Пустой гроб

Глава двадцать пятая ОПЕРАЦИЯ

Процесс Владимира закончился неслыханной драмой, позволившей Фантомасу в очередной раз ускользнуть от упорных преследований Жюва и Фандора.

Жюв на время расстался с Фандором и отправился на поиски Гения преступников.

Где спрятался Фантомас? На этот счет у Жюва были кое-какие мыслишки, Фандор же не без тревоги думал о том, что грозный противник их, чудом ускользнув от ареста, скорее всего жаждет страшной мести.

На кого мог обрушиться Фантомас, чтобы сурово наказать своих преследователей?

Поразмыслив, Фандор рассудил, что скорее всего Фантомас поразит того, кто беззащитен и не окажет ему сопротивления.

Фандор хорошо изучил злодея. Ему нравилось мучить жертву — особенно, если жертва была ему ненавистна; Жюву и Фандору он вряд ли уготовил бы легкую смерть.

Вот отчего так встревожен был Фандор.

«Фантомас отомстит нам, — думал он, — во всяком случае, попытается отомстить; он вполне может причинить зло Элен, которую я люблю больше жизни. — Содрогаясь от мрачных предчувствйй, Фандор сказал себе. — Любой ценой я должен проникнуть в лечебницу.»

— Могу я видеть больную из палаты номер 14? — обратился Фандор к проходившей мимо медсестре.

Та замешкалась, потом сказала:

— Вам следует спросить разрешения у старшей медсестры, мадемуазель Даниэль. Дойдете до конца сада, подниметесь по ступенькам главного корпуса — по правую руку от вас увидите кабинет мадемуазель Даниэль.

Медсестра направилась в один из малых павильонов, а Фандор пошел дальше.

При мысли о предстоящей встрече с Элен Фандора охватывало приятное волнение.

Все утро его не отпускали мрачные предчувствия, он боялся, что Фантомас опередит его; а вдруг трагедия уже совершилась — лечебница разорена и разрушена, вокруг мечутся обезумевшие люди, Элен убита, мертва.

Но как только он приехал в Нейи и попал за ограду парка, Фандор воспрял духом. «Зря я тревожился, — обрадовался он, — ничего не случилось, все идет своим чередом».

В окне одного из павильонов, облокотившись на подоконник, мирно покуривал трубку какой-то старик.

Это был старый Кельдерман — живая летопись лечебницы; Кельдерман перенес несколько операций, его парализовало, о выписке он и не помышлял.

— Я выйду отсюда ногами вперед, — неизменно твердил он одно и то же.

Следуя указаниям медсестры, Фандор поднялся по ступенькам главного корпуса и через приоткрытую дверь попал в огромный вестибюль.

Справа он заметил небольшой кабинет и вошел в него.

Комната была пуста. «Должно быть, это и есть кабинет мадемуазель Даниэль», — решил Фандор. Он выждал пару минут, кашлянул, пошаркал подошвами башмаков по натертому паркету в надежде, что присутствие его будет замечено, но никто так и не появился.

— Сколько же можно ждать! — не выдержал журналист. Элен была совсем рядом, ему не терпелось увидеть ее, побыть с ней наедине.

Фандор пожал плечами.

— Ну и недотепа я! — бросил он. — К чему мне ждать? Палату 14 отыскать нетрудно.

Он вышел из кабинета и бегом поднялся по лестнице.

Пройдя по коридору второго этажа, он заметил, что номера палат заканчивались номером 12.

— Поднимусь выше, — заторопился Фандор.

Так он и сделал.

Очутившись на площадке третьего этажа, Фандор почувствовал, как отчаянно забилось его сердце. Прямо перед ним была дверь с номером 14.

— Элен там, за этой дверью, — прошептал Фандор, — нас разделяет тонкая перегородка, еще секунда — и я… я увижу ее, я опущусь на колени у ее кровати, я поднесу к губам ее руки… о!.. Элен!.. Элен!..

Задыхаясь от волнения, Фандор тронул дверную ручку, но в последний момент заколебался. Можно ли ворваться в палату, не постучав, не доложив о себе?

С трудом уняв лихорадочное возбуждение, Фандор тихонько постучал в дверь.

Прошло несколько секунд — ответа не последовало.

Фандор постучал еще раз — и снова в ответ ни звука.

На этот раз журналист не выдержал и вошел.

Разочарованию Фандора не было границ.

В нерешительности замер он на пороге; в палате царил такой беспорядок, что вряд ли там могла находиться больная — смятая постель, подушки брошены на пол. Фандор ощутил резкий, неприятный запах.

— Хлороформ, — сразу узнал он.

Не раздумывая, кинулся он прочь из палаты. «Что случилось? — терялся в догадках Фандор. — Уж не ошибся ли я палатой? Куда подевалась Элен? Может, ее оперируют? Господи! Что происходит?»

Фандор страшился очередной драмы.

Он опасался, что весь свой гнев Фантомас может обрушить на беззащитную Элен; к тому же журналист не доверял более Полю Дро, которого Жюв решил арестовать немедленно; не пройдет и часа, как на хирурга наденут наручники, отвезут его в тюрьму — Поль Дро оказался отъявленным мошенником, сподручным Фантомаса, подозревали, что он сыграл не последнюю роль в убийстве Себастьяна Перрона и Амели Тавернье.

Не зная, что предпринять, журналист в нерешительности стоял на лестничной площадке; неожиданно появился камердинер.

В изумлении уставился он на Фандора. Журналист решил порасспросить его. Стараясь казаться спокойным, он поинтересовался:

— Не могли бы вы сказать мне, где сейчас больная из палаты 14?

— Признаться, сударь, — отвечал камердинер, — я не очень-то слежу за тем, что происходит в лечебнице, но, сдается мне, эта больная сейчас в операционной. Минут пятнадцать назад профессор дал ей наркоз, а теперь, наверно, приступил к операции.

Упомянув об операции, камердинер махнул рукой в сторону верхнего этажа.

Фандор хотел было ринуться туда, но слуга загородил ему дорогу.

— Как можно, сударь!.. Когда профессор оперирует, в операционную входить нельзя. Прошу вас — обождите внизу или в кабинете доктора.

— Я родственник оперируемой, — не моргнув глазом заявил Фандор.

— Ну и что с того, — невозмутимо отвечал камердинер, — господин профессор никому не разрешает входить в операционную. Это вполне естественно.

Фандор продолжал настаивать:

— Найдите Даниэль, я попрошу у нее разрешения.

— Мадемуазель Даниэль ассистирует профессору, — возразил камердинер, — она да еще старая Фелисите. Похоже, господин профессор поджидал кого-то из коллег, но никто не явился. Сами можете убедиться: в соседней палате я приготовил халат и маску для этого доктора, там они и лежат не тронутые.

Фандор сразу успокоился.

— Так и быть, дружище, я обожду внизу.

Между тем журналист не стал спускаться на первый этаж, он задержался на втором, прислушался, убедился, что камердинер ушел. Крайне встревоженный, Фандор снова поднялся на третий этаж. «Я докопаюсь, в чем дело, — подумал он, — этот глупец весьма кстати предупредил меня, что ждут еще одного доктора. Я хочу знать, что с Элен, какую операцию проводит Поль Дро, ведь ни о какой операции и речи не было, даже Жюву хирург ни о чем не обмолвился».

Узнав, что профессор Дро поджидает ассистента, Фандор страшно перепугался. «Если Поль Дро — сообщник Фантомаса, — рассуждал он, — а в этом, увы, сомневаться не приходится — не его ли хочет выдать он за своего ассистента, не потому ли не допускает никого в операционную; оставшись наедине с Фантомасом, профессор будет выполнять его указания, захочет Фантомас — и Элен умрет под скальпелем или хлороформом… Я не позволю осуществиться коварным планам», — прошептал Фандор.

На цыпочках прокрался он в крохотную палату, где, как сказал камердинер, было приготовлено все необходимое для ассистента профессора.

— Мадемуазель Даниэль!

— Да, господин профессор!

— Обе больные уснули?

— Можете сами удостовериться, господин профессор.

Даниэль сидела на табурете рядом с операционным столом.

Она шепотом отвечала на вопросы профессора; одной рукой Даниэль поддерживала голову мертвенно-бледной, погруженной в сон пациентки, а другой, с помощью специальной маски, давала ей вдыхать смесь кислорода и хлороформа.

Сцена происходила в огромном помещении с застекленной крышей, сквозь которую падал резкий прямой свет.

Углы операционной были закруглены, пол и стены облицованы блестящей фаянсовой плиткой, оборудование — самое современное; здесь были все последние новинки, от автоматических установок для мытья рук до резервуаров с проточной дистиллированной водой, предназначенных для бесперебойного мытья инструментов.

В центре возвышался операционный стол, но вот что странно — этот стол не был единственным, как не единственной была и пациентка.

На втором операционном столе тоже лежала уснувшая больная, и этой второй женщине старая медсестра Фелисите тоже давала хлороформ.

Профессор Поль Дро, весь в белом, готовился начать операцию.

На руках у него были тонкие резиновые перчатки, на лице — маска из марли. Маска почти полностью закрывала лицо и оставляла открытыми лишь глаза, горевшие темным, ожесточенным блеском.

Профессор расхаживал по операционной.

Время от времени он тяжело вздыхал, касался ланцетом руки одной из пациенток, затем в раздумьи отступал назад.

— Эта операция, — обратился он к Даниэль, — самая смелая из всех, что я делал. Если она удастся, Даниэль, это станет главным событием века в хирургии. Переливание человеческой крови!

Медсестра смотрела на него с нескрываемым восхищением; профессор подошел к больной, лежавшей справа, нежно прошептал:

— Бедная, дорогая моя девочка… Тебя хочу я спасти, красавица моя, ради тебя иду на риск, предпринимаю эту неслыханную операцию. Ради одной тебя, — продолжал он, склоняясь все ниже, — ради того, чтобы ты вновь обрела угасший разум, невинное дитя… В твоем сердце должна затрепетать новая кровь, и эта новая кровь наполнит твои артерии. Твой атрофированный мозг, умерщвленный пережитыми волнениями, насытится новой кровью и возродится, вобрав в себя чужую жизнь. Тогда снова обретешь ты разум, снова станешь прежней Дельфиной.

Профессор сделал знак медсестрам, и те подошли ближе к операционным столам; все готово было к эксперименту, белые обнаженные руки пациенток, словно случайно, соприкоснулись, встретились.

Поль Дро помедлил, пристально посмотрел на своих пациенток.

— Увы! — чуть слышно сказал он. — Ничего не поделаешь… Одну из них я спасу, вторую принесу в жертву. Ужасно… но выбора нет…

Хирург все еще колебался.

— Вправе ли я? — терзался он.

Но вот решение принято:

— Не все ли равно!

Обычный человек исчез, остался только хирург.

Никакого сострадания не испытывал он к той, что приносил в жертву, никакой тревоги за ту, что собирался спасти.

Все исчезло, остался лишь скальпель в его руке и два объекта эксперимента, два анонимных существа, равных в своей обезличенности. Одним движением профессор рассек артерию на руке бедной жертвы, распростертой рядом с Дельфиной.

Затем, зажав большим пальцем рану, чтобы не брызнула кровь, другой рукой он рассек артерию на руке у Дельфины.

С помощью специального устройства профессор соединил кровоточащие раны, потом наложил жгуты.

— Теперь, — возбужденно говорил он, — точно такие же разрезы я должен выполнить на ногах. По законам кровообращения кровь из одного тела перейдет в другое, Дельфина будет спасена, ну а другая…

Профессор говорил все громче.

Он не замечал, как встревоженно смотрят на него медсестры, не слышал, как открылась дверь операционной, как кто-то вошел.

Вошедший стоял рядом с хирургом, совсем близко, почти касаясь его плеча; это был человек среднего роста, на нем был белый халат и маска из нескольких слоев марли, доходившая почти до бровей, на голове — белый колпак.

Был ли это тот самый врач, которого ждал Поль Дро?

Профессор не успел задать себе этот вопрос.

С ненавистью взглянув на него, незнакомец негромко проговорил:

— Убийца! Подлый убийца!.. Теперь я понял, что вы задумали… я слышал, о чем вы здесь разглагольствовали… Чтобы спасти свою возлюбленную, вы готовы пожертвовать другой жизнью, вы делаете это ради безумной Дельфины Фаржо… Не удивляйтесь, что мне известно ее имя, я знаю ее; ни о чем не подозревая, мы доверили вам нашу больную, а вы хотите принести ее в жертву. Вы просчитались, профессор, я люблю эту женщину, прежде чем убить ее, вам придется убить меня.

— Что вы хотите этим сказать? — пробормотал хирург, покрываясь холодным потом.

Собеседник его подошел еще ближе и продолжил, почти задыхаясь:

— Я люблю ту, кого вы решили убить, ее зовут Элен, а я — Фандор!

— Фандор!

Грозным предостережением прозвучало это имя здесь, в операционной, где любой звук приобретал зловещий оттенок.

Бледные, перепуганные медсестры жадно ловили каждое слово. В ужасе смотрели они друг на дружку, не трогаясь с места.

— Фандор! Так вы — Фандор? — прошептал Поль Дро.

Хирурга трясло, как в лихорадке, скальпель выпал у него из рук и упал на пол, металлически звякнув.

— Мерзавец! — кричал Фандор. — Подлый убийца!

Он вытащил револьвер и прицелился в профессора.

— Я убью вас, — заявил он, — убью, как собаку.

Эта угроза отрезвила профессора.

— Плевать мне на это, — воскликнул он, — сами вы трус… Допустим, вы любите одну из этих женщин, но я-то люблю другую, люблю безумно. С какой стати приносить мне ее в жертву ради той, которую я не знаю?

— К счастью, я здесь, — отчеканил Фандор, — и я не позволю вам совершить эту подлость.

Профессор помолчал. Потом, скрестив руки на груди, он язвительно бросил:

— Ну что ж… Пусть я мерзавец. Я возьму жизнь у дочери Фантомаса и спасу Дельфину, только попробуйте помешать мне!

Теперь побледнел Фандор, внезапно ощутив свое бессилие.

Поль Дро начал эту операцию, он один мог закончить ее или прервать. «Убей я его, — пронеслось в голове у Фандора, — и жертва будет не одна, а две или даже три…»

Смерть хирурга не спасет ни Элен, ни Дельфину!

Никогда еще не испытывал Фандор такой тревоги.

Он совсем растерялся, пришел в отчаяние; он вступил в борьбу с неведомой силой, перед которой беспомощны все храбрецы мира, противником его была сама Наука — неуловимая, таинственная; Наука высилась перед ним непреодолимой стеной.

Фандор посмотрел на несчастных, которые распростерлись на операционных столах, и чуть было не упал в обморок: щеки бледные, рот полуоткрыт, голова, точно череп скелета.

Обе пациентки беспокойно вздрагивали, испускали хриплые стоны, огромные белые простыни окутывали их, словно погребальные саваны.

Фандор упал на колени.

— Прошу вас, — взмолился он, — спасите ее, спасите!.. Может ли быть, чтобы вы так хладнокровно замыслили подлое, коварное убийство? Я взываю к вашему честному прошлому, профессор Дро, к вашей совести ученого!.. Я знаю — вас обвиняют в злодейских замыслах, считают помощником Фантомаса, вас подозревают в убийстве Себастьяна Перрона, в мученической смерти вашей жены Амели Тавернье… Говорят, вы способны на все… Неужто вы изверг, способный довести до конца задуманное в момент ослепления? Я не угрожаю вам, профессор Дро, я на коленях взываю к вашему милосердию, молю вас — спасите Элен, о!.. спасите ее! Быть может, вам требуется другая жертва, тогда я к вашим услугам, я отдаю вам свою жизнь в обмен на жизнь моей любимой — не отказывайте мне, Поль Дро!

У Фандора перехватило дыхание.

Глухо стукнул об пол выпавший из руки револьвер — Фандор свалился без сил. Словно кто-то надел на него свинцовые одежды, накрыл лицо черной вуалью.

Слишком сильным было потрясение, да и запах хлороформа, к которому Фандор не привык, подействовал на него отупляюще; журналист стал задыхаться, перед глазами у него пошли круги; едва не потеряв сознание, он крепко заснул.

Похолодев от ужаса, медсестры забыли о своих обязанностях, подача хлороформа прекратилась.

Пациентки забеспокоились, могли проснуться в любую минуту, но ни Даниэль, ни старая Фелисите не могли шевельнуть и пальцем. Обе совсем растерялись и потеряли голову.

Так прошло несколько минут; Поль Дро, выслушавший Фандора без единого слова и жеста, понемногу пришел в себя.

Слова Фандора пробудили в нем человеческие чувства, хирург, не знающий снисхождения, отступил на второй план.

Он подошел к операционным столам.

— Что вы собираетесь делать? — запинаясь, спросила Даниэль.

Профессор ничего не ответил.

В одну секунду освободил он запястье Элен от закрепленного на нем прибора. Из открытой артерии брызнула кровь, хирург ловко перевязал рану и распорядился:

— Отвезите больную в палату.

Даниэль и Фелисите засуетились подле Элен, и вскоре профессор остался наедине с Дельфиной. Та вела себя спокойно, как человек, который вот-вот проснется.

Профессор немедленно дал ей сильную дозу хлороформа.

Потом он подбежал к дверям, нервным движением задвинул засов; теперь из всех, оставшихся в операционной, он один был в полном сознании: Дельфина, получив хлороформ, снова впала в забытье, слева на полу без сознания распростерся Фандор.

Профессор торопливо скинул халат и пиджак, закатал рукава рубашки. Он снял маску, открыв бледное, исполненное решимости лицо.

— Он прав, — сказал себе хирург, взглянув на Фандора, — я подлец, чудовище, ко всем тем подлостям, что я уже совершил, я чуть было не добавил еще одну… Лишь одна надежда осталась у меня — спасти Дельфину. Я верну ей рассудок и этим хоть отчасти искуплю свои злодеяния, ведь с тех пор, как я познакомился с этим извергом Фантомасом, жизнь моя пошла под уклон, увлекая меня в роковую пропасть преступлений и омерзительных гнусностей… Не он отдаст свою жизнь, — сказал он, снова взглянув на Фандора, — нет, тысячу раз нет! Виновен я один, я и понесу кару.

Поль Дро решительно перетянул жгутом свою левую руку. Второй жгут он наложил себе на икру, а затем свободной рукой рассек себе левое предплечье, из раны неудержимо хлынула кровь.

Профессор вытянулся на столе, где еще недавно лежала Элен, придвинулся поближе к Дельфине; он приладил к своей руке аппарат, через который его кровь мощным, сильным потоком стала переливаться в вены и артерии несчастной безумицы.

Чувствуя, что слабеет, Поль Дро с трудом приподнялся, посиневшими губами коснулся губ Дельфины и без сил упал на операционный стол.

— Я умираю, — прошептал он, — я искупаю свою вину, все мои преступления, только бы удалось спасти тебя, Дельфина!.. Пусть кровь моя, жизнь, которая меня покидает, вернут тебе былую силу, позволят обрести утраченный рассудок. Прощай, Дельфина, я люблю… люблю тебя…

Чуть слышно произнес он последние слова:

— За всех, кому я причинил зло, за тебя, Амели… Простите меня… простите…

Когда выбили двери, раздался истошный вопль, и Даниэль, обезумев, ринулась в операционную.

И пяти минут не прошло с тех пор, как Поль Дро обрек себя на верную смерть, но сердце его уже не билось.

Даниэль, часто помогавшая в операционной, отключила аппарат, через который кровь хирурга была перелита Дельфине Фаржо.

Прибежал доктор, случайно заглянувший в лечебницу. Он бегло осмотрел хирурга и его пациентку, лежавших на операционных столах.

Действие хлороформа закончилось, Дельфина Фаржо постепенно приходила в себя. Бледные щеки ее порозовели, затрепетали веки — она открыла глаза.

— Спасена, — уверенно сказал доктор.

Затем он повернулся к хирургу, который по-прежнему лежал неподвижно.

— Профессор скончался, он умер, как мученик, пал жертвой преданности своей профессии.

Даниэль ничего не ответила, она-то знала, как было дело; лишь она и старая Фелисите знали тайну профессора Поля Дро, да, может, еще Фандор — если Фандор проснется!..

Глаза двадцать шестая БЕДНЫЙ МАЛЫШ!

Что сталось с Фантомасом? Как удалось ему скрыться из зала судебных заседаний? Какие он строил планы? Что намерен был предпринять?

Жюв жестоко ошибся, вбив себе в голову, что сможет застать врасплох того, кто выдавал себя за Миньяса, и арестовать его именем закона, когда суд присяжных оправдает Бриджа.

Под маской Миньяса Фантомас скрывался со времени своей неудачной попытки выманить у Максона кругленькую сумму, чтобы затем, с помощью своего сына, выдававшего себя за тренера ипподрома Бриджа, выиграть на бегах; немало сил положил Фантомас, чтобы его Миньяс стал известен на бирже, прослыл приятным малым, чье поведение безупречно — никому и в голову не пришло бы заподозрить его в чем-то постыдном.

До чего же злился Фантомас, когда задуманный им план рухнул — и все из-за Жюва!

Вопреки предположениям сыщика, в тот день, когда Жюв устроил засаду, Фантомас действовал очень осторожно, бандит и не собирался взламывать сейф.

Даже Элен он ввел в заблуждение: когда сейф с секретом взорвался, девушка была тяжело ранена, она слишком поторопилась и стала жертвой собственного безрассудства!

Жюв угадал верно: Фантомас одним из первых узнал, что произошло с его дочерью.

Только что провалился план Фантомаса, связанный с ипподромом, несчастный случай с Элен стал для него еще одним жестоким ударом.

Необходимо было срочно что-то предпринять. От сообщникоз, рассеянных по всему Парижу и составлявших при нем нечто вроде сыскной полиции, Фантомас узнал, что Элен попала в лечебницу Поля Дро.

Перед той, кого Фантомас продолжал считать своей дочерью, он не мог появиться в собственном своем обличье. Повидать девушку он мог лишь в облике Миньяса, которого поначалу придумал просто так, без всякой конкретной цели.

Выдавая себя за Миньяса, Фантомас купил лечебницу Поля Дро. Еще раньше Фантомас разорился, спекулируя на бирже, платить за лечебницу ему было нечем, и потому он раскинул сеть тайных интриг, задумал и с дьявольской ловкостью осуществил похищение маленького Юбера, убийство Амели Дро, судьи Себастьяна Перрона, отправил на тот свет беднягу Педро Коралеса.

Фантомас не строил иллюзий и знал, что не сможет долго выдавать себя за Миньяса.

О том, сколь коварен Фантомас, было прекрасно известно Жюву, но и Фантомас не раз убеждался в проницательности сыщика, в его редкой способности распутывать самые загадочные преступления, побеждать самых хитроумных противников.

«Не позже, чем через две недели, — рассудил Фантомас, — он дознается, кто такой Миньяс. Через две недели я не смогу и близко подойти к Элен!»

Тогда-то и задумал он новый свой план.

Не так уж и жалко было расстаться ему с ролью Миньяса, если удастся, приняв другое обличье, по-прежнему навещать обожаемую дочь.

Фантомас мгновенно изобрел новый трюк, дерзкий до безумия; трюк этот был так прост, что наверняка сулил удачу.

И все же Фантомас не сразу расстался с обликом Миньяса, который еще мог быть ему полезен. Повсюду у него были сообщники, каждый из них был от него в большой зависимости, любого мог он использовать в своих преступных целях.

Без особого труда удалось ловко подделать документы в Министерство юстиции, и Миньяс, несмотря на то, что он якобы был греком, оказался в списке жюри присяжных, который из всех официальных бумаг составляется, пожалуй, с наибольшим небрежением.

Фантомас стал председателем жюри присяжных, а уж захватив этот пост, он сумел-таки добиться оправдания своего сына.

Когда вместе с присяжными Фантомас отправился в совещательную комнату, глаза его повсюду искали Жюва. Тонкий психологический нюх не подвел его — он заметил, что Жюв взволнован и нервничает, а правую руку запустил глубоко в карман, наверняка сжимая револьвер.

Фантомасу сразу все стало ясно. Жюв узнал его, Жюв догадался, кто такой Миньяс, Жюв собирается действовать!..

Что он задумал? Что предпримет?

Злодей внутренне содрогнулся. «Стоит Жюву заговорить прежде, чем будет объявлено решение жюри присяжных, — подумал он, — и разразится страшный скандал, решение огласить не удастся, слушание дела перенесут на другую дату и спасти Владимира не удастся. Жюв надеется застать меня врасплох, — усмехнулся Фантомас, — так будем начеку».

Он поднялся, зачитал отрицательное решение, силой вырванное им у присяжных.

Дальнейшие события разворачивались в точности так, как предвидел Фантомас. Сбитый с толку спокойным поведением Фантомаса, Жюв решил схватить его сразу после того, как огласят приговор о помиловании, который после ареста Фантомаса все равно был бы аннулирован.

Жюв рассчитывал захватить бандита врасплох и бросился на него как раз в тот момент, когда Фантомас ждал этого.

Не моргнув глазом, Фантомас достал револьвер.

Он прицелился. Попасть в Жюва было нетрудно.

Когда раздался выстрел, Жюв упал.

«Попал или не попал?» — засомневался Фантомас.

Расталкивая друг друга, к нему уже бросились присяжные, стали окружать его.

Секунда промедления — и он будет окружен, схвачен.

Фантомас ничуть не растерялся, он видел, какая ему грозит опасность. Перемахнув через балюстраду, он спрыгнул в зал, смешался с толпой, затем, стараясь не бежать, дабы не привлекать внимания, большими шагами направился к выходу.

Фантомас спустился по лестнице, очутился в главном вестибюле, остановился, прислушался — никто не заметил, как он ушел, никто не гнался за ним. Бандит усмехнулся: «Значит, я убил Жюва, через час прочту об этом в специальном выпуске».

Никем не замеченный, Фантомас покинул Дворец правосудия. Он не стал заходить в судебную канцелярию, где молодой адвокат-стажер, защищавший его сына, должно быть, спешил покончить с формальностями и освободить Владимира из-под стражи.

Опасность миновала, остальными делами сына можно было заняться и позже.

Фантомас кликнул наемный фиакр:

— Отвезите меня на площадь Согласия.

Фиакр тронулся в путь, проехал мимо Лувра. Неожиданно Фантомас забарабанил в стеклянную перегородку:

— Стойте!

Фиакр остановился, Фантомас расплатился с кучером и вышел.

Он воротился назад, прошел под сводами Лувра, очутился на площади Каррусель. Шел он быстро и вскоре был у памятника Гамбетте. Недалеко от памятника какой-то прохожий мирно почитывал свою газету. Фантомас положил руку ему на плечо:

— Как ты точен, приятель… Молодец!

Мужчина вздрогнул.

— Наконец-то, хозяин, а то я места себе не нахожу.

— Это еще почему? — удивился Фантомас.

Собеседник его раскипятился:

— Как это почему, хозяин! Такие дела творятся, черт подери, еще бы мне не беспокоиться… Как вспомню обо всем — мурашки по коже!.. Я ведь знал, что вы пошли в суд, что сынка вашего судить будут, вот и подумал — как бы и вас-то самого…

— Меня? — перебил его Фантомас.

— Ну да, черт подери, ведь попади вы в руки к легавым…

Мужчина говорил спокойно, как говорят о вещах вполне естественных, и потому ответ Фантомаса неприятно поразил его.

— Слушай, Пономарь, — холодно начал бандит, свысока поглядывая на верно служившего ему апаша, — не городи чепухи; не будь я сегодня в отличном настроении, ты бы узнал у меня, почем фунт лиха, я навсегда избавил бы тебя от всяких сомнений.

Отчитав апаша, Фантомас расплылся в улыбке, будто вспомнил что-то забавное.

— Сына я оправдал, — сказал он, — что до Жюва… Убил я его или нет — наверняка не скажу, но надежда есть.

Такое заявление попахивало сенсацией, зловещий апаш содрогнулся.

— Так говорите, Жюв убит, а сына вы оправдали? Ну и дела! Теперь уж я совсем ничего не понимаю… Вы позволите, хозяин, задать вам пару вопросов?

Обычно Фантомас не выносил, когда его расспрашивали.

Должно быть, в тот день настроение его и впрямь было преотличным, ибо он сказал Пономарю:

— Так и быть, слушай…

Фантомас в двух словах рассказал Пономарю, как развернулись события.

Мрачный сообщник его начал было расточать комплименты, но Фантомас не слушал его:

— Давай ближе к делу. Выполнил мои поручения? Одежду для меня принес?

— Да, хозяин, — ответил Пономарь, — я захватил все необходимое, только вот ума не приложу, где бы мы могли загримироваться… Если в фиакре, так он, того и гляди, с кем столкнется; где в другом месте — народу везде полно…

Фантомас не знал безвыходных ситуаций.

Он снисходительно пожал плечами.

— Дурачина ты, — сказал он и рукой показал на вход в музей.

— Чем плохо место? — спросил Фантомас. — В античном отделе сейчас ни души — в такой-то час… Музеи, дорогой мой, казалось бы специально предназначенные для посещения их публикой, на самом деле всегда безлюдны. Это все знают.

Через несколько минут из Лувра вышли два человека, в которых даже самый ушлый полицейский — исключая, быть может, Жюва — ни за что не признал бы ни Пономаря, ни Фантомаса!

Рядом шагали два старикана — этакие труженики-водопроводчики, одеты они были в синие спецовки, на спине — ящички с инструментами, на голове — типично парижская привычка — ладно сидели сдвинутые набекрень каскетки с козырьком — засаленные, поношенные, они великолепно гармонировали со всем ансамблем.

— А куда мы идем, хозяин? — спросил Пономарь.

— К тебе, — многозначительно сказал Фантомас.

— За ребенком? — опять спросил Пономарь.

— За ребенком, — коротко ответил Фантомас.

Спутник Фантомаса следовал за ним вслепую, не понимая, что тот задумал, но готовый выполнить любой его приказ; он доверял Фантомасу и был всецело ему предан.

Между тем Фантомас о чем-то напряженно думал.

— Пономарь, — заявил Гений преступлений, — на дело пойдем вместе. Недавно ты уже сослужил мне службу. Тогда я сказал тебе, что в долгу не останусь, слово свое я сдержу. Сделаем дело, заработаем кучу денег, половина — твоя.

От изумления Пономарь выпучил глаза.

— Повезло мне, право слово, — выпалил он, — чертовски все это кстати. Я как раз на мели, и выгори это дельце… А что надо делать?

Фантомас довольно заулыбался.

— Сначала отомстим, — сказал он, — отомстим Жюву, отыгравшись на кое-ком из тех, кого он взял под свою защиту!.. Ну а потом — разбогатеем.

Фантомас обернулся к Пономарю и, не сводя с него глаз, негромко сказал:

— Перво-наперво прикончим Юбера.

Пономарь недоверчиво поморщился.

— Вы хотите Пришить Юбера? А что нам это даст?

Фантомас загадочно усмехнулся.

— Наивная душа, — бросил он.

Пономарь продолжал колебаться.

— Я вот что думаю, хозяин, — начал он, — не многовато ли нас будет на одну-то кубышку: вы, да я, да Мариус — ребенка ведь он похитил, да еще этот Клод, от которого мы обо всем узнали.

Фантомас едва не задохнулся от смеха.

Зловещей была веселость этого изверга, спешившего убить ребенка: с поразительным хладнокровием совершал он тягчайшие свои преступления.

Не зря к прозвищу Гений преступления добавили кличку более позорную — Палач!

К своим жертвам он был жесток и безжалостен, отчаянные мольбы и слезы оставляли его равнодушным.

Фантомас ухмыльнулся и в порыве откровения признался Пономарю:

— Ты и впрямь думал, что нас так много? Молокосос!.. Знай же, лишь ты да я будем делить кубышку. Клод и Мариус — одно и то же лицо, а Мариус, если угодно, это я!

Пономарь ничего не ответил. Дерзкая отвага и гениальная изворотливость хозяина часто повергали его в такое волнение, что он надолго терял дар речи.

Фантомас, оказывается, был не только Миньясом, но еще и санитаром Клодом, и беднягой Мариусом; поневоле задашься вопросом — а не может ли Фантомас, как Протей, принимать любой приглянувшийся ему облик, захочет — и растворится в тысяче персонажей.

— Да у вас целая сотня лиц, — с восхищением сказал Пономарь и тут же умолк. Фантомас, равнодушный к восторгам своего адъютанта, жестом приказал ему замолчать.

— Слушай меня внимательно, — заговорил он. — Я должен ввести тебя в курс дела. Со временем ты все равно многое узнаешь, так слушай же.

Бандит и его сообщник, нарядившиеся простыми рабочими, ловко лавировали между прохожими, обсуждая свой чудовищный план.

— Когда я познакомился с Дро, — вспоминал Фантомас, — мной завладела одна престранная идея: сделать лечебницу домом мертвых… Задуманное казалось мне легкоосуществимым, я был уверен: лечебница, хирург которой поможет своим клиентам избавиться от несговорчивых жен, наскучивших мужей или богатых родственников, пустовать никогда не будет. Напарником я выбрал Дро, несмотря на его щепетильность. Я думал, что смогу обломать его, но этот идиот стал сопротивляться…

— Почему? — изумился Пономарь.

— Он, видите ли, был честным, — презрительно процедил Фантомас. — Я никогда не посвящал его в свои дела: в один прекрасный день он все равно бы меня предал. Вот почему я не могу использовать его так, как мне хотелось бы… приходится действовать иначе.

— Как? — спросил Пономарь.

По лицу Повелителя ужасов скользнула улыбка.

— Все проще простого, — ответил он. — Слушай и мотай на ус. Дро женат на богатой, а он — мой компаньон. Жену его, Амели Дро, я вчера прикончил, денежки ее, естественно, достанутся…

— Ее мужу, — закончил Пономарь.

— А вот и нет, — возразил Фантомас. — Они достанутся ее сыну. Тому самому крошке Юберу, с которого я велел тебе не спускать глаз и которого мы собираемся убить.

Пономарь ничего не понял, и Фантомас растолковал ему:

— Мать умерла, ребенок стал ее наследником. Если умрет и ребенок, наследником будет отец. Отец — мой компаньон, я облапошу его в два счета.

О своих чудовищных замыслах Фантомас говорил с циничным воодушевлением. Голос его выдавал готовность к любым преступлениям.

За беседой Фантомас с Пономарем и не заметили, как очутились на улице Бертен.

— Ты здесь живешь? — спросил Фантомас.

— Отсюда рукой подать.

— Где именно?

— На улице Лавандьер-Сент-Опортюн.

— Какого черта ты переехал? — удивился Фантомас.

— В квартале Шапель стало небезопасно, — отвечал Пономарь, — полно шпиков и полицейских ищеек. Кончилось доброе старое время, все наши потихоньку отсюда перебираются, теперь наше место сбора — центральный рынок.

Фантомас молчал. Его терзали неотступные мысли. Ему до смерти хотелось узнать, чем все-таки закончились его необычные приключения во Дворце правосудия.

Убил ли он Жюва? А вдруг тот увернулся от пули, ускользнул от, казалось бы, верной гибели?

Пономарь, озабоченный исключительно обещанным ему вознаграждением, млея от почтения, указывал Фантомасу путь.

— Сюда, пожалуйста…

Не доходя улицы Риволи, Пономарь остановился у вполне приличного дома, соседствовавшего с фруктовой лавкой — лотки, заполненные аппетитным товаром, занимали почти весь тротуар; в этом доме сдавали внаем меблированные комнаты.

— Входите, — пригласил Пономарь.

Фантомас вошел в дверь и стал искать лестницу. Пономарь тронул его за рукав.

— Я живу на первом этаже, — сказал апаш, — выше мне не по карману. Да и хозяева — скряги, каких поискать. Я, хозяин, подобрал себе жилье подешевле.

Пономарь приоткрыл дверь, почти не различимую в деревянной стене; за дверью скрывалась сырая, скользкая лестница, ведущая в подвал.

— Посмотрите на мои хоромы, хозяин, — приговаривал Пономарь. — Лавочнику эта конурка не подошла! Не дворец, конечно!.. Случись мне пригласить Ротшильда, придется вести его в ресторан…

Пономарь уверенно шагнул в узкий подвал, остановился перед наглухо закрытой дверью, на которой висел огромный замок.

— Дворец перед вами, — торжественно объявил он.

Апаш открыл дверь. Фантомас достал из кармана электрический фонарик, включил его.

Вошедшим открылась до жути убогая картина.

В подвале царил невероятный беспорядок, в углу торчала деревянная кровать-развалюха, рядом с ней — проржавевшая печка, приспособленная под тумбочку. Кругом валялись рваные тряпки; огромная, посаженная на цепь собака глухо рычала.

Всего этого Фантомас словно и не заметил; войдя, он сразу отыскал взглядом малыша лет четырех-пяти. Несчастный ребенок был так крепко привязан к стулу, что руки и ноги его распухли и посинели, хорошенькое личико совсем отупело от страха, в глазах, опухших от постоянных слез, застыл невыразимый ужас.

Пономарь подошел к нему и вместо приветствия наградил увесистой затрещиной.

— Ну вот вам и пацан, — обратился он к Фантомасу, — полюбуйтесь-ка на него! «Здрасьте» от него не дождетесь — дохныкался до того, что надорвался. Ну и черт с ним!

Фантомас молча смотрел на ребенка.

Не отвечая Пономарю, он подошел к мальчугану, положил ему на плечо свою тяжелую ухоженную руку.

— Так это малыш Юбер? — медленно проговорил он. — Потом злобно добавил. — Чертов пацан!.. Какого труда стоило мне выкрасть его!.. А потом сколько с ним было хлопот!

— Скоро он не будет докучать вам, — хмыкнул Пономарь. — Сейчас укокошим его, вот только как?

Фантомас расхохотался.

— Есть один новый способ, приятель, я давно хотел его испробовать… Для ребенка — лучше не придумаешь… Смотри внимательно. Сейчас я положу руку ему на голову, на маленькую его черепушку, и начну ее раскачивать — вкривь и вкось, вправо и влево, как маятник. Я слышал, китайцы часто так убивают, а по части пыток китайцы — большие доки. Способ отменный: трескаются позвонки, спинной мозг расплющивается, боль невероятная, а главное — клиент и не пикнет.

Фантомас накрыл своей лапой головку несчастного мальчугана. Малыш обезумел от ужаса, страх вызвал в нем отчаянное желание жить. Губы его дрогнули, и он душераздирающе вскрикнул — так кричат дети, так кричат порой здоровенные мужчины, и обычно крик этот смягчает даже самые жестокие сердца.

— Мама! Мама! — кричал маленький Юбер.

Казалось, Фантомас заколебался.

Пономарь стоял рядом, бледный, как полотно. Изо всех сил апаш старался скрыть, что взволнован. Он ухмыльнулся:

— Мамочку зовешь, паршивец! Померла она, твоя мамочка.

Превозмогая волнение, Пономарь злобно прошипел:

— Каюк тебе, приятель, так тебе и надо, маменькин сынок! Был наследничек — и нет наследничка!

Апаш повернулся к Фантомасу:

— За чем дело стало, хозяин?

Фантомас молчал. Рука его по-прежнему сжимала головку мальчугана, вот-вот начнет он смертельную пытку; так почему он медлит?

— За чем дело стало? — повторил Пономарь.

Фантомас продолжал отмалчиваться.

— Как бы там ни было, — не отставал от него апаш, — в живых его оставлять нельзя. Так ведь и было задумано? Уж не сдрейфил ли ты, Фантомас?

Палач раскатисто захохотал.

— Чтобы я — сдрейфил? Плохо же ты меня знаешь. Заруби себе на носу, дружище, я никогда не отступаю. Если я решил, то, не моргнув глазом, убью любого. Я и с тобой, Пономарь, мог бы проделать то же самое, и плевал бы я на твои предсмертные стоны… Дело не в этом.

— А в чем же? — спросил Пономарь, похолодев от страшного предостережения.

— Прикидываю, как бы не промахнуться.

И Фантомас снова погрузился в раздумье.

Фантомас не солгал своему сообщнику: он всегда прямо шел к цели, не зная колебаний. Но палач никогда не поступал опрометчиво, он долго взвешивал и до мелочей продумывал каждый свой шаг.

«А надо ли, — думал Фантомас, — убивать этого ребенка? Вернее сказать: получу ли я от этого убийства достаточную выгоду?»

Решение, принятое Фантомасом, не сулило надежд маленькому Юберу.

— Как ни крути, — рассудил злодей, — а убивать надо. Смотри в оба, Пономарь, — сейчас я покажу тебе, как это делается.

Тяжелая рука бандита сдавила головку Юбера. Сопротивляться было бесполезно.

Из предосторожности Пономарь вставил ребенку кляп. Криков малыша не стало слышно.

Грубым движением Фантомас резко наклонил вперед головку Юбера.

— Сейчас увидишь, — сказал он Пономарю, — чик-чик — и все готово.

Сейчас ребенок умрет, станет очередной жертвой Гения преступников!.. Неожиданно Фантомас резко отступил назад.

— Это еще что такое? — воскликнул он.

Пономарь и не замечал, что в его подвале было отлична слышно все, что происходило на улице. Рука Фантомаса дрогнула, до него донеслись крики разносчиков газет, предлагавших прохожим специальный выпуск, и он застыл в нерешительности.

— Сбегай-ка, купи мне газету, — сказал он Пономарю.

— Зачем это? — нахмурился Пономарь. — Мало ли что там понапишут.

— Делай, что приказано! — прикрикнул на него Фантомас и, помолчав, добавил. — Хочу убедиться, действительно ли я убил Жюва.

Спорить с Фантомасом не стоило. Пономарь ни за что на свете не решился бы рассердить грозного своего хозяина. Апаш пробормотал что-то неразборчивое, покорно встал и отправился на улицу.

И двух минут не прошло, а Пономарь уже влетел обратно — испуганный, с газетой в руке.

— Что случилось? — спросил Фантомас.

Пономарь, заикаясь, выдавил:

— Чего не ждали, того не ждали.

— Объясни толком!

— Сами читайте, хозяин.

Фантомас вырвал у Пономаря газету и, бегло просмотрев ее, побледнел от неожиданности.

— Черт! — вырвалось у него.

Он принялся медленно перечитывать сообщение, набранное крупным шрифтом:

Фантомас застыл в неподвижности — сообщение в газете сразило его.

— Ну как, Фантомас, — спросил Пономарь, — не ожидал такого расклада? Смотрю, тебя как громом поразило! Что делать будем? Да ты, никак, струхнул? Может, мне самому прикончить птенчика?

Язвительные речи Пономаря вырвали Фантомаса из оцепенения.

Прыжок — н он уже рядом с апашем, в руке блестит кинжал.

— Заткнись! — заорал Фантомас, и Пономарь в панике рванул в сторону. — Заткнись, ты сам не понимаешь, что мелешь… Убить ребенка!.. Да уж — удачный ты выбрал момент. Мы должны были убить его, чтобы наследником стал отец… А теперь Дро мертв. Если умрет и ребенок, наследство отойдет к дальним родственникам, придется разрабатывать новый план.

Фантомас понизил голос.

— Да что там говорить — теперь ребенок нужен нам живым. Возблагодарим бога, что я замешкался. Черт возьми! Этот малыш теперь богач, и как только он станет совершеннолетним, мы тоже разбогатеем. Того, кто со временем принесет вам кубышку, убивать не принято! — во все горло захохотал Фантомас.

Отбросив кинжал, он впился взглядом в Пономаря.

— Не будь ты таким дураком и грубияном, я отвалил бы тебе царский подарок, — ни с того, ни с сего заявил он.

— Какой? — встрепенулся Пономарь, которому и в голову не пришло, как гениально прост план Фантомаса. — Что еще ты задумал?

Король преступников медленно отчеканил:

— Я подвергну тебя испытанию, Пономарь, и ты получишь этот подарок. Будь осмотрителен. Будешь следовать моим советам — обогатишься в несколько дней.

На лице Фантомаса играла саркастическая улыбка, взгляд был жестоким, как никогда; пальцем он указал Пономарю на ребенка, который от ужаса потерял сознание.

— Теперь это твой сын, — сказал Фантомас.

Пономарь привскочил.

— Мой сын?.. Да ты с ума сошел!

Тоном, не допускающим возражений, Фантомас повторил:

— Это твой сын, Пономарь, в один прекрасный день мы с тобой станем наследниками колоссального состояния.

На этот раз Пономарь все понял. Он догадался, какую необычную миссию возлагал на него Фантомас. Прежде чем доверить ему ребенка, которого отныне Пономарь будет выдавать за сына, Фантомас, оказывается, все продумал. Вконец ошалевший Пономарь приготовился войти в роль — он неумело подхватил на руки маленького Юбера и загнусавил:

— Бай-бай, малыш, бай-бай.

Потом, точно это был обычный сверток, Пономарь швырнул малыша на убогую деревянную койку.

— Надеюсь, — поинтересовался он, — тумака ему дать не запрещается?

Фантомас пожал плечами, и Пономарь размечтался:

— Черт возьми, на этой малявке я буду тренировать свою мускулатуру!..

Страшное будущее ожидало сына несчастной Амели Дро, угодившего в логово подлого злодея.