Пятое время года

У КОЧЕВНИКОВ ЮЖНОГО ТУНИСА

Нам пора уезжать с острова Джерба. Переправившись на материк через дамбу, мы попали в город Зарзис (Джарджис). Теперь наш путь лежит на юг Туниса. Если хватит времени и упорства, может быть, доберемся до Гадамеса, хотя переправиться на ливийскую территорию скорее всего нам не удастся. Как нередко случается между соседями, отношения между Ливией и Тунисом в настоящий момент обострены до крайности, и мы, не желая испытывать судьбу, видимо, не будем забираться далеко на юг. А ближайшая наша цель — тунисские города Меденин и Татуан.

Зарзис лежит на небольшом полупустынном полуострове (ближе к материку), где до 1950 года обитали только кочевники. Однако усилиями французской колониальной администрации здесь удалось создать несколько оливковых ферм и заселить их теми же кочевниками. Вопреки ожиданиям маслины прижились и стали приносить хороший урожай. Ныне это небольшой провинциальный городок с невзрачными двухэтажными домиками, мастерскими и магазинчиками. Все гостиницы и виллы, сдаваемые туристам, стоят на берегу моря. Зарзис не является центром курортного района, поэтому отели здесь довольно скромны и цены недорогие. В центре города находится большая мечеть. До 1978 года на этом месте стоял турецкий форт, но его специально разрушили, чтобы построить мечеть. Как и всякий город на побережье, Зарзис был создан на месте римского поселения Гергиз. Римские памятники находятся в окрестностях нынешнего Зарзиса. Во-первых, это сам Гергиз, а также находящиеся поблизости Нуара и Зита.

Дорога из Зарзиса вливается в шоссе, по которому мы прибыли в Тунис из Ливии, и, продолжаясь строго на запад, постепенно переходит на равнину Джеффара и холмы, где стоит город Меденин. Эти холмы с востока на запад разрезает вади, причем город расположен на обоих берегах сухого русла.

Более старые кварталы Меденина находятся в его северной части. Улицы взбираются вверх, петляя между белыми домами с открытыми террасами. Собственно говоря, слово «меденин» в переводе с арабского означает «два города». Сегодня — это административный центр самого большого вилайета Туниса и ворота в тунисскую Сахару. Не случайно лучший отель в городе называется «Сахара»; около него стоит столб с выбитой на нем надписью: «До Каира 2606 километров». Во время второй мировой войны, в 1943 году, здесь был пункт сосредоточения 8-й английской армии, воевавшей с корпусом Роммеля и его итальянскими союзниками. Английские авторы описывают Меденин как небольшую деревушку, населенную нищими кочевниками и караванщиками.

В Меденине впервые путешественник может познакомиться с характерными для тунисской Сахары постройками, называемыми «горфа». Буквальный перевод торфа» — «комната», но в Тунисе этим словом называют сооружения, построенные из камня и глины в виде сводчатых помещений, которые используются кочевниками для хранения продуктов или в качестве жилья. Горфа издалека напоминают пчелиные соты. Они, как правило, строятся до шести этажей, хотя в Меденине горфа — трехэтажные, причем каждая комната имеет около 9 метров в длину, 2,5 метра в ширину и 2 метра в высоту. Попасть в верхние этажи этого улья можно либо по пандусу или лестнице, идущей по внешней стене, либо через специальные отверстия в потолке. Скопление на каком-либо возвышенном месте обнесенных стеной белоснежных горфа, на которые больно смотреть без темных очков, называют «ксар» (мн. ч. «ксур»). В классическом арабском языке словом «ксар» именуют дворец или замок правителя. В окрестностях Меденина есть Ксар Хаддада и Ксар Улед Дебаб, в которых устроены гостиницы для любящих экзотику туристов.

В районе Меденина, как и Татуана, кочевники обитают не только зимой, но и летом. Они выращивают зерновые культуры и овощи, прячутся от солнца в пещерах и расщелинах скал. Здесь легче найти воду для скота. Правда, нередко стада овец, коз и верблюдов бродят по пустыне под присмотром пастухов, а женщины и дети остаются близ своих ксуров. Мужчины одной семьи сбивают свой скот в одно стадо. Все верблюды помечены клеймом, называемым «шима». В случае потери или воровства верблюда наличие этого клейма служит весомым доказательством принадлежности животного тому или иному хозяину.

Сегодня в Тунисе практически нет кочевников в буквальном смысле этого слова. Весной, когда пустыня покрывается свежей зеленью, скотоводы оставляют «дар аш-шита», т. е. «зимний лагерь», который устраивается у подножия холма, где находится ксур, и перебираются в «дар аррбиа» — «летний лагерь». Специального гонца посылают на разведку. Он ищет удобное для стоянки место, хотя ныне соответствующие территории в Сахаре уже давно поделены между племенами местных кочевников. Переезд на новое место, в том числе перегон скота, занимает два-три этапа. В летнем лагере палатки ставятся не столь тесно, как в зимнем, а на некотором расстоянии друг от друга, но в то же время достаточно близко, чтобы пожелать соседу доброго здоровья и богатства. Особым поводом для подобных пожеланий служит, например, тот факт, что женщины за три зимних месяца смогли выткать новый полог для палатки.

«Мабрука даркум», — говорит один сосед другому. Это нужно понимать как «Да благословит Аллах твой дом». «Ибарек фик» (т. е. «Аллах вернет тебе свое благословение»), — отвечает тот. Или другая присказка: «Инша алла дар ждида ва ар-рокба шадида». Это можно перевести как «Дай Бог, чтобы с новым домом пришла и новая сила». «Рокба» дословно означает «колено». В представлении бедуина иметь слабые колени — значит быть слабым в ходьбе, скованным в движениях. А что может быть хуже для кочевника, чем немощь при перемещении в пустыне со скотом?!

Сахарское лето наступает в середине мая. Пустыня высыхает, и кочевники ищут новые места для водопоя и укрытия от палящего солнца. Это могут быть скалы или кустарник «ртем», растущий по склонам вади. Как только место для летнего лагеря выбрано, женщины принимаются строить легкий шалаш из хвороста и травы — «хосс». Палатку на лето сворачивают, а все имущество переносят в шалаш. Кстати, крыша хосса — неплотная, и его обитатели ночью могут любоваться крупными сахарскими звездами. Рядом с шалашом из прочных ветвей делают «седда» — небольшое возвышение на двух камнях, на которое укладывают свернутую палатку. Находясь на возвышении, она не заносится песком и в то же время не-лежит на земле.

К лету кочевники совмещают свое основное занятие с выращиванием зерновых культур в небольших, перегороженных запрудами вади. Эти запруды называются «джусур», т. е. «мосты». Мужчины уходят к далеким колодцам, чтобы сделать легкий навес для скота, который туда перегоняется, собрать сухую кормовую траву. Женщины хлопочут по хозяйству, пекут лепешки, прядут шерсть, готовят кускус впрок, на зиму. Пастухи в течение нескольких месяцев питаются в основном верблюжьим и козьим молоком и овечьим сыром. Хорошая верблюдица дает до 10 литров молока в день. Из верблюжьей и козьей шерсти делают прочную пить — «телла», которая идет на изготовление на горизонтальных ткацких станках длинных полотен («трига») для тента палатки, мешков для зерна, подпруг для верблюжьего седла и других вещей.

Сейчас кочевников даже в пустынных южных районах Туниса почти не стало. Они прибиваются к большим городам, а не найдя гам работы, часто отравляются в нефтедобывающие арабские страны. Только в соседней Ливии тунисских чернорабочих было Аллее 100 тыс. В это число вошли только те, кто официально въехал в страну. На самом же деле их гораздо больше.

О повседневной жизни бедуинов я узнал из беседы с одним тунисцем, который сообщил мне такие подробности, которые не почерпнешь ни из книг, ни из статей. Их рассказы — своего рода полевой материал этнографа, в котором отражаются представления народа или отдельных социальных групп.

Небольшое кафе в Меденине. Вокруг столов с металлической столешницей расставлены сваренные из металлических трубок стулья. Мой собеседник — Хмиси, человек средних лет, заросший седой щетиной. Его карие глаза внимательно всматриваются в собеседника. У него неторопливые жесты. Он делает небольшие паузы перед ответом на вопрос. Понимаешь, что перед тобой человек солидный, основательный, знающий предмет, о котором говорит, и не бросающий слов на ветер. Правда, он несколько смущается, но свое обещание рассказать о своих соплеменниках выполняет честно.

Хмиси происходит из конфедерации племен вергамма в которую входит его племя джелида. Сам факт создания этой конфедерации по-своему интересен, хотя Хмиси и знает эту историю отрывочно, применительно только к своему племени. А история эта довольно любопытна.

В конце XV века шериф Муса бен Абдалла прибыл и Ксар Хамдун в сопровождении шести своих сподвижников, которые поклялись друг другу в вечной дружбе и братстве. Все они были берберами по происхождению, хотя аборигены и называли их арабами. Цель у них была одна — попытаться вновь приобщить к исламу племена, которые обитали в этом районе. Вначале все шло удачно, и берберы, жившие в ямах и пещерах, стали первыми и наиболее преданными адептами подзабытой религии. Но вскоре разразилась ссора: те, кто принял религию, отказываться от своих прав в пользу новых пришельцев были не намерены. В дело вмешался местный марабут Си Муса, который восстановил мир и согласие, а также способствовал распространению арабского языка. Вскоре непокорные берберы были полностью арабизированы. Но после смерти Си Мусы распри вспыхнули вновь, и шесть так называемых братьев были вынуждены покинуть обжитые места. Они и дали название шести племенам, которые входят в конфедерацию вергамма.

Первый брат отказался было покинуть обжитое место. Желая подчеркнуть свой отказ переселиться в другое место, он покрыл голову полой своей одежды — «нгам раси». Тогда все его последователи стали называться «гомрасен». Сейчас они живут вокруг городка того же названия, расположенного в нескольких километрах на северо-западе от Татуана. Второй брат был обижен, обобран и изгнан. Убегая, он произнес «тархуни», т. е. «меня обобрали». Отсюда пошло название племени тархуна, которое живет не только в южном Тунисе, но и в Ливии, в окрестностях живописного города Тархуна. С третьим братом поступили так же. Его изгнали на юг, к берберам, живущим в горах. Покидая насиженное место, он в сердцах воскликнул: «вдерруни бель джебли!» — «Меня заставили блуждать в горах!». Вот почему потомки третьего брата стали называться «вадерна». Это племя слилось с арабским племенем улед дебаб, которое имеет свой ксар около Татуана, и поселилось в районе равнины Джеффара. Четвертый брат тоже бежал от своих преследователей, оставив все свои пожитки и даже одежду. Он прикрыл свою наготу козлиной шкурой и поэтому получил прозвище Бу Джлида, т. е. «одетый в кожу». Он и его потомки добрались до Татуана, соединились здесь с вадерна и образовали племя джелида.

Хмиси знает грустную историю Бу Джлиды, его дружбу с племенем третьего брата, хотя и утверждает, что в его племя в свое время влилось арабское племя улед шахида, пришедшее с Аравийского полуострова. Что же, как говорится, Хмиси виднее.

Пятый брат, родоначальник племени туазин, обосновался к югу от города Меденин. Собственно говоря, здесь обитало арабское племя хазем, которое и построило ксар, ставший впоследствии называться Меденин. Этот брат и его потомки были наиболее активными: они поглотили часть земли племени нуаль, жившего и в Триполитании, а для защиты своих владений основали в середине XVII века ксар Бен Гардан. Последний брат, по имени Хзури, обосновался в вади Даммер. После смерти Хзури пять его сыновей разделили между собой владения и имущество отца, причем младшему, естественно, досталась самая малость — верблюжье седло, называемое «хавайа». Отсюда и пошло племя хау-вайа, которое вместе с племенем хзур обитает в вади Даммер.

В одной из западных газет весной 1988 года я прочитал сообщение о том, что у английских женщин входит в моду… татуировка на теле, которую делают в специальных салонах, причем эта экстравагантная мода распространяется как среди молодых женщин и девушек, так и среди дам английского света. Салоны появились в разных городах и районах. Поскольку накалываются не только рисунки, но и слова, то именно по их написанию и количеству орфографических ошибок можно определить, кто и где исполнил эту татуировку.

Я вспоминаю эту информацию во время разговора с Хмиси, и у меня возникает много новых вопросов к нему. Ответы Хмиси в сжатом виде сводятся к следующему.

Во время поездки в город или любой другой населенный пункт, где имеется «хаммам» (баня), мужчина обязательно посетит ее и совершит «большой туалет». В противном случае он моется внутри палатки теплой водой. Банный день завершается надеванием чистой одежды. Существует еще обязательное омовение перед молитвой, причем оно может совершаться не только водой, но и песком, а то и несколькими камнями. «Чистота — половина веры» — так, согласно, священному преданию, сказал Мухаммед. Бедуин, например, после полового сношения становится «нечистым» и должен совершить полное омовение, чтобы очиститься от «джнаба» (загрязнения).

Бедуины всегда возят с собой «мус аль-хааджама» (бритву) и «шебха» (ножницы), чтобы приводить в порядок волосы, бороду и усы, причем делают это они довольно часто. В начале века мужчины обычно голову брили, оставляя впереди небольшую прядь волос, называемую «готтайя». Этим делом занимались мужчины. Намылив голову клиента, «цирюльник» приступал к работе после того, как направлял бритву на специальном бруске или камне — «милег». Особую заботу мужчина уделяет своим усам. Он не доверяет никому стричь или подбривать их. Ведь это символ его мужественности и мужского достоинства. Когда состригают ногти, то все обрезки собирают и выбрасывают подальше от палатки. То же делают и с волосами, ибо ногти и волосы используются в черной магии для того, чтобы околдовать их владельца и причинить ему зло.

Тяжелые условия жизни в пустыне не мешают женщине тщательно следить за своим телом. Бедуинка не посещает баню, но тщательно моется в палатке, используя для этого любое свободное время, т. е. время, когда мужчина отсутствует. Вездесущие мальчишки становятся своеобразными стражами, усаживаясь вокруг палатки на некотором отдалении. Раньше вместо мыла использовали специальную глину. В Тунисе мне показали квадратный кусок зеленого мыла, по размеру напоминающий кубик Рубика. Продавец в лавке утверждал, что бедуины предпочитают именно это мыло, отдающее запахом земли, а зеленым оно сделано именно потому, что ранее употребляемая для мытья глина была преимущественно зеленого цвета. Купание в палатке женщина использует для того, чтобы удалить на теле все волосы. Средством для этого со старых времен служит — современные косметические средства бедуинкам недоступны — серая зола, которую собирают в жаровне и очищают от кусочков угля и другого мусора. Если женщина хочет быть «мягкой и чистой», такую операцию следует повторять один раз в два месяца.

Бедуинка, как правило, сама готовит туалетную воду, пудру, специальную помаду и пахучие пластинки. Перед приходом мужа бедуинка иногда бросает в жаровню щепотку сухой лаванды или «уд аль-бухур» (букв, «пахучий сандал») и распахивает над благовонным дымом свои одежды, чтобы ее платье и тело хорошо пахли. На этот счет есть даже поговорка, которая звучит на южнотунисском диалекте так: «ал-ли ма мталлем би бхур, тетхарек ахвайджах» — «Кто не умеет пользоваться бухуром, тот сожжет свои одежды». Иногда вместо слова «ахвайджах» (одежды) употребляют «торметка» (подол, шлейф). В таком случае речь идет о неосторожной женщине, которая, желая угодить мужу и подходя к жаровне спиной и даже приседая перед ней, чтобы не упустить ни одной струйки душистого дыма, может сжечь подол своего платья.

Специальную помаду изготавливают в Гадамесе или в странах южнее Сахары. Она называется «таабаа» и продается на рынках сахарских городов в виде небольших, величиной с маленькую еловую шишку, конусов с дыркой посередине. Помаду делают из ладана, душистых смол, мускуса, квасцов. Эту смесь измельчают. К этим компонентам могут быть добавлены и другие пахучие вещества. Часто женщина, растворив помаду в воде, наносит этим составом на своем теле несколько точек, а сухой конус всегда носит с собой, искусно вплетая его в прическу с помощью тесемок, называемых «свалеф».

Бедуины южного Туниса говорят, что пригожая, опрятная женщина благоухает и этот приятный запах чувствуют люди, находящиеся в 200 шагах от нее. При этом, разумеется, они добавляют, что духи, благовония и т. п. раньше были и крепче и лучше, чем сегодня. Тем не менее и сейчас в некоторых бедуинских семьях хранится небольшой глиняный горшок — «куз», содержащий «шнуда» — сильно пахучее вещество, которое женщины используют для придания запаха волосам на голове и изготовления пластинок, помещаемых под мышки и на низ живота. Обычно компонентами этого благовония являются лаванда, сандаловое дерево, пахучие смолы и многое другое. Каждая женщина хочет иметь свой запах, поэтому способ приготовления шнуда — ее тайна.

Все путешественники всегда обращают внимание на подведенные глаза бедуинок. Как и женщины других стран, они делают это черным веществом — «кохль», приготавливаемым из кусочков растолченной в очень тонкий порошок сурьмы. Каждая женщина имеет свой сосудик с кохлем. В Тунисе он называется «махфдат аль-кохель». Бедуинка не только себе подкрашивает глаза, чтобы «оживить свой взгляд», но и наносит кохль новорожденному младенцу сразу же после того, как обрезается пуповина. Это делается для того, чтобы вместе с пуповиной ушло все плохое, что набралось в ребенке за время его жизни в утробе матери, и для того, чтобы уберечь его от сглаза. Кстати, в прежние времена девушки южного Туниса никогда не употребляли кохль до свадьбы. В виде исключения это разрешалось им делать во время скорбного праздника ашура.

Тот, кто регулярно подводит глаза кохлем, редко заболевает трахомой. Изобретение этого порошка и его применение связывают с библейским Ноем, который после потопа по указанию Бога подкрасил глаза себе и своим домочадцам, и все сразу «увидели свет».

Можно еще многое рассказать и об использовании хны, которая идет на окраску волос, разрисовку рук и ног у бедуинов и также считается целебной, что подтверждается последними исследованиями медиков. Но изложение всех случаев, когда и как используется этот зеленый порошок, который продается практически во всех странах, заняло бы много места. Меня же интересует татуировка, которая считается «постоянным амулетом». Иногда татуировку бедуины называют «легкой одеждой, которую покупают один раз и навсегда». Сейчас мужчины считают татуировку недостойным занятием, а женщины, правда в меньшей степени, чем раньше, продолжают разукрашивать свое тело голубым орнаментом, терпя при этом немалую боль и неудобства.

Татуировка, или «вашма», сначала была распространена среди оседлых берберов. У них, например, девушку не брали замуж, если она не имела вашму. Поэтому месяцев за шесть до свадьбы ее специально разукрашивали, чтобы она выглядела более привлекательной. Кочевники приняли обычай татуировки, стали широко практиковать его и даже сделали его темой своих народных песен:

Или другая:

Татуировка наносилась посредством точечных уколов иглой или разрезов, которые позволяли втереть в кожу сажу и сделать несмываемый рисунок, который через некоторое время приобретает голубовато-зеленый оттенок. В набор татуировщика входят несколько разновеликих игл, собранная с наружных стенок горшков сажа и шерстяная тряпочка. На кожу наносится рисунок, тряпкой промокается кровь, и в надрезы или наколки втирается сажа. Эти небольшие ранки, обычно воспаляющиеся, тщательно протирают оливковым маслом, листьями перца и винограда. Через несколько дней они затягиваются, подсыхают, и рисунок отчетливо проявляется.

Татуировка у бедуинов носит ритуальный характер, и нередко к ней прибегает мать, если она желает оградить свое чадо, особенно девочку, от злого глаза. Такая татуировка, называемая «айша» (та, которая дает возможность выжить), не отличается особым изяществом и делается на руке, на щеках или на лбу. Мать как бы невзначай делает небольшую ранку на теле ребенка и пальцем, измазанным в саже, проводит по этой открытой ранке. Считается хорошим признаком, если из ранки идет кровь. «Саль ад-дамм, фат аль-хамм» — «Потекла кровь, и ушло несчастье».

Такие примитивные татуировки, имеющие роль охранительных знаков, практически может делать любая женщина. Однако в период достижения половой зрелости, т. е. примерно в 13 лет, девушки и парни, которые желают быть замеченными, обращаются к профессиональным татуировщикам. Девушек обслуживают женщины, действующие в основном иглами, а ребят — мужчины, которые кроме игл используют острые бритвы и ножи для нанесения полосных ранок. Все эти операции довольно болезненны, но обычай и желание не отстать от других толкают молодых людей, особенно девушек, прибегать к услугам татуировщиков.

Передать все рисунки, которые наносятся бедуинами южного Туниса, практически невозможно. Прежде всего это геометрический орнамент, а также изображения пальмы, кривой сабли, палатки, скорпиона, пистолета, змеи, человека с саблей в руке и др. Геометрический орнамент в татуировке напоминает таковой на глиняной посуде или ковровых изделиях. Орнамент и рисунки идут вперемежку. Каждая «картинка» имеет свое название. Так, на лбу, от границы волос до переносицы, наносится «сайяла», похожая на елочку или пальму. Этот знак носит индивидуальный характер у той или иной женщины. На подбородке делается «фула» — треугольник, начинающийся от нижней губы, а на щеках — небольшие крестики — «деггага». Татуировка наносится и на другие части женского тела: руки, бедра, щиколотки, грудь. Однако особенно тщательно рисунок подбирается для лица, и это вполне понятно. У мужчин же лишь на лбу, а иногда и на запястьях вытатуированы небольшие охранительные изображения, которые сделала в детстве мать.

Может быть, богатая фантазия девушек, тщательно выбирающих рисунки для татуировки лица и тела, разжигает любопытство и страсть мужчин, подталкивая их на сочинительство любовных сонетов с обязательным упоминанием татуировки. Это довольно интересная часть бедуинского фольклора в южном Тунисе, о котором следует рассказать подробнее:

Например, на икры ног наносится татуировка «джрида». Этим словом называется пальмовая ветвь, и сам рисунок тоже похож или на одну такую ветку, или на несколько веточек. При ходьбе платье девушки нередко приподнимается, и ее джрида хорошо видна мужчинам, которые не скупятся на комплименты:

…К нам за столик подсаживается молодой парень с усиками и живыми карими глазами. Он только что спрыгнул с серого дребезжащего грузовичка «Пежо», прибывшего из столицы. Судя по потертому пиджаку и брюкам, он либо мелкий государственный чиновник, либо небогатый торговец. Последнее оказалось верным. Мой новый знакомый Салех служит в лавке своего родственника. Он приехал из провинции, учился в школе и считает себя достаточно грамотным, чтобы побеседовать с заезжим иностранцем на любую интересующую его тему. Скорее всего небольшая лавка далекого родственника в столице служит лишь подготовительным этапом к выезду на работу за рубеж, где уже находится несколько сотен тысяч тунисцев.

Салех порывается поделиться со мной своими столичными наблюдениями, но меня не интересуют тунисские горожане, которые в большей степени, чем сельские жители, восприимчивы к веяниям современной цивилизации. Их обряды в повседневной жизни в основном вписываются в представления, характерные для мусульманского городского общества. Поэтому я пытаюсь подтолкнуть Салеха к разговору о повседневной жизни его соплеменников. Немного поговорив о том о сем, мы наконец выходим на тему о врачевании разных болезней, которые практикуют и сегодня — правда, в меньшей степени, чем раньше, — бедуины в южных районах Туниса. Салех, как горожанин, толкует об этих вещах с некоторым оттенком снисходительности к своим темным, необразованным соплеменникам, которые еще не доросли до понимания важности соблюдения гигиены и обращения к достижениям современной медицины.

В каждом бедуинском племени есть мужчина и женщина, которые берут на себя роль врачевателей. Обычно это люди пожилые, уважаемые, поскольку умение облегчить страдания человека всегда связано не только с определенным запасом специальных познаний, но и с большим жизненным опытом и практикой. У бедуинов существует несколько групп заболеваний. Самая большая из них именуется «эль-хамма» (лихорадка), к которой условно относятся все болезни, вызывающие повышение температуры. Лечение ранений, вывихов и переломов тоже, естественно, известно бедуинам. Среди лекарственных препаратов Салех назвал несколько растений, из которых на оливковом масле готовят различные компрессы и примочки, но отсутствие у меня специальных знаний не дало возможности детально развить эту тему. Однако мы подробно побеседовали о двух распространенных и сегодня способах лечения: кровопускании и прижигании.

Среди племен южного Туниса существует обычай отворять дурную кровь» весной каждого года. Он практикуется и у горожан, где этот способ врачевания обычно осуществляет цирюльник. В племенах этим занимаются, по сути дела, те же цирюльники. Салех назвал их «специальными людьми, которые имеют некоторые медицинские познания». Последнее особенно нужно, когда «отворяют кровь», вскрывая вену, и кровь бьет фонтаном, повергая пациента в ужас.

Менее опасное и потому чаще практикуемое кровопускание делается небольшой раковиной, которую концом вставляют в одну из ноздрей и слегка поворачивают. Кровь течет прямо в раковину, и, когда она заполняется, ноздрю затыкают кусочком тряпочки, смоченной в уксусе.

Более сложной, но менее опасной является другая операция, к которой прибегают как мужчины, так и женщины. У мужчины, например, на затылочной части головы выбривают волосы и к этому месту приставляют небольшую металлическую банку — «мгайас». Она напоминает небольшую кастрюльку, в которой готовится турецкий кофе и которую в этих районах Туниса называют «зазва». Прежде чем банку приложить к затылку, ее разогревают с помощью подожженной внутри бумажки. Через две-три минуты на соответствующем месте головы появляется красное пятно. Это место надрезают опасной бритвой и стекающую кровь собирают в мгайас. Если кровь темно-красного, т. е. «черного», цвета, банку заполняют три раза подряд. В противном случае достаточно и одной банки.

Операции по «отворению дурной крови» некоторые бедуины осуществляют не только весной, но и чаще. Вообще этот обычай связан с наступлением весны и убеждением бедуинов в необходимости сбросить дурную, черную кровь из пережившего тяжелую зиму организма. Можно, конечно, спорить о целесообразности с точки зрения современной медицины такой операции. Что касается бедуинов, то, по утверждению Салеха, они практикуют это довольно часто и в настоящее время. При всем своем столичном скепсисе парень тоже считает, что такая операция уж точно не вредит организму человека.

Но бедуины идут не только на кровопускание, чтобы принести облегчение своему организму. При сильной головной боли, в частности от солнечного удара, на лбу делают три насечки, называемые «тешлит». Они наносятся лезвием безопасной бритвы.

Каждая рана после той или иной операции обычно замазывается специальной массой, в состав которой входят истолченные корни, листья и семена лекарственных растений. Основой приготовления этих снадобий всегда служат чистое оливковое масло, яичный белок и пчелиный мед. Для вязкости добавляется пшеничная мука. Некоторые лекарственные травы вываривают в оливковом масле и полученным составом смачивают специальные полоски хлопчатобумажной ткани.

Салех в этой беседе на медицинские темы очень возбудился и с большим знанием дела стал перечислять названия местных трав и растений, из которых готовят снадобья для лечения от укусов змей и скорпионов, открытых ран и переломов, кашля и ревматизма и других болезней. Все перечисленные Салехом лекарственные травы (ших, клиль, зрига, арар, гордаб и другие местные названия) я не смог перевести на русский язык, чтобы найти им аналоги в ботанической литературе. Салех, отчаявшись что-либо мне объяснить, сорвал веточку какого-то серенького, невзрачного растения, растер ее в пальцах и сунул мне под нос понюхать. Мне показалось, что это был запах обыкновенной полыни. Отвар из этого растения — «тигофета» — используется внутрь при укусе змей и скорпионов. Пострадавшему дают в большом количестве этот отвар, а также топленое масло и сырые куриные яйца. Если есть возможность, режут курицу и еще не остывшую куриную тушку накладывают на ранки, чтобы «оттянуть яд». Тушку этой курицы в пищу не употребляют и даже не дают собакам, ибо ее мясо отравлено — «впитало яд».

В ходе беседы мы выяснили, что кроме скорпионов, которые опасны особенно весной и летом, следует особенно опасаться змеи, местное название которой «таабан». По описаниям Салеха, длина ее достигает примерно метра, прячется она в пещерах, среди камней и в ксурах и при нападении поднимает над землей свою головку примерно на 30–40 сантиметров. Может быть, это какая-то разновидность кобры, так как ее укус смертелен для человека и такого крупного и важного животного, как верблюд. Салех, сославшись на рассказы стариков, сообщил, что эта змея сама нередко становится жертвой варана, называемого здесь «угель». Варан глушит змею ударом хвоста, перегрызает ей шею и пожирает. Когда змее удается укусить угеля, он оставляет свою добычу и начинает есть листья тигофета, после чего, если змея не успела скрыться, вновь бросается в бой. Этот рассказ о схватке варана и змеи, которую наблюдали, видимо, не один раз местные бедуины, и подсказал им идею использовать отвар тигофета при лечении от укуса змеи.

Меня же рассказ еще раз убедил в необычайной наблюдательности бедуинов и их удивительной способности использовать полученные знания в своей повседневной жизни. «Quae medicamenta non sanant, Ea ferrum sanat; quae ferrum non sanat, Ea ignis sanat» — «То, что не могут вылечить лекарства, может вылечить железо; то, что не может вылечить железо, вылечит огонь». Кочевникам южного Туниса, разумеется, неизвестно это латинское изречение, но они хорошо знают его смысл. Об этом свидетельствует хотя бы местная поговорка: «ахер два эль-кай» — «Последнее лекарство — прижигание».

Прижигание с медицинской целью делается металлическими прутьями, которые раскаляются докрасна в очагах и прикладываются к коже пациента на уровне предполагаемого больного органа. Наиболее часто практикуют способ врачевания при хроническом заболевании легких и различных невралгических болях, особенно при воспалении седалищного нерва. Точечные прижигания может делать практически любой, кто хоть раз был свидетелем этих манипуляций. Но бедуины предпочитают обращаться к человеку, имеющему репутацию высокого религиозного деятеля или происходящему из семьи известного марабута. По-видимому, в этом ритуале — прижигании каленым железом — есть какое-то религиозное таинство, и исполнение его, естественно, лучше поручить духовному лицу.

Вряд ли уместно обсуждать, насколько оба вида лечения — прижигание и кровопускание — способствуют выздоровлению больного человека. Во всяком случае, Салех, да и все его соплеменники до сих пор верят в магическую силу раскаленного железа и «отворения дурной крови».