Пустой гроб

Глава девятнадцатая АВАРИЯ

— Боже мой, не так быстро… Прошу вас, поезжайте медленнее…

Тщетно Амели Тавернье просила водителя сбавить скорость. Весь путь от площади Звезды до вокзала Сен-Лазар машина проделала на полном ходу, правда, не превышая дозволенной скорости. И хоть порой Амели было не по себе на виражах, а на перекрестках у нее от страха сжималось сердце, она не проронила ни звука.

Теперь же ситуация осложнилась и стала по-настоящему опасной — водитель все увеличивал и увеличивал скорость.

Едва успели они выбраться с запруженной улицы Сен-Лазар, как водитель еще наддал газу, и автомобиль, кидаясь из стороны в сторону, точно взбесившийся зверь, ринулся к площади Трините.

Амели Тавернье занервничала, заколотила кулачками в стеклянную перегородку — водитель и бровью не повел; тогда, опустив стекло, она высунулась наружу и крикнула:

— Прошу вас, сбавьте скорость, я не хочу так мчаться, не хочу…

Прервавшись на полуслове, молодая женщина пронзительно вскрикнула. Несмотря на отчаянные призывы полицейского, водитель и не подумал сбавить ход.

Раздался страшный скрежет; такси, в котором ехала Амели Тавернье, резко тормознув, остановилось, покачиваясь, шины лопнули, и автомобиль опрокинулся, завалился на бок.

Произошла ужасная катастрофа.

Откуда ни возьмись, появилось еще одно такси, на полном ходу спустилось оно по улицам Пигаль и Бланш и, словно перестав подчиняться водителю, во весь опор летело навстречу машине, в которой ехала Амели Тавернье; казалось, столкновения не миновать.

Когда между двумя такси остались считанные метры, оба водителя, обменявшись взаимными угрозами, очертя голову разом выпрыгнули из машин, чтобы избежать увечий.

Еще секунда — и автомобили врезались друг в друга, немногие свидетели случившейся драмы видели, как опрокинулось такси, в котором ехала Амели Тавернье, как на колесах лопнули шины, как на мелкие кусочки разлетелись выбитые стекла.

На какой-то миг невольные свидетели происшествия застыли от ужаса, а потом бросились к бесформенной груде обломков — ведь в обоих такси могли быть пассажиры.

По счастливой случайности в автомобиле, прибызшем с улицы Бланш и ставшим причиной аварии, пассажиров не оказалось.

Машина, в которой находилась Амели Тавернье, разбилась вдребезги.

Откуда-то набежали люди, собралась толпа, все отчаянно жестикулировали, хватались за голову — проку от этого было мало.

Полицейский, примчавшийся к месту аварии, всю свою энергию употребил на то, чтобы оттеснить собравшихся зевак, он отчаянно дул в свой свисток, надеясь, что его услышат патрульные на велосипедах.

Любопытные работали локтями, стараясь пробиться поближе, но к жертве подойти не решались.

Из опрокинутой машины доносились хриплые, жалобные стоны; нетрудно было догадаться, что состояние пострадавшей критическое.

Сколько же всего было пострадавших?

На этот счет в толпе строили разные предположения, однако оказать помощь по-прежнему никто не осмеливался.

Внезапно толпа расступилась. Немолодой, элегантно одетый господин в цилиндре решительно выступил вперед, подошел к машине и сквозь растерзанную дверцу, не колеблясь, заглянул внутрь.

Не без труда удалось ему извлечь из-под обломков безжизненное тело беспрерывно стонавшей женщины.

То была несчастная Амели Тавернье.

Тело ее было в крови, в лицо вонзились осколки стекла, порванная одежда висела клочьями.

— Да шевелитесь вы, черт возьми! — не выдержал незнакомец, с трудом удерживая пострадавшую. — Неужели никто из вас не соизволит помочь мне? Он окинул толпу гневным взглядом. — Вы же видите — женщина тяжело ранена, она без сознания…

Полицейский огляделся вокруг, прикидывая, на чем бы можно было увезти раненую.

— Может, отвезти ее в ближайшую аптеку? — предложил он.

— Именно это я и собираюсь сделать, — ответил ему господин в цилиндре, — я прибыл на площадь Трините через несколько минут после происшествия, вон моя машина.

Взглядом он показал на роскошный лимузин, припаркованный чуть поодаль.

Зеваки, которые до этой минуты не двигались с места, наперебой стали предлагать свою помощь.

Десятки рук готовы были нести несчастную, через несколько секунд ее уже бережно уложили на сиденье шикарного лимузина.

Полицейский шел следом за владельцем машины.

— Прошу вас, — обеспокоенно повторял он, — скажите мне, куда вы повезете эту даму?

Он хотел было записать номер лимузина, чтобы узнать фамилию его владельца, но господин в цилиндре предугадал его желание.

— Меня зовут Миньяс, вот мой адрес, — сказал он, протягивая полицейскому свою визитную карточку, после чего ответил на второй вопрос. — Судя по всему, эта дама ранена серьезно, необходимо как можно скорее доставить ее в лечебницу. Я намерен отвезти ее в клинику профессора Поля Дро — это на авеню Мадрид, в Нейи.

Видно было, что полицейский колеблется; несмотря на его отчаянные свистки, никто из коллег не пришел ему на помощь и посоветоваться было не с кем.

— Дело в том, — смущенно начал он, — дело в том, что… не знаю, не противоречит ли это правилам; согласно уставу, жертвы дорожных происшествий должны быть препровождены в ближайшую аптеку, а потом — в ближайший полицейский участок…

Господин в цилиндре, назвавшийся Миньясом, а это и в самом деле был загадочный греческий финансист, недовольно поморщился и пожал плечами:

— Наплевать мне на ваш устав! Долг всякого честного гражданина состоит в том, чтобы сначала оказать помощь ближнему, а уж потом думать о полицейских правилах. Вы же видите — женщина тяжело ранена, у нее сильное кровотечение, она в обмороке, здесь нужен хирург, а не аптекарь.

Полицейский переминался с ноги на ногу, и Миньяс вызывающе добавил:

— Вам известно, кто я, где проживаю, меня хорошо знают в биржевых кругах, где со мной считаются. Так вот, приятель: всю ответственность я беру на себя.

Миньяс сделал знак своему шоферу, сел в машину, устроившись рядом с пострадавшей; на глазах у восхищенной публики автомобиль тронулся с места, набрал скорость, двинулся по Лондонской улице и вскоре исчез.

По толпе прошел одобрительный ропот.

— Молодец он, этот господин, — заявила старуха, похожая на уличную торговку овощами и фруктами, — среди богатых не часто встретишь людей порядочных.

— Он не должен был этого делать! — громко запротестовал полицейский. — Не много ли он на себя берет?

Эти слова представителя власти были встречены свистом и улюлюканьем:

— Ишь ты! Что это на него нашло? Видали такого?.. Подыхать будешь на улице, а эти бездельники и пальцем не шевельнут, только бы соблюсти устав… Эй, ты!.. Плевать мы хотели на твой устав! Правильно сделал этот господин — взял и повез дамочку в больницу для богатых.

Полицейский не стал вступать в пререкания; в глубине души ему и самому было приятно, что поведение владельца лимузина толпой было одобрено.

Он робко заметил:

— Я ведь при исполнении, понятно вам? Существуют инструкции, и я обязан им следовать… Если бы кто-нибудь из вас, господа, согласился быть свидетелем, все было бы в порядке…

Ему протянули сразу несколько визитных карточек, полицейский сунул их в бумажник, но тут вспомнил о разбитых машинах и направился к груде обломков, чтобы составить протокол.

Теперь трудно было воскресить в памяти, что же произошло в момент аварии.

Полицейский с трудом пробрался сквозь толпу зевак.

Очутившись и первых рядах, он требовательно крикнул:

— Где водители этих машин?

Полицейский выждал минуту-другую — ответа не последовало.

Тогда он крикнул еще громче:

— Эй, шоферы, поторапливайтесь, немедленно подойдите ко мне!

Толпа заволновалась. Кто-то бросил:

— Ловко же они смылись!

— Можно подумать, — подхватил кто-то другой, — что они так и продолжали мчаться на той же скорости — поди догони.

Толпа взорвалась смехом, полицейский нахмурился, потом вслух поделился своими сомнениями:

— Главное, чтобы они не остались под обломками.

В ту же минуту от толпы любопытных отделился длинный, тощий тип с бледным лицом, он подошел к полицейскому и, тронув каскетку, вежливо сказал:

— Прошу прощения, господин полицейский, сдается мне, вы понапрасну теряете время — этих молодчиков уже не дозовешься; я все видел своими глазами: похоже, оба они сразу дали тягу…

Полицейскому в общем-то было все равно, тревожило его одно — не подкачать в глазах начальства.

Да и что мог он сделать?

Не догонять же ему, в самом деле, этих водителей, раз уж они дали деру!..

— Согласны вы быть свидетелем? — спросил он у долговязого.

Однако в тот день бедному полицейскому решительно не везло.

Молодчик, только что красочно описавший, как водители уносили ноги, и сам поспешил исчезнуть; нечего было и думать отыскать его во все увеличивающейся толпе; в этот момент со стороны Шоссе-д’Антен и улицы Клиши к месту аварии на велосипедах устремилось с полдюжины патрульных, которые наконец что-то заподозрили.

Толпа зевак на площади Трините все росла, а тем временем по узкой темной улочке Сен-Лазар двигались в направлении церкви Нотр-Дам-де-Лорет несколько оборванных, подозрительных личностей.

Был среди них и тощий длинный малый, тот самый, что беседовал с полицейским, — Фонарь собственной персоной.

Долговязый апаш давился от смеха; тоном полным сарказма обратился он к Бычьему Глазу, который, естественно, вышагивал рядом с ним:

— Ну и дельце мы провернули! Сделано на совесть — не подкопаешься. Отладили все, точно репетировали сцену из фильма, вот и сработало как часы!.. Когда Пономарь спустился на своей тачке от площади Пигаль и на всем ходу врезался в такси, которое вел Придурок — трах-тарарах! Машина всмятку!

— Цыпочке, что тряслась в колымаге Придурка, мало не было, — хихикнула сопровождавшая апашей Адель. — Кто такой тот шикарный фраер, что увез ее? — полюбопытствовала она — Видно, он тоже в деле… Какое же, черт возьми, надо иметь алиби, чтобы преспокойно разъезжать на этакой классной тачке — стекла так и блестят, роскошная крыша; денег у него, наверно, куры не клюют!

Фонарь с Бычьим Глазом лукаво поглядывали на нее, многозначительно качали головой, но на вопросы не отвечали. Может статься, им было что порассказать о том, кого Адель нарекла «шикарным фраером», но они предпочитали помалкивать.

Утром следующего дня, когда за белыми занавесками не закрытого ставнями окна занялся рассвет, молодая женщина с бледным, точно восковым, лицом медленно приоткрыла глаза и, запинаясь, дрожащим голосом пролепетала:

— Что со мной случилось? Где я?

Она хотела пошевельнуться, повернуть голову, но тут же застонала от боли.

Попробовав приподняться, она без сил упала на подушки.

— Боже милостивый! — прошептала она и закрыла глаза.

Другая женщина — с виду дежурная медсестра — на цыпочках подошла к кровати и склонилась к больной.

— Не двигайтесь, сударыня, лежите спокойно, вы тяжело больны, но это пройдет.

Лица больной было не разглядеть, видны были только лоб и глаза.

Голова и лицо ее были забинтованы, под бинтами проложили вату, а плечи и грудь туго стянули перевязочной тканью, на которой выступали пятнышки крови.

В палате лежала пострадавшая в аварии Амели Тавернье.

Накануне вечером бедняжка была без сознания и едва дышала, Миньяс потрудился доставить ее сюда, в лечебницу мужа, профессора Поля Дро.

Амели обо всем этом и не подозревала: она была в беспамятстве, когда Миньяс распорядился разбудить профессора, а тот немедленно поместил ее в свободную палату и оказал первую помощь.

Более всего пострадавшая нуждалась в отдыхе, поэтому ничего срочного предпринимать не стали, решив подождать до следующего дня.

Поборов волнение, Поль Дро распорядился, чтобы в палате дежурила Даниэль, которая всю ночь не смыкала глаз: еще бы, жена самого профессора!

Лишь несколько минут удалось улучить Дро и Миньясу, чтобы остаться наедине. Поль Дро готов был испепелить взглядом загадочного своего компаньона, Миньяс же поглядывал на профессора с язвительной усмешкой.

— Может быть, вы все-таки объясните мне, что произошло? — спросил хирург. — Как все это случилось?

Миньяс ухмыльнулся.

— Чистая случайность, мой милый, но как кстати пришедшаяся… Что случилось? Да ничего особенного: ваша жена ехала в такси, на площади Трините произошла авария… Она ранена, без сознания, а я как раз оказываюсь там, вытаскиваю ее из-под обломков и привожу сюда, вот и все!

Его объяснение не убедило профессора.

— Миньяс, — возмутился он, — умоляю, скажите правду, что случилось? Что вы наделали?

Разом переменившись, Миньяс жестоко взглянул на профессора и, не таясь, заявил:

— Смерть вашей жены полезна и необходима, мы заинтересованы в ней для осуществления наших планов. Ваша жена должна умереть, и умереть так, чтобы оба мы были вне подозрений… Она стала жертвой автомобильной аварии, которая выглядит чистой случайностью… Никто не сможет утверждать обратного. Водителей столкнувшихся такси не отыщут — в этом положитесь на меня. Поскольку Амели не погибла в момент катастрофы, необходимо было завладеть ею, чтобы потом прикончить. А теперь, Поль Дро, слушайте меня внимательно: первую часть программы я выполнил — вовремя оказался на месте катастрофы и доставил Амели сюда; теперь она в вашей власти, я начал — вам заканчивать…

На этих словах Миньяс удалился, а Поль Дро, закрыв лицо руками, рухнул в кресло.

Он был оглушен, уничтожен, раздавлен цинизмом своего собеседника.

Что за человек, черт возьми, был этот Миньяс, не отступающий ни перед чем, не моргнув глазом, идущий на опаснейшие кражи, на самые подлые убийства?

Поль Дро все еще слышал, как грозным набатом звучат последние слова Миньяса:

— Пора с ней кончать. — Именно так сказал этот мерзавец.

Все в хирурге взбунтовалось против этого подлого приказа. Он сжал кулаки, закусил губы; а что если догнать негодяя и задушить его собственными руками?