Пятое время года

В СТОЛИЦЕ ТУНИСА

В городе Тунис мы оказались в феврале, преодолев 700 километров от ливийской столицы до тунисской. Мы добирались почти целый день с заездом на остров Джерба. Я не ставил себе задачу специально собирать информацию по этнографическим проблемам арабских народов. Но это случилось, именно случилось ненароком, в пути, в процессе бесед с крестьянами и ремесленниками, забегавшими выпить чашечку кофе или бутылку кока-колы в придорожные ресторанчики, с владельцами небольших лавчонок, где мы делали кое-какие покупки, со сторожами и добровольными гидами римских и арабских памятников на острове Джерба, в Тубурбо-Майусе, Эль-Джеме, Кайруане, Загуане и других городах и поселках.

Мне хотелось бы отметить удивительную коммуникабельность тунисцев. Вступить в контакт с иностранцем, оказать ему небольшую услугу, ответить на вопросы, касающиеся истории страны, национального костюма или обрядов, — все это рассматривалось ими как акт гостеприимства и дружбы. Возможно, мне помогало и то, что я говорил по-арабски, интересовался, например, названиями предметов на арабском языке и тем самым автоматически выходил за рамки обыкновенного туриста, падкого на броскую, бьющую в глаза экзотику, но упускающего за этой внешней формой нечто важное для национального чувства тунисца. Поэтому моя непродолжительная поездка по стране, к которой я тщательно и долго готовился, оказалась довольно успешной и результативной.

Небольшая, уютная столица Туниса производит на меня впечатление провинциального города где-то на юге Франции. В центре Туниса — добротные многоэтажные дома с магазинами и ресторанами, занимающими первый этаж, пробки автомашин европейских марок перед светофорами, назойливая реклама. Слышна французская речь. Но это все же арабский город. Арабской вязью выписаны названия улиц и некоторых магазинов, уличные торговцы толкают перед собой тяжелые тележки, заваленные апельсинами, баклажанами, виноградом и перцем. Голосистые продавцы цветов и прохладительных напитков своей гортанной арабской речью убедительно напоминают вам о том, что вы все же в иранском городе, а не на юге Европы.

Только что прошли Рождество и Новый год, и приметы этих ушедших праздников остались в рекламные объявлениях о распродаже залежалых товаров и несколько нервной суете, которой всё еще охвачены жители. Это дает мне возможность поговорить о том, как тунисцы встречали Новый год раньше и сегодня.

Новый год в Тунисе, в стране, которая в большей степени, чем другие арабские страны, приобщилась к европейской цивилизации, отмечается 1 мухаррама довольно широко. Еще во времена монархии тунисский бей принимал в своем дворце поздравления от высокопоставленных чиновников государства и устраивал фейерверк. Эта традиция в несколько измененном виде сохранилась и до нынешних дней. Сегодня поздравления с Новым годом принимает президент Тунисской Республики в своем дворце от членов правительства и глав дипломатических миссий.

Ниже я расскажу об этом празднике и следующем за ним через девять (или десять) дней скорбном дне, называемом у мусульман «ашура». Несмотря на то что Новый год и ашура в Тунисе уже не отмечают в том объеме, в каком это происходило прежде, тем не менее в разных районах страны и в различных социальных группах еще сохранились и соблюдаются связанные с ними торжествами обычаи. К тому же время не стоит на месте: оно идет вперед, но порой и назад, и особенно это касается возрождения забытых обрядов. Подобный процесс характерен для тех стран, где действуют многочисленные фольклорные объединения и общества, ориентирующиеся именно на эти благородные цели. В этом отношении Тунис не исключение. Кроме того, кто знает, может быть, уже через несколько лет те обряды и обычаи, которые ушли в прошлое, вновь станут реальностью и приметами повседневной жизни.

На народном уровне Новый год всегда отмечается особенно торжественно, вероятно, оттого, что этот праздник в представлении тунисцев связывается с религиозной церемонией ашура, приходящейся на 10-е число месяца мухаррама по мусульманскому календарю.

В своей основе ашура является днем страстей по имаму Хусейну, сыну четвертого халифа Али, и Фатимы, дочери пророка Мухаммеда. Хусейн был убит в 680 году под иракским городом Кербелой, и его сторонники, которые создали самостоятельное направление в исламе — шиизм (от арабского слова «шиа» — «сторонники»), и сегодня отмечают этот день как день траура и скорби. Налет траура и скорби также ощущается в Тунисе, хотя его мусульманское население с XII века принадлежит к другому, суннитскому направлению ислама. Но поскольку, по мусульманскому преданию, 10 мухаррама является днем смерти имама Хусейна, прямого потомка основателя ислама Мухаммеда, и Фатима, дочь пророка, в этот день ходила на кладбище оплакивать гибель своего сына, то тунисцы в ашура посещают могилы своих усопших родственников.

Мухаррам в целом считается скорбным месяцем. Это пошло еще с X века, когда в Тунисе к власти пришла на два с половиной столетия шиитская династия Фатимидов. С тех пор и по сию пору в этот месяц не играют свадеб, не заключают помолвок и не празднуют рождение ребенка. Женщины не используют хну для того, чтобы разукрасить свои ладони и ступни ног, не позволяют себе выкрики, которые обычно сопровождают любое радостное семейное торжество. Сунниты, однако, считая такой фанатизм излишним, ввели в практику обычай подкрашивать сурьмой веки во время ашура, с тем чтобы «скрыть следы слез и выглядеть веселыми».

Отказ большинства тунисцев от посещения кладбища 10 мухаррама не мешает им называть ашура «нхар фадыль» — «благословенным днем». На этот счет есть даже своя легенда, истоки которой сунниты возводят еще к доисламским временам и против которой шииты, разумеется, категорически возражают. Согласно этой легенде, пророк Мухаммед, переселившийся в 622 году из Мекки в Медину, обнаружил, что еврейское население Медины отмечало в день, совпадающий с 10 мухаррама, годовщину перехода бежавших из египетского плена евреев через Красное море. Тогда Мухаммед решил выделить этот день и у арабов и рекомендовал мусульманам 10 мухаррама воздерживаться от пищи, раздавать милостыню и пожертвования, более ревностно молиться и разрешать назревшие семейные неурядицы. Бóльшая часть тунисцев старается выполнять эти предписания пророка, постясь целый день и только вечером, как в месяц рамадан, принимая пищу. Наиболее религиозные из них, загадав желание, читают суру Корана «Очищение (веры)», что помогает скорейшему исполнению задуманного. 10 мухаррама — самый подходящий день, чтобы «погладить по головке сироту», т. е. оказать сиротам какую-то материальную помощь в порядке благотворительности, чтобы посетить своих родителей, если они живут отдельно, и какого-либо мусульманского богослова, который в силу своего положения ближе к Аллаху, чем простой смертный.

В Коране, где говорится о большинстве религиозных праздников мусульман, об ашура ничего не сказано, и 10 мухаррама следует рассматривать не как религиозный, а скорее как традиционный народный праздник. Может быть, поэтому в день 10 мухаррама в Тунисе можно увидеть кроме описанных выше сцен такие картины, которые никак не связаны с религиозными представлениями фанатичных шиитов и более веротерпимых суннитов. Так, 10 мухаррама ребятишки устраивают на улицах костры и прыгают через огонь. Они бегают по улицам и, завидев прохожих, просят «флюс иль-газ лиль авляд», т. е. просят денег на керосин. И прохожие дают им мелкие монеты, на которые покупается керосин, чтобы вечером запалить собранные в округе старые доски от ящиков и другой горючий хлам.

Этот обычай зажигать костры и прыгать через огонь довольно распространен среди многих народов. По своему происхождению он связан также с началом Нового года и другими торжествами этого праздника, ибо огонь всегда символизирует радость и веселье: ведь ашура приходит всего через девять дней после начала мусульманского Нового года.

Эту связь ашура и Нового года подтверждает и тот факт, что 10 мухаррама дети наряжаются в одежду взрослых и устраивают уличные процессии, заходя по пути в гости. Этот обычай, так же как и все маскарадные шествия, в том числе и в масках, которые имеют место в некоторых городах Туниса, восходит к глубокой древности. Маски и переодетые люди, по представлениям древних, означали умерших родственников, которые появляются раз в год на земле, чтобы содействовать процветанию и плодородию земли, а также поинтересоваться делами своих живых сородичей.

10 мухаррама улицы городов необыкновенно ожив-ленны. Коробейники на деревянных тележках распродают игрушки для детей, барабаны, дудки, петарды, различные ружья и пистолеты. Купленный товар тут же пускается в дело и создает невыразимый шум и грохот. Некоторые тунисцы говорят, что такое шумовое оформление создается специально и как бы символизирует тот шум и грохот, который был в бою под Кербелой. Такое объяснение должно польстить шиитам.

Перед входом на кладбище тоже толпятся торговцы. На их тележках — пышные булки и хлеб, зерна пшеницы и ячменя, зеленые и черные оливки. Посетители кладбища покупают хлеб и оливки и тут же все раздают толпящимся нищим. Истоки этой традиции, конечно же, следует искать в глубокой древности. Хлеб — это дар божий, его так и называют — «наамат рабби». А оливки — дар неба. Эта скромная еда — хлеб и оливки — всегда была символом благочестия, мира и счастья. Принявший милостыню обычно произносит: «Пусть падет на него милость Аллаха», имея в виду похороненного на кладбище.

Купленные зерна пшеницы, ячменя и проса насыпают на могилы, предназначая их для голубей и других птиц. Ведь тс же самое делают и на наших кладбищах. Птицы считаются посланцами из рая, они доставляют радость покойнику и скрашивают его одиночество. Некоторые семьи приносят на кладбище воду и заполняют ею небольшое углубление в могильной плите. Иногда сюда же кладут сухие финики, инжир, изюм, фисташки, миндаль. Всем этим запасаются накануне в городских лавках, расположенных на небольшой улице около Большой мечети. Фрукты и орехи также щедро раздают своим детям и нищим на кладбище. Во всяком случае, 10 мухаррама, по некоторым оценкам, тунисцы покупают и поглощают огромное количество этих вкусностей.

В день ашура особое внимание уделяют приготовлению пищи, которая в этот день более обильна и более тщательно приготовлена. Традиционным блюдом являются жареные цыплята и пирожки из пресного теста с куриным мясом. На этот счет существует даже поговорка: «Десятого мухаррама следует завтракать тем, что летает». Поэтому тунисцы в этот день не скупятся на большие расходы, даже влезают в долги, чтобы закупить цыплят. Подобное пристрастие к дичи также объясняется рекомендациями пророка Мухаммеда. В некоторых семьях готовят пирожки с начинкой из крема, который так и называется — «ашура». Это блюдо считается турецким по происхождению; как утверждают очевидцы, и сейчас в Турции есть кондитерские изделия, именуемые «ашура».

10 мухаррама — день больших расходов не только на продукты. Деньги идут на приобретение подарков и на раздачу членам семьи, особенно детям. Ведь в этот день все должны быть довольны и счастливы.

Ашура имеет и социальное значение. Женщины и девушки, идущие на кладбище, надевают самые лучшие одежды. Члены одной семьи, в основном женщины и дети, собираются вокруг могилы своего усопшего родственника. Здесь прощаются все обиды, даются обязательства жить в мире и согласии. Каждый должен быть великодушным, продемонстрировать свое благородство и, разумеется, не углублять разногласия или раздувать склоки. По представлениям тунисцев, именно в этот день мертвецы просыпаются и до захода солнца внимательно слушают собравшихся у могил родственников, обсуждающих свои семейные проблемы.

Новый год в сегодняшнем Тунисе отмечается в течение трех дней, и для каждого из них предназначено специальное блюдо. Если первый день Нового года приходится на пятницу, то накануне в горшке, именуемом «макфуль», готовят особого вида рис «кускус» с сухой бараниной («кадид»). Кадид приготовляют из правой лопатки овцы, которую режут во время праздника разговенья. Этот праздник по мусульманскому лунному календарю наступает за 20 дней до Нового года и следует сразу за рамаданом — месяцем поста. Кусок баранины солят, сдабривают специями и подвешивают для просушки. Сухое мясо и сухие бобы, которые идут на приготовление этого блюда, символизируют окончание прошлогодних запасов.

В первый день Нового года обязательно (во всяком случае, прежде) готовят «млюхия» — приправу зеленоватого цвета из сорго, символизирующую начало Нового года. Вареные куриные яйца окрашиваются в зеленый цвет — цвет плодородия. В некоторых семьях, для того чтобы наступивший год был удачным, считается необходимым «прикоснуться к золоту». Для этого хозяйка дома утром, когда просыпаются все домочадцы пускает по рукам одну-две золотые монеты или какие-нибудь свои золотые украшения.

Сейчас многие обычаи забываются. Так, 10 мухаррама — рабочий день, и нет уже громких процессий и костров, дети спешат в школы, и лишь женщины тянутся на кладбище, к могилам родственников.

Кулинарные традиции тоже уходят в прошлое: сухие сладости уже не поглощаются в больших количествах, и лишь жареная курица продолжает украшать стол большинства тунисских семей.

Новогодние торжества дают возможность женской половине тунисских семей продемонстрировать свои наряды. Традиционный женский костюм здесь представляет собой кусок ткани, в который заворачиваются женщины. Поэтому пояс «хзам» — обязательный элемент этой одежды. В отличие от других арабских стран при изготовлении пояса тунисские женщины используют только нитки — шерстяные, шелковые или хлопчато-бумажные, причем пояса бывают плетеные и тканые.

Современная мода властно вторгается в повседневную жизнь тунисцев. Ее влияние больше чувствуется, разумеется, в столице и больших городах. Но в деревнях и небольших поселках основной продолжает оставаться традиционная одежда. И я с большим интересом собирал информацию о поясах женского традиционного костюма.

На побережье, от Бизерты до Махдии, тунисские женщины используют тканые пояса. В других районах, кроме Сфакса, островов Керкена и Джерба, распространены плетеные пояса; это объясняется тем, что коренное население здесь по преимуществу представлено потомками кочевых племен.

Для изготовления плетеных поясов шерстяные нитки обычного, белого цвета отбеливаются. Делают это по способу, известному еще в античности: на верх похожего на клетку сооружения, называемого «саххан» или «гфас», накладывают влажную шерсть или уже готовую пряжу, а под ним жгут серу, дым которой и отбеливает шерсть. Пояса делают из ниток одного цвета, в которые вплетают нитки другого цвета. Это действие имеет различную терминологию в разных районах Туниса: «такбис», «тагбид» или «тармиль». Все эти арабские слова означают действие — «скреплять», «связывать», «заматывать». Тармиль служит не только для того, чтобы сплести пояс, но и для того, чтобы сделать его более нарядным: ведь для скрепления параллельных белых нитей берутся нити других, ярких цветов, причем иногда шелковые.

Существует и иная техника изготовления поясов. Ремесленники делают это вручную, и тоже из шерстяных ниток. Размеры петель в таком поясе разные, отсюда и разные названия поясов. Так, пояс с петлями в полсантиметра называется «хзем мраер», а пояс, где петли в два раза больше, — «хзем грод». Иногда петлю делают удлиненной, называя ее и пояс с такими петлями «гарн газель», что буквально означает «рог газели»; длина пояса с такими петлями достигает 4–5 метров.

Женщины раньше сами красили шерсть, используя для этого различные натуральные красители. Цвета были прочные и живые, и пояса красиво оттеняли платье, особенно из темной ткани. Сейчас используются химические красители или покупаются на рынке уже окрашенные нитки. В окраске поясов преобладают оттенки красного цвета. Женщины из состоятельных семей носят пояса, богато отделанные серебряными или золотыми нитями. Для бедных такие пояса составляют важную деталь лишь праздничного костюма.

Тканые пояса также называются по-разному. Самым распространенным является «текка», изготовляемый из шерсти, шелка или хлопчатобумажных ниток. Он служит для того, чтобы поддерживать мужские панталоны. Пояс, которым подвязывают кусок ткани, в которую женщина заворачивается, называется «шемла». Его ширина — 40 сантиметров, длина — 3,5 метра. Сырую шерсть в провинции (вилайете) прядут сами женщины. Но ткачеством они не занимаются и передают пряжу ремесленникам, которые работают на горизонтальном станке — «нуль», имеющем четыре рейки, называемые «нират». Рейки служат для того, чтобы менять уровень основы — «мхаттем». Как правило, пояса ткутся в полоску, причем, например, зеленый цвет, как правило, сочетается с белым, а красный — с черным. Пояса делают длинными, и женщина может обернуть его вокруг своей талии три раза и даже оставить кусочек, который кокетливо свешивается слева.

Женщины носят и шелковые пояса. В Тунисе натуральный шелк не производится и поэтому всегда ценился высоко. Сейчас искусственный шелк поставляется в мотках, но окрашивается на месте ремесленниками-специалистами. Нитка, скрученная из четырех волокон, идет на изготовление платков, платьев и юбок, нитка из шести волокон — на пояса, а из восьми волокон — на изготовление сутажа. Шелковые пояса могут быть самых разных цветов — красного, оранжевого, белого, черного, зеленого, а также коричневого и фиолетового; последние два называются «збиби» и «хезама». Длина поясов — 3,5–4 метра, ширина — 25–30 сантиметров.

Обычай носить пояс обусловливается особенностью женского костюма и исторической традицией, восходящей к античности; причем он был характерен для женщин всех стран Средиземноморья. На пунических стелах, обнаруженных в Тунисе, изображены женщины, задрапированные в свободного покроя платья с поясами.

С поясом связано несколько интересных церемоний, которые и сейчас соблюдаются в Тунисе. В первые два дня, на четвертый и на шестой день после свадьбы молодая женщина не носит пояса, так как он, по представлениям тунисцев, мешает зачатию ребенка. На третий, пятый и седьмой день приходится «тахзим» — так называется церемония «перепоясывания», совершаемая обязательно в присутствии маленького мальчика. Пояс, надеваемый на молодую женщину, означает, что она, как создатель новой семьи, берет на себя определенные обязанности. Этот же пояс еще раз используется во время родов. Одним концом его привязывают к крюку, вбитому в стенку или потолок, а второй конец женщина берет в руки и тянет на себя, чтобы быстрее родить. Мусульманские богословы попытались дать свое объяснение и этому обычаю: в данном случае пояс символизирует связь роженицы с Фатимой, дочерью пророка.

В тунисском, как и в каждом мусульманском, обществе рождение ребенка — символ благоволения Аллаха. Ведь дать жизнь еще одному мусульманину есть выполнение религиозного долга — «зияда филь уммат Мухаммед», т. е. «увеличить число последователей Мухаммеда». Иметь много детей престижно. «Аль-маль валь банин зинат аль-хайят» («Богатство и дети суть украшения жизни») — эта фраза приписывается Мухаммеду, и ее смыслу должен следовать любой истинный мусульманин, если, конечно, у него это получается.

Ожидание ребенка — всегда радость. Когда молодая женщина сообщает мужу о своей беременности, эта новость воспринимается с большим удовлетворением: опасение, что жена бесплодна, всегда подспудно беспокоит его и его семью. Молодая семья, разумеется, желает иметь сына. Сын — наследник имени, будущий хозяин дома и опора старых родителей. Женщина, которая родила сына, более уважаема и любима мужем и его родителями. Девочка в традиционном мусульманском обществе всегда рассматривается как товар, не имеющий цены: она все равно покинет дом. Правда, полученные за нее деньги в виде выкупа от семьи будущего мужа могут послужить росту благосостояния ее родителей.

Сейчас отношение к женщине меняется, хотя все зависит от социального положения ее родителей и условий, в которых она живет. Ниже я поделюсь некоторыми сведениями об обычаях, связанных с рождением ребенка в провинциальной тунисской семье среднего достатка, жившей несколько десятков лет тому назад. Как и всякие обычаи, частично они ушли в прошлое, а частично соблюдаются и сегодня.

Когда время родов приближается, молодая женщина раскрашивает хной ладони рук и ступни ног и отправляется в баню, где хорошо прогревается. Считается, что это должно облегчить роды. Она собирает детское приданое, причем пеленки по традиции доставляют родители молодой. Все близкие родственники в ожидании этого радостного события собираются в ее доме, попутно осматривая и давая оценку и присланным пеленкам, и другим детским вещам.

Детское приданое складывается в сундучок. Причем в это приданое входят и вещи, которые потребуются ребенку до двухлетнего возраста. Все рубашечки с тесемками на правой стороне называются «седрия». Так же именуют мужскую жилетку в арабских странах, этим же словом называют детскую вышитую распашонку, в комплекте с которой идет вышитый тем же рисунком и сделанный из той же ткани чепчик — «тартур».

На седьмой после рождения день ребенка одевают особенно тщательно. Чепчик сменяется шапочкой «такия», распашонка — шелковой рубашкой «сурия». В этот день молодая мама встает с постели, готовит обед для всей семьи, а ребенок получает имя, которое повторяет имя деда или покойного дяди. Имя, если это мальчик, выбирают среди 99 имен Аллаха — «асма алла ал-хосна». Для девочки наиболее предпочтительны имена дочерей Мухаммеда.

По религиозной традиции следует остричь ребенку волосики, взвесить их и раздать милостыню неимущим. Размер подаяния должен соответствовать весу этих волосиков в пересчете на золото. Предусмотрена и другая церемония — «акика»: родители молодой женщины дарят барана, которого режут, а мясо раздают также неимущим соседям и родственникам.

На седьмой день ребенка впервые купают. В сосуд, где вода греется, бросают серебряную монету или серебряный браслет. Эта церемония купания младенца, на которую собирается вся семья, называется «тасхима».

В церемониях седьмого дня участвует кроме родственников также «кабла» (акушерка), которая принимала ребенка. Как правило, это пожилая женщина, получившая свою профессию по наследству от матери или от свекрови. Кабла можно легко узнать по одежде даже на улице: она носит длинное зеленого цвета платье — «джебба», а ее лицо закрывает темная шелковая вуаль — «саба». Как правило, все акушерки принадлежат к обители какого-либо святого, причем занимают гам главенствующую среди женщин роль. Поэтому к ее имени добавляют слово «нкиба», т. е. «главная», «уважаемая».

Часто кабла совмещает свою профессию с другой: она омывает покойников, что, впрочем, нисколько не умаляет ее достоинства и не снижает уважения к ней.

Кабла появляется по первому зову в доме роженицы. Она приходит вместе со своей помощницей («саддада») и специальным креслом-стулом, на котором арабки, да и не только арабки, рожают в домашних условиях. Этот стул высотой 65–70 сантиметров и шириной 45 сантиметров имеет обитое материей сиденье, в котором сделано овальное отверстие. Стул окрашен в зеленый цвет. Вместе со стулом кабла приносит жаровню («канун») и курильницу для благовоний — небольшой глиняный сосуд («даггар»), куда на горящие угли бросают сухую лаванду. Пахучий дым должен отгонять злых духов и облегчать роды. Кабла устраивается на небольшой скамеечке лицом к роженице, которая рожает в кресле и крепко удерживается саддадой за плечи. Ребенка кабла принимает на руки, затем перерезает ему пуповину перочинным ножом, который приносит с собой в сумке, и перевязывает ее шелковой ниткой красного цвета.

Роды проходят в присутствии женщин, поэтому кабла первым делом показывает им ребенка, объявляя, кто родился. Если мальчик — женщины трижды испускают приветственные крики и одна из них выскакивает за дверь, чтобы сообщить «бшара» (радостную весть) отцу или деду.

Кабла делает и первый туалет ребенку. Она протирает тело младенца теплой салфеткой, подогретой на принесенной жаровне, массирует череп, чтобы придать ему круглую форму, и натирает тельце маслом. Затем пеленает дитя, а головку заматывает шелковой лентой, называемой «асаба». Веки ребенка кабла подкрашивает порошком сурьмы («кохль»), чтобы «усилить его зрение», а своим указательным пальцем, смоченным в смеси соленого масла и меда, называемой «лайк», она дотрагивается до неба, чтобы «развязать язык». После всех этих церемоний акушерка пеленает ребенка, и присутствующие женщины под собственные причитания передают его из рук в руки.

Однако роженица тоже нуждается в заботе, и ее осторожно укладывают в кровать. Ей готовят специальный гоголь-моголь, куда кроме яичного желтка и меда добавляют топленое масло. Эта питательная смесь называется «хлитин». Роженица облачается в новую красивую рубашку, часто из шелка, расшитую золотыми или серебряными нитями, ее волосы убирают под широкую ленту, на которой вышито изречение из Корана. Если рождается мальчик, на лбу молодой матери делают точку из благовонной смолы, называемую «вашка махтума». Приготавливая смолу, читают Коран.

Вообще каждая семья в Тунисе имеет небольшой сундучок, в который складываются вещи, нуждающиеся в благословении Аллаха. Этот сундучок обычно относят в мечеть или обитель марабута, где над ним читается Коран; тем самым все предметы становятся освященными. В содержимое такого сундучка входят одежда, бутылки с водой, хлеб и другие предметы.

Мать роженицы скромно пристраивается у ног своей дочери на кровати, к которой привязывается кусок ткани; в нем — скорлупа яйца, зубчик чеснока, сушеный стручок красного перца и кусочек древесного угля. Все это должно уберечь молодую маму от сглаза и злых духов. Некоторые семьи соблюдают такой обычай: мать роженицы прикрепляет специальные амулеты на грудь своей дочери, чтобы было много молока, а к кровати подвешивает разрисованное куриное яйцо. Мне показали в Тунисе такое яйцо на базаре, где их раньше продавали в большом количестве. Яйцо было забрано в кожух в виде перекрестных кожаных полосок и разрисовано полумесяцами, рыбками и ладонями. Сегодня такой амулет стал заурядным сувениром.

Все родственники оберегают и роженицу и ребенка от сглаза, злых духов и недобрых людей. Дед ребенка, особенно если родился мальчик, дарит своему внуку самый дорогой во всех смыслах (и по цене, и по содержанию) подарок, называемый «таклид». Это — золотая или серебряная цепочка с большим набором различных амулетов. Я видел на тунисском рынке такое ожерелье. Центральное место в нем занимает «базванк». Этим турецким словом именуют сделанный из серебра небольшой пенал, в который вложена записка с именами сподвижников пророка Мухаммеда, принимавших участие в битве при Бадре — «источнике пресной воды и рыночном пункте, расположенном в том месте, где дорога в Медину соединялась с главным караванным путем». Эта битва, происшедшая в 624 году между мусульманами во главе с Мухаммедом и его противниками из Мекки, окончилась победой мусульман и явилась важным моментом, способствовавшим росту авторитета последователей новой религии. Сам список имен последователей пророка, вложенный в пенал, так и называется — «ахль Бадр», т. е. «люди Надра». На цепочку навешиваются и другие амулеты. На одном таклид я насчитал 13 предметов, включая серебряный пенал со списком. Здесь были ключ, рыба, пистолет, ящерица, сабля, колокольчик, замок, небольшой круглый сосуд с благовонием, топорик, ладонь с глазом и полумесяцем, круглая полированная бляшка из серебра и кусочек красного коралла. Все эти предметы не случайно навешиваются на ребенка. Сейчас уже нет людей, которые могли бы точно объяснить назначение каждого из них. Об этом можно лишь догадываться, хотя, без сомнения, каждый амулет в представлении тунисцев чрезвычайно важен и несет определенную функциональную нагрузку в борьбе со злом.

Сразу после рождения ребенка мать или свекровь готовит «ашида», жидкую кашу из пшеничной муки, приправленную маслом и медом. Эта традиция характерна для всех тунисских семей, богатых и бедных, и связана с обычаем готовить это же блюдо в праздник дня рождения пророка Мухаммеда. Ашида раздается всем родственникам, соседям и знакомым и символизирует появление нового члена общества. «Я не пробовал у него ашида», — говорит тунисец, чтобы дать понять, что не знает о рождении у кого-либо ребенка.

Все, кто приходит поздравить свою родню с рождением ребенка, разумеется, вручают подарки и новорожденному, и молодой матери. Самый ценный подарок, как упоминалось, дарит дед. Другие родственники приносят украшения из золота или серебра (в зависимости от их благосостояния) и очень редко деньги. Всех угощают пирогом с сухими фруктами, фисташками и медом. Это чисто тунисское кушанье готовят только по случаю рождения ребенка и посылают всем родственникам и друзьям.

В лавках тунисских торговцев сувенирами я видел много предметов, связанных с совершением некоторых традиционных обрядов. Но сейчас этих предметов становится все меньше: их вытесняют дешевые кожаные поделки, глиняные изделия, ковры и коврики, цветастые рубахи с арабским орнаментом и броскими названиями на европейских языках различных тунисских городов. И все равно визит на восточный базар всегда заманчив, ибо там можно неожиданно найти такие вещи, которые вызовут массу приятных воспоминаний и реминисценций.

Меня интересуют монеты. Товар в общем-то неходовой для тунисцев, скорее специфический, на любителя, не массового спроса. Поэтому у меня была некоторая доля уверенности в том, что здесь, в Тунисе, еще не налажено серийное производство фальшивых монет, и если тебе повезет, то можно приобрести настоящую римскую монету, чеканенную в одном из 27 монетных дворов Римской империи, или-ее «варварское» подражание, которое легко угадать по более грубому деградированному стилю. Кстати говоря, обладать фальшивой монетой, например так называемым «падуанцем», тоже можно считать большим везением. Резчик монетных штемпелей итальянского города Падуя Джованни Кавино, живший в XVI веке, изготавливал копии и подделки римских бронзовых монет, которые могут отличить от настоящего античного оригинала только специалисты. Этим же делом промышлял и другой фальшивомонетчик — Беккер, умерший в 1830 году в Германии. Он вырезал 662 штемпеля, которыми чеканил подделки римских серебряных денариев и золотых ауреусов (1 ауреус = 25 денариям). Вряд ли стоит строго судить этих искусных мастеров своего дела, если даже известный греческий философ Диоген Синопский (ок. 400–325 годы до нашей эры) в молодости вместе со своим отцом Икесием занимался ремеслом фальшивомонетчика. Диоген вошел в историю философии как гражданин мира — «космополит», практиковавший крайний аскетизм и живший в двухметровом глиняном пифосе (бочке) из-под вина. Его участие в изготовлении фальшивых синопских драхм, на мой взгляд, не менее интересный факт его биографии.

На центральной улице тунисского рынка немало лавок, где среди цветастых керамических тарелок и кожаных сумок можно увидеть глиняные миски, куда без разбору свалены античные и средневековые монеты, которые находят крестьяне на своих полях, при тайных раскопках древних развалин или при разборке античных построек. Жизнь в древние времена была очень беспокойна, и, чтобы уберечь свои капиталы, человек при приближении врагов или отъезде в дальний юрод чаще всего доверял свои сбережения земле. Хозяин закопанного клада нередко погибал, и деньги оставались в земле до тех пор, пока кто-нибудь через несколько веков, а то и тысячелетий не находил их в развалинах или на пшеничном поле, бывшем некогда усадьбой свободного римского горожанина или вольноотпущенника либо местом очередного сражения. Наемные солдаты Карфагена и Римской империи прятали получаемые за службу деньги в поясах под латами или колпаках под шлемами. Вдали от родных мест, в тяжелых походах или сражениях наемники погибали, и нередко их предавали земле вместе с их жалким снаряжением и имуществом. Вот почему в Тунисе, Ливии и других странах южного побережья Средиземного моря находят небольшие клады, состоящие из пяти десяти серебряных и медных монет.

Но встречаются и крупные монетные клады. Мне говорили, что в Ливии, в районе города Мисурата, во время строительства дороги в 1984 году бульдозерист вывернул из песка амфору, полную золотых римских монет, еще не бывших в обращении: поле монеты, изображение и легенда на лицевой и оборотной сторонах были совершенно не стерты. Предполагают, что в эту амфору во время очередного политического осложнения было спрятано жалованье солдат римской когорты, стоящей в этом городе. Возможное время этих событий — III век.

На развалинах любых античных памятников мальчишки и солидные торговцы предложат вам старые монеты. То же можно сказать и о Тубурбо-Майусе, богатом городе, основанном берберами в центре плодородной равнины. Он был захвачен римским полководцем Сципионом Младшим во время последней, Третьей Пунической войны (149–146 годы до нашей эры), но в отличие от Карфагена оставлен целым, а в 27 году до нашей эры был избран местом для устройства колонии солдат-ветеранов императора Октавиана. Она просуществовала до конца VI века, когда эта Republica Felix, т. е. Счастливая Республика, пережившая несколько периодов упадка и подъема, была разрушена вандалами.

В другом городе, Эль-Джем, вокруг амфитеатра, шестого по величине в мире и лучше сохранившегося, чем римский Колизей, расположено несколько лавчонок для туристов с обязательным набором современных тунисских керамических изделий и фигурок, сработанных под древность местными мастерами. В одной из лавок я купил несколько монет, из которых одна бронзовая монетка с профилем императора Максимина (235–238 годы правления) оказалась настоящей.

Уроженец Фракии, горный пастух, человек гигантской силы и исключительной храбрости, завербованный в войско Септимия Севера, Максимин от простого солдата дослужился до командующего армией. Возглавив заговор против Александра Севера и убив его, стал императором, правда никогда не посетившим в этом качестве Рима. Он выступил во главе армии против германских племен, угрожавших римским границам, и нанес им поражение. Тем не менее римская знать, а также провинциальные крупные рабовладельцы были недовольны господством в империи «фракийского варвара». Это недовольство усилилось налоговой политикой Максимина, заботившегося только о нуждах воинов. Так, в 238 году против Максимина Фракийца поднялось население римской провинции Африка и именно в Эль-Джеме императором был провозглашен местный проконсул, богатый землевладелец, 80-летний Марк Антоний Гордиан Семпрониан. Соправителем Гордиана I стал его сын Гордиан II. Однако наместник Максимина в Нумидии Капеллиан без труда подавил восстание. При столкновении с верными Максимину войсками Гордиан II был убит, а его отец Гордиан I в Карфагене покончил жизнь самоубийством. В том же, 238 году римский сенат провозгласил императорами двух сенаторов — Пупиена и Бальбина. Получив известие о восстании в Риме, Максимин двинулся в Италию. Города закрывали перед ним ворота. В армии начался голод. Воины, недовольные лишениями, расправились с Максимином и его сыном. Но гибель императора не принесла спокойствия. В Риме по требованию войск и плебса императором стал 14-летний внук Гордиана I — Гордиан III, который правил шесть лет и даже успел принять участие в роковом для него походе против персов. Его соперники Пупиен и Бальбин были убиты преторианцами.

При таких напряженных событиях, часть которых разворачивалась вокруг Эль-Джема с его амфитеатром, вмещающим 30 тыс. зрителей, вполне возможно предположить, что местные жители, да и сами правители прятали деньги в самом надежном в то время месте — в земле.

К возникновению кладов были причастны и рабочие монетных дворов в Римской империи, состоящие из рабов и вольноотпущенников. В период выступлений против неугодных императоров, естественно, с монетных дворов исчезали большие суммы, которые либо оседали в руках восставших, либо опять же прятались в землю до лучших времен. О таком самом крупном восстании в Риме — оно пришлось на годы правления императора Аврелиана (270–275) — рассказывает римский историк IV века Аврелий Виктор — автор книги «О цезарях». По его словам, 7 тыс. римских солдат погибло при штурме монетного двора, расположенного на холме, где укрепились восставшие «монетарии»[58]. Да и в древнем Карфагене — он находился в 10 километрах от современной столицы Туниса, — где был монетный двор, наверняка тоже происходили волнения и хищения монет.

Мой поход на тунисский рынок оказался довольно удачным. Среди десятка покрытых черно-зеленой патиной монет я обнаружил несколько монет Галлиена (годы правления: 253–268), который был, пожалуй, одной из колоритнейших фигур среди римских императоров III века.

Для Римской империи III столетие было временем тяжелых гражданских войн и внешних кампаний, поразительным смешением роскоши и нищеты, сильных и жестоких личностей, искавших и не находивших выхода из судорожной агонии рабовладельческого общества. В этот бурный век императоры менялись очень часто: в Риме и его провинциях сменилось 50 императоров, в то время как в первые два столетия новой эры было 22 императора.

Кровопролитная борьба претендентов на власть, бывшая на виду у всех, сопровождалась наступлением христианства на официальную религию Рима, на культ римских богов и императора. Римский юрист и философ Тертуллиан, родившийся около 160 года в семье римского офицера, прожил долгие годы в Карфагене и в 195 году принял христианство. Будучи активным защитником новой религии, пресвитер карфагенской общины Тертуллиан свидетельствовал о большом влиянии христиан в Карфагене в III веке. В период кризиса Римской империи в середине III века начались серьезные гонения на христиан. В 250 году император Деций (249–251) потребовал поголовной присяги, что выражалось в участии в императорском культе. Тот, кто приносил установленное жертвоприношение перед статуей императора, получал особое свидетельство. Тот же, кто отказывался от этой процедуры, рассматривался как враг империи. Многие христиане были брошены в тюрьмы или казнены[59].

В 257 году император Валериан начал новое гонение на христиан, во время которого погиб один из крупнейших христианских деятелей того времени — епископ карфагенской общины Киприан. Кстати, тот же Киприан, не только религиозный деятель, но и автор ряда книг, характеризуя обстановку в середине III столетия, писал, что «дороги сделались опасны от бесчинства разбойников, моря захвачены пиратами и весь мир, как бы разделенный на два противоположных лагеря, залит кровью»[60].

В Северной Африке в течение всего III века шло глухое брожение в среде крестьянства. Наибольших волнений оно достигло в 238 и 291 годах, а в начале IV столетия вылилось в широкое движение циркумцеллионов. Под религиозными лозунгами христианской секты донатистов, основанной епископом Карфагена Донатом, это движение носило ярко выраженный характер социального протеста. «Странствующие толпы неимущих бедняков, бродившие вокруг жилищ» — так переводится понятие «циркумцеллионы»; сами же они называли себя «святыми» или «борцами божьими», выступая в качестве мстителей за угнетенных и против-пиков общественного неравенства. Циркумцеллионы освобождали рабов и колонов, заставляли рабовладельцев бежать за повозкой, прислуживать своим бывшим рабам. Это движение поддерживали кочевые берберы. Оно приняло хроническую форму и длилось на протяжении IV–V веков[61].

Портрет сына и соправителя Валериана, императора Галлиена (который, кстати говоря, прекратил преследования христиан), довольно известен по его скульптурным изображениям, хранящимся в музеях Италии, Берлина, Парижа и Копенгагена. Один из скульптурных портретов Галлиена в мраморе находится в ленинградском Эрмитаже. Небольшой, всего 22 сантиметра высотой, он отличается от других его изображений резко повернутой головой и решительным взглядом запавших глаз из-под нависших надбровных дуг. Автор очень четко уловил характер императора — храброго и удачливого полководца, любившего подчеркивать свое спокойствие и равнодушие к ударам судьбы. Так, когда ему сообщили о том, что от Римской империи отпал Египет, он сказал: «Ну что ж? Разве мы не можем существовать без египетского полотна?» Когда Галлиен узнал, что в Малой Азии произошло крупное землетрясение и скифы напали на римские гарнизоны, он произнес: «Ну что ж? Разве я не могу жить без пирожных?» После потери Галлии Галлиен, засмеявшись, воскликнул: «Неужели безопасность государства обеспечивается атрабатскими плащами?»[62] Из Малой Азии в Рим поступали мед и фисташки, которые шли на изготовление пирожных, а шерстяные плащи, производимые в Галлии и называемые по имени города атрабатскими, были широко распространенной одеждой.

Я внимательно рассматриваю лицевую сторону монеты с портретным изображением императора в лучевой короне. Да, на монете точно изображен Галлиен. Об этом свидетельствует надпись: «Gallienus Avg».

На некоторых монетах имя выбито не полностью, края неровные — оборваны, со щербинками. Такое впечатление, что монеты были забракованы, а затем кто-то все же пустил их в обращение. Во всяком случае, монеты — новые, изображение на лицевой стороне в основном четкое. Портретное сходство всех монет довольно полное. Особенно поражает одна повторяющаяся деталь — курчавая борода императора. Галлиен носил довольно своеобразную бороду, которая располагалась на нижней части подбородка, заходя на шею, а на щеках переходила в бакенбарды, соединяющие бороду с волосами на голове. На всех монетах изображение бороды соответствует скульптурным изображениям в музеях. Именно эта деталь портрета и дает основание утверждать, что на монетах выбит именно император Галлиен, которому посвящено немало восторженных слов и хулы.

Римский историк Гребеллий Поллион (один из шести авторов сборника «Scriptores historiae Augustae» — «Писатели истории Августов», посвященного биографиям императоров от Адриана до Нумериана) пишет о недолго царствовавшем в Галлии императоре Марии (который произнес обвинительную речь против Галлиена), ставшем единоличным правителем Рима после пленения персами его отца в 260 году. Осуждая Галли-ена за его пристрастие к вину, роскоши и женщинам, Марий, бывший кузнец, говорил: «Хотел бы я всегда заниматься железом, а не погибать от вина, цветов, бабенок, трактиров, как это делает Галлиен, недостойный своего отца и своего знатного рода»[63].

Положение на границах Римской империи в период правления Валериана и Галлиена было очень сложным. Два крупных племенных союза германских племен — франки и алеманны — перешли Рейн; готы непрерывно вторгались из-за Дуная в провинции империи, жестоко опустошая их, набеги кочевников Мавритании угрожали римским провинциям в Северной Африке, в частности неоднократно прорывая Триполитанский вал, построенный императором Августом для защиты Великого Лептиса, Эа и Сабраты; персидский царь Шапур занял Месопотамию. Валериан, оставив своего сына управлять западной частью империи, отправился на Восток. Он вытеснил персов из Сирии, но в 260 году в бою с персами, осаждавшими город Эдесса в Западной Месопотамии, попал в плен, а его армия была уничтожена. Валериан умер в плену, и его сын и соправитель Галлиен стал полноправным императором Рима. Когда ему доложили о пленении и смерти отца, Галлиен, любивший подражать философам Эллады, перефразировал слова «лучшего из философов», сказавшего о сыне: «Я знал, что родил смертного», таким образом: «Я знал, что мой отец — смертный»[64].

Одно за другим вспыхивали восстания. Власть Галлиена фактически признавалась только в Риме и Италии. В Египте, Галлии и других провинциях военачальники провозглашали себя императорами. Алеманны угрожали самому Риму. В 263–264 годах в Сицилии восстали рабы. В Средиземном море появились морские разбойники. В завершение ко всему в Италии разразилась эпидемия чумы, а в Малой Азии произошло сильное землетрясение. Подземные толчки были и в Италии и в Северной Африке, в частности в Ливии.

Политическая анархия в Римской империи усилилась. Пустая казна покрывалась с помощью чеканки неполноценной монеты. Деньги настолько обесценились, что торговый обмен стал чисто натуральным. Натурой собирали налоги, натуральными продуктами выплачивали жалованье чиновникам и воинам.

Но все это сухая, учебная история.

Галлиен же, изображенный на купленных в тунисской лавке монетах, был оригинальной личностью, причем его экстравагантность не сводилась только к породе, по которой его можно легко узнать спустя и 17 столетий. Выходец из сенатской знати, он был сторонником греческих культурных традиций и вынашивал утопическую идею вернуть благополучие Римской империи с помощью гармонических форм искусства. Недаром его попытки возродить искусство древних греков историки называют «галлиеновским ренессансом». Они же отмечают приверженность императора к изобразительному искусству, его покровительство художникам, поэтам, философам. Сам Галлиен был незаурядным поэтом. Когда он женил своих племянников, все сто приглашенных греческих и римских поэтов читали в течение многих дней эпиталамы, посвященные новобрачным. В заключение праздника Галлиен, держа руки новобрачных, сказал следующие стихи, которые были признаны самыми удачными[65].

Галлиен устраивал спальни из роз, строил укрепления из фруктов, виноградные гроздья сохранял по три года, а в разгар зимы у него к столу подавались свежие дыни. Столы при нем всегда покрывались золотыми скатертями. Пил он только из золотых бокалов «и не признавал стеклянных, говоря, что нет ничего более пошлого». Галлиен следил за своей прической, придавая волосам светло-русую окраску и посыпая их золотым порошком. Император носил пурпурную хламиду с застежками, украшенными драгоценными камнями. Ремни на его обуви были также осыпаны драгоценными камнями.

Особенную фантазию Галлиен проявлял в организации различных шествий и торжеств. Наиболее впечатляющими были торжества по поводу победы над персами в 262 году, вторгшимися в Сирию и Каппадокию. Галлиен отправился на Капитолий, окруженный сенаторами, жрецами и всем сословием всадников. Огромная процессия включала: воинов в белых одеждах и народ; рабов и женщин с восковыми свечами и светильниками; 200 белых быков с золотыми перевязями на рогах и 400 белых овец, блиставших разноцветными шелковыми покрывалами; 10 слонов; 1200 пышно разодетых гладиаторов с прирученными дикими животными, богато украшенными; крытые повозки с актерами и мимами; кулачных бойцов, бившихся между собой «не по-настоящему». На всех улицах стоял шум от игр, криков, рукоплесканий. Сам Галлиен был в украшенной вышивками тоге и тунике, расшитой пальмовыми ветвями. По обе стороны от него несли по 500 золоченых копий, по 100 знамен, «драконов, значки храмов и всех легионов». Шествие замыкали переодетые люди, изображавшие разные племена — готов, сарматов, франков, а также персов, и «в каждой группе было их не меньше двухсот».

В тот неспокойный век лишь человек деятельный и решительный, предприимчивый и энергичный, обладавший волевыми качествами и даже жестокостью, пользовался уважением современников. Заговоры против Галлиена были весьма частыми. Однажды, находясь в войсках и будучи не в состоянии успокоить солдат и привлечь их на свою сторону, «Галлиен по своему обыкновению убил их всех», пишет Поллион. Человеку, занимавшему самый высокий пост в государстве и не обладавшему достаточной жестокостью, трудно было даже просто выжить, и такой мягкосердечный правитель в сознании людей III века автоматически определялся как «пропащий негодяй», который не заботится о государстве и интересах своих граждан. Вот почему биограф Галлиена с уважением говорит о том, что, «доведенный до крайности… [император] становился стремительным, храбрым, энергичным и жестоким». Именно использовав вспышку безрассудной храбрости Галлиена, противники хитростью убили его в 268 году в возрасте 50 лет.

Упреки Галлиену в его бездеятельности в основном исходили от его противников. Императору все же удалось укрепить положение на Рейне и Дунае, подавить восстание в Паннонии и в Мезии, разбить персов и местных узурпаторов в Сирии. По поводу этой победы Галлиен «предался разврату и удовольствиям. Он устроил цирковые игры, театральные представления, гимнастические игры, а также зрелища, охоты и гладиаторские игры и призывал народ веселиться и рукоплескать, словно в дни побед»[66].

Галлиен предпринял исключительный по смелости и мудрости политический шаг, когда согласился передать часть власти правителю Пальмиры — Оденату. Он оказал Галлиену большую услугу, разгромив персов в Северной Месопотамии, захватил города, лежащие в 50 километрах южнее Эдессы, где был пленен отец Галлиена, спустился до Ктесифона, столицы Сасанидов, и изгнал персидского царя Шапура I. За свои военные победы Оденат, остававшийся всегда лояльным по отношению к Галлиену, получил от него титул Duх Orientis, т. е. «вождь Востока», затем титул императора и командование над всеми римскими легионами, стоявшими в Сирии и Месопотамии. По указанию Галлиена в римском монетном дворе была выбита монета с изображением Одената, ведущего за собой пленных персов. После смерти пальмирского царя его жена Зенобия, отличавшаяся большой энергией и предприимчивостью, захватила Египет и большую часть римских владений на Востоке. «Она правила долго, не по женски… — пишет Поллион, — но тверже и искуснее к только Галлиена (лучше которого могла бы править любая девушка), но и многих других императоров»[67].

Приобретение монеты Галлиена на тунисском базаре побудило меня вспомнить историю жизни этого незаурядного римского правителя. А сколько еще монет продается на этом рынке и сколько интересных историй можно рассказать о Древнем Риме и его политике в Северной Африке!