Из трех городов, давших название Триполитании, Сабрата сохранила свое имя до наших дней. Она также была основана финикийцами.
В момент появления финикийцев на африканском побережье Средиземного моря здесь уже были оседлые поселения, обнесенные мощными стенами. Из среды ливийцев выделились вожди племен и аристократия, которые были, по-видимому, заинтересованы в сотрудничестве с финикийскими мореходами по экономическим соображениям.
Точных сведений об основании Сабраты нет, однако облик этого города, насколько можно судить по его развалинам, несет на себе более явный, чем Лептис-Магна, отпечаток финикийского влияния. Первое постоянное поселение было основано в конце VI века до нашей эры на той части побережья, которая редко посещалась мореходами. Вероятно, уже в следующем веке был образован союз Лептиса, Эа и Сабраты для отражения давления греческих колонистов. Но из всех трех указанных городов Сабрата осталась самой, если так можно сказать, финикийской по своей сути и по своему духу.
…Едем из Триполи в сторону границы с Тунисом. В пределах бывшего Триполи, уже на выезде из города, там, где находилась старая морская таможня, у отметки «13-й километр», есть съезд к морю. Сюда на пляж приезжают ливийцы и советские специалисты. На берегу небольшой лагуны стоит заброшенный заводик по обработке рыбы. Его похожее на сарай помещение пусто. Металлический причал с разбитым деревянным покрытием отбит от берега штормовыми волнами на несколько метров. Лагуна была местом стоянки финикийских мореходов по дороге из Эа в Сабрату и дальше в Карфаген. Это умозаключение, к которому я пришел на основании простых арифметических расчетов продолжительности перехода на веслах финикийских мореходов, неожиданно получило подтверждение. Мне рассказали, что один из наших специалистов, работавших в Ливии, гуляя по берегу, находил в глубоких ямках среди морского мусора кусочки бронзовых римских и греческих монет, причем этих находок было так много, что случайность их попадания в эти места исключается.
Дорога на Сабрату, лежащую в 60 километрах от нынешнего Триполи, в нашу первую поездку в декабре 1984 года была довольно оживленной. В тот период отношения между Ливией и Тунисом были дружественными, и автомашины, набитые тунисцами и их громоздкими чемоданами, неслись вдоль голубого моря в сторону Сабраты и далее в Тунис. В декабре воздух на побережье Ливии необычайно чист и прозрачен. Часто идут дожди, иногда довольно сильные. Они смывают летнюю пыль и грязь с растущих по обочине вечнозеленых кипарисов, небольших сосен и оливковых деревьев. Среди ветвей я видел темные, похожие на спелую вишню ягоды, из которых получают знаменитое оливковое масло. Зеленые деревья на красной земле выглядят необычайно эффектно. Жаль, что я не художник и не могу передать на холсте все великолепие средиземноморской зимы на африканском побережье.
Другой раз мне довелось побывать в Сабрате в начале 1986 года. К этому времени отношения между Ливией и Тунисом были разорваны, и оживленная когда-то дорога, можно сказать, опустела. Не проезжали автобусы и емкие автомашины «Пежо» со спешащими домой тунисцами, не было видно и машин с ливийскими номерами. Кое-какой поток транспорта все же был, но только до Сабраты. После этого города и до Зуара движение значительно уменьшалось, а затем прекращалось совсем. Это относилось уже к той части дороги, где нет больших городов и богатых сельскохозяйственных районов. Сейчас, когда я пишу эти строки, отношения между Ливией и Тунисом нормализовались, и я представляю, как оживилась эта трасса и как трудно пробиться в Сабрату, которая манит каждого любителя древностей.
Восстановлением Сабраты на протяжении нескольких десятилетий тщательно и любовно занимались итальянские археологи. Рельсы и вагонетки для вывоза мусора и песка еще остались на территории древнего города. Цель у итальянских ученых, действовавших по указанию фашистского правительства Италии, была довольно четкой — доказать, что Ливия как часть древней Римской империи обоснованно включена в XX веке итальянскими фашистами в состав своего государства. Ради справедливости следует признать, что итальянцы делали свою работу добросовестно и дали нам возможность сегодня любоваться развалинами Сабраты, побродить по улочкам старого города, осмотреть небольшой музей на его территории и театр, где выступал древнеримский писатель Апулей.
С шоссейной дороги в Сабрату ведет аллея невысоких кипарисов. Яркое солнце и зной, довольно сильный в полдень, даже в зимние месяцы загоняют нас под своды небольшого продолговатого здания музея, где собраны вотивные камни (лат. votum — «обет»), которые ставились на погребениях древних пунийцев. На каждом камне — символические изображения Танит (Тиннит) — одного из верховных божеств карфагенского пантеона. Танит почиталась как богиня луны или неба, плодородия, покровительница деторождения. Одним из ее символов был египетский иероглиф «анх» (символ жизни, или символ бессмертия), который впоследствии был упрощен и превратился в христианский крест.
Напротив музейного зала финикийских древностей под открытым небом находятся развалины, где в центре поднимается пунический, с конусообразной вершиной мавзолей, сложенный из обтесанных блоков красноватого песчаника. Середина его украшена тремя скульптурами львов, выполненными в стилизованной манере и больше похожими на больших собак чау-чау. Вокруг мавзолея находятся развалины домов, принадлежавших обитателям финикийского города. Каждый дом состоял из одной-двух комнат и был построен из больших песчаных блоков. По данным археологов, эта часть Сабраты застраивалась в VI–V веках до нашей эры, хотя сам пунический мавзолей датируется III–II веками до нашей эры. В последующие столетия город развивался, вышел за пределы сдерживающих его стен и в конце I столетия до нашей эры стал приобретать черты римского города.
К большой площади для общественных собраний и митингов — форуму — вели две дороги: одна — главная, пересекающая город с юга на север, называемая кардо, другая — идущая с запада на восток и именуемая декуман. В месте их пересечения и был расположен форум. Вокруг него находятся развалины основных строений, занимающие примерно 1 квадратный километр.
У южной части форума сохранились остатки трех культовых сооружений. Одни развалины — это остатки храма, построенного во II веке. Его фасад обращен к востоку, а сам храм расположен в глубине небольшого прямоугольного дворика с двумя входами. Передняя и боковые части дворика окружены невысокими портиками. Колонны портиков выполнены в коринфском стиле. Большая часть сооружений Сабраты сделана из песчаника, который добывался из карьеров на южных склонах побережья. Для предотвращения разрушения песчаника его поверхность покрывалась гипсовой штукатуркой с росписью. Из этого пластичного материала легко можно было формировать и украшения для капителей и карнизов. Мрамор был дорогим материалом, однако площадь перед храмом вымощена мраморными плитами, положенными в елочку. В храм, стоящий на подиуме, вели мраморные ступени, а сам вход тоже был отделан мрамором. Но самое интересное, что по колоннам и архитектурным остаткам археологам так и не удалось установить, какому же божеству был посвящен этот храм.
К северу от этого неизвестного храма кардо расширяется и образует квадратную площадь, в восточной части которой находится храм Антонина, а в западной — храм (дом) Либера Патера.
По пяти широким ступеням поднимаемся в храм Антонина. В центре — большой вестибюль, имеющий выход и на задний дворик. Как и в других сооружениях, его украшали колонны коринфского ордера. Площадь перед храмом, как и его фронтон, вымощена мраморными плитами. Храм посвящен императору Марку Аврелию Антонину и его соправителю Люцию Веру и построен между 166 и 169 годами, вероятно, проконсулом римской провинции Африка. У фронтона храма сохранилось основание мраморного фонтана, видимо одного из 12 фонтанов, подаренных городу неким Флавием Туллом в конце II века. Все 12 фонтанов были облицованы мрамором и украшены скульптурами, причем Флавий Тулл оплачивал также снабжение их водой.
Другой храм возведен на небольшом, украшенном лепкой подиуме. Надпись, обнаруженная в храме, свидетельствует о том, что он посвящен Либеру Патеру. Храмовая палата окружена свободно стоящими коринфскими колоннами из песчаника с рифлеными стволами. Время основания храма — I век. Известно также, что он восстанавливался между 340 и 350 годами.
Либер в римской мифологии считается богом плодородия и отождествляется с греческим богом виноградарства и виноделия Дионисом (Вакхом). В последующем Либер стал богом самоуправляющихся городов благодаря созвучию его имени слову libertas (свобода), к которому добавлялось pater (отец). Либер пользовался огромной популярностью в Риме во времена республики и империи. В римских провинциях, в частности и в Африке, Либер логически связывался с местными богами плодородия, земледелия и виноградарства. Поэтому строительство этого храма на территории римской Сабраты было вполне обоснованно.
Форум был создан на рубеже I века до нашей эры — I века нашей эры и представлял собой прямоугольную открытую площадку. Находившиеся на ней портики с серыми гранитными колоннами, имевшими коринфские капители, относились к более поздней постройке (конец II века). Грубое мозаичное основание восточного портика, отличавшегося беломраморными колоннами, наводит на мысль, что этот портик строился наспех, после постигшего город землетрясения в третьей четверти IV века.
Южная часть форума занята базиликой. В переводе с греческого «базилика» означает «царский дом», дворец для басилея (василевса), т. е. царя. Базилика представляла собой прямоугольное в плане здание, разделенное внутри несколькими рядами колонн на нефы. В середине его под крышей делались окна, которые освещали помещение, и прежде всего центральную его часть — средний (главный) неф. Французское слово nef в средние века означало «корабль». В Древнем Риме в базилике гворили суд и заключали торговые сделки, а в христианский период базилика стала образцом для строительства церквей.
Самая ранняя базилика в Сабрате была построена в середине I века. Она представляла собой прямоугольный в плане зал со входом в середине ее северной стороны, обращенной к форуму. От традиционных колонн остались лишь массивные основания. Колоннада, вероятно, поддерживала деревянные балки перекрытий. Во время раскопок здесь обнаружено несколько бюстов римских императоров I века. По-видимому, базилика, как самое крупное помещение, служила храмом, посвященным культу императоров.
Во второй половине II века базилика была перестроена. В ее западной части установили новую трибуну, полы вымостили мраморными плитами. Уже после катастрофы в третьей четверти IV века здание было восстановлено, причем за основу был взят план базилики Северов в Лептис-Магне. Новая базилика стала уже на 4 метра и короче, может быть потому, что ее собирали по частям из остатков разрушенного землетрясением архитектурного сооружения. Но и новая постройка просуществовала недолго. В 450 году она была перестроена в церковь. Здание церкви было разделено колоннами, взятыми от более ранних построек, на нефы. Алтарь был устроен в восточной части, у новой стены, разгородившей помещение. Вначале он, видимо, был деревянный, но затем его перестроили и украсили мрамором. Осколки этого мрамора были обнаружены во время раскопок.
Важной частью любой церкви (особенно это относится к начальному этапу христианства) является баптистерий, т. е. купель — помещение для крещения. В византийский период он был построен в северной части церкви. Баптистерий восьмигранной формы имел внутренний бассейн в форме креста с несколькими ступенями. Бассейн хорошо сохранился. Туристы и посетители осматривают его особенно пристрастно. Несколько минут я наблюдал за их реакцией. Европейцы — христиане — разглядывали древнюю купель с особым нескрываемым благоговением, а местные ливийцы — мусульмане — в лучшем случае безразлично, те же, кто понимал, что за сооружение перед ними, даже с известной враждебностью.
Все перестройки помещений на территории древнего города требовали от строителей различных архитектурных решений: выравнивания площадок, переноса стен и колонн и др. В процессе раскопок археологи находили капители колонн различных архитектурных стилей, остатки епископского трона, мраморные и мозаичные покрытия полов и пр. Все эти архитектурные остатки имели налет какой-то провинциальности и безвкусицы, видимо отражая неудачные попытки правителей Сабраты подняться до уровня хотя бы своего соседа по политическому союзу — Великого Лептиса.
Бродя по развалинам базилики, от которой остались несколько колонн и мраморных плит, покрывавших пол, крестообразный баптистерий и большие обтесанные блоки фундамента, невольно ловлю себя на мысли, что эти колонны и крупные блоки я уже где-то встречал. Не в Риме ли? А может быть, в ливанском Баальбеке или сирийской Пальмире?
Каждый памятник несет на себе печать какой-то личности, и если ты об этом знаешь, то и эти молчаливые камни словно начинают говорить, оживают, становятся фоном, на котором разворачивается чья-то яркая неповторимая жизнь и деятельность. Если Лептис-Магна освящен именем Септимия Севера, а Эа (напомним, что так назывался Триполи) — именем Марка Аврелия, чья триумфальная арка является единственным сохранившимся римским памятником в столице Ливии, то с кем же связана Сабрата? Ответ на этот вопрос таков: с Апулеем. Да-да, с тем самым Апулеем, произведением которого «Золотой осел» все мы зачитывались в юности. Может быть, именно в этой базилике, служившей также и судом, рассматривали дело автора этого затейливого романа, снискавшего себе громкую славу мага и волшебника.
Апулей родился в Мадавре, небольшом колониальном городке близ Карфагена, в 124 или 125 году, во время правления Адриана. Этот город, отстроенный римскими «солдатами-ветеранами», находится сейчас на территории Алжира. Апулей писал: «Родина моя лежит на границе африканской Нумидии и Гетулии. Но я отнюдь не стыжусь, что по происхождению я полугетул, полунумидиец»[28]. Апулей, конечно, кокетничает: он не имеет никакого отношения к туземному населению римской Африки. Отец его занимал пост дуумвира (колониальный эквивалент римского консула) и контролировал законодательный совет города. Он оставил сыну 2 млн. сестерциев — сумма большая по тому времени, что помогло ему получить хорошее образование. Апулей начал обучение в Мадавре с риторики и философии, завершив курс этих дисциплин в Карфагене. Здесь же он приступил к изучению греческого и латинского языков. Затем Апулей поехал в Афины, где, по его словам, «осушил… немало разнообразных чаш учености: туманящую чашу поэзии, прозрачную — геометрии, сладостную — музыки, терпкую — диалектики и, наконец, неисчерпаемый нектарный кубок всеобъемлющей философии»[29]. Апулей не упоминает здесь о своем увлечении мистикой, которая впоследствии снискала ему славу великого мага и явилась причиной его злоключений.
Из Афин Апулей направился в Рим, где, в совершенстве овладев латинским, стал выступать в суде. После странствований он возвращается в Африку, в родную Мадавру, поднаторев в ораторском искусстве и набравшись впечатлений, занимательных историй и анекдотов. По-видимому, он бывал в Сабрате, ходил в ее термы и храмы, был на спектаклях. Но основные события его жизни все же развивались в союзном городе Эа. Страсть к путешествиям привела его к мысли о поездке в египетскую Александрию. По дороге туда 30-летний Апулей заболел и остановился в городе Эа. Здесь, встретив своего приятеля и соученика по Афинам Понтиана, он поселился в его доме. То ли поддавшись уговорам друга, то ли желая обрести покой и достаток, Апулей женился на матери Понтиана, 45-летней состоятельной вдове Пудентилле. Этот брак принес ему крупные неприятности, поскольку родственники ее первого мужа, рассчитывавшие заполучить ее имущество, обвинили Апулея в том, что он околдовал Пудентиллу, которая, став вдовой, долго отказывала всем, кто сватался к ней. Обвинение в магии было очень опасным и грозило смертью[30].
Однако Апулей, представ перед судом, произнес блестящую речь в свое оправдание перед председателем суда проконсулом Клавдием Максимом. Мы не будем пересказывать этот шедевр ораторского искусства: Апулей был большим виртуозом в красноречии и в качестве бродячего оратора зарабатывал себе на жизнь во время своих турне по городам и провинциям Римской империи. Для нас важен результат: обвиняемый был оправдан, а его враги посрамлены. Этот точный факт биографии Апулея имел место не в Эа, где проживала Пудентилла, а в Сабрате, где находился конвент, или проконсульский суд. Громкая и скандальная известность мага, по-видимому, толкала местных жителей Сабраты, Эа, да и других городов приписать именно своему городу этот судебный процесс и его не менее блистательный исход.
Правда, город Эа тоже вошел в биографию Апулея не только благодаря его женитьбе на Пудентилле. Апулей прочел лекцию об Эскулапе в базилике Эа, и это выступление так понравилось жителям города, что они предложили ему стать почетным гражданином.
Дальнейшая судьба Апулея менее известна. Хотя на судебном процессе он утверждал, что не употреблял сушеную рыбу для своих приворотных целей в отношении Пудентиллы, не прятал никакого зелья в своем носовом платке и не молился по ночам таинственному истукану из дерева, тем не менее до конца своей жизни он продолжал интересоваться восточными мистическими учениями и поддерживать связи с последователями культа египетской богини Исиды, индоиранского Митры, древнесемитской Астарты и великой матери фригийской Кибелы, в честь которой жрецы устраивали мистерии с обрядами, в частности, самоистязания, самооскопления, омовения кровью жертв. Апулей вместе с Пудентиллой доживал свой век в Карфагене, где получил должность провинциального жреца. Таким образом, он завершил свою полную приключений и превратностей жизнь в покое и благополучии.
Долгое хождение по Сабрате и осмотр достопримечательностей, в том числе Капитолия, посвященного патрицианской триаде богов — Юпитеру, Юноне и Минерве, меня наверняка утомили бы, если бы не особый здоровый воздух, которым славится Сабрата. Здесь, как говорят, смешивается морской и пустынный воздух, и этот коктейль, настоенный на сухих травах и хвойных деревьях, имеет целебное свойство, способствуя расслаблению и снятию стрессов. Поэтому идем дальше.
Церковь Юстиниана (VI век) была наиболее известным христианским сооружением в Сабрате. К тому же она славилась своей удивительной мозаикой, для которой было построено специальное помещение в музее Сабраты.
Напольная мозаичная картина изображает виноградную лозу, во вьющихся разноцветных ветвях которой можно увидеть различных фантастических и реальных птиц — птицу Феникс, перепелов, павлинов и др. Стены церкви были тоже украшены, но значительно менее пышно, мозаичными панелями с обычным орнаментом и своей скромностью как бы оттеняли роскошь этого напольного шедевра древних мастеров. Мозаику смотреть вблизи неинтересно, и поэтому в этом зале сделан специальный балкон, откуда взору предстает необычайной красоты картина в виде красочного ковра, навсегда запечатлевающаяся в памяти. Специалисты считают, что работа подобного качества не могла быть исполнена местными мастерами и что скорее всего ее авторами были художники и ремесленники из стран Восточного Средиземноморья. Это предположение подтверждается еще и тем, что хранящиеся в музее две панели алтарного экрана, мраморный верх престола и две колонны из той же церкви отличаются от всех обнаруженных в Сабрате именно своим утонченным, восточным колоритом.
Апулей и его «Метаморфозы в XI книгах», как именуется его роман «Золотой осел», настраивают меня на восприятие мирских памятников, связанных с повседневной жизнью людей. Вот рядом с церковью Юстиниана — развалины торгового и жилого квартала еще дорийского периода, маленькая маслобойня с каменными жерновами и, наконец, знаменитые бани, без которых нельзя представить себе ни одного римского города.
Бани у моря считались самым большим общественным банным заведением в городе. Они сильно пострадали от оползней, и об их убранстве можно судить только по оставшимся фрагментам цветного мозаичного пола, бассейна и колонн, поддерживавших свод.
Другие, так называемые Театральные бани находились рядом с храмом Геркулеса. Храм назывался так потому, что перед ступенями лестницы, ведущей в храм, была установлена статуя сидящего Геркулеса — копия работы древнегреческого скульптора Лисиппа. От нее остались лишь отдельные фрагменты, перенесенные в музей. Театральные бани сохранились лучше, и здесь мы видим три предбанника, три отделения с бассейнами и общественные уборные, — как уже говорилось, обязательные заведения при всех банных учреждениях римских городов. Наиболее интересна напольная мозаика, которая сейчас тоже перенесена в музей. На полу мозаикой выложены предметы, употребляемые посетителями бань: мочалка, сандалии и бутыль с оливковым маслом, а также надписи: Bene Lava (хорошего мытья) и Salvom Lavisse (мытье полезно).
Третье банное заведение Сабраты получило название Бани океана. Хотя по размеру они самые маленькие, тем не менее получили большую известность прежде всего из-за своей высокохудожественной напольной мозаики. Лучший ее образец — шестиугольник с головой Нептуна — находится в музее Сабраты. На другой мозаичной картине у входа в «жаркую комнату» изображены мочалка, сандалии и сосуд с маслом.
Три бани в Сабрате — не так уж много для города с населением в несколько тысяч жителей. Римские термы были не только местом, куда люди ходили мыться. Это были увеселительные, спортивные и культурные учреждения, в которых обсуждались городские новости и решались многие деловые вопросы. Все термы состояли из аподитериума (раздевалки), тепидариума (теплой комнаты), калидариума (жаркой комнаты) и фригидариума (холодной комнаты). Бани обогревались керамическими трубами, которые проходили по стенам и под полом. Это отчетливо видно во всех термах Сабраты. Вот почему были нужны сандалии, а их изображение всегда было сделано на пороге двери, ведущей в калидариум. Все банные процедуры заканчивались массажем, и поэтому было нужно оливковое или иное ароматизированное масло. Печи для обогрева находились снаружи. Обычно термы имели небольшие бассейны, которые облицовывались мрамором. Поскольку бани в понимании римлян и, разумеется, жителей римских провинций были одним из самых посещаемых общественных мест, то роскошь, с которой отделывались термы и даже общественные уборные при них, была в их представлении вполне естественной.
Одним из самых значительных сооружений Сабраты и всей римской Африки являлся великолепный театр. Он был построен в восточном квартале города в последней четверти II века. Сложенный из массивных тесаных блоков желтого песчаника, театр гармонично вписывался в город и был удивительно красив, особенно на закате, когда сюда стекались зрители. Строительство мощного сооружения свидетельствовало об определенном благосостоянии города.
К концу II века Сабрата уже получила статус колонии, пройдя промежуточный этап муниципии, обладающей «латинскими правами». В самоуправляющемся городе только члены сената (городского совета) автоматически получали римское гражданство. Большое тяготение к колониальному статусу в римских провинциях было особенно заметно во II столетии, причем это свидетельствовало не столько об укреплении Римской империи, сколько о повышении роли колоний в империи и росте их независимости в отношении метрополии. Заметим, что Сабрата получила статус колонии последней в числе трех городов.
Раскопки театра велись итальянскими археологами до начала второй мировой войны. Ими была обнаружена лишь основа памятника. Однако тщательное изучение оставшихся описаний традиционных театральных зданий позволило реставрировать театр с его трехъярусным полукруглым «зрительным залом» и прямоугольной сценой. Если вы попадете в театр вместе с гидом, он обязательно поставит вас в центр площадки перед сценой и предложит произнести несколько фраз, которые слышны даже в самых дальних рядах. Акустические достоинства древнеримских театров общеизвестны, и театр Сабраты в этом смысле не исключение.
Однажды я побывал здесь один и смог неторопливо рассмотреть это действительно гигантское сооружение, вмещавшее 5 тыс. зрителей. Передняя сторона сцены, которая отделяет ее от оркестра, украшена мраморными горельефами, вправленными в полукруглые и прямоугольные ниши. Здесь изображены танцующие Музы, спорящие философы, а также Меркурий, Дионис, Геркулес, Сатир и другие божества и герои. Мне на память приходят слова дяди доктора Живаго — Николая Николаевича Веденяпина, который так определил суть римского общества: «Рим был толкучкою заимствованных богов и завоеванных народов, давкою в два яруса, на земле и на небе, свинством, захлестнувшимся вокруг себя тройным узлом, как заворот кишок. Даки, герулы, скифы, сарматы, гиперборейцы, тяжелые колеса без спиц, заплывшие от жира глаза, скотоложство, двойные подбородки, кормление рыбы мясом образованных рабов, неграмотные императоры. Людей на свете было больше, чем когда-либо впоследствии, и они были сдавлены в проходах Колизея и страдали»[31].
Столь резкое суждение литературного героя о римском обществе при всей своей необычности в целом отражает действительную картину жизни в Древнем Риме, его показную роскошь, разложение и упадок нравов.
Историки утверждают, что еще в начале II столетия до нашей эры римляне не знали ни поваров, ни пекарей и их скромные потребности удовлетворялись домашними средствами. Позднее, разбогатев на захвате заморских территорий, они тратили огромные деньги на сооружение роскошных загородных резиденций, на покупку опытных рабов — поваров, щедро оплачивали торжественные обеды, приобретали дорогую столовую посуду и т. п. Обычно какой-нибудь сенатор или рабовладелец для придания своей особе блеска окружал себя толпой рабов для личных услуг. Одни рабы заведовали гардеробом своего хозяина, другие — содержали экипажи и выездных лошадей, третьи — сопровождали господина в баню, четвертые — обслуживали его жену, детей и родственников. Кроме того, были рабы, исполнявшие роль писцов, рабы «у ног господина» — они выполняли все его поручения и капризы — и даже рабы-номенклаторы: в их обязанность входило называть имена лиц, с которыми встречался или должен был встретиться их владелец, излагать ему сведения об их характере, наклонностях, имущественном состоянии, предлагать хозяину возможные варианты беседы с посетителями — и все это для того, чтобы господин ничем не утруждал себя.
Но вернемся к театру в Сабрате. Из всех изображений, которые украшали этот театр, только одно, на мой взгляд, имеет к городу прямое отношение: символическое изображение Рима и Сабраты, соединивших руки в присутствии солдат. Задник сцены представлял собой трехэтажную колоннаду, от которой сейчас можно видеть только два этажа. Колонны сделаны из мрамора, туфа и даже гранита, и их капители украшены изображениями масок и животных.
Осмотр почти закончен: довольно далеко от театра расположен амфитеатр, где проходили гладиаторские бои. Я решил вернуться назад. Иду к выходу по усыпанной многочисленными черепками и осколками камня земле, разрезанной, как морщинами, тонкими тропками, пробитыми ногами тысяч туристов. Привычно смотрю на землю сквозь пожухлую траву, похожую на рыжую щетину небритого мужчины, в надежде найти какой-нибудь интересный предмет. Натыкаюсь на черные квадратики мозаики, которые здесь рассыпаны повсюду. Ведь мозаичные полы были фактически в каждом общественном помещении и жилом доме. Пройдя через оставшиеся от раскопок рельсы и опрокинутые вагонетки, направляюсь прямо к выходу. Небольшими купами растут темно-зеленые средиземноморские сосны, за спиной синеет море. Визит в Сабрату окончен, и некоторые мысли и исторические параллели приходят в голову, когда иду к машине, оставленной у въезда в археологическую зону.
Сабрата интересна тем, что здесь на небольшом пространстве сконцентрировались памятники разных эпох. Финикийцы, римляне и византийцы строили храмы богам, возводили общественные здания, жилые дома. Однако наибольшего расцвета Сабрата достигла в первые века нашей эры. Вся Северная Африка в то время делилась на четыре римские провинции: Проконсульскую Африку (римская провинция Африка), которая включала нынешний Тунис и Триполитанию; Нумидию, занимавшую восточную часть нынешнего Алжира; Мавританию Цезарейскую — западную часть Алжира; Мавританию Тингитанскую — современное Марокко[32].
Самой богатой и населенной областью была Проконсульская Африка, и, хотя ее административным центром считался вновь отстроенный Карфаген, Сабрата в списке городов занимала не последнее место.
Покидаю город. Компактное расположение остатков сооружений колонн и стен, сложенных из желтого песчаника, делает его очень уютным, и он особенно хорошо смотрится на фоне синего Средиземного моря. Здесь море играет как бы роль заднего занавеса на театральной сцене, на фоне которого разворачиваются картины и появляются новые действующие лица. А собственно говоря, это так и было. Ведь финикийцы, греки, римляне, византийцы пришли сюда по морю, которое связывало их с внешним миром. Лишь арабы пришли с востока по суше и, обосновавшись в этих местах, стали наследниками богатейшей культуры древности.