, он обедает у нас сегодня вечером.

Этих сведений оказалось достаточно, и новых вопросов не последовало.

Однако метрдотель, гордившийся своими светскими знакомствами, еще ниже склонился к господину маркизу и зашептал ему на ухо:

— Господин, пришедший с профессором Дро, тоже довольно известен. Это финансист Миньяс, его хорошо знают на бирже… Если господин маркиз помнит, недели две-три назад в газетах было сообщение: месье Миньяс купил лечебницу профессора Дро… Пожалуй, это единственная клиника в Париже, — добавил он, как бы желая показать товар лицом, — куда в случае операции прилично обратиться светскому человеку. Говорят, цены там не ниже тысяч десяти-пятнадцати, а то и еще дороже. — Вот там-то мне и вскроют живот, когда я надумаю избавиться от аппендицита, — с улыбкой ответил ему высокий бледный блондин.

Словно поставив на этом точку, маркиз, не замечая больше метрдотеля, подозвал официанта, ведающего спиртными напитками, и заказал еще одну бутылку шампанского.

Метрдотель не ошибся: посетителями, привлекшими всеобщее внимание, и в самом деле были профессор Дро и финансист Миньяс, не так давно ставшие компаньонами.

В ожидании закусок Миньяс наклонился к хирургу и продолжил беседу, начатую, вероятно, еще до прихода в ресторан, а затем по понятным причинам прерванную.

— Дорогой мой Дро, — заговорил финансист, — все это меня не радует, события последних дней мало в чем повлияли на наши финансы. Вам надобно во что бы то ни стало отыскать ребенка вашей жены, то есть — вашего ребенка, ибо по закону Юбер ведь считается вашим сыном. Вы согласны со мной?

Профессор, серьезный и озабоченный, утвердительно кивнул.

— Я целиком с вами согласен; помимо вполне естественного желания вырвать мальчика из рук подлых шантажистов, сделавших его заложником, я считаю, что ребенок непременно должен вернуться домой, где он был бы под хорошим присмотром. Для меня это единственный способ как-то утвердить себя, а кроме того…

Официант принес закуски, и профессор умолк — ему не хотелось, чтобы их разговор слышали посторонние.

Потом они заказывали вина; подошел метрдотель, поинтересовался, довольны ли столь почетные для него посетители сделанным заказом. Миньяс, не сдерживая раздражения, попросил оставить их в покое.

Со свойственной ему грубой откровенностью, которая зачастую сбивала с толку и настораживала его собеседников, финансист недвусмысленно заявил:

— Вы попали в самую точку: ребенок необходим нам, чтобы удержать его мать; для вас ведь не секрет, что состояние вашей жены достанется ее сыну и что до его совершеннолетия деньгами будете распоряжаться вы — как отец.

От удивления Поль Дро даже вздрогнул; Миньяс четко и категорично сформулировал то, в чем профессор боялся себе признаться.

Силясь справиться с охватившим его беспокойством, Дро накинулся на закуски.

— Видите ли, дорогой Дро, — продолжил Миньяс, — медлить в таком деле нельзя… Как вы сами только что сказали, ребенка надо вернуть любой ценой. Юбер в руках шантажистов, значит, найти его будет несложно — можете мне поверить, они не замедлят объявиться. Эти мерзавцы — или мерзавец, если шантажист один, — требуют за ребенка сто тысяч… Что там ни говори, а самое простое решение всегда самое лучшее. Вы ведь убедились, что полиция против них бессильна, придется договориться полюбовно, то есть заплатить.

— Согласен, — иронически улыбнулся Поль Дро, — но для этого нужны деньги… Есть ли у вас сто тысяч франков?

Миньяс загадочно улыбнулся.

— Даже если бы они у меня были, я употребил бы их на что-нибудь другое; не мне же платить шантажисту, чтобы он вернул вам мальчишку. Да и нет у меня таких денег. Но я знаю, как их достать.

— В самом деле? — недоверчиво взглянул на него Поль Дро. — Каким же образом? Я ведь не имею доступа к деньгам, поступающим в лечебницу.

— Знаю, — ответил Миньяс, — вы и ие должны разбазаривать эти деньги, обделывая собственные свои делишки. Поверьте, выход только один: попросите сто тысяч франков у вашей жены.

Поль Дро так и привскочил на стуле. Он покраснел от волнения, руки его задрожали.

— Вы с ума сошли, Миньяс, — упрекнул он своего компаньона. — Вы же знаете, я и сам сразу об этом подумал; несмотря на теперешние наши отношения, несмотря на то, что жена решила расстаться со мной, подала на развод и относится ко мне, как к врагу, я попытался переговорить с ней, как вы мне советуете… Вам известно, чем закончилась моя попытка… Амели была неумолима… Она наотрез отказала мне, я как сейчас слышу последние ее слова: «Поль, — кричала она, — вы не получите ни су, пока я жива!»

Миньяс отметил для себя последнюю фразу.

— Она так сказала? — переспросил он, саркастически взглянув на профессора. — И какой же вы сделали вывод?

— Никакого, — ответил хирург.

— Вот в этом вы неправы, — покачал головой Миньяс.

С видом все более таинственным финансист наполнил бокал своего собеседника, предложил ему отведать отменного вина, после чего перегнулся через стол и тихо-тихо заговорил:

— Ваша жена сказала, что при жизни ее вы не получите ни су… Следовательно, есть только одно решение: получить эти деньги после ее смерти.

Поль Дро протестующе замахал руками, Миньяс прервал его.

— Молчите и слушайте, — властно распорядился он. — Смерть вашей жены была бы нам как нельзя более кстати. После смерти Амели наследником недоступного для вас огромного состояния станет ее сын Юбер — ваш сын; смерть его не доказана, поэтому, независимо от того, будет ли он найден, наследством станете распоряжаться вы — как отец и как опекун несовершеннолетнего ребенка. Тогда вы без труда сможете заплатить сто тысяч и вернуть сына.

Выдержав паузу, Миньяс как ни в чем не бывало заметил:

— Сто тысяч франков и сколько захотите других тысячефранковых банкнот!

Поль Дро сидел, точно оглушенный.

С тех пор, как он свел знакомство с Миньясом, он уже не раз убеждался, сколь опасен этот человек, сколь темны его мысли.

Миньяс и понятия не имел о том, что такое совесть; такие люди готовы на любое мошенничество, не колеблясь, идут они на преступления. Миньяс впутал хирурга в сомнительные, грязные сделки, но никогда еще финансист не делал ему столь чудовищных предложений.

Расписывая Полю Дро, какой выгодой может обернуться для него смерть жены, Миньяс на самом деле намекал, что недурно было бы спровоцировать эту смерть, способствовать исчезновению несчастной супруги хирурга.

Миньяс попросту предложил профессору Дро совершить преступление, убийство, и какое преступление!.. Какое убийство!.. Убийство, жертвой которого должна была пасть законная жена убийцы.

Неожиданно Поль Дро, который со времени своего знакомства с Миньясом мало-помалу утрачивал чувство совести и все безвозвратное скатывался в пропасть бесчестья и компромиссов, вновь ощутил себя человеком порядочным.

С минуту он в ужасе смотрел на Миньяса.

Ему показалось, будто он коснулся грязного, порочного животного и надобно немедленно отдернуть руку, а потом раздавить встретившуюся на пути ядовитую гадину.

Смятение хирурга было недолгим; он овладел собой, успокоился, полный ярости взгляд его смягчился и он опустил глаза, как бы желая скрыть мерцавшие в них гневные искорки.

На миг взбунтовавшись, Поль Дро сдержал себя, в сердца его затеплилась новая надежда.

Разумеется, он и мысли не допускал, что может сам способствовать смерти жены, но в глубине души подумал: случись это как-нибудь само собой, как сразу улучшилось бы его финансовое положение.

Профессор размечтался.

Мысленно перенесся он в таинственную квартиру на пятом этаже дома по авеню Мадрид.

Это место он называл своим земным раем. Там, позабыв об одолевавших его заботах, часами оставался хирург наедине со своим идеалом, не замечая, как бежит время. Там жизнь была, как мечта, и профессор, человек науки, становился там сентиментальным поэтом-романтиком, которому волшебный, благословенный случай дозволил познать самые вдохновенные, самые глубокие и сильные чувства, какие когда-либо доводилось ему испытывать.

Что за таинственные чувства одухотворяли монотонное существование профессора Дро?

И что имел в виду Миньяс, когда в ответ на рассуждения хирурга о великом таинстве науки, не скупясь, пожелал ему успеха в делах любовных?

Однако для наших компаньонов, обедавших в ресторане «Фазан», час решительного объяснения еще не пробил.

Миньяс обеспокоенно следил за тем, как встретит профессор его коварные замыслы.

Пусть перед вами самый закоренелый циник, пусть подлы и преступны его мысли, не сомневайтесь — приоткрыв страшные свои намерения, он с тревогой будет наблюдать, как их воспримут!

Поначалу Миньяс испугался, увидев, как исказилось лицо хирурга, готового взбунтоваться.

Внешне невозмутимый, финансист рассудил, что время способно творить чудеса. Не прошло и нескольких минут, а он уже мог поздравить себя с верным пророчеством; в душе хирурга Миньяс читал, как в раскрытой книге: хоть мысль о возможном соучастии в убийстве жены профессору все еще претит, догадался Миньяс, самому убийству он мешать не будет.

Ничего другого Миньясу и не требовалось; он тотчас заговорил о всяких пустяках и до конца обеда о делах больше не упоминал.

Лишь два часа спустя, прощаясь с хирургом, Миньяс в двух словах напомнил ему начало разговора.

— Представьте, — сказал он, — что с вашей женой произошел несчастный случай — вы тотчас обретаете полную свободу и становитесь обладателем огромного состояния.

Хирург содрогнулся, отпрянул от Миньяса и поспешил к припаркованному неподалеку автомобилю; удовлетворенно потирая руки, Миньяс посмотрел профессору вслед и злобно усмехнулся.

— Самое трудное позади, — сквозь зубы процедил зловещий завсегдатай биржи, — молчание его и поддержка мне обеспечены. Осталось самое неприятное.