Пустой гроб

Глава девятая СЕМЕЙНАЯ СЦЕНА

Едва Поль Дро закончил беседу с родственниками прооперированной им больной, как дверь приемной широко распахнулась и перепуганный профессор очутился лицом к лицу с разгневанной особой.

Узнав свою жену, Поль Дро вздрогнул. Уже давно при встречах с ней врач всякий раз испытывал сильное потрясение, какую-то тревогу.

Отношения между супругами были крайне натянутыми — как будто над этой четой витало что-то неладное, делавшее их совместную жизнь тягостной и невыносимой; семейная атмосфера стремительно накалялась, грозила обернуться окончательным крахом.

Амели Дро смерила мужа гневным взглядом, глаза ее метали молнии…

— Мне надобно поговорить с вами, — глухо вымолвила она.

По тону ее и поведению Поль Дро догадался: пробил час решительного объяснения.

Будучи по природе своей человеком осторожным и проницательным, хирург не терпел скандалов и потому попытался, не поднимая шума, урезонить свою супругу:

— Я с удовольствием выслушаю вас, но приемная — не самое подходящее место для беседы. Давайте поговорим дома.

Высказав свое мнение, доктор направился к двери приемной.

Жена загородила ему дорогу.

— Я хочу быть уверенной, — сказала она, — что вы точно отправитесь сейчас домой. Иначе ни один из нас отсюда не выйдет — ни я, ни вы…

С трудом подавляя снедавшее его тревожное волнение, доктор изобразил слабое подобие улыбки:

— Неужто, Амели, я приучил вас ко лжи и неточности? Раз я говорю вам, что через несколько минут, не позже, чем через четверть часа, буду дома, значит, я так и сделаю.

На сей раз жена отошла в сторону, позволив ему пройти.

Говорил профессор энергично и сухо, что обычно было ему совсем не свойственно.

К тому же супруги были не одни. Пока профессор втолковывал жене, где и как они встретятся, в приемной — без церемоний, не постучав — появилась еще одна особа.

Это была Даниэль, которая, поклонившись Амели Дро, обратилась к профессору:

— Со стариком номер 7 из павильона «А» опять случился удар; сейчас он вне опасности, но просит, чтобы вы пришли взглянуть на него, господин профессор, я взяла на себя смелость пообещать ему…

Доктор не стал ей перечить.

— Хорошо, — сказал он, — я сейчас же иду к нему.

— А еще та дама, что поступила позавчера, — продолжала мадемуазель Даниэль. — Ее все время лихорадит, мне это совсем не нравится. Если бы вы посмотрели и ее тоже…

— Я поднимусь к ней перед обедом.

Поль Дро сделал медсестре знак удалиться и опять остался наедине с женой.

Стараясь казаться спокойным, изо всех сил сдерживая нервную дрожь, хирург заговорил вновь:

— Прошу вас, Амели, поднимитесь в нашу квартиру, вам не место среди больных. В лечебнице я прежде всего хирург, а не частное лицо, — добавил он, поясняя свою мысль.

Вдали часы пробили шесть, Амели отсчитывала удары.

— Надеюсь, что, несмотря на вашу занятость, вы выкроите для меня время не позже половины седьмого, — отвечала она. — Я буду ждать вас в будуаре.

Не говоря ни слова, муж утвердительно кивнул ей, и Амели с достоинством удалилась.

Она решила не идти через сад и направилась к правому крылу лечебницы, своего рода небольшой внутренней галерее, которая тянулась с задней стороны дома через весь парк и соединялась с высоким восьмиэтажным зданием, примыкавшим к обширному строению, где Поль Дро принимал больных.

В четвертом этаже этого дома профессор с супругой занимали просторную квартиру, роскошное убранство которой дополнялось электрическим освещением.

Правда, самого доктора застать там было непросто; уходил он с рассветом — такова профессия врача, а если и забегал перекусить, что случалось не часто, то всегда как-то наспех, под вечный трезвон телефона и электрических звонков.

В отличие от мужа, Амели вела очень размеренный образ жизни.

Эта миниатюрная женщина любила принимать гостей, подолгу шептаться с близкими подругами; днем она почти нигде не бывала.

Другое дело вечером; хоть профессора и мало заботило, чем занята его жена, он заметил, что нередко она таинственно исчезает по вечерам, а куда, зачем, — об этом ему ничего не было известно.

Настоящей близости между супругами не было, и потому им казалось непозволительным интересоваться делами и занятиями друг друга.

Быть может, поведение Амели и не было безупречным, но ведь и сам профессор зачастую был странен и скрытен в своих поступках.

Первым делом Поль Дро отправился выполнять наказы Даниэль. Он навестил больного, о котором говорила старшая медсестра, и вопреки обыкновению расспрашивал его долго и обстоятельно.

Никогда еще медсестры не замечали, чтобы профессор тратил столько времени на одну консультацию.

Сам себе в том не признаваясь, Поль Дро пытался отдалить предстоящий разговор с женой.

Но всему есть предел, да и что за ребячество воображать, будто эта оттяжка вынудит мадам Дро отложить объяснение, которого она так домогалась.

Без четверти семь хирург покинул лечебницу, проследовал тем же маршрутом, что и его жена три четверти часа назад, вошел в соседнее здание, где помещалась его квартира, и велел горничной Амели Дро доложить о себе.

Амели ждала его в будуаре, удобно устроившись в глубоком кресле, стоявшем в углу комнаты.

Молодая дама сбросила с себя часть одежды. Для предстоящего разговора с мужем она выбрала прелестный бледно-голубой пеньюар, как нельзя лучше оттенявший матовость и свежесть ее молодой кожи.

Со знанием дела она слегка нарушила прическу, внеся в нее искусно выполненный беспорядок, по-будничному сбросила ботинки, сменив их на восхитительные домашние туфельки, подчеркивавшие изумительный сгиб ее ножки.

Заметив мужа, Амели немедленно вскочила, встала против него и, решив без обиняков идти прямо к цели, выпалила, глядя ему в глаза:

— Вы подлец!

Поль Дро был готов к тягостному, малоприятному объяснению, но оскорбление, с ходу брошенное женой прозвучало для него пощечиной.

Бледный как полотно, он пошатнулся, в голове у него пронеслись самые невероятные мысли.

Почему Амели бросила ему такое оскорбление? Что имела сна в виду? Его личную жизнь? Или хотела задеть его профессиональное достоинство?

С тех пор, как Поль Дро свел близкое знакомство с загадочным Миньясом, на душа у него было неспокойно, его не покидало ощущение, будто этот странный финансист неотвратимо увлекает его за собой в страшную, роковую бездну, из которой ему никогда не выбраться.

Профессора давно перестало интересовать, питает ли жена к нему нежные чувства — да и что бы он стал с ними делать? — но ее уважением, ее добрым отношением он дорожил по-прежнему и не хотел бы выглядеть в ее глазах человеком бесчестным.

Он знал, что их взаимная любовь давно угасла, знал он и то, что стоит Амели заподозрить его в чем-то постыдном, и она, как никто другой, будет безжалостно преследовать его своим сарказмом, в своей ненависти пойдет до конца и потребует разоблачения.

Еот почему, узнав, в чем упрекает его жена, Поль Дро вздохнул с облегчением.

Злобно усмехаясь, она процедила сквозь зубы:

— Вы подлец, вы обманываете меня самым постыдным образом.

Поль Дро догадался, что речь пойдет о его частной жизни и его мужских секретах, а вовсе не о хирурге Дро, техническом директоре лечебницы.

Такой вариант его вполне устраивал.

Скорее из принципа, чем из убеждения, он все-таки попытался возразить:

— Не знаю, что вы хотите этим сказать, Амели… Прошу вас, объяснитесь яснее.

Молодая женщина всеми силами старалась сохранить спокойствие. Однако поведение мужа, трусливое и лицемерное, внезапно вывело ее из себя.

Дрожащим голосом Амели дала требуемые разъяснения:

— Не принимайте меня за дурочку, Поль Дро, я отлично осведомлена о том, что происходит, и знаю — у вас есть любовница… Не отрицайте, это бесполезно. У меня есть все доказательства, вас застигли на месте преступления — да-да, на месте преступления! Вас неоднократно видели с дамой, то есть не с дамой, конечно, — с потаскушкой, уличной шлюхой, вы бродили с ней пустынными аллеями и ворковали, точно два голубка. Вы нежно держали ее под руку или обнимали за талию — у меня есть фотографии, вы целовались с ней в Булонском лесу, прячась за деревьями…

Поль Дро становился все бледнее, между тем как жена его, в крайнем возбуждении, продолжала перечислять свои обвинения.

Торопясь, захлебываясь словами, она выпалила все, что знала; сердце ее колотилось, дыхание перехватывало — она умолкла.

Будь Поль Дро проницательней, он бы догадался, что жена его, трепеща от волнения и тревоги, ждет, чтобы он стал оправдываться, а может статься, и опровергать ее слова.

Само собой, Амели была по всеоружии, располагала неоспоримыми свидетельствами, которыми снабдили ее сыщики мэтра Тирло. Амели была в полном отчаянии, но в ней теплилась крохотная надежда. Кто знает — быть может, Амели Дро, как и прежде, любила мужа, пусть даже она и решила порвать с ним.

Поль Дро не способен был воспринять столь тонкие оттенки чувств; опытный хирург и анатом был никудышным психологом.

Выслушав выдвинутые против него обвинения, Поль Дро на минуту задумался — какую линию поведения принять?

Как только его жена замолчала и, понурившись, уставилась в пустоту, хирург, медленно выговаривая каждое слово, изложил готовое решение:

— Амели, всякая ложь претит мне, и раз вы обо всем осведомлены, не стану разубеждать вас. Вам лучше будет узнать всю правду… Меня обвиняют в том, что я содержу любовницу?.. Эти сведения неточны. В этом я готов поклясться…

— Лжец! — воскликнула она. — А фотографии?

Поль Дро жестом призвал ее к молчанию.

— Повторяю, каковы бы ни были факты, любовницы у меня нет. Что до того, обманывал я вас или нет, должен признать, что в мыслях я вам неверен… ибо всем сердцем, всей душой полюбил другую. Свою возлюбленную я не предам до последнего дыхания, она одна занимает мой ум и мое сердце, ей готов я отдать и знания мои, и душу, но эта женщина мне не любовница; может статься, она всегда будет для меня лишь недоступной, обожаемой спутницей, но как бы там ни было, Амели, иной любви мне в этом мире не уготовано… Я был с вами откровенен, теперь у меня нет от вас секретов.

Амели Дро мертвенно побледнела, отчаяние ее дополнилось неукротимой яростью. Она судорожна подняла руки, безотчетным движением поднесла их к лицу хирурга, как если бы хотела расцарапать его, разодрать в клочки.

Усилием воли она сдержала себя.

— Как зовут эту женщину? — глухо спросила она.

Поль Дро изобразил подобие улыбки.

— Я ничего не скажу вам, и от этого вы будете страдать еще сильнее, — сказал он с явной иронией. — Раз уж вы впутали в наши семейный дела полицию, все нужные вам сведения вы получите у ваших шпионов.

Последние свои рекомендации профессор высказал с таким презрением, с такой ранящей иронией, что с досады на глазах у Амели выступили слезы.

— Это невозможно, Поль, — взмолилась она, — ведь вы же любили меня…

Хирург криво усмехнулся:

— Не стоит бередить печальные воспоминания былого нашего союза… Вы же знаете, мы оказались связанными узами брака, точно два компаньона, это слово верно передает суть нашего супружества. Не знаю, может быть, вас такая ситуация и устраивала, но доведись мне начать все с начала, скажу откровенно: я никогда бы на вас не женился.

— Боже милостивый! — вскричала Амели, вне себя от бешенства. — В этом мире брак не вечен, существует развод, и вы это отлично знаете, Поль Дро.

— Я как раз собирался переговорить с вами об этом, — сказал доктор.

— Напрасная трата сил, — закричала Амели, — я вас опередила.

Амели Дро закричала, и крик заглушил ее угрозу. Она задыхалась от гнева и ярости, поняв, что угроза, уготованная ею мужу, вполне совпадает с его собственными намерениями.

Поль Дро и не собирался противиться разводу, более того — такое решение его вполне устраивало.

Жена его, казалось, все еще не понимала этого, она решилась на крайность. Раз моральные способы обольщения не возымели действия, не окажется ли более удачливой ее физическая привлекательность?

Вмиг Амели Дро отработанным движением тряхнула головой, и ее пышные волосы в царственном беспорядке легли на плечи; потом она притворилась, что ей плохо, и упала в глубокое кресло, из которого не так давно вскочила.

Приняв исполненную грациозности позу, она прикрыла глаза и какое-то время жалобно и тихо постанывала. Она ждала, что не пройдет и секунды, как руки мужа коснутся ее плеч, рук, лба.

Она уже представляла, как Поль целует ее в глаза, в губы, но ничего подобного не произошло. Амели Дро открыла глаза и, не сдержав досады, воскликнула:

— Это уж слишком! Ушел — и даже не заметил, что я потеряла сознание.

Так оно и было: Поль Дро сбежал самым бессовестным образом, и никакие угрызения совести его не терзали.