Пустой гроб

Глава восьмая ДЕЛО О РАЗВОДЕ

Уже двое суток полиция Нейи не спускала глаз с подозрительных субъектов, которые с настораживающим постоянством бродили в окрестностях бульвара Майо и авеню Мадрид.

Дважды в комиссариат поступали рапорты от дежурных полицейских, следивших за перемещениями этих типов, и оба рапорта явно противоречили друг другу.

Молодой полицейский решил, что имеет дело с пьянчужками, потому что для него все люди в слегка помятых цилиндрах непременно были подшофе.

Более проницательный бригадир рассудил, что, пожалуй, это бывшие конгрегационалисты[3], которые, пытаясь разжалобить своим нищенским видом, бродят по домам и выпрашивают подаяние.

Еще один полицейский заявил:

— Эти типы, наверное, опасные злоумышленники.

Просмотрев все полученные донесения, комиссар предупредил своих подчиненных:

— Следите за ними в оба, глаз с них не спускайте… Лучше предупреждать преступление, чем карать за то, что уже совершилось.

Однако следить за ними было не так-то просто, похоже было, что эти таинственные личности назубок знают устав сыскной полиции и радуются, как дети, заставляя полицейских попусту терять время, держа их в постоянном напряжении, не давая ни малейшего повода вмешаться.

К тому же субъекты, показавшиеся подозрительными полицейским Нейи, были прекрасно знакомы с территориальными установлениями; они знали, что всякий полицейский — хозяин только в каком-то определенном секторе и что за пределами этого сектора он лишается своих полномочий.

Если на хвосте у них была местная полиция, эти типы долго кружили по улицам и переулкам Нейи, не упуская возможности либо внезапно зайти за ограду и очутиться в Париже, либо проскочить в Булонский лес. После чего, хитро ухмыляясь, они вызывающе поглядывали на своих преследователей, поглубже напяливали помятые цилиндры и растворялись в Булонском лесу.

Комиссариат Нейи не считал себя побежденным и, будучи в отличных отношениях с караульными Булонского леса, тотчас сообщал им о присутствии в их секторе двух загадочных личностей. Видевший их начальник караульной службы немедленно составил о них собственное мнение, отнюдь не совпадавшее с мнением полицейских Нейи.

— Эти парни, должно быть, бродячие музыканты, — утверждал он.

Он исходил из того, что под своими просторными пелеринами, служившими им пальто, эти типы, ставшие теперь притчей во языцех, прятали какие-то объемистые, неопределенной формы предметы.

Поначалу казалось заманчивым, проследив за этими субъектами, разгадать их намерения, однако задержать их и препроводить для допроса в ближайший участок было бы невероятно трудно.

Впрочем, ничто не свидетельствовало о том, будто незнакомцы замышляют навредить ближнему. По утрам они устраивались где-нибудь на скамейке, поближе к авеню Мадрид. Полиция ни на минуту не выпускала их из виду, надеясь, что они хоть как-то нарушат установленные правила — к примеру, бросят бумажку — и тогда их можно будет оштрафовать. Но даже если шел дождь, они могли просидеть на скамейке и час, и больше, ничем не нарушая общественный порядок.

Правда, однажды одному из караульных Булонского леса довелось быть свидетелем довольно-таки необычной сцены.

Как-то ближе к вечеру, часа в четыре пополудни, этот полицейский стоял на посту у ворот, выходящих на авеню Мадрид; вдруг он заметил, как по Пальмовой аллее сломя голову несутся эти типы. Бежали они по противоположным тротуарам — точно соревновались в скорости. Оба были замызганными, в грязи чуть не до колен, а их основательно помятые цилиндры совсем потеряли вид — дождь в этот день лил как из ведра.

Задыхаясь, добежали они до конца аллеи, с минуту о чем-то посовещались, обменялись своими объемистыми пакетами, а потом спрятались за деревьями у круглой площадки, где сходятся аллеи.

Затем они выждали добрых полчаса, внимательно наблюдая за проходящими автомобилями, в особенности за теми, что прибывали из Нейи или возвращались туда.

С полчаса понаблюдав за столь интригующим маневром, караульный Булонского леса не выдержал и решил разом покончить с таинственными перемещениями наших знакомцев; воспользовавшись тем, что они вышли из своей засады и вместе двинулись к выходу, он подошел к ним.

— Добрый вечер, господа, — сказал караульный.

Мужчины остановились и обменялись многозначительными взглядами, чем еще более утвердили караульного в мысли, что эти молодцы наверняка что-то замышляют и что замысел их отнюдь не безобиден.

Как ни в чем не бывало он продолжил:

— Погода сегодня скверная, не для прогулок, у вас, поди, неотложное дело, чтобы в такой-то ливень бродить по Булонскому лесу.

— Признаться, каждый волен развлекаться по-своему, — возразил ему один из незнакомцев.

Другой в ответ улыбнулся:

— Что вам угодно?.. Забот на каждый день хватает, мы не какие-нибудь проходимцы.

Караульный не знал, что и делать.

В раздумье теребя седеющие усы, он терялся в догадках: «Смеются они надо мной, что ли? А может, это просто два болвана?»

Он бы, конечно, предпочел второе решение, которое сразу обеспечило бы ему превосходство над этими людьми.

Показывая пальцем на широкие пелерины своих собеседников — книзу пелерины расширялись, принимая форму колокола, — он продолжил:

— Вы, верно, торгуете вразнос, и под одеждой у вас куча всякой всячины?

Видя, что загадочные субъекты замерли в нерешительности, караульный осмелел и рискнул даже коснуться пелерины одного из них, намереваясь приподнять ее и посмотреть, что под ней скрыто, но незнакомец резко отступил назад и негодующе воскликнул:

— Руки прочь, черт возьми! Не дай бог сломаете наши аппараты, это ведь наш хлеб!

Караульный с трудом подавил радостное волнение: на сей раз он угадал верно и, если теперь он оплошает, то докопается до истины. Желая войти в доверие, он расплылся в улыбке:

— Зарабатывать на хлеб — дело почтенное… Что ж, у каждого свое ремесло, хочешь жить — умей вертеться.

Чтобы расположить к себе своих собеседников, караульный намеренно употреблял избитые фразы. По всему было видно, что завоевать их симпатию не составит труда: застыв в почтительном молчании, они, разинув рот, внимали человеку в роскошном мундире; тот, недолго думая, перешел к делу:

— Сдается мне, господа, что вы пошли по коммерческой или торговой части? Каждый занимается, чем может… Я вот уж лет пятнадцать состою в караульной службе Булонского леса… А вы чем занимаетесь?

Караульный почувствовал, как заколотилось у него сердце: вопрос задан, что будет дальше? Дождется ли он ответа? Или, может, разговор их, едва начавшись, окончательно оборвется?.. Вдруг эти люди откажутся отвечать, что он тогда предпримет?

Инстинктивно караульный кинул взгляд по другую сторону решетки Булонского леса и не без удовлетворения увидел двух полицейских, державшихся в тени на территории Нейи — они наблюдали за развитием событий и в любую минуту готовы были вмешаться.

Караульный представил, как от столь прямо поставленного вопроса его собеседники потеряют голову и бросятся бежать. Тогда он пустится за ними в погоню, чтобы во что бы то ни стало схватить их, узнать тайну их странного поведения. Ответы незнакомцев обескуражили и расстроили его.

Первый, верзила с худощавым лицом и глубоко посаженными глазами, глухо ответил:

— Мы — уличные фотографы.

Спутник его, толстый смешливый коротышка, выпалил совсем другое:

— Мы полицейские-любители.

Караульный нахмурился. Само собой, перед ним стояли два не успевших сговориться сообщника, потому и назвали они разные профессии. Строгим взглядом смерив того и другого, караульный заметил:

— Звучит не очень-то убедительно, я требую, чтобы вы объяснились. Почему высокий утверждает, будто вы уличные фотографы, а маленький говорит, что вы полицейские-любители?

На этот раз оба ответили в один голос:

— В этом нет ничего удивительного, мы все сейчас объясним.

С этого момента караульный, окончательно запутавшийся в столь комедийной интриге, стал участником сцены еще более невероятной.

Трагическим, торжественным тоном верзила с худощавым лицом начинал какую-нибудь фразу, а его более нетерпеливый спутник, спеша и захлебываясь словами, заканчивал то, что не договорил его приятель — таким образом, каждый из них играл свою комедийную роль.

— Мы уличные фотографы, — говорил высокий.

— И полицейские-любители, — добавлял маленький.

— Нашим ремеслом мы занимаемся… — начинал худощавый.

— В интересах общества, — заканчивал толстяк.

В конце концов караульному стало ясно, что эти субъекты — едва ли не его коллеги: они служили осведомителями в префектуре полиции, а таинственные предметы, скрытые под широкими пелеринами, оказались просто-напросто фотографическими аппаратами.

Но зачем нужны им были эти аппараты и кого они выслеживали?

Об этом караульному узнать не удалось — его собеседники охотно предъявили свои удостоверения личности, но они и словом не обмолвились о том, чем занимались в районе Булонского леса и авеню Мадрид.

Так ничего толком и не разузнав, расстроенный караульный, не скрывая своего разочарования, двоих инспекторов полиции отпустил.

— Идите, — сказал он, — и выполняйте свой долг, как я выполнил свой, устроив вам допрос: вид-то у вас впрямь подозрительный.

Без долгих раздумий мужчины в помятых цилиндрах и длинных пелеринах поспешили удалиться и затерялись в закоулках Булонского леса.

Ходили слухи, что по части судопроизводства и прояснений наиболее сложных и запутанных дел мэтр Тирло не знал себе равных.

Когда мэтр Тирло вошел в свой кабинет, в конторе вот уже минут пять как воцарился порядок; раздался звонок, и молоденький клерк, он же рассыльный, направился к потайной двери, через которую посетители, минуя помещение для клерков, попадали прямо в кабинет патрона.

Открыв дверь, мальчишка незаметно препроводил посетителя к мэтру Тирло, вернулся в контору и таинственно сообщил:

— К патрону заявилась какая-то шикарная дама… До чего же хорошенькая!

Он собрался было поделиться еще кой-какими подробностями с навострившими уши коллегами, но тут вмешался старший клерк и строго приказал ему замолчать.

— Если ты не прекратишь судачить о клиентах, — пригрозил он, — я выставлю тебя за дверь.

Угроза возымела действие, и мальчишка испуганно умолк.

Тем временем мэтр Тирло и его посетительница приступили к беседе.

Изысканно и элегантно одетая посетительница была хороша собой и без сомнения принадлежала к высшему свету. Она была во всем темном, а лицо прятала под белой с цветным узором вуалеткой.

Мэтр Тирло не остался равнодушен к волнующей прелести своей собеседницы: сначала он, по привычке, засуетился, непонятно зачем пробежался взад-вперед по кабинету, наконец, уселся за огромный письменный стол с множеством ящичков, занимавший всю середину комнаты.

Молодая дама расположилась против него в кресле и, откинув вуалетку, спросила:

— Есть ли какие новости, мэтр Тирло?

— Разумеется, сударыня, — ответил он, — у меня всегда есть новости, ибо каждый день что-нибудь происходит и с каждым часом мы все ближе подходим к заветной цели.

Эти ничего не значащие слова клиентка встретила отрывистым, нетерпеливым жестом, выдавшим ее волнение.

— Все это и так понятно, — сказала она звонким, решительным голосом, — мне хотелось бы знать, что конкретно вы подразумеваете под словом «новости».

— А вот что, — ответил мэтр Тирло и приоткрыл папку, из которой торчали листки бумаги всех цветов и размеров. — Во-первых, вызов в суд с изложением всех пунктов обвинения; угодно вам, чтоб я зачитал его?

— Нет, благодарю вас, — сказала клиентка, — я давно знаю его наизусть.

Ее следующий вопрос говорил о том, что она прекрасно обо всем осведомлена:

— Делу уже дан ход?

Мэтр Тирло воздел руки к небу:

— Пока еще нет, сударыня… Зачем же ставить телегу впереди лошади? Сначала мы должны пройти через обычные формальности. Но смею заверить вас, что благодаря моим связям во Дворце правосудия процесс будет произведен в кратчайшие сроки, особенно, если ваш муж не заявит возражения. От председателя трибунала мне известно, что наше дело будет заслушано вне очереди.

Его ответ, похоже, удовлетворил молодую даму.

Немного помолчав, она вновь заговорила:

— По-моему, пункты объяснения, сформулированные в вызове суда, достаточны для получения развода, но судьи ведь любят, когда расставлены все точки над «и», поэтому мне хотелось бы иметь какой-нибудь формальный аргумент, четкий и ясный.

Мэтр Тирло поглубже уселся в кресле и, довольный, лукаво посмотрел на свою клиентку.

— Что вы хотите этим сказать? — поинтересовался он.

— Я хочу сказать, — замялась молодая дама, — что мне хотелось бы иметь формальное подтверждение неверности мужа, какое-нибудь очевидное доказательство его виновности…

Крайне взволнованная, она продолжила свою мысль:

— Если не ошибаюсь, мэтр Тирло, вы обещали сделать все возможное и невозможное и добыть такой документ!

Слушая свою клиентку, мэтр Тирло с иронией поглядывал на нее; наконец, он заговорил, для пущего эффекта чеканя каждое слово:

— Я доставлю вам это удовольствие, сударыня, вы будете полностью удовлетворены… У меня есть нужные вам доказательства.

Однако слова мэтра Тирло произвели совсем не тот эффект, на который он рассчитывал. Покраснев до корней волос, его собеседница вскочила, судорожно сжимая и разжимая кулачки в белых перчатках.

— Что вы такое говорите! — воскликнула она. — У вас есть доказательства неверности моего мужа?

Мэтр Тирло и внимания не обратил, каким странным образом подействовало его сообщение. Он уверенно закивал:

— Ну, разумеется, они у меня есть… Когда отстаиваешь интересы клиента, делаешь все или ничего. Заметьте, сударыня, что употребленные мною средства крайне деликатны, не скрою — будь я человеком светским, я не стал бы их использовать. Но как должностное лицо, сударыня, я обязан, не превышая вверенных мне полномочий, без устали отыскивать сведения, которые позволят выигрывать в суде доверенные мне дела.

Фразы, лившиеся из уст мэтра Тирло, были раскатисты и звучны; будучи поверенным, он всегда жалел, что не стал адвокатом. Зачастую он охотно предавался пустословию, упиваясь собственным красноречием; он мог заниматься тем или иным делом вчетверо дольше положенного, чем повергал клерков своей конторы в полнейшее уныние, порой вынуждая их задерживаться до восьми, а то и до девяти вечера.

Справедливости ради следует отметить, что, если бы все клиенты мэтра Тирло походили на пришедшую к нему в тот день молодую даму, с делами он расправлялся бы значительно быстрее.

Складные речи поверенного не произвели на его посетительницу ни малейшего впечатления. Она прервала его и, трепеща от волнения, потребовала разъяснений.

— Все это только слова, сударь, — нервно выговорила она, — мне нужны доказательства… Да-да, доказательства!.. Мне нужны доказательства неверности моего мужа.

Она пришла в такое возбуждение, что схватила со стола поверенного нож для резания бумаги и с такой силой стала ударять этим смехотворным оружием по папкам мэтра Тирло, что тот застыл в изумлении.

— Позвольте, сударыня, — сказал он, — я отказываюсь понимать вас… Когда мы с вами возбудили производство по вашему делу, вы настояли, чтобы я письменно зафиксировал обвинения, выдвинутые вами против мужа — обвинения, прямо скажем, довольно-таки расплывчатые. Вместе с вами мы пришли к выводу, что они недостаточны и что для успешного завершения дела потребуются доказательства, подразумевающие тяжкое оскорбление, нанесенное вам обманывающим вас мужем… Тогда вы бросили мне вызов: «Попробуйте сыскать такие доказательства»… И вот я нашел их, но вы, видно, не очень-то довольны.

Быть может, молодая дама и была недовольна, но главное — она была глубоко опечалена.

Не отвечая на справедливые упреки поверенного, она упала в кресло, с которого только что вскочила, и заплакала навзрыд.

— Он обманывает меня!.. Обманывает!.. — шептала она.

Мэтр Тирло попытался ее утешить.

— Вы ведь и сами об этом знали, — начал он.

Молодая дама кинула на него испепеляющий взгляд.

— Глупец! — крикнула она. — Если у меня и были подозрения, это не значит, что так оно и есть… Конечно, у меня были опасения, но я была уверена, что доказательств его неверности найти не удастся. И вдруг вы мне заявляете, что вы в этом вполне уверены.

Увидев, какой оборот принимает дело, мэтр Тирло рассудил, что, по-видимому, излишне поторопился.

— Послушайте, — сказал он, — может статься, что доказательства, который я собрал, вернее — те, что для нас собрали, абсолютно ничего не доказывают; все зависит от того, как их истолковать. Документы, которыми я располагаю, одних могли бы убедить, у других, напротив, вызвать недоверие.

Мэтр Тирло уже готов был вновь пуститься в свои напыщенные разглагольствования, но его собеседница в очередной раз прервала его:

— Так где же ваши доказательства? Предъявите их мне немедленно.

Мэтр Тирло счел за лучшее разделаться с этим побыстрее; он отвесил своей клиентке почтительный поклон и позвонил в колокольчик.

Явился молоденький клерк, который, слушая патрона, повсюду рыскал своими пронырливыми глазками и без стеснения разглядывал посетительницу.

— Те господа уже здесь?

— Да, — понимающе кивнул молоденький клерк, — с полчаса как пришли.

— Так в чем же дело? Приглашайте их!

Через несколько минут в кабинете поверенного появились два странного вида субъекта. Выглядели они экстравагантно: один шел впереди другого, оба были в помятых цилиндрах и в ниспадавших колоколом длинных пелеринах и походили то ли на нищих Двора чудес[4], то ли на клоунов-эксцентриков, выступающих с трюками на сцене кафешантана.

При виде их молодая дама подпрыгнула в кресле.

— Это еще кто такие? — воскликнула она.

Тем временем мэтр Тирло представлял вошедших.

— Рекомендую, — сказал он, — инспекторы частной полиции, господа Налорнь и Перузен, коим я доверил деликатную миссию пронаблюдать за вашим мужем.

Имена этих личностей вряд ли что могли сказать молодой даме, ибо, к счастью для себя, она впервые столкнулась с изнанкой полицейской работы — иначе два эти имени повергли бы ее в глубокое, неподдельное изумление.

Ведь для многих Налорнь и Перузен — это действительно были кое-кто!

Бывший священник Налорнь и экс-нотариус Перузен неоднократно пускались в сомнительные затеи, попадали в разного рода переделки, знавали не только таких известных личностей, как Жюв и Фандор, но даже самого Фантомаса, знаменитого Гения преступного мира, грозного Короля преступлений.

Впрочем, не похоже было, чтобы Налорнь и Перузен извлекали из этих сенсационных знакомств какую-то особую выгоду. Тот, кто знал их прежде и встретил бы теперь, рассудил бы, что с годами два друга не слишком-то приблизились к успеху и что материальное положение того и другого ничуть не улучшилось.

Конечно, служа осведомителями полиции, они кое-как зарабатывали на жизнь, но на жизнь весьма скромную.

В надежде на скудное вознаграждение они брались за всякую работу, готовы были оказать любую сомнительную услугу, не отказывались от разного рода щекотливых поручений, с которыми зачастую справлялись не очень-то ловко.

Вот этим-то Налорню и Перузену поручил мэтр Тирло собрать досье на супруга своей клиентки.

Они-то и были препровождены в кабинет поверенного, где теперь с довольным видом ожидали расспросов. Мэтр Тирло приступил к делу:

— Правда ли, что лицо, вверенное нами вашему наблюдению, содержит сожительницу в доме, где проживает совместно с супругой?

— Сударь и дорогой мэтр, — высокопарно начал Налорнь, — нам удалось получить самые неопровержимые доказательства…

— Доказательства не менее очевидные, — прервал его Перузен, — чем следы ударов палки, которой били по заду…

Мэтр Тирло привскочил.

— Прошу не употреблять подобных выражений, — потребовал он, — здесь дама.

Дама, однако, ничуть не была шокирована; с угрожающим видом она приблизилась к подручным мэтра Тирло и вызывающе спросила:

— Так вы утверждаете, что мой муж обманывает меня? Не много ли вы на себя берете? Где доказательства?

Налорнь и Перузен в замешательстве посмотрели друг на друга.

Перузен с важным видом порылся в кармане, извлек оттуда бумажник, набитый засаленными документами, и разложил эти документы на столике.

Молодой даме нетерпелось узнать, что за доказательства собраны против ее мужа, и она попыталась заглянуть через плечо Перузена, но Налорнь оттеснил ее.

— Тысячу извинений, сударыня, — напыщенно заговорил он, — соблаговолите отойти в сторону. В бумажнике моего коллеги немало секретных, конфиденциальных свидетельств — они не для постороннего взора. Как только он отыщет касающиеся вас бумаги, месье Перузен ознакомит вас с ними.

Роясь в своих бумажках, толстый коротышка Перузен одобрительно кивал в такт своему напарнику. Наконец он испустил победный вопль:

— Вот они! Я нашел их!..

После чего, обернувшись к мэтру Тирло, он выразительно добавил:

— Поверьте, не так-то просто было их раздобыть.

Дрожащими руками молодая дама завладела документами, свидетельствующими против ее мужа. Она принялась внимательно их рассматривать. Это была серия любительских снимков дурного качества, на которых просматривались лишь тени и силуэты.

Было видно, что снимки делали отнюдь не профессионалы. Но молодой даме и этого было достаточно. Она безошибочно узнала характерную внешность мужа, его высокий, стройный, изящный силуэт.

То и дело она нервно покусывала губки, сжимала кулачки, ибо на снимках рядом с ее супругом мелькал грациозный силуэт восхитительно прелестной молодой особы, которую он то поддерживал под руку, то обнимал за талию.

Насмешник Перузен бестактно брякнул:

— Каковы наши влюбленные? Воркуют, точно два голубка.

Налорнь дал ему тычка и зашептал на ухо:

— Болван, ты что, ничего не понял? Эта дама — жена того господина.

Перузен, который и впрямь ни о чем не догадывался, в изумлении вытаращил глаза.

Запечатленные на фотографии позы влюбленной парочки служили отличным аргументом, позволяющим требовать развода.

Снимки были сделаны либо в Булонском лесу, либо в пустынных улочках Нейи. На одном из них влюбленные — а по-другому их и не назовешь — садились в фиакр, на другом, минутой позже — ехали шагом, опустив шторки.

Попадались фотографии, на которых сквозь густую листву можно было разглядеть, как влюбленные нежно целуются.

Точно оцепенев, молодая дама в отчаянии перебирала свидетельства обрушившегося на нее несчастья; волнение и горечь неожиданно обернулись гневом.

— Мэтр Тирло, — заговорила она трепещущим голосом, — не скрою, что, обратившись к вам, я располагала только подозрениями и не верила в бесчестность супруга… Теперь я получила неоспоримые доказательства; сомнений нет — он подло обманывал меня! Поэтому я немедленно прошу… я требую развода. О да! Чтобы получить его, я готова на все… А главное, мэтр Тирло, я хочу получить развод как можно скорее… Отныне, до тех пор, пока с этим не будет покончено, моя жизнь мне отвратительна… Скажите, сударь, когда я получу развод?

Мэтр Тирло раскрыл записную книжку и медленно стал ее перелистывать.

— Бракоразводный процесс, — заверил он, — один из самых непродолжительных, но все же судебным органам потребуется какое-то время, чтобы собрать все нужные сведения… Надеюсь, сударыня, что примирительное производство займет не больше недели, после чего, недели через три, надо думать, уже будем иметь решение суда, особенно, если ваш муж в судебное заседание не явится.

Мэтр Тирло продолжал объяснять что-то еще, но молодая дама его больше не слушала. Нервным движением она опустила вуалетку, надела перчатки, которые сняла, чтобы посмотреть фотографии, не без труда отыскала сумочку, потом, едва заметно кивнув мэтру Тирло и бросив уничтожающий взгляд на Налорня и Перузена, метнулась к выходу.

Очутившись на улице Сент-Оноре, она быстро пошла вперед, сверкая полными ярости глазами и приговаривая:

— Господи, какая низость… Так подло обманывать, и кого — меня! Не поймешь этих мужчин… Уж ему-то чего недоставало?

Запыхавшись от быстрой ходьбы, она говорила сама с собой:

— Я знала… конечно же, я обо всем знала, была в этом уверена. На такие вещи у женщин особое чутье, но когда узнаешь обо всем от других, трудно остаться спокойной.

Проходя мимо какой-то лавочки, она приостановилась и машинально взглянула на свое отражение в витрине. «Глаза красные, выгляжу отвратительно, — подумала она, — глупо так выходить из себя».

Затем она двинулась вперед, думая все об одном и том же:

«Вообще-то эти фотографии еще ничего не доказывают… А вдруг это была пациентка, больная, которую он поддержал под руку, помог подняться в фиакр?»

Молодая дама воспрянула духом и, казалось, позабыла о фотографии, на которой ее муж целовал хорошенькую незнакомку.

Заметив такси, клиентка мэтра Тирло сделала водителю знак остановиться и, сев в автомобиль, распорядилась:

— Авеню Мадрид, психиатрическая лечебница профессора Дро.

Спустя несколько минут она вихрем пронеслась мимо консьержа, отвесившего ей низкий поклон.

— Мой муж у себя? — спросила она у Даниэль, которую повстречала у входа в сад.

— Господин профессор только что вернулся, он у себя в кабинете, сударыня, — ответила старшая медсестра.

Молодая дама сделала глубокий вздох.

— Ну что ж, — сказала она. — Теперь — кто кого.

Клиентка мэтра Тирло, та самая молодая дама, которая сначала хотела развестись, не веря в измену мужа, а потом, узнав про обман, опечалилась и впала в ярость, была никто иная, как Амели Дро — законная супруга знаменитого хирурга!